Текст книги "Большой театр. Золотые голоса"

Приглашение в 1973 году в труппу Большого театра уже прославленная певица приняла с радостью, и вовсе не потому, что наступила пора расстаться с Киевской оперой. «Я с удовольствием пришла в Большой театр, – объясняет этот закономерный шаг в своей судьбе Бэла Руденко, – потому что все мои партнеры там были великие звезды мирового класса. Большой театр тогда был такой звонкоголосый, такой яркий… Это было очень лестное приглашение. Тогда вообще Большой театр был театром № 1».

Ее следующими работами на сцене Большого стали Розина в «Севильском цирюльнике», хорошо знакомая по Киевской опере, правда, переученная на русском языке, и Марфа в «Царской невесте». Если ее Розина покоряла зрителей своим обаятельным лукавством, живостью и грацией, то Марфа с ее светлой и тихой печалью была олицетворением жертвенности. По-новому взглянуть на образ Марфы, наделенный необычайной чистотой чувств, по словам певицы, ей помогли замечания Ирины Архиповой, которая пела с ней в спектакле Любашу: «Трагедия Марфы в том, что она не чувствует своей болезни, ибо она находится вне реальной жизни, и потому эту болезнь играть не надо. А Любаша все перипетии своей любви переживает реально, ежесекундно, каждым своим нервом…» Удивительно проникновенно, с большим артистизмом, проводила певица сцену смерти Марфы, никого не укоряющей в своей смерти, исполненной просветления и чистоты. Когда она пела арию Марфы в Мексике, в публикациях писали о небесном звучании ее голоса.

Украшением в репертуаре Большого театра оставались коронные партии певицы – Виолетта и Джильда, вызывавшие восхищение, как публики, так и ее партнеров. Романтическая приподнятость и проникновенный лиризм, столь свойственные искусству Руденко, с особой силой раскрылись в новых для нее образах русской классики – Волховы в «Садко» Н.А. Римского-Корсакова, Антониды в «Иване Сусанине» М.И. Глинки и позже – Иоланты в одноименной опере П.И. Чайковского. Волхову, сказочную и вместе с тем такую земную, Руденко вновь готовила с Покровским, который восстанавливал к 200-летию Большого театра свою прежнюю постановку «Садко». А работая над Антонидой, она приняла участие в возвращении на легендарную сцену оперы «Иван Сусанин» (1978). Встреча с музыкой Глинки для певицы всегда была школой и праздником одновременно. Антонида Руденко отличалась не только поэтичностью, но и большим драматизмом, в третьем действии оперы достигая высот трагизма. Запись оперы с оркестром Большого театра под управлением М. Эрмлера с Е. Нестеренко – Сусаниным, Б. Руденко – Антонидой, Т. Синявской – Ваней в 1980 году получила в Японии высшую награду – издания в номинации «Золотой диск».

Зрители любили ее Иоланту – чистую и нежную, смущенную и печальную, взволнованную и восторженную, трогающую своим неподдельным лиризмом. Впервые на сцене Большого театра Руденко спела эту партию в конце 1981 года. Из книги Геннадия Самусева «Разговор с Бэлой Руденко» (Симферополь, 2008): «Мне, автору этих строк, повезло – практически все спектакли этой оперы Чайковского, в которых пела Бэла Руденко, я слышал. Были спектакли и с другими исполнительницами этой партии, но ближе всех моему сердцу оказалась Иоланта – Руденко… Удивительно, но практически каждый спектакль «Иоланты» мною воспринимался как новый – певица постоянно умела находить и подчеркивать какие-то незаметные ранее нюансы. Даже в прощальном спектакле она на таком нежнейшем piano спела фразу «Он первый мне открыл, что значит свет», что в создаваемом ею образе героини, к которому я, казалось, уже должен был привыкнуть, открылись совершенно новые черты».

