Текст книги "Время тлеть и время цвести. Том первый"

Застонав, как от боли, она закрыла лицо руками. Антон прошелся по кабинету, потом остановился перед ней и нерешительно дотронулся до ее руки.

– Послушайте, Маргарита, но ведь вы… вы сейчас работаете в той же области.

Рита резко отняла руки от лица и стремительно поднялась.

– Не будем говорить о моей работе, Антон, – холодно произнесла она, – мне действительно нельзя было пить, а сейчас я должна идти.

Неожиданно ее качнуло вбок, и Антон поддержал ее за талию.

– Вам еще нельзя идти к Карине, это точно, – смеющимся шепотом сказал он ей в ухо, – давайте, я вас провожу в комнату для гостей, и вы немного отдохнете.

Маргарита не успела ответить, потому что зазвонил телефон, и Антон, одной рукой продолжая ее поддерживать, другой плотно прижал к уху трубку. Неожиданно лицо его расплылось в улыбке.

– Карина? Да, я говорил с твоей сестрой, – он весело посмотрел на Маргариту, которая отчаянно затрясла головой. – Нет, она уже уехала и сказала, что рано утром приедет. Да, она хотела к тебе зайти, но ее срочно вызвали по телефону. Нет, все нормально. Да нет, ничего такого она мне не сказала, у тебя восхитительная сестра. Нет, я не собираюсь над тобой смеяться, я и вправду в восторге. Ладно, спи спокойно и не забудь на ночь сцедить молоко.

– Вы профессионально врете, – заметила Рита, когда он осторожно положил трубку.

– Не все, что я сказал – ложь. Тем не менее, если вас сейчас кто-то увидит в клинике, то меня действительно сочтут за отчаянного лжеца. Поэтому лучше вам провести ночь в этом кабинете. В шкафу есть чистое белье, в холодильнике немного еды, туалет и ванная сбоку – за этой дверью. Захотите послушать музыку – на полке магнитофон, кассеты и диски. Телефон я выключу, чтобы вас никто не беспокоил.

Она смущенно подняла глаза.

– Не знаю, я могу вызвать машину, только я сейчас что-то плохо соображаю. А вы… вы уходите?

Антон с коротким смешком слегка зарылся лицом в ее пушистые рыжие волосы и шепнул:

– А как вы хотите – чтоб я остался? Я могу и остаться.

Маргарита уперлась рукой ему в грудь и торопливо отстранилась.

– Нет-нет, идите, конечно. Спокойной ночи.

Он коснулся губами ее волос и пошел к двери, но на самом пороге обернулся и указал на замок.

– Чтобы вам было спокойней, заприте дверь на задвижку.

Быстро сбежав вниз по мраморным ступеням, Антон Муромцев попрощался с вахтером, сел в свою машину и тут вдруг вспомнил о выпитом коньяке.

– Черт! Ладно, посижу в машине, пока выветрится.

Гордясь своей добропорядочностью, он откинулся на спинку сидения, с наслаждением вдохнул теплый летний воздух и не заметил, как вдруг задремал. Вновь перед глазами стояло лицо рыжеволосой женщины, сияли изумрудные глаза, в ушах звенел звонкий сердитый голос.

– Антон, у тебя что – мотор заглох? – Антон заставил себя открыть глаза и увидел стоявшую рядом с ним машину Ильи.

– Я сам заглох, – с трудом ответил он, – как ты там, справился?

– Тяжело, конечно, пришлось – я имею в виду, что Лилька, оказывается, здорово прибавила в весе, хотя внешне и не скажешь. Или, может, это я ослаб.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – философски заметил Антон.

– Точно, а еще говорят, что нет худа без добра – пока я вместе с горничной укладывал ее спать, позвонила Настя из Швейцарии. Здорово подгадала – я ведь сейчас дома… в той квартире практически не бываю.

– Она пришла в себя? Что, собственно, с ней произошло?

– Дядя Андрей приедет, тогда все точно нам расскажет, а я не стал выпытывать по телефону – она очень возбуждена была, все время тараторила. Еще сказала, чтобы ты просмотрел электронную почту.

