Текст книги "Время тлеть и время цвести. Том первый"

– Не тревожьтесь о Катьке, все будет хорошо.

– Что ж, спасибо, – лицо Максима Евгеньевича разгладилось, и он потянулся за газетой с некрологом Сахарову. – Читаю вот об Андрее Дмитриевиче и все никак не могу поверить – так вдруг сразу. Столько лет его имя было у всех на устах – и ругали, и восхваляли. А Горбачев-то – лицемер и болтун.

Антон с иронией подумал, что профессор, видно, окончательно признал его своим сыном, раз поручает позаботиться о младшей сестренке. Что ж, вполне в характере этого человека – возложить на близких свои проблемы. Но в любом случае Катя всегда найдет поддержку у своего нового брата, об этом профессору Баженову не стоит беспокоиться. Пусть читает газеты и размышляет о политике – это отвлечет его от тяжелых мыслей.

Больше они не успели поговорить ни о Кате, ни о семейных делах Баженовых, ни о Горбачеве, потому что буквально через минуту позвонили в дверь – приехали Воскобейниковы. Все присутствующие высыпали в прихожую их встретить. Настя торжественно несла огромный торт, который тут же вручила слегка оторопевшему профессору. Инга, расцеловав прослезившегося Евгения Семеновича в обе щеки, достала из сумочки две банки с черной икрой и поставила их в прихожей возле зеркала.

– С Новым годом, дорогой наш, любимый Евгений Семенович!

– Инга, и мне поцелуйчик, – весело сказал Антон, чмокая в кончик носа повисшую у него на шее Настю.

Инга расцеловала и его. В своем выглядывающем из-под растегнутой шубки платье изумрудного цвета она казалась чудом залетевшей в дом заморской птицей. Профессор быстро передал торт Диане и, приосанившись, приложился к тонким пальчикам.

– Как жаль, что вы так редко нас навещаете!

Он помог ей снять шубку, и в глазах его читалось искреннее восхищение. Смущенная Инга слегка раскраснелась. Воскобейников стоял у двери и улыбался – ему приятно было всеобщее восхищение его женой. Он и сам был очень красив и знал, что они с Ингой составляют великолепную пару. Настя сразу скинула курточку и умчалась на кухню помогать девушкам.

– Не волнуйтесь за нашу принцессу, – говорил Инге Евгений Семенович, – уж где-где, а у нас ей плохо не будет. Ваш племянник, Андрей Пантелеймонович, тоже обещал скоро быть.

– Обещал, между прочим, прийти к семи и принести колбасу для салата, – ворчливо заметил Антон. – Сейчас уже десять, а от него ни слуху, ни духу. Дома телефон не отвечает. Куда он девался, дядя Андрей?

– Не знаю, Антоша, – рассмеялся Воскобейников. – Забежал к кому-то из знакомых поздравить и задержался. Может, у Лили в роддоме? Да, наверное. Не волнуйтесь, скоро появится.

Карина плотно сжала губы и торопливо ушла на кухню, чтобы скрыть выступившие у нее на глазах слезы. Конечно, Илья поехал к жене, которая скоро родит ему ребенка! Она просто дура набитая, вот кто! Если бы только мама узнала, о чем она думала в то время, как Илья помогал ей решать задачи! Какой стыд!

За день до Нового года Лиля не выдержала – позвонила Виктории и сообщила, что лежит на сохранении в роддоме. Та сразу заохала:

– Лиля, деточка, почему мне Илья ничего не сказал? Почему ты сама мне не позвонила? Что ж вы такие скрытные оба? Я смотрю, он все домой приходит ночевать, а спрашивать уже и боюсь – ты тогда меня отругала, когда я…

– Да ладно, мама, я не хотела тебя обидеть. А Илья… все это время у вас ночевал?

– Конечно, ему без тебя одному там одиноко, наверное, – ответила Виктория. – Я-то смотрю, он такой грустный ходит, почти не разговаривает с нами. Спрашиваю: «Вы с Лилей где будете Новый год встречать? Пойдемте с нами». Мы с Семеном к нашим друзьям идем в этом году, он тебе говорил?

– Да, конечно, говорил. Мы ведь сперва с ним собирались вас пригласить к нам, но из-за того, что я попала в больницу, все изменилось.

– Ах, бедняжечка моя! Он каждый день у тебя бывает?

– Конечно, мама, только теперь у нас из-за гриппа перестали пускать, мы через окно перекликаемся.

Она врала совершенно естественным тоном, поэтому свекрови даже в голову не пришло ей не поверить.