Марфа. «Царская невеста»

Последний спектакль «Иоланты» с Бэлой Руденко состоялся в 1988 году. Тогда же, ролью одной из любимых своих героинь она завершит свою артистическую карьеру. Почему это произошло именно тогда и в этой партии? На этот вопрос она отвечает так: «Когда я в Большом театре последний раз пела в «Иоланте», вокруг меня были молодые певцы. И это меня встревожило. Меццо-сопрано могут петь долго, их героини имеют как бы возрастной запас. У колоратурного сопрано это совсем молоденькие девочки – Снегурочка, Марфа в «Царской невесте», Джильда, Иоланта… Я почувствовала, что уже не должна появляться на сцене в таких партиях…»

Продолжались концертная деятельность, выступления с тематическими программами, которыми изобиловало творчество певицы. Стоит напомнить только некоторые: «Музыка барокко», «Моцарт», «Французская музыка», «Русский классический романс», «Гречанинов», «Римский-Корсаков – Аренский», «Глинка – Даргомыжский», «Украинские композиторы на стихи русских поэтов». И, конечно, не обходились ее концерты без алябьевского «Соловья» – Бэла Руденко осталась непревзойденной исполнительницей этого романса в истории вокального искусства.

В 1995-м она вернется в Большой театр, но уже в качестве художественного руководителя оперы, не бросая педагогической работы в Московской консерватории, где начала преподавать на кафедре сольного пения еще с 1977 года (с 1989 г. – профессор). «Я не могу сказать, что это было мое, – позже скажет Бэла Андреевна, – но уверена, что эту работу я выполняла честно. Я любила всех своих коллег-артистов, любила (и люблю!) Большой театр, но все же, административная деятельность – это немного иное, и даже работа преподавательская – более творческая, ведь в ней вместе со студентами как бы заново проживаешь творческую жизнь».

Через четыре года Руденко полностью посвятит себя вокальной педагогике. Насколько высок ее авторитет в этой области, доказывают многочисленные отзывы именитых коллег – Артура Эйзена, Марка Эрмлера, Елены Образцовой, Евгения Нестеренко, который, в частности, утверждал: «Руденко стала одним из лучших преподавателей сольного пения в Московской консерватории, ее учениц всегда можно узнать по отличной технике пения, разнообразному и оригинальному репертуару, тонкой художественности исполнения…» Ее ученицы поют по всему свету. Среди них и солистки Большого театра – Ирина Бикулова, Екатерина Головлева.

В разные годы Бэла Руденко – член жюри многих международных конкурсов вокалистов, в том числе конкурса имени Глинки (ранее всесоюзного); Президент Фонда имени И.С. Козловского. В числе наград певицы – орден Ленина (1967); орден Дружбы народов (1976).

Она по-прежнему боготворит Большой театр, его великое искусство. Не приемлет Онегина и Татьяну в джинсах, как Хозе и Кармен на мотоциклах. «Постановщики подобных спектаклей наивно пытаются оказаться в роли соавторов гениальных композиторов. Но думаю, мысль о том, что они занимаются активным творческим процессом, приближая оперный театр к современному зрителю, просто их фантазия. Посмотрите – ведь на деле этого не происходит, и, наверное, потому, что классические текст и музыка абсолютно не сочетаются с таким прочтением. Да, находятся любопытные увидеть первый спектакль, иногда их бывает много, но зачастую и они уходят, не дослушав постановку даже до середины. Это неудивительно, ведь ничего общего с понятием «новое прочтение классики» такие жалкие явления не имеют».

В чем видит счастье певца, которое испытала сама? В чувстве полета: «Певцу нужны крылья, обязательно! Чувство радости от того, что он выходит на сцену и общается с публикой, своим народом».

Оперное творчество певицы запечатлено в записях: «Руслан и Людмила» (1978, дирижер Ю.И. Симонов; CD, 2007); «Иван Сусанин» (запись 1979, дирижер М.Ф. Эрмлер; DVD, CD, 2007) и др. Певица гордится своим диском песен народов мира, который записала в сопровождении оркестра русских народных инструментов под управлением Н.Н. Некрасова.

В цикле «Звезды Большого театра» выпущен CD «Бэла Руденко» на основе записей 1967–1984 гг. Слушаешь сольный диск необыкновенной певицы и всецело попадаешь под обаяние ее чарующего голоса. До слез доводит ее тающая Снегурочка (эту желанную партию ей так и не удалось исполнить на театральной сцене), ранит сердце любовью мятущаяся Виолетта, завораживает своей легендой Лакме из одноименной оперы Л. Делиба, душа поет в унисон с певицей мелодии из Концерта Р. Глиэра для голоса и оркестра… Слушаешь и не перестаешь гордиться тем, какие блестящие мастера прославляли нашу русскую вокальную культуру.

Т.М.

С

Савранский Леонид Филиппович
баритон
1876–1966

«…Известный баритон Савранский даже в пожилом возрасте поражал мощью своего голоса. Люди, слышавшие Савранского в молодые годы, в один голос утверждали, что это был человек феноменальных вокальных данных», – писал грузинский певец Б. Кравейшвили в своей книге «Незабываемое», вспоминая тех, с кем ему довелось работать на сцене Большого театра.