– Все?

– Все.

– Тогда ставь свою машину на стоянку, а я поехал.

Муромцев тронул машину с места и осторожно выехал на дорогу. Мысли о Насте сменились размышлениями о рыжей Маргарита и профессоре Баженове, который так и не стал его отцом. Красный свет светофора неожиданно вывел его из себя.

«Сколько же времени я трачу ежедневно на светофорах и в пробках? – раздраженно думал он. – Тащусь каждый раз из Измайлова в центр, добросовестно выстаиваю на всех перекрестках. Улица почти пустая, мужик вон проскочил. А я стою, как дурак. Потому что он к кому-то торопится, а меня никто не ждет. Продать что ли эту квартиру и купить поближе к Кате? Хотя нет, теперь я ведь Катьке не особенно и нужен – она все со своим хахалем. Поеду лучше обратно в клинику, переночую в комнате для визитеров или в ординаторской».

И, круто развернув машину, Антон поехал обратно в клинику.

Глава четырнадцатая

Свет горел лишь в детском отделении и комнате дежурной медсестры. На стоянке одиноко притулилась машина Ильи Шумилова, и Антон подумал, что его другу тоже одиноко одному дома, раз он в последнее время постоянно остается ночевать в клинике. Еще он подумал, что это наверняка та выдра бухгалтерша постаралась – сообщила хозяйке о Карине. Недаром Лилька примчалась сразу же, как бухгалтерша вышла из отпуска. Ладно, шут с ней, главное, чтобы с Кариной и ребенком все было хорошо, а Илья пусть сам разбирается с законной супругой.

Сонный вахтер, открыв ему дверь, ничуть не удивился – главный врач часто приезжал среди ночи, если в клинике находились тяжелые больные. Ворчать и ругаться вахтер не посмел бы – его зарплата в среднем в пять раз превышала заработок врача-бюджетника.

Поднявшись на второй этаж, Антон постоял в нерешительности и решил заглянуть в «аппендикс», где находился его кабинет. Дверь была приоткрыта, и внутри очень тихо играла музыка – двадцатый концерт Моцарта.

«Смотри ты – меломанка, классику слушает, – изумился он, – хотя, может, ей и все равно, что слушать – бывают люди, которые только под радио или телевизор могут заснуть».

Ему вдруг вспомнилась беременная дама, которой дежурная сестра всю ночь крутила по видеомагнитофону фильмы – иначе та немедленно просыпалась и начинала испытывать удушье. Конечно, у той женщины были серьезные проблемы с нервной системой, и Антон, пробовавший вначале категорически возражать против такого «снотворного», в конце концов махнул рукой. У рыжей сестренки Карины явно тоже не все в порядке с психикой – скалится на всех, как волчонок.

Его вдруг охватило странное чувство нежности, и страстно захотелось хоть на мгновение заглянуть внутрь и посмотреть, что делает Маргарита. А почему бы и нет, если она не закрыла дверь на защелку? Очень осторожно он толкнул дверь и застыл на пороге.

Маргарита стояла лицом к окну, заложив руки за спину, и лунный свет играл в ее рыжих волосах. Она словно окаменела и, лишь когда прозвучал последний аккорд, медленно повернулась и вздрогнула, оказавшись лицом к лицу со стоявшим на пороге Антоном. Он смущенно поясрил:

– Вы не заперли дверь на задвижку.

– Разве? А я думала, вы захлопнули дверь, – голос ее звучал равнодушно, даже как-то отрешенно.

– Эта дверь не захлопывается, – объяснил Антон, – я постоянно забываю где-нибудь ключи, захлопну – не попаду к себе в кабинет. Любите Моцарта? Почему вы не спите?

– Думала.

– О чем же?

– Вспоминала. Знаете, я играла отрывок из этого концерта на выпускном экзамене в музыкальной школе и в одном месте сфальшивила. Мне снизили оценку – поставили четыре.