– Да-да, конечно, этот грипп, – вздохнула Виктория. – Ты себя береги, грипп опасен для ребенка. А мне Илюша сказал, что с Антоном Муромцевым пойдет к Баженовым на Новый год, я и недоумеваю: поссорились вы, что ли? А спрашивать боюсь.

– Нет, что ты, у нас все нормально, я сама просила, чтобы он куда-нибудь сходил на Новый год – не скучать же ему одному.

Притворяться дальше у нее не было сил. Она повесила трубку и поплелась в палату, осмысливая услышанное. Значит, Илья не стал рассказывать родителям об их размолвке и постоянно ночует у родителей – это неплохо, он, следовательно, ни с кем из своих пассий не встречается. Стало быть, еще не все потеряно.

Воскобейниковы посидели полчаса и уехали на банкет, оставив квартиру наполненной ароматом духов Инги. Стрелки часов приближались к одиннадцати, и девушки на кухне торопились закончить все приготовления.

– Красивая женщина! – с легкой завистью заметила Диана, мелко нарезавшая овощи для салата.

– Моя мама самая красивая в мире! – с гордостью подтвердила Настя, на которую надели красивый фартучек и поручили размешать салат с майонезом в большой салатнице. – Только почему здесь в салате оливье нет колбасы? Мама всегда кладет колбасу.

– В самом деле, Антон, где же Илья? – удивилась Диана. – Ты ведь говорил, что он должен принести колбасу.

– Да он сам вызвался, паразит такой! У них на работе к празднику был заказ с колбасой, – разозлился Антон. – Нет, хоть бы позвонил, надо же, а! Я бы вчера постоял в очереди у нас в магазине, хоть ветчины достал! Подвел как, а? Негодяй!

Карина низко наклонилась над кухонным столом. Она специально вызвалась резать лук, чтобы слезы на ее лице ни у кого не вызывали удивления.

– Не ругай Илью, Антоша, – вступилась Настя, – он никогда не подводит. Вдруг что-то случилось? Позвони в роддом – может, он заехал Лилю поздравить.

– Ага – Лилю или еще кого-нибудь, как же!

Все же он позвонил в роддом и попросил позвать Лилиану Шумилову, если она не спит. Лиля не спала – она еще надеялась, что Илья заедет к ней или, хотя бы позвонит, поэтому сразу же бросилась к телефону.

– Илья, это ты?

– Это я, Лиля, как ты? – веселым голосом ответил Антон. – С наступающим тебя!

– Антон? – голос ее мгновенно осел, но она тут же оживилась: – А Илья с тобой? Это он тебя просил позвонить?

Она вдруг встрепенулась – может, муж в новогоднюю ночь решил примириться и попросил Муромцева быть посредником? Глупый, разве он не знает, что жена всегда и все ему простит!

Антон осторожно ответил:

– Мы тут, видишь ли, собрались все у Евгения Семеновича и хотим поздравить тебя с праздником.

– Все, это кто?

– Ну… Евгений Семенович, Настя, Катя… Карина.

Он понял, что о Карине упоминать не следовало, но было поздно.

– Ах, Карина, скажите, пожалуйста! И Илья тоже с вами? Ты уж говори все сразу!

– Нет-нет, Ильи тут нет. Мы, как раз, думали, что ты и ему передашь наши поздравления. Он у тебя?

– Придурок ты настоящий, – скорбно проговорила Лиля и, кинув трубку, поплелась к себе в палату.

Антон тоже опустил трубку на рычаг и оглядел окружающих.

– Его там не было, не знаю даже, что могло случиться.

– Возможно, где-то загулял ваш товарищ, – миролюбиво заметил Евгений Семенович. – Ладно, с нами в молодости и не такое случалось. Давайте, однако, садиться за стол – уже половина двенадцатого. Илья ваш, может, попозже подойдет.

Насте в рюмочку налили несколько ложек шампанского, и когда после новогоднего обращения Горбачева к советскому народу начали бить куранты, она вместе со всеми подняла бокал и по-взрослому чокнулась с Евгением Семеновичем. Старик поднялся и сказал тост:

– За удачу! Тебе, Настенька, в этом году побольше пятерок, девушкам женихов хороших, а нам, юношам, почаще получать от вас, женщин, любовь да ласку.

Сидевшие за столом весело засмеялись. Антон щелкнул выключателем, и на маленькой елочке, стоявшей у окна, замигали разноцветные фонарики. Из соседних квартир неслись звуки музыки и звонкий разноголосый смех. Мягко и торжественно ступил на землю одна тысяча девятьсот девяностый год.

Глава двадцать третья

В час ночи по бакинскому времени Георгий Чемия взглянул на настенные ходики и сказал:

– Вот и в Москве наступил Новый год, давайте теперь выпьем за нашу Кариночку.