Эбн-Хакиа. «Иоланта»

Родился Савранский 16 (28) апреля в 1876 году в местечке Тоганча Каневского уезда Киевской губернии. Его отец, по специальности землемер, был человеком просвещенным: интересовался литературой, знал украинский и польский языки, разбирался в политике, за что и пострадал, в 1861 году сидел в тюрьме за разъяснение манифеста об освобождении крестьян.

Начальное образование Леонид получил во второй Киевской гимназии. Как и отец, он отличался начитанностью, интересом к истории и языкам. Во втором классе познакомился с драматическим театром, но театральные спектакли не вызвали в нем каких-либо особых интересов.

В 1894–1899 годах Савранский обучался в Киевском университете на естественном факультете. Его интересы широки: он пробует писать, посещает рисовальную школу, увлекается спортом и здесь добивается успехов – он известный гонщик в яхт-клубе, занимается штангой в атлетическом обществе и имеет призы. И театр пока не входит в его планы.

Но в последние студенческие годы Леонид познакомился с учениками консерватории, позднее на одном из вечеров в Музыкальном императорском училище услышал знаменитого баритона А. Бакланова и неожиданно почувствовал вкус к вокальному искусству, стал петь в студенческом хоре.

Из-за студенческих волнений университет не закончил, уехал к отцу, где изучал сельскохозяйственные промыслы, вскоре вернулся в Киев, работал кассиром в сберкассе, потом в отделе переводов в Госбанке.

И все же судьба вела Леонида к главному делу его жизни. В 1900 году один из знакомых услышал, как Савранский замечательно поет украинские песни, и посоветовал серьезно заняться пением.

Савранский поступил в Киевское музыкальное училище в класс певицы и педагога М.В. Зотовой (кстати, певшей и на сцене Большого театра), которая заверила Леонида в том, что он сможет петь на оперной сцене. Он занимается со свойственной ему увлеченностью и за два года уже знал восемнадцать партий.

В 1901 году он впервые выступил на оперной сцене, исполнив заглавную партию в опере «Евгений Онегин» П.И. Чайковского. Это было в дачной местности под Киевом, но с этого момента Савранский считал начало своей вокальной карьеры.

В 1902 он спел в Киеве партию Януша в «Гальке» С. Монюшко и часто принимал участие в выездных спектаклях.

В 1903-м окончил училище и до 1908 пел в провинциальных антрепризах. За эти годы он спел уже много партий: Валентин в «Фаусте» Ш. Гуно, Яго в «Отелло», Жермона в «Травиате», Амонасро в «Аиде» Дж. Верди Сильвио в «Паяцах» Р. Леонкавалло, Демона в одноименной опере А.Г. Рубинштейна, Онегин в «Евгении Онегине», Томский и Елецкий в «Пиковой даме» П.И.Чайковского, Эскамильо в «Кармен» Ж. Бизе – это неполный перечень опер, в которых был занят певец. Он считал эти годы удачным периодом своего творчества: накопился большой сценический опыт. Бывало, что за сезон он пел свыше ста спектаклей, иногда был единственным исполнителем баритоновых партий. В это время ему довелось познакомиться с молодым дирижером В.И. Суком, с которым он будет работать позднее в Большом театре. В Одессе, где он пел в русско-итальянской опере (часть партий на итальянском языке, часть по-русски), будет партнером выдающихся итальянцев М. Баттистини, Т. Руффо, Л. Кавальери – они восхищались его голосом. Он пел в «Кармен» со знаменитой А. Вяльцевой.

За этот же период он сделал попытку поступить в труппу Мариинского театра и дебютировал в 1907 году на его сцене в партии Демона, но не был принят. В 1909 хотел держать пробу в Большой театр, но помешала болезнь.

С 1908 по 1912 год Л.Ф. Савранский был солистом Народного дома в Петербурге, которым руководил выдающийся тенор Н.Н. Фигнер. Он ценил певца и ставил на него репертуар. Достаточно сказать, что Савранский был исполнителем партии Бориса Годунова в опере М.П. Мусоргского и спел ее сорок раз.