– Не огорчайтесь – четыре тоже хорошая оценка. И опять я вам завидую – всю жизнь мечтал играть на каком-нибудь инструменте. Месяц меня мама водила на скрипку – бросил. На гитаре начал учиться – бросил. Никудышный я человек. А Карина тоже играет?

– Нет, у нее в детстве был ревмокардит, врачи запретили дополнительные нагрузки. Да это, собственно, и ни к чему – мое умение играть на пианино никак мне в жизни не пригодилось. Странно, – по-прежнему держа руки за спиной она шагнула к нему и чуть склонила голову вбок, – сейчас говорю с вами, и такое чувство, что я вернулась из другого мира.

Антон, как завороженный, смотрел на стоявшую перед ним женщину.

– Знаете, что я чувствую, глядя на вас? – медленно произнес он. – Черный омут отчаяния у вас в душе. Почему, Маргарита?

Беззвучно засмеявшись, она подошла совсем близко, в темноте блеснул белизной ровный ряд зубов.

– Страшно, да? Боитесь утонуть в омуте? – в ее голосе прозвучал вызов, а руки все сжимали друг друга за спиной – даже плечи, казалось, свела судорога.

Антон нежно провел рукой по коротко стриженым рыжим волосам и, лбом дотронувшись до ее лба, тихо шепнул:

– Боюсь, представьте. Придется даже глаза закрыть, чтобы не сойти с ума от страха.

Он действительно закрыл глаза и, обняв Маргариту, мягко коснулся губами ее крепко стиснутых губ, потом, скользнув ладонями по спине, попытался разжать сцепленные руки. Она словно выдохнула:

– Нет, не надо!

– Расслабься, Рита, солнышко мое золотое, разожми руки. Обними меня, пожалуйста.

Ее плечо дернулось в последний раз, и руки, разжавшись, обхватили его за шею…

Потом они долго лежали рядом, и Рита беззвучно плакала, глядя в потолок. Антон провел рукой по ее мокрой щеке и неожиданно снова привлек к себе. На один лишь миг она напряглась, но тут же все ее тело вновь горячо откликнулось, потянулось ему навстречу, и с губ сорвался стон, смешавшись с коротким смешком:

– Ты варвар!

Солнце еще не выбралось из-за горизонта, но лучи его уже высветили небосвод лазурью, и птицы начали свое обычное утреннее щебетание. Антон, подперев рукой голову, задумчиво смотрел на лежавшую рядом с ним женщину. Она неподвижно вытянулась на спине, плотно смежив веки, но длинные темные ресницы дрожали, показывая, что их хозяйка не спит. Тело ее было худощавым и стройным, черты лица, обрамленного сбившимися рыжими кудрями, правильны и тонки.

– Да ведь ты – настоящая красавица, – с некоторым даже удивлением в голосе произнес он, – просто удивительно, как хорошо ты умеешь это скрывать!

– Я сегодня уезжаю, – резко ответила она, не открывая глаз, – хочу отдохнуть, развеяться. Поеду в Лондон, оттуда в Штаты.

Антон протянул руку и обхватил ее плечи, дотронувшись щекой до кончика дрожащих ресниц.

– Чего ты боишься? – нежно спросил он. – Что тебя так мучает?

– Чего я должна бояться? – голос ее, полный обычного высокомерия вдруг дрогнул, и она начала объяснять, словно оправдываясь: – Я очень занятой человек, мне нужно с пользой провести мой отпуск, поговорить со специалистами насчет Карины. И вообще, с какой стати я должна что-то тебе объяснять? Благодарю за приятно проведенное время – все было совсем неплохо. Думаю, что мне уже пора.

Антон хмыкнул и, неожиданно перевернувшись на спину, уложил ее на себя, не давая переместиться.

– Так я тебя и отпустил, попробуй, сбеги!

– Ты слишком много себе… – сердито начала она, но руки ее вдруг обхватили его за шею. – Антон!

Поцелуй, казалось, полностью перекрыл обоим кислород. Антон нежно разворошил рукой и без того спутавшиеся рыжие кудри, провел рукой по трепещущей спине, скользнув в ложбинку между ягодиц и потом вдруг, не дожидаясь, пока она отдышится, приподнял ее и вошел в затрепетавшее от страсти тело женщины.

