Текст книги "Государственная измена и шпионаж. Уголовно-правовое и криминологическое исследование"

Изучение уголовных дел о государственной измене и шпионаже показывает, что при расследовании и рассмотрении в суде чаще всего устанавливаются следующие мотивы совершения этих преступлений:

– враждебное отношение к конституционному строю нашей страны;

– враждебное отношение к представителям национального, этнического, религиозного или конфессионального населения Российской Федерации;

– корысть;

– авантюризм, стремление к риску, приключениям;

– трусость;

– малодушие;

– стремление избежать ответственности за правонарушения и т. д. Перечисленные мотивы можно подразделить на три группы:

1) политические мотивы;

2) низменные мотивы;

3) бытовые мотивы.

Вместе с тем необходимо отметить, что, как установлено психологической наукой, человеческое поведение, в том числе преступное, является полимотивированным. Оно порождается не одним, а многими мотивами, при детерминации одного или группы побуждений, взаимодополняющих и подкрепляющих друг друга. Поэтому мотивацию следует понимать как систему мотивов, побуждающих человека к определенному поступку[800]800
  См.: Петелин Б. Я. Мотивация преступного поведения. С. 60.


[Закрыть].

Анализ изученных уголовных дел о государственной измене и шпионаже подтверждает приведенное научное положение. По всем просмотренным делам преступники при совершении указанных преступлений руководствовались не одним каким-либо мотивом, а их совокупностью. Для всех лиц, привлеченных к ответственности за государственную измену, были характерны политические мотивы, поскольку каждый имел негативные взгляды на конституционный строй либо на политику, проводимую Правительством. В связи с этим представляется, что субъект, полностью свободный от такого рода воззрений и активно одобряющий конституционный строй нашей страны и ее политику, не может совершить государственную измену, в какую бы неблагоприятную ситуацию он ни попал. Сказанное, разумеется, не всегда относилось к иностранным гражданам и лицам без гражданства, привлекавшимся к ответственности за шпионаж, так как им конституционный строй и политика России были чаще всего просто безразличными. Однако политические мотивы, как правило, не были главными, поскольку на принятие виновными решения о совершении государственной измены и шпионажа во всех случаях значительное влияние оказывали низменные, чаще всего корыстные[801]801
  См., например: Петелин Б. Я. Установление мотива и цели преступления. С. 29; Волков Б. С. Мотивы преступления. С. 42; и др.


[Закрыть], а иногда и бытовые, мотивы. Сочетание низменных и бытовых мотивов, а также значение отдельных побуждений в процессе мотивации преступного решения в изученных делах было различным. Наличие у виновного низменных мотивов, указанных в пункте «е» части первой статьи 63 УК РФ (совершение преступления по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды, а также с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение), должно рассматриваться как отягчающее наказание обстоятельство и учитываться при вынесении ему приговора. В то же время, если субъект совершил государственную измену или шпионаж по мотиву сострадания к кому-либо, надеясь таким путем облегчить участь попавшего в беду человека, данное обстоятельство следует рассматривать как смягчающее наказание (пункт «д» части первой статьи 61 УК РФ).

Следует отметить, что в изученных делах не встретилось фактов, когда государственная измена или шпионаж совершались бы по хулиганским мотивам, из мести или ненависти по отношению к конкретным лицам, из зависти, ревности или ложно понятых интересов службы.

Приведем анализ мотивов, которыми руководствовались субъекты при совершении государственной измены, по материалам изученных автором уголовных дел. При этом следует сделать два замечания. Первое. В некоторых делах (30 %) мотивы изменнической деятельности не были в достаточной степени изучены, главным образом в связи с заочным расследованием и рассмотрением уголовных дел, поскольку обвиняемые в это время находились за границей. Во-вторых, почти все изменники, как уже отмечалось, руководствовались сразу несколькими мотивами, в связи с чем суммарное число лиц с теми или иными мотивами превышает 100 %.

Итак, негативным отношением к национальному, религиозному, конфессиональному большинству населения страны, то есть националистическими, в том числе сионистскими, мотивами руководствовались 28,57 % из числа изменников, привлеченных к уголовной ответственности по изученным делам. Самая большая доля (35,71 %) приходилась на субъектов со стяжательскими и корыстными мотивами. Примерами могут служить бывшие сотрудники ГРУ Сметанин[802]802
  См., например: Эрли П. Признания шпиона (Подлинная история Олдрича Эймса) / Перевод с английского. М.: Международные отношения, 1998. С. 214–215, 285–286, 300–301; и др.


