Текст книги "Время тлеть и время цвести. Том первый"

Антон вздохнул.

– Все в порядке, Катюша, не бери в голову. Для меня главное, что ты пришла в себя.

Посмотрев на сестру, он поразился внезапной перемене в ее облике – она уже не сутулилась, куда-то исчезла прежняя ее угловатость, и движения теперь были полны женственности.

Взгляды их встретились, и Катя, смутившись, почувствовала, что ей обязательно нужно что-нибудь сказать. Как раз в это время начали бить старинные настенные часы в комнате Евгения Семеновича, и она с облегчением брякнула первое, что пришло на ум:

– Смотри, уже десять, вот время летит, да?

– Летит, летит, Катюша, – Антон вздохнул и отвел взгляд.

Он подумал, что если его сестре и запал в душу этот обаятельный болтун Стас, то тут уж ничего не поделаешь. Остается надеяться, что они в будущем никогда больше не встретятся.

– Я сейчас должна, наверное, связаться с Ольгой и обо всем ей сообщить, как ты думаешь? – тихо спросила Катя.

– Нет, Катюша, сначала нужно выяснить все подробности. Кроме того, такое должны сообщать специалисты, сегодня ночью, когда Настя мне сказала о тебе…. Я даже вспоминать не в силах, что со мной было.

Около десяти в районном отделении милиции на Енисейской улице закончилась утренняя пятиминутка, и капитан Игорь Клепиков, подойдя к своему кабинету, увидел дожидавшегося его рыжего веснушчатого парня лет двадцати пяти.

– Ты, Барсуков, что тут делаешь? – спросил Клепиков, с трудом поворачивая ключ в замочной скважине и мысленно ругая начальство, которое до сих пор не удосужилось выделить деньги на кодовый замок. – По мою душу?

Вадим Барсуков был известен всем сотрудникам отделения своей неуемной страстью к чужому автотранспорту. С пятнадцати лет он угонял все машины, какие попадались ему под руку – легковушки, грузовики, автобусы. Покатавшись, Вадим оставлял использованный автотранспорт где-нибудь на видном месте, и если его потом по этому поводу допрашивали, то никогда не отпирался и даже с некоторой гордостью заявлял:

– Вы же знаете, гражданин следователь, что у меня угонная болезнь – больной я. Как вижу авто, так руки чешутся, и боли в сердце начинаются.

Обычно Барсуков отделывался внушениями и штрафами, пару раз ему чувствительно набили морду, но однажды, находясь за рулем угнанной машины, он сбил старушку. К счастью пострадавшая отделалась легкими травмами, однако Барсуков получил срок. Освобожден он был досрочно и вышел на волю совсем другим человеком. Устроился на работу, женился, а потом все пошло кувырком – на работе начались неурядицы, жена ушла к другому и забрала с собой сынишку. Вадим начал пить и, в конце концов, взялся за старое.

Месяц назад он в пьяном виде угнал самосвал и врезался в продуктовую палатку. Один из продавцов получил сотрясение мозга, второй чуть не лишился глаза, а товару было попорчено чуть ли не на полмиллиона. Дело, правда, возбуждать не стали – хозяин палатки, уроженец Азербайджана, не желал привлекать к себе внимание милиции, потому что пострадавшие продавцы проживали в столице без регистрации. В результате дело возбуждать не стали, но горячий южанин решил, что виновник происшествия по справедливости должен возместить ущерб. Разговор с Барсуковым состоялся короткий, но решительный, и теперь он жил, как на вулкане – денег у него не было, но была квартира, которую ему очень не хотелось продавать. Срок расплаты неумолимо приближался, Барсуков метался, надеясь на чудо, но чудо бывает только в сказках.

Теперь он с унылым видом поднялся навстречу Клепикову.

– Я к вам, гражданин начальник, с явкой пришел – повиниться. Грузовик вчера угнал на Медведковском и не справился – пьяный был. Часов в одиннадцать вечера где-то.

– Медведковское шоссе – не наш район, – отмахнулся Клепиков, – ты грузовик-то где оставил?

– Так я про то и говорю – угнал на Медведковском, а на Снежной в тачку врезался, помял и удрал сдуру. За стоянкой бросил. А сегодня проспался, и совесть замучила – пришел. Пьяный был я вчера.