– Я не хочу, я… – Маргарита попыталась возразить, но тут же забилась и застонала, уже не в силах контролировать свои действия и свои эмоции.

Постепенно помутневшие глаза ее прояснились, она пришла в себя, оторвав лицо от плеча Антона, и внезапно вскрикнула от ужаса. Он лениво приподнял голову.

– Что такое?

– Дверь! Ты так и не закрыл дверь на задвижку!

– Ах, я голова садовая!

Он легко вскочил на ноги и, заперев дверь, вернулся обратно и присел рядом с ней.

– Так что, решила все-таки уехать?

– Ты намекаешь на то, что увлечение сексом с тобой может повлиять на мое решение? – все же голос ее звучал нерешительно. – Поверь, я сама врач и прекрасно все понимаю, поэтому бессмысленно думать, что…

– Причем здесь секс! – резко перебил Антон и стиснул ее руку. – Я не тот твой мальчишка аспирант, мне тридцать шесть лет, и я могу получить секс, если мне нужно, где угодно и когда угодно. Я хочу тебя, и если уговариваю остаться со мной, то это не минутное желание – я никогда не уговаривал ни одну женщину, всегда говорил им: если не хочешь, иди на фиг!

Рита растерялась.

– Я не понимаю, что тебе нужно от меня?

– Я прошу тебя выйти за меня замуж. Хочешь, встану на колени?

Она села, натянув на себя простыню, и глаза ее округлились от удивления.

– Это невозможно, что за ерунду ты несешь! Мы сошлись, занялись сексом и разойдемся, забудем друг друга навсегда.

– Нет. Ты – дикарка, ты ненавидишь мужчин и людей вообще, но ты была со мной, ты искренне обнимала меня и целовала – вряд ли, значит, я тебе неприятен. Может, ты считаешь, что должна испытывать какие-то другие чувства к будущему мужу? Какая-то там неземная любовь и прочее? Так ты ошибаешься – это все сказки, это может быть только в семнадцать-двадцать лет.

– Зачем ты мне это объясняешь, разве я так сильно похожа на идиотку?

– Есть немного. Ты не понимаешь, что никто другой просто не вынесет твоего стервозного характера, а я буду тебя носить на руках.

Маргарита рассмеялась.

– Да ведь ты сам не так давно говорил, что у меня чудесный характер!

– Надо же, как заврался! И все для того, чтобы уложить тебя в постель.

– Но ты уже уложил, что же еще? Зачем тебе продолжение?

– Я же говорю: хочу на тебе жениться.

Выпростав из-под простыни руку, Маргарита ласково погладила его по плечу.

– Спасибо тебе, милый, хороший мой. Только я не могу ответить на твое предложение, и для этого у меня есть причины.

– А у меня есть причины для того, чтобы ты за меня вышла, и мои причины важней твоих!

Маргарита невольно улыбнулась.

– Какие же?

– Прежде всего, ты сама меня сегодня поцеловала, а вряд ли ты еще какого-то мужика поцелуешь добровольно – только под дулом пистолета. Так что вывод какой? Правильно – продолжать целовать меня и дальше.

– Ладно, это серьезно. Что еще?

– Хорошо, второе: я хороший, меня нельзя бросать, потому что мне будет без тебя очень плохо. Не бросай меня, Рита, солнышко мое! Пожалуйста!

– Антон! – она схватила его руку и, прижав к своей щеке, быстро-быстро заговорила: – Ты не понимаешь, не знаешь, какая у меня работа – я не могу ее бросить. Не могу!

На щеках Маргариты внезапно выступил лихорадочный румянец, и Антон поспешно обнял ее, прижав к себе.

– Тише-тише! Разве я заставляю тебя бросать твою работу? Я знаю, что ты талантлива, что ты увлечена своим делом, я…

– Нет! – она коротко вскрикнула и дернулась, испугав его своим возбуждением, но тут же взяла себя в руки и уже спокойней повторила: – Нет, я не смогу сейчас оставить работу – у меня контракт.