[Закрыть] и Московского Управления КГБ Воронцов[803]803
  См., например: Бобков Ф. Д. КГБ и власть. М.: Издательство «Ветеран МП», 1995. С. 246–247.


[Закрыть], получившие от ЦРУ крупные суммы в американских долларах. Авантюризмом, любовью к риску и приключениям руководствовались виновные в 28,57 % случаев. Карьеристские мотивы были выявлены у 22,85 % изменников. Трусость и малодушие в связи с боязнью ответственности за совершенные правонарушения наблюдались у 5,71 % виновных в государственной измене. Сострадание, главным образом в виде желания помочь близкому человеку, занимавшемуся враждебной нашей стране деятельностью, руководило субъектами в 4,28 % случаев государственной измены. Самую малую долю (1,42 %) занимала боязнь разоблачения в связи с шантажом со стороны иностранных разведчиков.

Изучение субъективной стороны преступного деяния ставит перед исследователями и практическими работниками ряд сложных и важных проблем. Нет, пожалуй, другой проблемы, которая бы так противоречиво рассматривалась наукой уголовного права и вызывала бы столько трудностей при решении вопросов об основании и пределах уголовной ответственности, квалификации преступлений и т. д. Особенно большие затруднения возникают тогда, когда в психике лица, совершившего общественно опасное деяние, неправильно отражается реальная действительность.

При совершении любого умышленного преступления, в том числе государственной измены и шпионажа, субъект осмысливает и оценивает характер своих действий и их возможные последствия. Такое осознание осуществляется лицом в большей или меньшей степени правильно в зависимости от обстановки и от его личных качеств: опыта, знаний, способностей, умения, навыков, привычек, характерологических свойств личности[804]804
  См.: Антонян Ю. М. Взаимодействие личности и конкретной жизненной ситуации перед совершением преступления // Механизм преступного поведения. М.: Наука, 1981. С. 96.


[Закрыть]. Однако в ряде случаев у субъекта формируются не соответствующие объективной реальности представления, причины которых заключаются в его заблуждении относительно свойств и последствий деяния. Такие заблуждения в теории уголовного права принято именовать ошибками, которые подразделяются на юридические и фактические ошибки[805]805
  См.: Якушин В. А. Ошибка и ее уголовно-правовое значение. Казань: Издательство Казанского университета, 1988. С. 47–57.


[Закрыть].

Юридическая ошибка представляет собой заблуждение лица о правовых свойствах совершенного деяния. Как отмечает В. А. Якушин, «ошибки в противоправности могут быть различными, и в зависимости от того, какой признак будет положен в основу классификации, мы получим ту или иную классификацию. В… уголовном праве ошибку в противоправности деяния обычно подразделяют следующим образом: 1) ошибка относительно преступности или неприступности деяния, 2) относительно квалификации содеянного, 3) относительно наказуемости деяния. Не умаляя практической значимости приведенной классификации, отметим, что ошибку в противоправности можно подразделить на виды и по другим основаниям. Это позволит раскрыть новые грани, связи и опосредования изучаемого явления.

Так, если положить в основу деления заблуждений в противоправности структуру уголовно-правовой нормы, то можно выделить:

а) заблуждение в отношении вида и размера уголовно-правовой санкции за совершенное деяние, б) заблуждение в предписании диспозиции уголовно-правовой нормы, в) заблуждение лица относительно гипотезы уголовно-правовой нормы, г) заблуждение относительно правовой нормы в целом.

Можно классифицировать ошибку в противоправности с учетом того, как отражается в сознании виновного содержание противоправности. С учетом заблуждения в содержании противоправности следует выделить: а) заблуждение относительно правомерности деяния при фактической противоправности его; б) заблуждение, когда лицо полагает, что совершается уголовно-противоправное деяние, в то время как оно не является уголовно-противоправным либо является правомерным; в) заблуждение, когда по ошибке нарушается иная уголовно-правовая норма, чем та, которая охватывалась сознанием лица.

