Текст книги "Государственная измена и шпионаж. Уголовно-правовое и криминологическое исследование"

Субъективная сторона преступления, как устанавливает теория уголовного права, – это психическая деятельность лица, непосредственно связанная с совершением преступления. Она образует психологическое, то есть субъективное, содержание преступления и поэтому является его внутренней стороной (по отношению к стороне внешней, объективной). Содержание субъективной стороны преступления раскрывается с помощью таких юридических признаков, как вина, мотив и цель[763]763
  См., например: Рарог А. И. Субъективная сторона преступления // Уголовное право. Общая часть. Учебник / Под редакцией Б. В. Здравомыслова, Ю. А. Красикова, А. И. Рарога. М.: Юридическая литература, 1994. С. 158; и др.


[Закрыть].

В связи с этим субъективную сторону состава преступления можно определить и следующим образом: субъективная сторона преступления – это психическое отношение лица к совершаемому им преступлению, которое характеризуется конкретной формой вины, мотивом и целью преступления[764]764
  См., например: Филановский И. Г. Субъективная сторона преступления // Курс советского уголовного права. Часть Общая. Том 1. Л.: Издательство Ленинградского университета. 1968. С. 404; и др.


[Закрыть].

Представляя различные формы психической активности, вина, мотив и цель органически связаны между собой и взаимозависимы. Вместе с тем вина, мотив и цель – самостоятельные психические явления с самостоятельным содержанием. Ни одно из этих явлений не включает в себя другого в качестве составной части. Юридическое значение каждого из этих признаков также различно[765]765
  См.: Рарог А. И. Указ. соч. С. 158.


[Закрыть].

Учение о вине, как справедливо отмечал А. А. Пионтковский, является одним из основополагающих элементов теории отечественного уголовного права. По уголовному праву России, без вины не может быть уголовной ответственности[766]766
  См.: Пионтковский А. А. Преступление // Курс советского уголовного права. Том II. М.: Наука, 1970. С. 257.


[Закрыть]. Это обстоятельство подчеркивается в статье 5 ныне действующего УК РФ, в которой сформулирован принцип вины:

«1. Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина.

2. Объективное вменение, то есть ответственность за невиновное причинение вреда, не допускается».

Вина – это психическое отношение лица к совершаемому им преступлению, выражающееся в форме умысла или неосторожности[767]767
  См., например: Филановский И. Г. Указ. соч. С. 405.


[Закрыть]. Данную мысль можно выразить и таким образом: вина есть психическое отношение лица в форме умысла или неосторожности к совершаемому им общественно опасному деянию, в котором проявляется антисоциальная, асоциальная либо недостаточно выраженная социальная установка этого лица относительно важнейших ценностей общества[768]768
  См., например: Рарог А. И. Указ. соч. С. 161.


[Закрыть].

Мотивом преступления называют обусловленные определенными потребностями и интересами внутренние побуждения, которые вызывают у лица решимость совершить преступление и которыми оно руководствуется при его совершении[769]769
  См., например: Там же. С. 186.


[Закрыть]. Другими словами, мотив – это источник деяния, его движущая сила[770]770
  См., например: Филановский И. Г. Указ. соч. С. 441.


[Закрыть]. А цель преступления есть мысленная модель будущего результата, к достижению которого стремится лицо при совершении преступления[771]771
  См., например: Рарог А. И. Указ. соч. С. 186.


[Закрыть].

Глубокое исследование субъективной стороны имеет большое значение для правильной квалификации преступлений, для разграничения сходных по объективной стороне посягательств, для назначения обоснованного наказания. А это является важнейшей предпосылкой обеспечения реализации закрепленных в статьях 3 и 6 УК РФ принципов законности и справедливости при применении норм уголовного права, в том числе при пресечении враждебной деятельности иностранных государств, зарубежных организаций и их представителей против нашей страны.

Между тем установление субъективной стороны государственной измены и шпионажа нередко представляет значительную трудность. Изменники и шпионы, как правило, пытаются скрыть свои истинные намерения, цели и мотивы, представить совершенные деяния как малозначительные проступки или как преступления, не имеющие отношения к враждебной деятельности иностранных государств, зарубежных организаций и их представителей, осуществляемой в ущерб внешней безопасности Российской Федерации. Спецслужбы иностранных государств и враждебные нашей стране зарубежные центры разрабатывают для связанных с ними лиц специальные легенды в целях конспирации подлинной сущности их действий. Как показывает многолетняя практика работы органов, осуществляющих обеспечение безопасности нашей страны, задача по выявлению действительного содержания вины, подлинных целей и мотивов лиц, подозреваемых или обвиняемых в государственной измене или шпионаже, может быть успешно решена только совместными согласованными усилиями оперативных и следственных подразделений.