– Ну и что? У многих людей контракт. Если ты так любишь свою работу, то мы как-нибудь устроимся – я к тебе, ты ко мне. Потом контракт закончится. Я не стану тебя отвлекать от дела, я понимаю, что ты любишь свою работу…

– Я ее ненавижу! – с неожиданной горечью вырвалось у нее.

– Что?! – он покачал головой и медленно произнес: – Тогда не понимаю. Если это вопрос денег, то деньги я заработаю. Если ты связана контрактом, то можно заплатить неустойку и его разорвать, нет? Зачем себя насиловать, не понимаю! Где ты работаешь?

Маргарита, не ответив, торопливо потянулась к висевшей на стуле блузке.

– Все, Антон, мне пора – вдруг сюда постучит кто-то из персонала.

– Сюда никто из персонала не стучит и не заходит, если я не приглашаю, – он внимательно посмотрел на нее, – не волнуйся, они начинают суетиться только в семь, а сейчас нет и половины шестого.

– Можно мне зайти в душ?

– Конечно.

Когда Маргарита вышла из ванной, Антон уже разлил по чашечкам свежий кофе и накладывал на тонко нарезанные куски хлеба сыр и колбасу.

– Прошу вас, – он сделал гостеприимный жест рукой, – завтрак ждет.

Маргарита весело опустилась в кресло и протянула руку к бутерброду.

– Удивительно, как ты угадал мое желание – я до чертиков голодна!

– Я бы хотел до конца жизни угадывать ваши желания, моя королева! – галантно заявил Антон. – Разве я не прелесть?

– Ты ужасная прелесть! – с улыбкой согласилась она, чуть опустив ресницы и поднося к губам кофе.

Он перевернул стул спинкой к столу и верхом уселся напротив нее, упершись подбородком в полированное дерево.

– Ешь, ешь.

– Да я уже наелась, спасибо, – поставив на стол пустую чашку, Рита отодвинула тарелку. – Наверное, мне пора собираться, уже седьмой час.

– Но ведь мы не договорили и ничего не решили.

– Антон, – голос ее стал серьезным, – мы все обсудили, исчерпали все аргументы, давай больше не будем к этому возвращаться.

– Ты, может, и исчерпала, а я нет. У меня есть еще аргумент – решающий.

– Антон…

– Иди сюда.

Антон взял ее за руку и, усадив на диван, сам сел рядом и обнял за плечи.

– Еще один аргумент, – шепотом сказал он ей на ухо, дотрагиваясь губами до влажных колечек рыжих волос, – я хочу, чтобы ты родила мне ребенка. Маленького, крикливого и такого же рыженького, как ты. Это не аргумент?

– Антон, – у нее сжалось сердце, – не надо, прошу тебя!

– Даже не проси, я и слушать не буду!

– Но ведь ты ничего обо мне не знаешь!

– Все, что мне надо, Ритуля, я уже узнал, а остальное оставь при себе.

Его рука погладила тонкие напрягшиеся пальцы и неожиданно ласково их сжала. Рита попыталась высвободиться, но ей это не удалось.

– Погоди, Антон, я ведь тоже о тебе ничего не знаю!

– Так я тебе все расскажу.

– Ага, расскажешь, – она шутливо оттолкнула его, – расскажешь, небось, только то, что мне нужно знать.

– Да я тебе больше расскажу. Слушай: холост, симпатичен, не курю и не пью.

– Как ты не пьешь, я вчера видела.

– Три рюмки коньяку, помилуйте, моя госпожа, вы отстали от жизни! Сейчас порядочные люди самогон хлещут.

– Ладно, что еще?

– Еще? – он слегка задумался. – Еще я имею кучу сестер и брата, которые даже не подозревают о моем существовании. Кроме Кати, конечно.

– Катька, – задумчиво произнесла Маргарита, – она мне всегда нравилась – искренне любила отца, была ему предана. Хорошая девочка – очень теплая и чистая.