Клепиков побагровел – об аварии на Снежной только что говорили на пятиминутке. Он схватил Барсукова за шкирку и встряхнул, сочным матом излив свои чувства:

– Ах ты…! А ты знаешь, что люди погибли? В машине иностранец был, я твою душу мотал!

– Пьяный я был, гражданин начальник, – бесцветным голосом повторил Барсуков.

Клепиков подумал и положил перед ним чистый лист бумаги и авторучку.

– Пиши – все подробно, где и как, проверим. Только учти, это тебе не бабке фингал на задницу поставить, тут люди погибли, иностранец.

– Виноват, гражданин начальник, пьяный был, – как автомат, бубнил Барсуков, сжимая ручку и наклоняясь на над бумагой.

То, что нужно было написать и сказать, он тщательно, как урок, заучил еще ночью, и угрозы капитана Клепикова особо его не пугали. Пусть сажают, зато страх перед неумолимыми кредиторами больше не будет висеть над ним черным кошмаром, а тюрьма…. Что ж из нее выходят, ему это было известно не с чужих слов.

Высунув кончик языка и расставив локти, Вадим Барсуков старательно выводил слова. Он писал признание в убийстве, опасаясь лишь одного – как бы что не перепутать.

Книга четвертая. Дни крутых

Глава первая

День стоял удивительно ясный, и пассажиры самолета, летевшего на высоте девяти тысяч метров, могли видеть, как на карте, очертания таежных лесных массивов и плоскогорий, пересеченных лентами рек.

Один из пассажиров – невысокий, с почти полностью лысой головой и быстрыми умными глазами – говорил своему сидевшему у иллюминатора соседу:

– Скоро будем пролетать Эконду, потом Вилюй, а оттуда до Умудска еще около ста пятидесяти километров. Ближайшие к нему населенные пункты Айхал и Удачный.

Желая лучше пояснить, он перегнулся в сторону окна через колени своего собеседника и постукивал указательным пальцем по толстому стеклу. Человек у окна чуть подался назад, как бы слегка отстраняясь.

– Да-да, Анатолий, спасибо, я предварительно ознакомился с географией местности и ситуацией в районе. Будьте добры, покажите мне еще раз последние сводки, – он с незаметным облегчением вздохнул, когда лысый человек отодвинулся, чтобы достать ноутбук.

– Это запись сделана неделю назад, – говорил Анатолий, вставляя диск и выводя ни экран изображение, – одно из последних выступлений Владимира Бобровского перед избирателями. Думаю, – вот просмотрите запись, Андрей Пантелеймонович, – что это для нас несерьезный противник. Он не пользуется особым авторитетом в деловых кругах, но его поддерживает администрация города, поскольку мэр Илья Бобровский его дядя. Другое дело Максим Ючкин – у него мощная поддержка, он брат местного мафиози который держит в руках весь город. Думаю, что Бобровские с Ючкиными во время предвыборной кампании вполне могут сговориться, и Бобровский сойдет с дистанции – откажется от участия в гонке в пользу Ючкина. Их всех объединяет интерес к лечебнице. В этом году, вы знаете, заканчивается десятилетний договор аренды земли, на которой находятся источники и лечебница. Так вот, и Ючкины, и город не прочь прибрать все это к рукам. Посмотрите, вот несколько интересных эпизодов с участием Максима Ючкина.

На экране возник энергичный человек лет пятидесяти. Выпуклый лоб над узкими глазами придавал его лицу умное и располагающее выражение. Из него, казалось, так и выпирает энергия – добрая, нацеленная дарить людям добро.

– Что ж, этот человек к себе действительно располагает, – задумчиво произнес Андрей Пантелеймонович, прослушав выступление Ючкина, – к тому же он неглуп. Очень и очень неглуп, знаете ли – спонсор, умелый организатор. Кроме того, он местный. Скажите, Анатолий, но только откровенно, – в голосе его мелькнуло раздражение, – почему, если столько средств было направлено на поддержание моей кандидатуры, центр допустил выдвижение такого опасного для меня конкурента? И почему я узнаю об этом только сейчас?