Вина при совершении государственной измены и шпионажа выражается только в форме умысла. На это указывала формулировка пункта «а» статьи 64 УК РСФСР 1960 года, в которой прямо подчеркивалось, что измена Родине является деянием, умышленно совершенным гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности Советского Союза. В ныне действующем УК РФ (статьи 275 и 276) такого указания не содержится. Однако в этих статьях вообще ничего не говорится о форме вины. Следовательно, в данном случае необходимо руководствоваться положениями части второй статьи 24 УК РФ в редакции Федерального закона от 25 июня 1998 года № 92-ФЗ, в которой установлено:

«Деяние, совершенное только по неосторожности, признается преступлением лишь в случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса».

В статьях 275 и 276 УК РФ не упоминается о возможности совершения государственной измены и шпионажа по неосторожности. Вместе с тем характер действий при государственной измене и шпионаже позволяет сделать вывод, что эти преступления характеризуются умышленной виной, тем более что большинство из них предполагает наличие определенной цели.

На то обстоятельство, что указанные преступления всегда совершаются умышленно, и обращали основное внимание исследователи в работах, вышедших вскоре после принятия Закона СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления» от 25 декабря 1958 года. В этих трудах в большинстве случаев оставался открытым вопрос о виде умысла в указанных составах[772]772
  См., например: Смирнов Л. Н. Об уголовной ответственности за государственные преступления // Советское государство и право. 1959. № 2. С. 81; Бакшеев С. Закон об уголовной ответственности за государственные преступления // Советская юстиция. 1959. № 2. С. 26; Мишунин П. О новых уголовных законах // Социалистическая законность. 1959. № 2. С. 14–15; и др.


[Закрыть].

Между тем уголовный закон устанавливает, что умысел может быть как прямым, так и косвенным. Статья 25 УК РФ предусматривает:

«1. Преступлением, совершенным умышленно, признается деяние, совершенное с прямым или косвенным умыслом.

2. Преступление признается совершенным с прямым умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления.

3. Преступление признается совершенным с косвенным умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий, не желало, но сознательно допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично».

В научных трудах, опубликованных спустя некоторое время после издания Закона 1958 года, по данной проблеме высказывались различные мнения. Некоторые ученые утверждали, что государственная измена и шпионаж совершаются только с прямым умыслом, причем виновные сознают, что действуют в ущерб внешней безопасности страны, и желают причинить ущерб этому объекту[773]773
  См., например: Гришаев П. И., Здравомыслов Б. В. Советское уголовное право. Часть Особенная. Выпуск 1. М.: Издательство ВЮЗИ, 1959. С. 12; Загородников Н. И., Игнатов А. Н. Измена Родине // Государственные преступления: Учебное пособие по советскому уголовному праву. М.: Высшая школа, 1961. С. 32; Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР 1960 года. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1962. С. 145; Смирнов Е. А. Особо опасные государственные преступления, посягающие на внешнюю безопасность СССР // Особо опасные государственные преступления. М.: Юридическая литература, 1963. С. 90; Викторов Б. А. Цель и мотив в тяжких преступлениях. М.: Госюриздат, 1963. С. 39, 42, 45; Дмитриев П. С., Карпушин М. П. О характер умысла в особо опасных государственных преступлениях // Правоведение. 1964. № 2. С. 44–50; Якубович М. И. Особо опасные государственные преступления // Советское уголовное право. Часть Особенная. М.: Юридическая литература, 1965. С. 26; Галиакбаров Р. Р. Особо опасные государственные преступления // Уголовное право. Часть особенная. М.: Юридическая литература, 1969. С. 27; Клягин В. С. Ответственность за особо опасные государственные преступления. Минск: Вышэйшая школа, 1973. С. 35–40; Криволапов Г. Г. Особо опасные государственные преступления // Уголовное право Монгольской Народной Республики. М.: Юридическая литература, 1978. С. 26; и др.