Критики не оставляли певца без внимания: отмечали его звучный большой баритон, приятный тембр, достаточный для многих баритональных партий диапазон голоса, яркие свободные верхи, артистические способности. Но отмечали и недостатки: однообразие эмоциональных красок, трафаретность сценических образов, недостаточность темперамента, обращали внимание на то, что «вокальные данные и артистические способности надо культивировать, и тогда певец может занять видное место на сцене».

За короткое время Савранский становится известным певцом. В спектакле «Борис Годунов» в Народном доме его услышал руководитель оперной труппы Большого театра С.Т. Обухов и предложил контракт.

Еще в начале 1912 года Леонид подписал контракт в Киев к антрепренеру М.Ф. Багрову, но с сентября он уже солист Большого театра. Савранский был уже сложившимся певцом, и его первое выступление в партии Демона не объявлялось дебютом, с этого просто началось вхождение нового солиста в репертуар.

В труппе Большого было немало блестящих певцов, которые отличались вокальными данными, не были лишены и артистического таланта; работал режиссер В.А. Лосский, который в своей работе придерживался принципов Художественного театра. И все же первое впечатление Савранского от спектаклей не было особенно положительным: «Когда я пришел в Большой театр с провинциальной сцены, то был хоть и молодым, но все же уже сложившимся певцом, и меня поразило, что при исполнении все внимание обращалось на вокальную сторону. Она настолько превалировала, что временами казалось, будто идет концертное исполнение в костюмах и гриме. Поэтому моя манера шла как бы несколько вразрез с общим ансамблем. Но постепенно этот разрыв сглаживался, и я уже не вызывал никакого удивления, напротив, меня стали приветствовать. Первым, кто поддержал меня, был Купер, сам человек чрезвычайно горячий и темпераментный. Затем и Сук признал мою манеру исполнения и очень часто просил, чтобы я был в числе исполнителей в операх, которыми он дирижировал».

Вслед за Демоном певец спел партию Валентина. А в следующем – 1913 году – Савранский спел уже десять партий разной значимости, но очень ярких, оставивших сильное впечатление.

Е.К. Катульская запечатлела нам вокальный образ певца: «Голос Л. Савранского – лирико-драматический баритон красивого, «бархатного» тембра – одинаково свободно, ярко и выразительно звучал во всех регистрах, сила и широта звука, дыхание казались беспредельными. Вместе с тем Л. Савранский прекрасно владел музыкальной декламацией и тонкими нюансами как средством художественной выразительности. Диапазон его гибкого, подвижного голоса был необычайным: для него не существовало трудностей, связанных с высокой тесситурой партии. Эти качества позволяли артисту с неизменным успехом исполнять как высокие партии лирического баритона, так и глубоко насыщенные драматические партии…»

Он спел партию Альбериха в опере «Золото Рейна» Р. Вагнера, и газета «Русское слово» писала: «Возобновлено «Золото Рейна» с несколько измененным составом исполнителей. В партии Альбериха в первый раз выступил г. Савранский. Г. Савранский удачно перевоплотился в уродливого, сладострастного и в то же время могучего в своей злобе царя гномов. Он отлично провел сцену с дочерьми Рейна, а его проклятье Вотану и Логе звучало мощно и с подкупающей искренностью».

Партии Альбериха Савранский спел еще в двух вагнеровских операх – «Зигфрид» и «Гибель богов», партию Тельрамунда в его же «Лоэнгрине». Как вспоминал С.Я. Лемешев, «его мрачный рыцарь Тельрамунд – сдержанный, суровый, но тоже масштабный характер». Он же говорил и о сильном впечатлении, которое производил Савранский в партии Бориса Годунова: «У Савранского был отличный драматический баритон – звучный, ровный, яркого металлического тембра. Но когда было надо, он звучал как бас. Я слышал многих Борисов Годуновых, но скажу по совести, что Савранский мог выдержать сравнение с лучшими исполнителями этой партии. Его умение быть на сцене одновременно пластически сдержанным и страшно напряженным, пламенным внутренне как нельзя лучше подходило к партии Бориса, под монаршими одеждами которого в тоске и бессилии плакала душа…»

Скарпиа. «Тоска»

Об этом говорила и М.П. Максакова: «Савранский был одним из выдающихся исполнителей роли Бориса Годунова… Он создавал глубоко реалистический образ преступного царя, потрясая зрителей глубиной трагедийного дарования». Она же вспоминала его Князя Игоря в одноименной опере А.П. Бородина и не только «объемный, масштабный голос», который «легко летел в зал», но и образ, в котором «Леонид Филиппович был настоящим русским витязем – богатырем и особенно запоминался в этом спектакле».