– Ты хорошо знала семью… семью профессора Баженова? – тихо спросил Антон, перебирая ее пальцы.

– Почему ты не зовешь его отцом – не можешь? Да, я их знала. Старших дочерей от первых двух браков видела, правда, только три-четыре раза – во время каких-то юбилеев. Они ведь жили своей жизнью, общались с отцом в основном по телефону. А Юлек с женой – самые ординарные наглецы и хамы, они меня мало интересовали. Вот мать Кати была чудесной женщиной – очень заботливая, ласковая. Сейчас я думаю, что была с Катюшей всегда недостаточно приветлива. Где она сейчас?

– В Москве, живет в квартире своего… нашего деда. Мы с ней в последние годы очень сблизились.

– Замужем?

– Да нет… пока.

– Она обожествляла отца – что-то вроде Эдипова комплекса. Наверное, из-за этого и влюбилась тогда в тебя – из всех его детей ты единственный, кто на него действительно похож. Ладно, Антон, уже скоро семь, и сюда могут войти.

– Не войдут.

– А вдруг кто-то ночью сюда заглянул? – попугала его Рита. – Дверь-то была открыта!

– Плевать я на них всех хотел! Между прочим, ты меня очень сильно задерживаешь, ты знаешь?

– Я?!

– Да, и себя тоже. Слушай, какой тут режим: в семь Карина кормит ребенка, потом до половины девятого целуется с Ильей, а уже с половины девятого ты могла бы пойти к ней. Но ты не пойдешь.

– Почему это?

– Потому что я тебя не выпущу. Теперь слушай дальше. В девять у меня пятиминутка, до этого мне нужно еще просмотреть электронную почту и сделать кое-какие дела, но все это придется теперь отложить на неопределенное время.

– Да с какой же стати? Я сейчас…

– С того, что пока ты мне не дашь положительного ответа, я тебя не выпущу, и все дела – и твои и мои – откладываются на неопределенное время.

– Да, ты крут! – хмыкнула Маргарита и попыталась выдернуть руку. – Ничего себе! Ты меня в плен взял?

– С тобой только так!

– Какой тебе нужен ответ?

– Я же говорю – положительный. Так ты согласна?

– Родить тебе ребенка?

– Да, рыженького. И не уезжать от меня в Африку.

Он дотронулся губами до губ Маргариты и заглянул ей в глаза. Что-то оборвалось у нее в душе, и она судорожно всхлипнула.

– Зачем ты так, Антон? Какой же ты…

– Такой вот и есть. С виду вроде добрый, но наглый и настырный – своего никогда не упущу.

– Ладно, – она уткнулась носом ему в плечо, – я согласна.

– Выйдешь за меня замуж?

– Я согласна родить тебе ребенка. В конце концов, мне уже тридцать шесть, и когда-то нужно.… А насчет замуж – давай подождем.

– Хорошо, хоть что-то, – Антон печально покачал головой и начал расстегивать пуговки на ее блузке.

– Ты… ты что делаешь? – она растерянно подалась назад.

– Хочу показать тебе, как делают детей, ты же согласна на рыженького, – он закрыл ей рот поцелуем, и они, обнявшись, упали на диван.

В половине девятого Маргарита торопливо подхватила свою одежду и вновь скрылась в душе. Минут через десять она вышла – уже одетая – и с беспокойством оглядела свое отражение в большом зеркале.

– По мне ничего не видно? – тревожно спросила она у Антона.

– Ну… не знаю. Глаза у тебя блестят, как звезды.

– Смотри, чтобы Карина ни о чем не догадалась, – в ее голосе слышалось смущение.

Он скорчил обиженную гримасу.

– Ничего себе, а если рыженький? Ты ведь, как я понял, не предохранялась. Я, кстати, тоже.

– Ну, сегодня, может, и обойдется.

– А завтра?

Маргарита рассердилась:

– Не своди меня с ума, я пошла к сестре, – дойдя до двери, она смягчилась и, вернувшись к Антону, поцеловала его в губы, – когда будет рыженький, тогда все и расскажем.