Анатолий вздохнул, подумав про себя, что Андрей Пантелеймонович Воскобейников, хоть и толковый человек, но в нем навсегда останется советская закваска. Неудивительно – он уже достаточно стар, ограничен и никогда не работал на периферии. Странно только, что именно его избирательную кампанию поручено организовать и поддерживать ему, Анатолию Белецкому. Вслух он, разумеется, этого говорить не стал и лишь с почтительным вздохом заметил:

– Вы совершенно правы, Андрей Пантелеймонович, но вы же знаете, что Восточная Сибирь и Дальний Восток всегда были на отшибе. Кажется, после девяносто пятого, когда из-за этих регионов Ельцин чуть не проиграл на выборах коммунисту Зюганову, ему бы и спохватиться, но вы же видите, что делается – спад производства, рост цен, Чечня. Все это как-то не способствует росту авторитета Москвы.

На это объяснение Андрей Пантелеймонович иронически поднял бровь и, усмехнувшись, сказал:

– Что ж, спасибо за столь популярное толкование явления. Все, оказывается, легко объяснимо. Жаль только, что я сам раньше не приехал в Умудию, а доверил все вам.

– И я сделал все, что от меня зависело, – Белецкий развел руками, – я лишь предупреждаю вас, что электорат испытывает большую симпатию к Ючкину, и борьба будет нелегкой.

Андрей Пантелеймонович кивнул, но про себя вновь усмехнулся – надо же, электорат! – пожал плечами и, будучи не очень далек от истины, подумал:

«Не знаю, как электорат, но ты-то, вполне возможно, служишь и нашим и вашим».

Во всяком случае, было понятно, что Анатолий Белецкий достаточно долго прожил в Умудске, и вряд ли всерьез решится идти против местной мафии – даже если ему прикажет его далекое начальство в Москве.

– А что вы скажете относительно Эльшана Иссамбаева? – спросил он Белецкого, давая понять, что принял к сведению всю предыдущую информацию и больше говорить об этом не хочет.

– Иссамбаев? – Анатолий снисходительно улыбнулся. – Очень обходительный человек, умеет обаять окружающих, в советское время был секретарем городской комсомольской организации. Иссамбаев по примеру Илларионова решил сделать ставку на умудов. Специально летал в верховья Моркоки – выступить перед ними со своей программой и, как он выразился, познакомиться с бытом и нуждами избирателей. Дорогой Эльшан думал, что сейчас они выползут на свет и все до единого отдадут за него голоса. Ну и что? Умуды собрались на поляне, очень вежливо его послушали и даже предложили побывать в пещере – обычно этого они никому не предлагают. Правда, телохранителей они не пригласили, а идти в одиночку Эльшан не решился – вежливо отпустил несколько шуток, поговорил еще немного о нуждах электората и отбыл в Умудск. На следующий день городская газета очень тонко осветила этот эпизод, и я думаю, что Эльшан Иссамбаев вряд ли получит от умудского электората особо мощную поддержку, – Белецкий искоса взглянул на Воскобейникова и к досаде своей увидел, что его собеседник прикрыл глаза, по-видимому, устав слушать.

«Чертов придурок, какой из тебя депутат, к лешему! Думаю, посмотрят в городе на тебя, столичного козла, и вежливо выпроводят».

Подумав это, Анатолий Белецкий улыбнулся, вспомнив, какие противоречащие друг другу указания он получил от своего столичного начальства и от местного руководства. Что ж, в конце концов, если Воскобейников проиграет на выборах Ючкину, то его, Анатолия Белецкого, никто не сможет в этом обвинить – он сделал все, от него зависящее, и не его вина, если этот старикан проиграет. Впрочем, «стариканом» Воскобейникова можно было назвать лишь условно – будучи на добрый десяток лет старше Белецкого, он внешне выглядел намного моложавей и интересней. Вздохнув, Анатолий почесал лысину и с завистью покосился на аккуратно подстриженные густые волнистые волосы мирно дремавшего Андрея Пантелеймоновича.

Однако Воскобейников не спал. Прикрыв глаза, он напряженно размышлял о сложившейся ситуации. Собственно говоря, слова Белецкого не стали для него откровением – Андрею Пантелеймоновичу было прекрасно известно, что даже во времена Андропова восточные регионы тяготели к независимости, и еще месяц назад он знал, что Егор Ючкин, брат Максима, возглавляет в Умудске местную спортивную ассоциацию восточных единоборств, пользуется огромным влиянием и находится в приятельских отношениях с мэром Умудска Бобровским. Странно было другое – почему за час до прибытия в Умудск Белецкий вдруг представил информацию о соперниках Воскобейникова в таком аспекте, хотя в течение двух месяцев, пока ему перечислялись деньги на избирательную кампанию, пел совершенно другим тоном. Похоже, что в его словах крылось желание слегка припугнуть московского кандидата. Или, может быть, предупредить? Что ж, поздновато, но и на том спасибо.