Лицо может ошибаться относительно числа уголовно-правовых норм, которые оно нарушает при совершении преступления. С учетом заблуждения лица относительно количества нарушаемых уголовно-правовых норм можно выделить такие ошибки в противоправности: а) лицо полагает, что нарушается несколько норм права, а фактически нарушается лишь одна уголовно-правовая норма;

б) когда лицо нарушает больше уголовно-правовых норм, чем оно намеревалось нарушить»[806]806
  Там же. С. 55–56.


[Закрыть].

Все перечисленные юридические ошибки, как правило, не влияют на квалификацию содеянного и на определение меры наказания. Исключение составляет так называемое «мнимое преступление», когда субъект расценивает свои действия как преступные, в то время как фактически они такими не являются. В подобной ситуации уголовная ответственность, разумеется, исключается. Юридические ошибки при совершении государственной измены и шпионажа случаются крайне редко, так как в нашей стране и, по существу, во всех без исключения государствах общеизвестно, что эти преступления являются общественно опасными, противоправными и наказуемыми деяниями. Только в двух из просмотренных уголовных дел этой категории встретились утверждения обвиняемых, что они не считали свои действия противоправными. Так, Химониди заявлял, что он, несмотря на наличие у него советского паспорта, не считал себя гражданином нашей страны, и как этнический грек полагал себя вправе оказывать помощь Греции в проведении враждебной деятельности против СССР. Казачков, давая объяснения по поводу своих контактов с американским разведчиком, показал, что он занимался оформлением документов на выезд за границу и выход из гражданства СССР. Поэтому он якобы пришел к выводу, что законы нашей страны на него уже не распространяются, хотя к моменту совершения преступления фактически нашего гражданства он не утратил и иностранного гражданства не приобрел[807]807
  См.: Демидов П. П. С поличным. Л.: Лениздат, 1982; и др.


[Закрыть]. Правда, было ясно, что такие утверждения Химониди и Казачкова входили в систему их защиты и не соответствовали действительной оценке ими своих действий.

Гораздо чаще по делам о государственной измене и шпионаже встречаются фактические ошибки, то есть заблуждение субъекта относительно характера и степени общественной опасности деяния и его последствий. В. А. Якушин полагает, что в рамках такого рода заблуждения можно говорить об ошибке: 1) в объекте; 2) предмете; 3) личности потерпевшего; 4) способе совершения преступления; 5) средствах преступления; 6) квалифицирующих обстоятельствах; 7) характере последствий совершаемого деяния; 8) смягчающих и отягчающих обстоятельствах[808]808
  См.: Якушин В. А. Указ. соч. С. 54.


[Закрыть].

Отметим сразу, что при совершении государственной измены и шпионаже не встречаются ошибки в квалифицирующих обстоятельствах и характере последствий совершаемого деяния. Это вызвано тем, что в диспозициях статей 275 и 276 УК РФ квалифицирующие обстоятельства не упоминаются, а последствия этих преступлений для квалификации значения не имеют, так как изучаемые деяния относятся к «формальным» составам. Не имеет значения при совершении данных преступлений и ошибка в личности потерпевшего, поскольку потерпевший появляется только при совершении виновным в совокупности с государственной изменой и шпионажем каких-либо других общественно опасных деяний, а для государственной измены и шпионажа в «чистом» виде наличие потерпевшего нехарактерно.

Таким образом, при совершении этих преступлений возможны ошибки в:

– объекте,

– предмете посягательства,

– способе совершения преступления,

– средствах его совершения,

– причинной связи,

– также в смягчающих и отягчающих обстоятельствах, причем ошибка в этих обстоятельствах не влияет на квалификацию, но может быть учтена при определении виновному меры наказания.

Ошибка в объекте, как указывает В. А. Якушин, состоит в заблуждении лица относительно сферы общественных отношений, в которых он действует, их свойств и особенностей[809]809
  См.: Там же. С. 72.


[Закрыть].