[Закрыть]. Другие криминалисты, напротив, приходили к выводу, что закон не устанавливает, в каком именно виде должен проявляться умысел субъекта при совершении названных преступлений, и признавали возможность совершения всех форм государственной измены, а также шпионажа как с прямым, так и с косвенным умыслом[774]774
  Анашкин Г. З. Ответственность за измену Родине и шпионаж. М.: Юридическая литература, 1964. С. 136–166; его же. Особо опасные государственные преступления // Курс советского уголовного права (Часть Особенная). Том 3. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1973. С. 96–104, 124–126; Анашкин Г. З., Иванов Н. М., Терехов Г. А. Некоторые вопросы субъективной стороны преступлений, посягающих на внешнюю безопасность Союза ССР // Вопросы борьбы с преступностью. Выпуск 36. М.: Юридическая литература, 1982. С. 55–65; и др.


[Закрыть]. Отдельные авторы, допуская возможность косвенного умысла для шпионажа и выдачи государственной тайны, считали, что иное оказание помощи предполагает наличие у субъекта только прямого умысла[775]775
  См., например: Меньшагин В. Д., Куринов Б. А. Научно-практический комментарий к Закону об уголовной ответственности за государственные преступления. М.: Госюриздат, 1961. С. 20; Научно-практический комментарий Уголовного кодекса РСФСР. М.: Юридическая литература, 1963. С. 158; Пионтковский А. А. Особо опасные государственные преступления // Курс советского уголовного права. Том IV. М.: Наука, 1970. С. 93; Куринов Б. А. Особо опасные государственные преступления // Советское уголовное право. Особенная часть. М.: Издательство Московского университета, 1975. С. 28, 36; его же. Особо опасные государственные преступления // Советское уголовное право. Особенная часть. М.: Издательство Московского университета, 1982. С. 32; и др.


[Закрыть]. Несколько иной точки зрения придерживался П. И. Гришаев, утверждавший, что выдача тайны и иное оказание помощи могут быть совершены как с прямым, так и с косвенным умыслом, в то время как шпионаж требует только прямого умысла[776]776
  См.: Гришаев П. И. Особо опасные государственные преступления // Советское уголовное право. Часть Особенная. М.: Юридическая литература, 1979. С. 20, 26.


[Закрыть]. Какие-либо аргументы в пользу выделения тех или иных форм государственной измены по характеру умысла при этом не приводились. Со своей стороны полагаем, что никаких оснований для различного подхода к оценке вида умысла при разных формах государственной измены (и шпионаже) не имеется, так как содержание вины для всех форм измены и для шпионажа в законе сформулировано одинаково.

В предыдущей главе уже отмечалось, что автор разделяет мнение криминалистов, относящих все формы государственной измены, как и шпионаж, к числу преступлений с так называемым «формальным» составом. Такие преступления, как показывают исследования, не могут совершаться с косвенным умыслом[777]777
  См.: Злобин Г. А., Никифоров Б. С. Умысел и его формы. М.: Юридическая литература, 1972. С. 85; Дагель П. С., Котов Д. П. Субъективная сторона преступления и ее установление. Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1974. С. 81–82; Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. М.: Юридическая литература, 1980. С. 17; и др.


[Закрыть]. В «формальных» составах в содержание прямого умысла входит только желание совершения определенных общественно опасных действий (бездействия), образующих объективную сторону преступления. Следовательно, сознание, предвидение и желание наступления каких-либо вредных последствий находятся за пределами субъективной стороны такого состава и в содержание умысла не включаются[778]778
  См., например: Куринов Б. А. Субъективная сторона преступления // Советское уголовное право. Общая часть. М.: Издательство Московского университета, 1981. С. 187; и др.


[Закрыть]. Поэтому вполне обоснованной представляется точка зрения тех авторов, которые отрицательно решают вопрос о возможности совершения государственной измены и шпионажа с косвенным умыслом именно на основании отнесения этих преступлений к числу «формальных» составов[779]779
  См., например: Злобин Г. А., Никифоров Б. С. Указ. соч. С. 85; Игнатьев А. А., Сабуров И. В., Чепульченко А. М. Государственные преступления // Советское уголовное право. Часть Особенная. Учебное пособие. Выпуск 1. Киев: Издательство КВШ МВД СССР, 1975. С. 21–22, 27; Ермакова Л. Д. Особо опасные государственные преступления. Учебное пособие. М.: Издательство ВЮЗИ, 1982. С. 15–18; и др.


[Закрыть].