Из-под опущенных век Андрей Пантелеймонович огляделся – Инга дремала, откинувшись в кресле назад, Настя прилипла носом к иллюминатору, а сидевшая поодаль Лилиана Шумилова работала с ноутбуком. Рейс был чартерный, поэтому в первом салоне не было никого, кроме семьи Воскобейникова и его охраны – остальная команда располагалась во втором салоне. Через час они будут на умудской земле – за тысячи километров от Москвы и за сотни километров от ближайшего населенного пункта. Тем не менее, Андрей Пантелеймонович чувствовал себя уверенно. Он полагал, что предусмотрел все – даже то, что Ючкины попытаются прибегнуть к грубой силе и предпринять что-то против его семьи.

В аэропорту Умудска их встретят представители местной и центральной прессы, а также два иностранных корреспондента. С этими людьми была предварительная договоренность, о чем Белецкий не знал – он полагал, что вся кампания ведется исключительно силами его людей. Ему неизвестно было также, что госпожа Лилиана Шумилова планирует провести с отцами города деловую встречу и обсудить возможность инвестирования в развитие городских структур.

Поднявшись, Андрей Пантелеймонович пересек салон и опустился в кресло рядом с Лилей. Она оторвалась от ноутбука и, повернув голову, вопросительно на него взглянула.

– У меня к тебе просьба, – негромко сказал он, наклонившись к ней, чтобы его слова, заглушаемые шумом мотора самолета, были слышны только ей, – когда будешь давать интервью, вставь фразу такого содержания: хотелось бы, мол, встретиться с Егором Ючкиным и предложить ему совместное финансирование проекта строительства санатория на территории, где находятся источники.

Лиля подняла глаза, и лицо ее приняло непроницаемое выражение. Она слегка пожала плечами.

– Ну, а что если он примет это за открытое предложение к сотрудничеству? Извини, дядя Андрей, но встреча с ним не входит в мои планы.

Воскобейников досадливо поморщился.

– Ты не забыла, дорогая моя, что сейчас не время показывать характер?

– Надеюсь, отец знает, что делает, вкладывая деньги в эту Умудию, – в голосе Лилианы слышалось раздражение, – тут абсолютно нет никаких перспектив.

Ее выразительный тон как бы говорил: «И в эту избирательную кампанию тоже». Андрей Пантелеймонович понял и доброжелательно улыбнулся.

– Это, Лиля, ты зря – потенциал огромный. Фактически власть в республике поделили между собой несколько семей, они контролируют туристический бизнес, добычу алмазов и промысловую охоту.

Лиля нетерпеливо дернула плечом.

– Это мне известно, папа уже раз десять делился своей глобальной идеей – скупить контрольные пакеты акций всех умудских компаний, превратить их в дочерние фирмы нашего холдинга. Только стоит ли игра свеч? Если б еще разговор шел об алмазных рудниках, но когда папа вдруг заговорил об этих пещерах, мне показалось, что у него начался маразм – вкладывать деньги в строительство филиала клиники за десять тысяч километров от Москвы! Да еще вникать в эти споры с арендаторами, которые грызутся с муниципалитетом из-за земли.

– Твой отец знает, что делает, – мягко возразил Андрей Пантелеймонович, – клиника создаст вам имидж в регионе, она будет юридически считаться филиалом твоей московской клиники, а умело поставленная реклама привлечет туда клиентов со всего света, не волнуйся. Что касается земли, то там находятся целебные источники, на это указывал сам Илларионов.

– Грандиозно! И что мы будем делать с этими источниками?

– Да что угодно – если смотреть в будущее, то возможности безграничны.

– Лично мне не нужна эта головная боль. Пусть отец берет весь риск за эту авантюру на себя, ради всего святого! – она выразительно подняла руки, как человек, отступающий перед чужой глупостью. – Это его деньги.

– Да-да, конечно, – вкрадчиво улыбнулся Воскобейников, – только приплюсуй, не забудь, ко всем своим волнениям те доходы, которые – заметь! – именно ты и твоя дочь получите в конечном итоге.

Лиля откинулась в кресле, поморщилась и, поерзав, села поудобней.

– Спина болит от всей этой напряженки, – проворчала она. – Не знаю, не знаю. В идеале, конечно, заманчиво, но, если честно, то мне жаль сил и времени, потому что мороки будет много, а результат – бабушка надвое сказала.