Ошибка в объекте, по нашему мнению, может в некоторых случаях исключать уголовную ответственность субъекта. Такая ситуация может сложиться, если лицо, добросовестно заблуждаясь, считает, что действует в интересах Российской Федерации, в то время как фактически оно вступило в сговор с иностранным «адресатом», действующим «под чужим флагом». Поскольку государственная измена и шпионаж совершаются только умышленно, небрежность или легкомыслие лица при оценке объекта не могут явиться основанием для привлечения его к уголовной ответственности, хотя не исключается возможность дисциплинарной, корпоративной или моральной ответственности. Другая ситуация складывается, если субъект считает, что он действует в сговоре с представителями иностранного «адресата», в то время как фактически он вступил в контакт с сотрудниками российских разведывательных или контрразведывательных органов. Так бывает, например, когда субъекту, пытающемуся установить преступный сговор с иностранным «адресатом», «подставляют» сотрудников российских спецслужб или лиц, оказывающих им содействие на конфиденциальной основе. В таких случаях виновный совершает покушение на «негодный объект» и должен нести ответственность в соответствии с положениями уголовного законодательства и теории уголовного права, относящимися к стадиям совершения умышленного преступления, если в его действиях не содержится состава оконченной измены или шпионажа. Более подробно этот вопрос будет рассмотрен в следующей главе работы.

Иногда приходится сталкиваться с ошибкой в предмете посягательства. Согласно мнению В. А. Якушина, при ошибке в предмете посягательства «происходят искаженное, неправильное восприятие, представление и оценка материально выраженных характеристик предметов в рамках тех общественных отношений, на которые лицо посягает»[810]810
  Там же. С. 72–73.


[Закрыть].

Как уже отмечалось, чаще всего предметом посягательства при совершении государственной измены и шпионажа выступает информация: составляющая государственную тайну при шпионаже первого вида, выдаче государственной тайны и ином оказании помощи и относящаяся к иным сведениям при шпионаже второго вида и ином оказании помощи. При этом следует иметь в виду, что сведения, составляющие государственную тайну, могут относиться к разным степеням секретности: особой важности, совершенно секретным и секретным.

Ошибка в предмете посягательства, проявляющаяся в том, что субъект неправильно оценивает степень секретности информации, которую он передает (выдает), собирает, похищает, хранит, уничтожает, повреждает и т. д., не имеет значения для квалификации указанных действий, так как, независимо от степени секретности, информация все равно составляет государственную тайну. Действительная степень секретности информации, являвшейся предметом посягательства, должна учитываться только при определении виновному меры наказания.

Если субъект, осуществляя то или иное посягательство на информацию, принимает данные, составляющие государственную тайну, за иные сведения, такая ошибка в предмете посягательства должна учитываться при квалификации его действий. Поскольку иные сведения не могут являться предметом посягательства при совершении шпионажа первого вида и выдачи государственной тайны, в такой ситуации виновному не должны вменяться шпионаж этого вида или выдача тайны. Действия субъекта, на наш взгляд, в подобных случаях должны квалифицироваться либо как шпионаж второго вида (если он передает данную информацию иностранной разведке или собирает ее по заданию разведки), либо как иное оказание помощи – когда он действует в преступном сговоре с иностранным государством, зарубежной организацией или их представителями. Собирание, похищение или хранение информации, составляющей государственную тайну, которую виновный оценивает как иные сведения, образуют приготовление к государственной измене или шпионажу, если лицо совершает эти действия в целях передачи данных иностранному «адресату». При этом наличие у лица целей передать сведения иностранной разведке требует квалификации его действий как приготовления к шпионажу второго вида, а при установлении целей передачи иностранному государству, зарубежной организации или их представителям – как приготовления к государственной измене в форме иного оказания помощи соответствующему «адресату».

В практике встречаются и факты, когда субъект совершает посягательство на информацию, которая фактически государственной тайной не является, хотя он оценивает ее как секретную. Такая ситуация могла бы сложиться при рассмотрении в судах уголовных дел на бывшего капитана первого ранга Никитина и на бывшего военного журналиста Пасько, если бы были обоснованными оценки судами информации, которую подсудимые передавали: первый – в Норвегию, второй – в Японию. Как известно, при рассмотрении дела Никитина суд пришел к выводу, что переданные им норвежской экологической организации «Беллуна» сведения не могут расцениваться как составляющие государственную тайну, поскольку Закон Российской Федерации «О государственной тайне» во время совершения подсудимым инкриминированных ему действий якобы не действовал. Как уже было отмечено, данное решение суда является неправильным, так как названный Закон своего действия не прекращал. При вынесении приговора по делу Пасько военный суд исключил из обвинения некоторые эпизоды на том основании, что приказ Министерства обороны Российской Федерации, определявший степень секретности ряда сведений, переданных Пасько японской стороне, был ко времени рассмотрения дела в суде отменен. Полагаем, что и в данном случае военный суд занял формально-юридическую позицию, не оценив материалы дела в их совокупности.