За столом сидели его жена Нина, ее подруга Карина с недавно приехавшим из Оренбурга сыном Робертом и Маргарита.

– Неужели в этом году не будет лучше? – вздохнула Карина. – Господи, когда же это кончится! Вчера опять из Народного фронта приходили – уезжайте, а то убьют. Робик вот приехал, тоже говорит: мама, бросай все и уезжай.

– К нам тоже постоянно ходят, – вздохнула Нина, – хоть в ЖЭКе записано, что тут грузины живут. Доносит кто-то, видно, что я армянка.

– Мама, хватит тебе тут над вещами сидеть, – с досадой сказал Карине Роберт, ставя недопитую рюмку на стол. – Тетя Нина, скажи ей, наконец. Я работаю, брат работает, с голоду не умрем. Что теперь делать, умирать за эти вещи?

Карина печально покачала головой.

– Робик джан, у тебя самого трое детей, ты еще меня кормить будешь? Пенсию мне без прописки не дадут, мне что, у тебя на шее сидеть? Мы с твоим отцом работали, не воровали, сколько всего нажили – мебель, пианино, телевизор. Теперь все бросить? Ты уезжай, они мужчин убивают, а я женщина, меня не тронут.

– Что, Робик, по специальности не удалось устроиться? За тренерство взялся? – спросил Георгий. – Видишь, Карина, – повернулся он к подруге жены – пригодилось ему, что столько на эти соревнования ездил. А ты сердилась, что он институт пропускает.

Роберт улыбнулся. Он был плотный, широкоплечий и имел разряд мастера спорта по карате. В Оренбурге ему не удалось найти работу инженера-электрика, но его сразу же взяли тренером в спортивную секцию.

– Квартиру тебе дали, Робик? – спросила Маргарита.

– Пока нет – дали комнату при клубе. Аида расчистила, декорациями перегородила. В одной половине мы с ней, в другой – мальчики с малышкой.

– А Славик в Белоруссии?

– В Белоруссии, у тещи. В совхозе шофером работает, доволен, – Роберт посмотрел на мать. – Может, ты, мама, к нему пока поедешь? Там все дешевле.

Славик, второй сын Карины, служил в Белоруссии и привез себе оттуда жену. Карина приняла новую сноху в штыки – не могла примириться с тем, что та неумеренно пользуется косметикой. Смешливая, хорошенькая Зина родила Славику трех синеглазых дочерей, и сердце свекрови со временем смягчилось, но все же Карина относилась к младшей снохе хуже, чем к Аиде, жене Роберта, поэтому предложение старшего сына вызвало у нее на лице недовольную гримасу:

– Нет, Робик джан, две недели еще подожди – я с одним азербайджанцем договорилась, это нашего участкового милиционера брат. Он тридцать тысяч за нашу квартиру дает, но у него деньги только пятнадцатого будут. Продам квартиру, купим дом в Оренбурге, Славик к нам приедет – ему тоже удовольствия мало с тещей жить.

– Не обманет азербайджанец? – тревожно спросила Нина.

– Нет, парень, приличный – его сестра с моим Славиком училась. Я ему свой паспорт дам, он сам в ЗАГСе нам фиктивный брак сделает и квартиру на себя перепишет. Деньги сразу обещал отдать, без денег нам куда деваться?

– Тетя Карина, – сказала Маргарита, – ты же знаешь, что я получила деньги, и если тебе нужно…

– Спасибо, Риточка, детка, у нас тоже деньги есть, но если дом покупать, то там никаких денег не хватит. Сколько мы с Суреном покойным для детей наживали! Может, Горбачев еще сделает что-то, наладится жизнь?

– Сделает, когда у него волосы на лысине вырастут, Сумгаит он уже сделал, – сердито буркнул Роберт. – Здесь жизни уже не будет, ты еще не поняла? Ждешь, когда придут, по башке стукнут?

– Уезжай, сынок, я через две недели к вам приеду, клянусь.

– Знаю я твои две недели, ты уже год едешь! – он стукнул по столу кулаком.

Нина вздохнула и укоризненно покачала головой.

– Зачем на маму кричишь, Робик джан? Она правильно говорит: женщин еще много осталось – сидят квартиры стерегут, а мужчин уже почти нет. Сейчас армянину в Баку опасно, эти звери даже стариков не жалеют. Мне тоже сейчас ни днем, ни ночью покоя нет – Кариночку одну отправили в Москву школу заканчивать, где она там у чужих людей?