К сожалению, в УК РФ 1996 года, как и в УК РСФСР 1960 года, содержание прямого умысла раскрывается только применительно к преступлениям с «материальным» составом. На это обстоятельство автор неоднократно указывал в своих прежних работах, предлагая свой вариант соответствующей нормы, раскрывающей содержание прямого умысла в преступлениях с «формальным» составом:

«Преступление, завершение которого закон не связывает с наступлением определенных материальных последствий, признается совершенным с прямым умыслом, если лицо, его совершившее, сознавало общественно опасный характер своего деяния и желало его совершения»[780]780
  Рябчук В. К разработке нового уголовного законодательства: предложения по совершенствованию // Советская юстиция. 1988. № 21. С. 8; его же. Новый Уголовный кодекс России: новые проблемы. СПб.: ИППКС ФСБ России, 1998. С. 11.


[Закрыть].

Сходное определение дается в части второй статьи 15 Уголовного кодекса Литовской республики 2000 года:

«2. Преступление или уголовный проступок признаются совершенными с прямым умыслом, если:

1) при их совершении лицо осознавало опасный характер своего преступного деяния и желало так действовать;

2) при их совершении лицо осознавало опасный характер своего преступного деяния, предвидело возможность наступления последствий в результате его действий или бездействия, предусмотренных настоящим Кодексом, и желало их наступления»[781]781
  Уголовный кодекс Литовской республики / Перевод с литовского. СПб.: Юридический центр Пресс, 2002. С. 129.


[Закрыть].

Исходя из этого представления, содержание прямого умысла при совершении государственной измены и шпионажа можно описать следующим образом: лицо осознает общественно опасный характер своего деяния, то есть осознает, что, действуя в предварительном, единовременном или предстоящем сговоре с иностранным государством, иностранной организацией или их представителями, оказывает им помощь в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации, и желает совершить такое деяние.

Другими словами, виновный осознает:

а) что его деяние является общественно опасным, причем общественная опасность деяния проявляется в создании угрозы внешней безопасности России;

б) что он оказывает помощь иностранному государству, иностранной организации или их представителям;

в) что эта помощь оказывается им в условиях наличного или предстоящего (планируемого) сговора с указанными «адресатами»;

г) что представляемая им помощь содействует иностранным «адресатам» в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации;

д) что это содействие осуществляется соответственно в форме шпионажа, выдачи государственной тайны либо иного оказания помощи иностранным «адресатам», причем в зависимости от формы государственной измены и вида шпионажа содержание умысла в данном отношении может варьироваться.

Кроме того, в содержание умысла при совершении всех форм государственной измены и шпионажа включается желание субъекта оказать иностранным «адресатам» помощь в соответствующем виде.

Так, при шпионаже первого вида виновный осознает, кроме осознания общественной опасности деяния и существования наличного или предстоящего сговора, что он передает иностранному государству, зарубежной организации или их представителям сведения, составляющие государственную тайну, либо собирает, похищает или хранит такие сведения в целях передачи тем же «адресатам».

При совершении шпионажа второго вида субъект осознает, в частности, что действует в сговоре с иностранной разведкой, что передает ей сведения, не составляющие государственной тайны, но предназначенные для использования в ущерб внешней безопасности Российской Федерации, либо что собирает по ее заданию такие же сведения.

В содержание умысла при совершении государственной измены в форме выдачи государственной тайны включается, кроме моментов, общих для всех форм этого преступления, осознание виновным, что он сообщает иностранному государству, иностранной организации или их представителям сведения, составляющие государственную тайну.

В содержании умысла лица, совершающего государственную измену в форме иного оказания помощи, наряду с осознанием тех сторон его деяния, которое характерно для всех форм измены, следует выделить осознание им того обстоятельства, что осуществляемые им действия (бездействие) содействуют иностранным «адресатам» в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности нашей страны.

Конкретный ущерб внешней безопасности Российской Федерации лежит за рамками состава государственной измены и шпионажа, так как такой вред причиняют не сами поступки субъекта, а враждебная деятельность иностранного государства, зарубежной организации или их представителей, которой виновный содействует. Поэтому было бы неправильным в содержание умысла субъекта включать предвидение им конкретного ущерба внешней безопасности Российской Федерации, возможного в результате указанной враждебной деятельности, а также желание наступления подобного ущерба. В связи с изложенным следует признать, что для квалификации действий субъекта как образующих государственную измену или шпионаж не имеет значения, как он относился к такому ущербу. Сказанное не означает, конечно, что виновный во всех случаях не предвидит наступления ущерба внешней безопасности и не желает его. Осознавая наличие угрозы внешней безопасности в результате его действий, субъект, естественно, может предвидеть реальные результаты враждебной деятельности, осуществляемой с его помощью, а также желать их наступления. Эти обстоятельства, не влияя на квалификацию содеянного, должны, тем не менее, учитываться судом при вынесении виновному меры наказания, так как предвидение и желание ущерба свидетельствуют о более высокой степени общественной опасности субъекта.