Однако если бы даже оценка судами сведений, переданных Никитиным и Пасько иностранным «адресатам», как не составляющих государственной тайны и была правильной, то и в такой ситуации действия подсудимых должны были бы рассматриваться как совершенные в условиях наличия ошибки в предмете посягательства. Действительно, оба они оценивали переданные сведения как составляющие государственную тайну. На это указывает, в частности, характер их действий по завладению предназначенными для передачи сведениями: Никитин для получения допуска к интересующим «Беллуну» материалам пользовался поддельным документом, а Пасько обманом проник на совещание офицеров Тихоокеанского флота, чтобы услышать информацию, которая для него не предназначалась. Поэтому если даже признать, что переданная ими информация государственной тайны не составляла (а это, как уже отмечалось, не так), то и в таком случае они оправданию не подлежали. Никитина при подобном раскладе следовало признать виновным в негодном покушении на государственную измену в форме шпионажа, а Пасько – в негодном покушении на государственную измену в той же форме, по эпизодам, которые были исключены из его обвинения.

Ошибки в способе совершения преступления и средствах его совершения на практике встречаются довольно редко. Они могут возникнуть, когда субъект при сборе шпионской информации пользуется неисправной фото-, кино-, аудио– или видеоаппаратурой или непригодными материалами для соответствующей записи. При похищении материальных носителей сведений это будет использование ключа, с помощью которого не удается вскрыть сейф, орудий взлома, оказавшихся неэффективными. При передаче материалов это может быть применение испорченной рации, просроченных тайнописных средств и т. д. Сходная ситуация может сложиться, если виновный применяет доброкачественную аппаратуру и материалы, однако действует с нарушениями технологического процесса.

Оценка действий виновного при наличии подобных ошибок может быть двоякой. Если субъект действует в рамках преступного сговора с иностранным «адресатом», он, несмотря на подобную ошибку, должен нести ответственность за оконченное преступление (государственную измену или шпионаж). В тех же случаях, когда подобный сговор виновным только планируется, его действия при наличии ошибки в способе совершения преступления или в средствах его совершения должны квалифицироваться в зависимости от того, достиг ли он какого-либо результата или нет. Неудавшиеся попытки собрать, похитить, сохранить или передать шпионские материалы в условиях ошибки в способе или средствах совершения преступления следует рассматривать как покушение с негодными средствами, то есть ответственность должна наступать за покушение на государственную измену в соответствующей форме или на шпионаж. Если, несмотря на ошибки в способе совершения преступления или в средствах его совершения, субъект передал иностранному «адресату», собрал, похитил или хранил в целях передачи ему информацию, указанную в диспозиции статьи 276 УК РФ, его действия должны квалифицироваться как оконченная государственная измена в соответствующей форме или как оконченный шпионаж.

Ошибка в причинной связи означает неправильное представление лица о развитии причинной связи между совершаемым им деянием и последствием. Однако это вовсе не означает, что виновный должен сознавать все детали и особенности развития причинной связи. Для признания лица действующим умышленно достаточно установить, что его сознанием охватывались общие закономерности развития причинной связи и оно сознавало, что преступное последствие может наступить именно в результате его действий. Ошибка в причинной связи может быть лишь в случае, когда субъект эти общие закономерности представляет неправильно. Если лицо ошибается не в результате своих действий, не в его свойствах, а только в развитии причинной связи, которая, по его мнению, и должна была привести к этому результату, то такая ошибка не меняет форму вины и не исключает уголовной ответственности. Ошибки в причинной связи могут иметь место в ситуациях, когда виновный в рамках государственной измены или шпионажа совершает деяние с «материальным» составом. Например, субъект в порядке реализации сговора с иностранной террористической организацией об оказании ей помощи в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации стреляет в бывшего «боевика», отказавшегося от продолжения преступной деятельности, поскольку представители организации опасаются разоблачений с его стороны. Считая потерпевшего убитым, виновный сбрасывает его тело в воду, чтобы скрыть следы преступления. Однако впоследствии выясняется, что нанесенное ранение не было смертельным и потерпевший погиб в результате утопления. Субъект, кроме ответственности за государственную измену в форме иного оказания помощи, должен отвечать за убийство, хотя причинная связь между его действиями и наступившим последствием представлялась ему в искаженном виде.