Проводив ее взглядом, Антон вздохнул и включил компьютер, чтобы просмотреть электронную почту, но открыть письмо Насти не успел – настенные часы начали бить девять часов, и из селектора послышался голос секретарши:

– Антон Максимович, начинаем пятиминутку?

Дежурный из патологии сообщил результаты мониторинга женщины с двойней, в гинекологическое отделение поступила больная с дисфункцией яичников, в родильном готовили роженицу к кесареву сечению. Антон завершил пятиминутку и направился в родильное.

В два в клинику поступили три новые пациентки – две в патологию и одна в гинекологическое отделение. В четыре горячка в клинике сошла, наконец, на нет, и Антон, просмотрев последние сводки, зашел к Карине. У нее сидели Илья и Маргарита – по всей видимости, отношения между ними значительно улучшились, потому что Илья оживленно что-то рассказывал своей новоявленной родственнице, а та весело улыбалась.

– Антон, я так рада, Ритка, решила еще не сразу уехать, – сообщила Карина, со счастливой улыбкой обнимая сестру, – она еще тут побудет. Представляешь, Жоржик сейчас улыбнулся, когда я его кормила. Да, – она вдруг смутилась, мне медсестра сказала, что … что Лиля приехала. Это правда? – лицо ее стало встревоженным.

– Даже если и приехала, то тебе-то что? – недовольно сказал Илья. – Тебя это ни в коей мере не касается. У нее свои дела, она в клинике могла раз появиться и тут же уехать.

– Мне очень неудобно, Илюша, – тихо ответила она, опустив глаза, – ты сегодня ночевал здесь, не ночевал дома…

– Позволь мне самому решать, что мне делать.

– Да Лилька еще спит, небось, – бодро заметил Антон, – она после дороги любит немного покайфовать – водочка, снотворное.

– Что? – не поняла Карина.

– Тебе Илья не рассказывал, как мы ее в студенческие годы усыпили?

Немного утрируя, он рассказал, как они в Новый, тысяча девятьсот восемьдесят третий год усыпили Лилю. Карина смеялась до слез, а Маргарита весело заметила:

– Видишь, детка, волноваться совершенно ни к чему – мужчины во всеоружии.

– Ой, ребята, как вам только было не страшно, – Карина вытерла слезы и покачала головой, – вы же были еще студенты, могли не ту дозу дать.

Илья весело махнул рукой.

– Там у них был один великий фармацевт. Старик, как звали того студента?

– Того? А, Сашка – Сашка Эпштейн.

Антон немного поскучнел и поднялся с места, сказав Маргарите, у которой лицо вдруг стало каменным:

– Вы не могли бы зайти ко мне и проконсультировать меня по одному вопросу, Маргарита Георгиевна?

Она кивнула.

– Что с тобой? – спросил он, едва они оказались в его кабинете вдвоем.

– Ничего, устала.

– Тогда кофе, – он включил кофеварку, в которой уже был засыпан кофе, достал из холодильника баночку с черной икрой и тарелку с салатом, – решил разнообразить наше меню, послал секретаршу в магазин. Чтобы ее совесть не мучила, что она зря деньги получает.

Маргарита стояла у окна и смотрела, как он готовит бутерброды.

– Я не очень голодна, – сказала она, равнодушно следя за его руками.

– Ты знакома с Эпштейном? – спросил вдруг Антон. – С Сашкой Эпштейном?

Плечо Риты нервно дернулось, и руки мгновенно сцепились за спиной.

– Почему? – голос ее внезапно охрип. – Ты что – ясновидящий? Да, я его знаю. Только не надо меня ни о чем спрашивать, тут нет ничего личного.

– Я и не собираюсь спрашивать, но видел, как ты дернулась, когда я назвал его имя. Вообще-то я не ясновидящий, хотя многие считают меня неплохим диагностом. Когда же дело касается близких мне людей, у меня просыпается какое-то седьмое чувство.

– Подумать только! – губы ее искривились. – И много у тебя таких близких людей, которые удостоились?