При квалификации деяний субъекта как изменнических или шпионских следует также иметь в виду, что представители иностранного государства или зарубежной организации, вступая в преступный сговор с виновным, могут маскировать свою принадлежность к иностранным «адресатам», выдавая себя за частных лиц или участников российских учреждений, предприятий или организаций. Они могут также скрывать свои действительные функции, задачи, цели, представлять деятельность, для помощи которой они привлекают субъекта, не носящей враждебного нашей стране характера. В связи с этим виновный может и не иметь обо всех указанных обстоятельствах полного представления. Однако для привлечения субъекта к уголовной ответственности за государственную измену или шпионаж достаточно, если его сознанием охватывается, что лица, с которыми он вступает в сговор, могут являться представителями иностранного «адресата», и что деятельность, к участию которой его привлекают, может создавать угрозу внешней безопасности Российской Федерации. Как подчеркивается в Постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 14 сентября 1960 года, «Репников и Рыбкин признали, что хотя они и не знали достоверно о связи Лейна с американской разведкой, но догадывались об этом. Таким образом, они сознательно согласились через Лейна установить связь с американскими разведывательными органами и в дальнейшем выполнять их указания». Иными словами, из Постановления Пленума усматривается, что основное значение имеет не достоверное знание виновного о принадлежности вступившего с ним в сговор лица к определенному иностранному «адресату», а намерение субъекта оказывать любому иностранному «адресату» помощь в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации и сознание, что указанное лицо может являться представителем «адресата», осуществляющего такую деятельность.

Как видно из содержания диспозиции статьи 275 УК РФ, цели и мотивы государственной измены законодатель не указывает. Что касается диспозиции статьи 276 УК РФ, то мотивы совершения шпионажа в ней не упоминаются, а цель прямо указана только применительно к шпионажу первого вида: в статье разъясняется, что шпионажем признается собирание, похищение или хранение сведений, составляющих государственную тайну, в целях их передачи иностранному государству, иностранной организации или их представителям. В связи с этим считаем, что в данном случае применительно к собиранию, похищению и хранению сведений, составляющих государственную тайну, законодатель говорит о специальной цели при совершении шпионажа первого вида. Правда, не все ученые придерживаются данной точки зрения. Например, А. Ю. Шумилов полагает, что «использованный законодателем в диспозиции комментируемой статьи (статьи 276 УК РФ. – В. Р.) термин “в целях” (передачи) следует толковать не как наличие специальной цели в качестве обязательного признака субъективной стороны шпионажа, а как синоним приставки “для” (передачи)»[782]782
  Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства: Комментарий к главе 29 УК РФ. С постатейным приложением нормативных актов и документов / Автор-составитель А. Ю. Шумилов. М.: Издатель И. И. Шумилова, 2001. С. 30.


[Закрыть]. Позволим себе не согласиться с цитируемым автором. Во-первых, «для» – не приставка, а предлог. Во-вторых, представляется, что точка зрения законодателя в данном случае выражена достаточно ясно и в толкованиях не нуждается, тем более что точно такая же формулировка содержалась и в диспозиции статьи 65 УК РСФСР 1960 года.

Относительно целей, которыми руководствуется субъект, передавая «адресатам» сведения при совершении шпионажа первого вида, собирая и передавая информацию при совершении шпионажа второго вида, сообщая данные при выдаче государственной тайны, осуществляя иное оказание помощи, в статьях 275 и 276 УК РФ прямого указания нет.

Однако это обстоятельство вовсе не означает, что при совершении государственной измены в остальных формах и шпионажа второго вида субъект может стремиться к любой цели и что для квалификации действий изменника или шпиона безразлична цель, которую они ставят перед собой.

Для правильного понимания категории «цель» следует, на наш взгляд, обратиться к теории уголовного права. Любой вид общественного поведения человека обусловлен какими-либо целями и побудительными мотивами[783]783
  См., например: Волков Б. С. Мотив и квалификация преступления. Казань: Издательство Казанского университета, 1968. С. 9; его же. Мотивы преступления (Уголовно-правовое и социально-психологическое исследование). Казань: Издательство Казанского университета, 1972. С. 7; и др.