Великолепно исполнял певец партию Троекурова в «Дубровском» Э. Ф. Направника: по образу это был жестокий самодур, по голосу певец мог поспорить с любым исполнителем-басом, партия была одной из коронных в его репертуаре.

И все же лучшими из лучших партий Савранского считались Грязной в «Царской невесте» Н.А. Римского-Корсакова, Амонасро в «Аиде» Дж. Верди, Скарпиа в «Тоске» Дж. Пуччини.

В «Царской невесте» часто пела Н.А. Обухова, которая была одной из самых неповторимых исполнительниц партии Любаши. Она вспоминала: «Его Грязной поражал своей удалью, силой, темпераментом. Я и сейчас вижу его в этой роли: на нем алая шелковая рубашка, подпоясанная золотым шнуром, зеленый парчовый кафтан, боярские сафьяновые сапоги, на черных волосах тюбетейка. Великолепный, характерный грим, энергичная походка, скупые, но выразительные жесты. Леонид Филиппович был непревзойденным Грязным и очень вдохновлял меня».

М.П. Максакова, партнерша певца в «Царской невесте» и «Аиде», тоже вспоминала: «Сильнейшее впечатление – «Царская невеста», где я пела Любашу вместе с Савранским – Грязным. До сих пор вспоминаю чувство страха и безнадежности от сознания, что ты не любима им, что ты, твоя любовь не нужны ему. Мне много пришлось петь Любашу, но иногда бывало, что артист, исполняющий роль Грязного, был только партнером, подпевающим в нужных местах. Савранский же раскрывал всю сущность и глубину трагедии. Он не бросал грубых фраз – ведь можно разлюбить и ласково отвечать. Он даже жалел Любашу. Но это была оболочка без души. Я все время чувствовала, что обращаюсь к стене, что стучусь и не нахожу ответа.

Когда Грязной – Савранский, исходя слезами, просил прощения у Марфы, у меня, уже «убитой», даже появлялось чувство огромного облегчения – в этих слезах он изливал и свое горе, и горе Любаши. Описать это нельзя. Можно только почувствовать. Поэтому если Грязного пел Савранский, я знала, что буду настоящей Любашей.

Леонид Филиппович был выдающимся певцом-актером, обладавшим замечательным качеством: он заставлял своих партнеров всегда быть в творческом состоянии и сам постоянно искал новое, более совершенное звучание».

В спектакле «Аида» Максакова была исполнительницей партии Амнерис: «Все, кто видел Савранского в роли эфиопского царя Амонасро в «Аиде» Верди, никогда не забудут его. С первого появления на сцене, когда он выходил, предельно усталый, но гордый и подлинно царственный, было видно, что Амонасро не покорен, что он не только не смиряется, а кипит жаждой борьбы, мщения и дает пример своим соплеменникам. Величие, которым был проникнут весь его облик, сразу создавало ощущение трагедии целого народа. Он был грозен и неумолим, как судьба. И для Аиды был не только отец: власть его над девушкой – это власть вождя. И военачальник египтян Радамес, как и Аида, не мог противиться его силе… В какой бы роли ни представал Савранский перед зрителями, все его герои были как бы отлиты из одного куска, полны силы, огня, темперамента; развитие характера до конца стремительно шло «на одном дыхании». Для этого необходимы не только голос и сценическое дарование, но и интуиция и большая физическая сила. Творческие встречи с Л.Ф. Савранским всегда заставляли звучать самые высокие, самые сокровенные душевные струны».

На протяжении многих лет Савранский считался лучшим исполнителем этой партии, критика считала, что его образ Скарпиа был «виртуозно сделанный и вокально, и сценически» и что он «внес в образ совершенно новые краски». Он производил сильнейшее впечатление даже на тех, кто сам ее исполнял. Один из них – А.П. Иванов, который считал Савранского образцом оперного актера: «С его искусством я познакомился еще в Твери в начале 20-х годов, когда он приезжал туда на гастроли. Там я слышал в его исполнении Игоря, Бориса Годунова и Риголетто. И позже, бывая проездом в Москве, не упускал случая сходить на спектакль с его участием.