Андрей Пантелеймонович пожал плечами.

– Результат напрямую зависит от результатов выборов – это, думаю, понятно и ежу.

– Я знаю, – она, хрустнув пальцами, – только поэтому мы с отцом и поддерживаем эту избирательную кампанию.

– Если так, то мы должны действовать заодно, особенно сейчас. Ты должна в точности выполнять все, что я говорю, – его рука мягко накрыла ее сцепленные пальцы и дружески потрепала. – Ну же, Лиля, ты ведь всегда была моим надежным партнером, почему иногда на тебя находит? Я прошу только об одном – вставить ничего не обязывающую фразу в твое интервью, – а ты начинаешь целую дискуссию.

На лице Лилианы выступили алые пятна, а взгляд сразу сузившихся глаз стал гневным.

– Если я сделаю заявление в прессе, то потом должна буду с ним встретиться, а мне этого совсем не хочется, – в ее голосе появились капризные нотки, и тон стал несколько деланным, как бывало всегда, когда она играла и переигрывала: – У меня есть информация, что этот человек очень опасен, очень!

– Ты боишься? – с наигранным сочувствием спросил Андрей Пантелеймонович.

– Конечно, – она с притворной грустью опустила глаза, – Ючкин на своей территории, а я… я совсем одна. Если б мой муж приехал со мной, то меня бы, конечно, ничто не испугало.

Воскобейников слегка смутился при столь явном намеке, но сделал веселое лицо и развел руками.

– Дорогая, ну что ты! Опасаться совершенно нечего – все находится под жестким контролем, у тебя надежная охрана и вообще… вряд ли кто-то захочет портить отношения с твоим отцом.

– Мне нужна не охрана и не отец! – в ее глазах кипела ярость, которая, как по опыту знал Андрей Пантелеймонович, порой делала ее почти невменяемой. – Мне нужен мой муж, мой Илья! Вы все знаете, что он сейчас с этой проституткой, которая неизвестно от кого забеременела, и все молчите!

Лицо Лили исказилось от гнева. Воскобейников, который в данную минуту меньше, чем когда-либо был склонен обсуждать интимную жизнь своего племянника, покосился на Белецкого – тот издали с притворно-равнодушным видом наблюдал за происходившей беседой. Слышать, о чем говорили кандидат в депутаты и его племянница, он, естественно, не мог, но калейдоскоп выражений на лице подающей большие надежды бизнесвумен Лилианы Шумиловой вызывал у него вполне понятный интерес. Андрей Пантелеймонович еле заметно, но выразительно указал глазами в его сторону.

– Ты хочешь всех поставить в известность о подробностях твоей семейной жизни?

Этого, он знал, Лиля хотела меньше всего – болезненное самолюбие заставляло ее скрывать даже от родителей неверность мужа. Илья, который по существующей между ними договоренности поддерживал видимость благополучной семьи, должен был лететь в Умудск вместе с ней и дядей, однако в последний момент нашел какой-то благовидный предлог, чтобы отказаться. На самом деле он остался в Москве из-за Карины – у нее на седьмом месяце беременности внезапно обострился врожденный порок сердца, и это встревожило врачей. Об этом Андрей Пантелеймонович знал, а Лиля догадывалась. Ей долго удавалось скрывать мучившую ее бессильную ярость, но теперь в разговоре с Воскобейниковым все накопившееся разом прорвалось наружу.

– Мне плевать на всех, – прошипела она, заставив все же свое лицо принять спокойное и приветливое выражение, – мне вообще на все плевать, если сказать честно. Просто бесит – плюете на меня, а когда нужны наши деньги и влияние, то я для вас всех дорогая и любимая родственница. Тот же самый Илья – он знает, что наша с ним общая фирма дня не продержится без моих денег.

– Мой племянник достаточно талантлив, и его идеи приносят вам немалый доход, – сухо возразил Андрей Пантелеймонович. – Что касается остального, то Илья, как мне известно, сто раз предлагал тебе развестись, это ты сама не хочешь с ним расставаться.

– Не хочу! – она прилагала все усилия, чтобы лицо ее внешне сохраняло безмятежное выражение. – Потому что я его люблю, я не смогу без него жить. У нас семья, ребенок, почему я должна от него отказываться? Он мой законный муж! Я только ненавижу, когда притворяются родственниками, а сами вставляют палки в колеса.