[Закрыть]. Определенные цели ставит перед собой субъект и при совершении преступного деяния, в том числе государственной измены или шпионажа. Цель преступления как элемент субъективной стороны представляет собой заинтересованность виновного лица в определенном результате и стремление к его достижению преступным путем[784]784
  См., например: Куринов Б. А. Субъективная сторона преступления // Советское уголовное право. Общая часть. М.: Издательство Московского университета, 1981. С. 191; Волков Б. С. Мотивы преступления. С. 7; и др.


[Закрыть]. Другими словами, цель – это предвидимый и желаемый результат, которого стремится достичь лицо путем совершения преступных действий (бездействия)[785]785
  См., например: Петелин Б. Я. Мотивация преступного поведения // Механизм преступного поведения. М.: Наука, 1981. С. 42.


[Закрыть]. В теории уголовного права отмечается, что целью преступления следует считать то, что хочет достичь лицо при совершении общественно опасных деяний[786]786
  См.: Филановский И. Г. Субъективная сторона преступления // Курс советского уголовного права. Часть Общая. Том 1. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1968. С. 446.


[Закрыть]. Высказывается также точка зрения, что цель преступления есть мысленная модель будущего результата, к достижению которого стремится лицо при совершении преступления[787]787
  См.: Рарог А. И. Субъективная сторона преступления // Уголовное право. Общая часть. Учебник / Под редакцией Б. В. Здравомыслова, Ю. А. Красикова, А. И. Рарога. М.: Юридическая литература, 1994. С. 186.


[Закрыть].

При этом цель деятельности субъекта не всегда можно назвать преступной, поскольку субъект может ставить перед собой цели, которые целями преступления становятся лишь потому, что преступными являются способы их достижения. В то же время и сама цель, которую ставил перед собой виновный, может быть антиобщественной или даже преступной. Представляется, что при совершении государственной измены и шпионажа субъект всегда руководствуется целью, которая, с точки зрения уголовного закона Российской Федерации, признается преступной. Точнее, виновный может преследовать при этом несколько целей, но, по крайней мере, одна из них является преступной. Именно эта цель и имеет значение для оценки содеянного как государственной измены или шпионажа. Содержание данной цели мы попытаемся раскрыть при дальнейшем изложении материала. Что касается остальных целей изменника или шпиона, то они либо вообще не имеют юридического значения, либо должны учитываться при вынесении виновному наказания как отягчающие или смягчающие обстоятельства.

Б. А. Викторов и некоторые другие авторы, исследовавшие рассматриваемую проблему во времена существования СССР, придерживались точки зрения, что всем особо опасным государственным преступлениям (по действующему законодательству – преступлениям против основ конституционного строя и безопасности государства), в том числе измене и шпионажу, присуща специальная цель, которую они называли антисоветской. Эти ученые утверждали, что всякая измена (и шпионаж) совершается с целью причинения ущерба внешней безопасности страны, поскольку, по их мнению, действовать с прямым умыслом в отношении причинения ущерба этому объекту означает совершать деяние с целью причинения такого ущерба[788]788
  См., например: Викторов Б. А. Цель и мотив в тяжких преступлениях. М.: Госюриздат, 1963. С. 39; и др. – В настоящее время такой точки зрения придерживается А. В. Рагулина (см.: Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть. Учебник / Под редакцией Л. В. Иногамовой-Хегай, А. И. Рарога, А. И. Чучаева. М.: ИНФРА – М: КОНТРАКТ, 2004. С. 512, 520).


[Закрыть]. Таким образом, прямой умысел здесь полностью сливается с понятием цели и, более того, с понятием специальной цели. Критикуя эту позицию, ряд ученых обращает внимание на то обстоятельство, что деяние, совершенное в ущерб чему-либо или направленное против чего-либо, не обязательно совершается с целью причинения ущерба этому объекту. Например, в юридической литературе справедливо отмечалось, что понятия «направленность» и «цель» хотя и тесно связаны, однако не тождественны. Направленность характеризует внешнюю, объективную, сторону деяния, показывая, против каких общественных отношений оно направлено, каким интересам оно причиняет или может причинить ущерб. Цель же, относясь к субъективной стороне преступления, характеризует тот результат, к которому стремится виновный, совершая то или иное деяние. На основе анализа уголовных дел об измене юристы сделали выводы, что, во-первых, не всякая измена совершается с целью причинения ущерба внешней безопасности страны и, во-вторых, что виновные при ее совершении ставят перед собой цели, которые носят различный характер[789]789
  См., например: Ермакова Л. Д. Особо опасные государственные преступления. М.: Издательство ВЮЗИ, 1982. С. 18; и др.