В творчестве Л.Ф. Савранского привлекала неизъяснимая непосредственность и простота исполнения. На сцене он не воспринимался как актер – он делал своих героев живыми людьми, и ничто – ни костюм Игоря или Бориса, ни заведомая условность для русского зрителя таких персонажей, как Риголетто или Амонасро, – не могло избавить от ощущения сиюминутности и подлинность происходящего, когда их играл Савранский. Сила и диапазон голоса были у него таковы, что он не испытывал ни малейших затруднений даже в самых сложных партиях, все пел как бы в свое удовольствие. К тому же и манера подачи звука у него была иная, чем у других певцов, и запоминался Савранский надолго, на всю жизнь».

Он же отметил человеческие качества Савранского, его доброжелательность по отношению к коллегам, внимание к их творчеству: «…я исполнял партию Скарпиа в опере «Тоска». Кончился спектакль, я сижу перед зеркалом, снимаю грим. Вдруг вижу, кто-то у меня за спиной, импозантный, грузный. Батюшки, да это же Савранский! Я вскочил, он протягивает руку, называет себя и говорит:

– Пришел познакомиться… Ваш Скарпиа для меня новость, очень интересная новость. Я-то его делаю открытым циником, почти садистом, а вы хитро прикрываете. Этакий благородный рыцарь по видимости получается. Пожалуй, это интереснее…

Таков он был: не посчитал ниже своего достоинства первым подойти и протянуть руку младшему товарищу, совсем неизвестному артисту. Это дорогого стоит».

Упомянутыми партиями не исчерпывались созданные певцом яркие запоминающиеся образы. Он исполнял партию Шакловитого в «Хованщине» М.П.Мусоргского, Кочубея в «Мазепе», Князя в «Чародейке», Эбн-Хакиа в «Иоланте» П.И.Чайковского. Характерные и классические партии в операх Н.А.Римского-Корсакова – Гонца в «Сказке о царе Салтане», Каленика в «Майской ночи», Головы в «Ночи перед Рождеством», Федора Поярка в «Сказании о граде Китеже», Видения в «Садко» (партия небольшая, но, как правило, поручается ведущим баритонам), Мизгиря в «Снегурочке» (одна из лучших партий певца).

Великолепен был Савранский в партиях Эскамильо в «Кармен» и Зурги в «Искателях жемчуга» Ж. Бизе. Пел ведущие партии в операх «Лакме» Л. Делиба, «Вертер» Ж. Массне, в «Самсоне и Далиле» К. Сен-Санса. И, конечно, не прошел певец мимо современного репертуара. Ему выпало петь ведущие партии в операх «Оле из Норланда» М.М. Ипполитова-Иванова, «Степан Разин» П.Н.Триодина, «Сын Солнца» С.Н. Василенко, «Трильби».

Выступал Савранский и в концертах, нередко в шефских.

В 1934 году его заслуги были отмечены званием народного артиста РСФСР. Певец награжден двумя орденами Трудового Красного Знамени в 1937 и 1951 годах.

С 1945 году Л.Ф. Савранский посвящал часть своего времени педагогической работе в художественной самодеятельности.

По завершении сценической деятельности в 1948 году Савранский был приглашен преподавать в Московской консерватории; в 1952 ему присвоено звание профессора. И хотя его педагогическая деятельность была не очень долгой – до 1954 года, Леонид Филиппович воспитал замечательных певцов: солиста Ансамбля песни и пляски им. А.В.Александрова А.Т.Сергеева, солиста Киевской оперы С. Казака, солистку Музыкального театра им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко Ж. Ф.Палаеву, солиста Будапештского театра А.Варга и др. И солистку Большого театра, певицу с мировым именем И.К.Архипову, которая сама воспитала известных учеников, но всегда говорила о своем учителе: «…он был сердечный, добрый и умный преподаватель. Леонид Филиппович обладал большим опытом выступлений на оперной сцене, чувствовал ее масштаб, знал ее требования, и эти его знания, а также желание, чтобы и другие увидели во мне то, что видел он, оперный певец и артист, сделали свое дело – я стала оперной певицей, солисткой Большого театра».

11 сентября 1966 года Леонид Филиппович скончался. Похоронен на Введенском кладбище.

Он дожил до девяноста лет, его долгая жизнь была насыщена творчеством, восхищением почитателей, любовью многочисленных близких.

К большому сожалению, записей голоса певца почти не осталось.

Но, как писал в своей книге «Незабываемое» певец Б. Кравейшвили: «Люди, слышавшие Савранского в молодые годы, в один голос утверждали, что это был человек феноменальных вокальных данных. … не сомневаюсь, что история русского вокального искусства воздаст ему должное».

Л.Р.