На глазах у нее выступили слезы, но ей не хотелось, чтобы Георгий их заметил, поэтому она поднялась и пошла на кухню, откуда по всей квартире расползался аромат тушившейся в духовке говядины. Карина поспешила следом за подругой, а Робик невесело улыбнулся, глядя вслед матери.

– Чему быть, того не миновать. Дядя Георгий, давай мы с тобой выпьем за наших женщин. Что бы с нами было, если б они нас не ругали время от времени! Да, Ритуля? Чего сидишь невеселая? Ну-ка улыбнись!

Она посмотрела на него и послушно улыбнулась.

…Рита привыкла слушаться Роберта еще с той поры, когда мать отпускала ее, пятилетнюю малышку, погулять на бульваре с сыновьями тети Карины. Они брали из дому старый хлеб и кормили слетавшихся чаек, которые с громким криком зарывались носом в воду, ловя мелькавшие кусочки. Маленькой Рите нравился запах моря, смешанный с мазутом, и то, что Роберт время от времени заботливо оглядывается – не убежала ли куда-нибудь. Матери в шутку называли их женихом и невестой, и девятилетняя Рита всерьез страдала, когда Роберт женился. Накануне его свадьбы она весь день проплакала, и мать, вернувшись с работы, ужаснулась при виде ее распухшего носа. Рите немедленно измерили температуру, закапали в нос капли, заставили выпить кучу таблеток и прополоскать горло настоем календулы. Однако за свадебным столом она повеселела и вместе со всеми кричала «горько»….

Вспоминая те далекие годы детства, Маргарита так задумалась, что не расслышала телефонного звонка и очнулась только тогда, когда отец протянул ей трубку.

– Тебя, детка.

– Маргарита Георгиевна, – сказала трубка голосом Карецкого, – поздравляю вас с Новым, тысяча девятьсот девяностым годом. Желаю всего самого наилучшего и хочу сказать, что мы очень и очень довольны вашей работой. Надеюсь, в будущем наше сотрудничество станет еще более плодотворным!

– Спасибо, – мрачно буркнула Маргарита.

Глава двадцать четвертая

Новогодний банкет продолжался долго, и Воскобейниковы вернулись домой под утро. Инга была оживлена и немного пьяна от выпитого шампанского. Глядя на ее раскрасневшееся лицо и искрящиеся глаза, Андрей Пантелеймонович еще в машине испытал сильное желание немедленно остаться с женой наедине. Поэтому, когда она сказала, что нужно было бы позвонить и узнать, как Настя, он нахмурился.

– Куда мы будем сейчас звонить? Баженовы наверняка спят, а Настю Илья должен был отвести к Виктории и там уложить. Они очнутся, я думаю, не раньше полудня.

Однако в десять часов их разбудил звонок Виктории.

– Андрюша, ты имеешь представление о том, где может быть Илья? – встревожено спросила она. – Не позвонил, никого не предупредил, Настю не привез.

– Илья? – сонно переспросил Андрей Пантелеймонович, раздосадованный тем, что ему пришлось взять телефонную трубку той рукой, которую он во сне положил на теплую грудь спящей жены. – Ты другого времени… – он тут же спохватился: – подожди, а где Настя? Она у тебя?

– Да нет же, я позвонила Баженовым – она у них. Они ждали Илью, но он так и не пришел. Даже не позвонил. Ты ведь знаешь, что он так не делает – раз обещал забрать девочку.… Потом, я знаю точно, что он собирался к Баженовым – даже полбатона колбасы забрал, которую им на работе в заказах дали, – Виктория заплакала.

– Подожди, не голоси, скажи точно, когда ты с ним говорила в последний раз. И прекрати истерику, слышишь? А то повешу трубку.

Тем не менее, Андрей Пантелеймонович встревожился – на племянника такое действительно было не похоже. Если б у него изменились планы, он в любом случае позвонил бы.

– Он с утра был на работе со своими аспирантами, – всхлипывала Виктория, – потом заехал домой, переоделся, взял из холодильника колбасу…

– Ему никто не звонил? У Лили в роддоме он был?

– Нет, она его не видела и ничего не знает – сама всю ночь ждала его звонка, бедная девочка! Он даже не позвонил ей!

– Гм! Ну, это еще не показатель. Он поехал прямо к Баженовым, ты точно знаешь?

– Да, только хотел заехать на работу – вахтер, кажется, позвонил ему, что кто-то из аспирантов не выключил прибор, и он…

– Когда звонил вахтер?

– Часов в шесть. А в половине седьмого вечера Илья вышел, и больше его никто не видел. Я звонила вахтеру, но они сменились, все пьяные, и никто ничего не знает, – она вновь зарыдала.