[Закрыть].

Как показывает практика, преступники часто ставят перед собой различные цели: ближайшие и отдаленные, которые находятся между собой в определенной иерархической зависимости и подчиненности. Результат того или иного действия по отношению к более отдаленной цели выступает в качестве средства ее достижения и вместе с тем является целью данного действия. В конкретном действии, таким образом, могут быть выявлены как бы две цели: цель, непосредственно достигаемая с помощью этого действия, и общая цель преступной деятельности, ради достижения которой, в конечном счете, совершаются все действия, образующие такую деятельность[790]790
  См., например: Петелин Б. Я. Установление мотива и цели преступления. М.: Издательство ВНИИ МВД СССР, 1979. С. 37–38.


[Закрыть]. В сознании субъекта эти цели представляются как мысленная модель будущего, к достижению которой он стремится[791]791
  См., например: Рарог А. Психологическое содержание умысла // Советская юстиция. 1973. № 21. С. 8; Тарарухин С. А. Квалификация умышленных преступлений при совместимости и конкуренции мотивов // Труды ВНИИ МВД СССР. № 37. М., 1975. С. 7; Саркисов Г. С. Мотив и цель преступления // Советское государство и право. 1979. № 3. С. 79; и др.


[Закрыть]. Однако при квалификации действий преступника предпочтение следует отдавать не той цели, которая наиболее полно охватывала намерения виновного и была для него главной[792]792
  Тарарухин С. А. Указ. соч. С. 7.


[Закрыть]. Преимущество при квалификации деяния должно придаваться той из целей, которая относится к наиболее важному объекту посягательства, независимо от того, являлась ли она ближайшей, промежуточной или отдаленной целью виновного. Поскольку каждая из них предвосхищалась виновным, то любая цель, в том числе и свидетельствующая о совершении более тяжкого преступления, может быть поставлена ему в вину[793]793
  Там же. С. 8.


[Закрыть].

Проведенный анализ уголовных дел о государственной измене и шпионаже показывает, что виновные в совершении этих преступлений ставили перед собой самые разнообразные ближайшие или отдаленные цели. Некоторые из них действовали с целью завоевать доверие представителей иностранного государства для обеспечения благоприятных условий проживания на территории данной страны; другие желали заручиться их содействием для выезда за рубеж их самих или членов их семей; третьи рассчитывали получить денежное вознаграждение; некоторые надеялись таким путем избавиться от шантажа или угроз. Например, Левин (фамилия изменена) дал представителям израильской разведки согласие на вербовку в результате шантажа с их стороны. Возможны факты совершения государственной измены и шпионажа с целью побудить иностранного «адресата» прекратить применение мер физического воздействия. Об этом свидетельствуют, например, материалы предварительного следствия по делу бывшего сотрудника ГРУ Чекалина (фамилия изменена), которого бельгийские спецслужбы силой принудили к сотрудничеству. В следственно-судебной практике встречались случаи, когда лица некоренных национальностей, например, еврей Щаранский[794]794
  См., например: Белая книга: свидетельства, факты, документы. М.: Юридическая литература, 1977. С. 252–255; Ермакова Л. Д. Особо опасные государственные преступления. М.: Издательство ВЮЗИ, 1982. С. 36–37; и др.


[Закрыть], грек Химониди и другие, ставили перед собой цель действовать в интересах иностранных государств, гражданами которых они себя безосновательно считали. Цель содействовать политике иностранных государств или зарубежных организаций отмечалась иногда у граждан этих государств и членов таких организаций при совершении указанными лицами шпионажа. Вместе с тем анализ изученных дел свидетельствует, что все осужденные за государственную измену и шпионаж, наряду с перечисленными отдаленными целями своей преступной деятельности, имели одинаковую ближайшую цель совершаемых ими деяний. Такой ближайшей целью во всех случаях была цель вступить в преступный сговор с представителями иностранного государства (разведки) или зарубежной организации и оказывать им помощь в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности нашей страны. При этом виновные сознавали, что достижение указанного ближайшего результата является необходимым условием реализации их более отдаленных целей. Так как эта цель относится к наиболее важному объекту и имеет основное юридическое значение, то именно она и должна приниматься во внимание при квалификации действий виновного.