Андрей Пантелеймонович устало вздохнул.

– У нас сейчас идет беспредметный разговор. Не знаю уж, как и что там у вас дальше получится с Ильей, но лично я отношусь к тебе, как к племяннице, а Виктория всегда тебя любила, и не понимаю, о каких там палках ты сейчас рассуждаешь.

– Ах, непонятно? А ваша, так называемая, дочь? – Лиля сделала ударение на словах «так называемая» и с удовольствием заметила, как Андрей Пантелеймонович слегка вздрогнул. – Между прочим, ваша любимая Настя навещает Илью и эту дебилку Карину в их гнездышке. Они обнимаются, лобызаются – самая любимая родня!

Воскобейников растерялся, но тут же постарался взять себя в руки.

– Ну, милая моя, ты просто ерунду говоришь! Как Настя может постоянно навещать Илью – Инга контролирует каждый ее шаг, она бы мне это сразу сказала. К тому же, Настя сама никуда не ходит, ее отвозит шофер, когда куда-то нужно.

Лиля пожала плечами:

– Я что, врать буду? Мой человек видел, как она туда приезжала.

– Так ты что, следишь за домом Карины? – изумился Андрей Пантелеймонович.

– Естественно – пока она якшается с моим мужем. Так вот, они туда приехали все вместе – ваша Настя, эта кикимора и Илья. На машине моего мужа, между прочим, а не с вашим шофером Петром.

– Ах, боже мой, ну что тут такого? Возможно, Настя попросила Илью объяснить ей что-нибудь по математике – какую-нибудь задачу. Почему бы ей его не попросить – ведь она считает его своим двоюродным братом. Или ты хочешь, чтобы она считала его кем-то другим?

Он подчеркнул последние слова и с удовлетворением заметил, что на этот раз вздрогнула Лиля. Сбавив немного тон, она возразила:

– Нет, конечно, но зачем ей приезжать домой к этой шалаве? Если она хочет повидать брата, то может приехать ко мне домой, в конце концов. В его дом, туда, где он живет!

Утомленному брюзжанием Лили Андрею Пантелеймоновичу захотелось ее подразнить.

– Ну, не знаю, не знаю, – почти весело протянул он, – они с Кариной ведь знакомы с детства и довольно тепло относятся друг к другу, а в разных там нюансах Анастасия пока не очень разбирается – она еще ребенок. Так как, мы с тобой займемся делами или продолжим никому не нужную дискуссию?

– Хорошо, – буркнула она, – займемся делами. Итак, что от меня конкретно нужно – сделать короткое заявление? Хорошо, я его сделаю. И, если надо, то встречусь с этим Ючкиным.

– Ну и молодец, – Андрей Пантелеймонович легко поднялся и, дружески поцеловав ее в щеку, отправился на свое место.

Лиля откинулась назад и прикрыла глаза. Лицо ее было неподвижным, и, казалось, что уставшая деловая женщина мирно дремлет, убаюканная гудением мотора. Однако ярость, гнездившаяся у нее внутри, не улеглась и сверлила душу – так сильно, что она сама не замечала, как губы шевелятся и шепчут:

– Она еще ребенок? Не ребенок она, а маленькая сука! Тварь! – ее веки на миг приподнялись, и ненавидящий взгляд уперся в затылок прильнувшей к иллюминатору Насти.

Та внезапно оторвалась от окна и, повернув голову, встретилась глазами с Лилей. Только на секунду – Лилиана тут же опустила веки, – но Настя успела ощутить весь этот направленный на нее поток ненависти. Она немного подумала, но решила, что у ее невестки опять шалят нервы. Неудивительно – вечные проблемы с Ильей. Интересно, если, например, она, Настя, выйдет замуж за Алешу – Настя даже зажмурилась от этой мысли, – а тот ее бросит и будет жить с другой женщиной – она поежилась, – то что, ей тоже становиться такой психопаткой? Тоже бегать за ним, изводить его, себя, всех остальных? Ой, нет, лучше не надо, лучше совсем не надо тогда замуж! Не замуж, а просто так – пока им хорошо. Ой, как же ей с ним хорошо! Только почему счастливые минуты бывают такими короткими, почему нельзя растянуть их на вечность?

У нее перехватило дыхание и, прижав лоб к стеклу, она закрыла глаза, замирая от нахлынувших воспоминаний.