Встревоженная Инга села на кровати и, закрывшись простыней, смотрела на мужа широко раскрытыми испуганными глазами.

– Андрей, что с Настей?

– С Настей все в порядке.

Он положил трубку на рычаг, предоставив сестре возможность свободно порыдать на другом конце провода, и задумался. Может, Илья случайно встретил друзей или какую-то из своих прежних пассий, и его так развезло, что он потерял счет времени? В новогоднюю ночь всякое может случиться. В любом случае, стоило немного подождать. Снова зазвонил телефон, и Виктория почти прокричала в трубку:

– Андрей, позвони, пусть его найдут! Тебе же стоит только трубку снять!

– Позвоню, непременно, только не кричи, – поморщился Андрей Пантелеймонович. – Я все сделаю, только подождем немного – до вечера, ладно? Если он не появится…

К вечеру Илья так и не появился. Очень поздно, когда Инга уложила Настю и сама ушла спать, к Воскобейниковым приехал хорошо знакомый Андрею Пантелеймоновичу полковник милиции Акопян. Лицо его было расстроенным и немного смущенным.

– Андрей Пантелеймонович, – негромко сказал он, когда Воскобейников провел его в комнату, – у меня очень и очень неприятное для вас известие. В сущности, я даже не имел права к вам приезжать, но.… Надеюсь, вы оцените мое доброе отношение. Видите ли, ваш племянник арестован.

От неожиданности Воскобейников откинулся назад в кресле. Он мог ожидать чего угодно, но не этого. Арестован? Илья? Что за нелепость?

– Очевидно, это какое-то недоразумение, – холодно ответил он. – Ошибка или провокация, направленная против меня лично. Мой племянник – вполне приличный юноша, но конечно… Новый год – мало ли. Надеюсь, вы сумеете объективно разобраться.

– Я был бы рад помочь, если б имел хоть какую-то информацию, но это не по нашей линии. Вашим племянником занялись люди из госбезопасности, и я узнал об этом по своим неофициальным каналам. Точно мне ничего неизвестно, но вполне возможно, что это действительно направлено против вас лично.

Андрей Пантелеймонович провел рукой по лбу, пытаясь осмыслить услышанное.

– Хорошо, благодарю вас, Марат Ашотович. Надеюсь, все утрясется – сейчас не сталинское время, эпоха гласности, так сказать, – сделал он слабую попытку пошутить.

– Да-да, конечно, – смущенно отвечал тот, – другое время, конечно. Никто не понимает, что сейчас творится в КГБ, чьи указания они выполняют. Скажу вам по секрету даже: у меня мать c сестрой в Баку – армяне, вы понимаете, – и я обращался к знакомым ребятам из госбезопасности, просил обеспечить им защиту через своих людей. Так знаете, что мне ответили? Пусть, мол, ваши родные выезжают из Баку, нам дали распоряжение способствовать депортации армян из Азербайджана. Представляете? Ведь это позор для страны, где все теперь говорят о демократии! Избиения армян в Сумгаите, выселение их из Баку, выселение азербайджанцев из Армении, погромы в Фергане. Это начало развала Советского Союза. Кто мог дать такое распоряжение, а?

– Только один человек, – задумчиво отвечал Воскобейников, постукивая пальцами по столу. – Тот, которым мы все поначалу так восхищались за его либеральность и демократичность. За то, что он вернул Сахарова и дал свободу слова.

– Свободу болтовни он дал, вот что! Свобода, она мудра, благородна, а это не свобода – азербайджанцу убить армянина, армянину убить азербайджанца. Неужели он историю не читал – ведь все это было, было! Семьдесят лет нужно было, чтобы загасить национальные конфликты, а разжечь их можно за один день. Жили люди рядом, работали вместе, женились, детей родили, а теперь вот, – он горько махнул рукой и вздохнул. – Эти конфликты и здесь возникнут, увидите. Это начало гибели страны, а кому это нужно, а? Он на кого-то целенаправленно работает?

– Это вряд ли, – поморщился Андрей Пантелеймонович. – Думаю, он просто слаб, а для тех преобразований, что он затеял, нужна сила. Под болтовней он скрывает свою политическую безграмотность и другим разрешает болтать, не думая о последствиях. Карабах, Литва – вся неразбериха именно из-за этого, из-за болтовни. Не знаю, может быть, Илья с кем-то встречался, разговаривал – что еще ему могут официально инкриминировать, я даже представить себе не могу. Возможно, вы правы – это связано со мной.

– Надеюсь, с вашим племянником все обойдется, – вздохнул Акопян, поднимаясь и протягивая Воскобейникову руку. – В любом случае, будьте осторожны, Андрей Пантелеймонович.