В связи с этим полагаем, что для квалификации действий субъекта как образующих государственную измену или шпионаж необходимым признаком является цель субъекта вступить в преступный сговор с иностранным государством (разведкой) или зарубежной организацией в лице их представителей и принять участие в их враждебной деятельности против нашей страны, способствовать такой деятельности. Сказанное, однако, не означает, что цель причинения ущерба внешней безопасности Российской Федерации не встречается при совершении государственной измены и шпионажа. С такой целью нередко действуют изменники и шпионы. Но для квалификации действий виновного по статьям 275 или 276 УК РФ не обязательно устанавливать подобную цель: достаточно доказать, что субъект имел цель войти в преступный сговор с иностранным «адресатом» и содействовать ему в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности нашей страны.

Возможны ситуации, когда российский гражданин в процессе оказания иностранным «адресатам» помощи в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности нашей страны совершает какое-либо преступление, необходимым признаком которого является специальная цель. К таким преступлениям относятся, например, акт терроризма (статья 205 УК), террористический акт (статья 277 УК), вооруженный мятеж (статья 279 УК), диверсия (статья 281), нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой (статья 360 УК), и т. д. В таких случаях, по нашему мнению, в сознании виновного, наряду с целью вступить в преступный сговор с «адресатами» и содействовать им во враждебной деятельности, имеются и специальные цели, предусмотренные диспозициями перечисленных статей. Практика показывает, что иностранные «адресаты», проводящие враждебную деятельность в ущерб внешней безопасности нашей страны, организуют совершение таких преступлений, преследуя именно те цели, которые изложены в названных статьях УК РФ:

– цели нарушения общественной безопасности, устрашения населения либо оказания воздействия на принятие решений органами власти при организации актов терроризма;

– цели прекращения государственной или иной политической деятельности государственного или общественного деятеля при организации террористического акта;

– цели свержения или насильственного изменения конституционного строя Российской Федерации либо нарушения ее территориальной целостности при организации вооруженного мятежа;

– цели подрыва экономической безопасности и обороноспособности нашей страны при организации диверсии;

– цели провокации войны или осложнения международных отношений при организации преступления, предусмотренного статьей 360 УК РФ; и т. д.

Ставя перед собой цель – принять участие во враждебной деятельности иностранного «адресата» в ущерб внешней безопасности России путем совершения указанных преступлений – изменник присоединяется к перечисленным целям «адресата», содействуя их достижению[795]795
  См.: Курляндский В. И. Общая характеристика и система составов особо опасных государственных преступлений // Особо опасные государственные преступления. М.: Юридическая литература, 1963. С. 29; Волков Б. С. Мотивы преступления. С. 117.


[Закрыть]. Поэтому субъективная сторона действий изменника в подобных ситуациях характеризуется наличием специальной цели, предусмотренной соответствующей статьей УК РФ.

С вопросом о цели преступления тесно связана проблема мотива преступного деяния, хотя эти понятия и не тождественны. Мотив – это осознанное побуждение, вызывающее решимость лица совершить определенное общественно опасное деяние[796]796
  См., например: Куринов Б. А. Указ. соч. С. 191; Волков Б. С. Указ. соч. С. 6.


[Закрыть]. В юридической литературе встречаются и другие, хотя и близкие к приведенному, определения мотива. Например: «Мотив – это осознанное побуждение к определенному действию, иначе говоря, это источник действия, его движущая сила»[797]797
  Филановский И. Г. Указ. соч. С. 441.


[Закрыть]. Или: «Мотивом преступления называют обусловленные определенными потребностями и интересами внутренние побуждения, которые вызывают у лица решимость совершить преступление и которыми оно руководствовалось при его совершении»[798]798
  Рарог А. И. Субъективная сторона преступления. С. 180.


[Закрыть].

Как уже отмечалось, в статьях 275 и 276 УК РФ отсутствуют указания на мотивы совершения государственной измены и шпионажа. Об этом неоднократно сообщалось и в юридической литературе. Поэтому исследуемые общественно опасные деяния могут быть осуществлены по различным мотивам, содержание которых при наличии необходимых признаков состава не меняет общей квалификации содеянного как государственной измены или шпионажа[799]799
  См., например: Турецкий М. В. Особо опасные государственные преступления. М.: Издательство Московского университета, 1965. С. 19; и др.


[Закрыть].