– Не очень, – он поставил перед ней бутерброды и кофе. – Что ты опять вся сжалась – ешь. Я тоже поем – с утра верчусь, как белка в колесе. Знаешь, – он сел напротив нее и сделал глоток кофе. – У меня есть один знакомый ребенок – девочка, ей недавно стукнуло шестнадцать. Так вот, она прислала мне мейл, а я все никак его не прочту.

Маргарита внимательно взглянула на его усталое лицо и слабо улыбнулась.

– Ты и вправду устал. Отсюда мораль: ночью нужно спать.

– Я и сегодня ночью спать не собираюсь, – бодро возразил Антон и под столом погладил ее колено.

– А насчет девочки, то ты можешь прочесть письмо прямо сейчас. Открой свою почту и читай, вдруг там что-то важное. Читай, я не обижусь.

Секунду Антон смотрел на Риту потом улыбнулся.

– Ты права, – чмокнув ее в щеку, он подошел к компьютеру.

«Антоша, дорогой, Илья тебе, конечно же, сказал, что со мной случилось. Сейчас я тебе писать ни о чем не стану, потому что мне тяжело это вспоминать. Потом – может быть. Сейчас я в Швейцарии, мне взяли бонну, фрейлин Эрику. Она занимается со мной немецким языком и постоянно меня везде сопровождает. Папа сказал, что все это делается для моей пользы. Но мне разрешили позвонить Илье и отправить тебе письмо электронной почтой. Хорошо, что я, когда позвонила, застала Илью дома. Он сказал, что у них с Кариной родился сын, и я очень рада. Я попросила его поздравить и поцеловать ее от меня, и ты тоже передай ей мои поздравления.

Мы должны были сразу после выборов приехать в Москву, потому что мама перед поездкой в Швейцарию хотела пройти какие-то косметические процедуры. Но не приехали. Приедем во второй половине августа. Я все вспоминаю, как в мае ты мне помог с химией. Потом пришла Катя. И еще тогда ты делал операцию. Если сможешь, помоги мне еще раз.

Знаешь, тут такая красота кругом, но я скучаю и вообще сдохла бы, если б не Танечка – она такая милая. Хорошо говорит по-русски, но писать почти не умеет, хотя по-французски и по-немецки пишет прекрасно – даже стихи сочиняет, и в ее школе ей даже дали однажды приз. Один раз она мне рассказала, что очень скучает по Илье и даже тайком написала стихотворение про своего папу, но никому не показала – даже дедушке и бабушке. Только мне дала почитать. Там она сравнивает Илью с рыцарем, который посадил ее на крылатого коня и полетел над океаном. Внизу бушевали волны, но ей не было страшно, потому что ее держал папа. Похоже на «Лесного царя» Гете. Жалко только, что стихотворение на немецком языке, а то я прислала бы его Илье – может, он тогда вспомнил бы о своей дочке и приехал бы ее повидать. Это ведь несправедливо, ребенок не виноват. Как жалко, что Илья не знает немецкого и не сможет прочитать это стихотворение! Если будет случай, ты поговори с ним – осторожно, конечно, тактично. Скажи, что Танечка очень славная. Тебе она бы тоже понравилась. Я один раз на нее смотрела и почему-то вдруг вспомнила ту фотографию твоей мамы – помнишь, которую ты мне один раз показывал? Странно, да? Ладно, Антоша, я тебя крепко-крепко целую. Твоя Настя».

Антон откинулся назад и закрыл глаза.

– Антон! Что с тобой, Антон, тебе плохо? Ты болен?

Маргарита щупала его пульс, хлопала по мертвенно-бледным щекам. Он постепенно приходил в себя, и предметы вокруг вновь приобретали ясные очертания.

– Прости, не обращай внимания – со мной такое бывает, – его зубы щелкнули о стакан с водой, который она поднесла к его рту, и он отстранил ее руку, – мне и в детстве говорили, что я очень впечатлительный, но такое началось после гибели мамы. Шестнадцать лет прошло, а я все не приду в себя. Иногда сам не знаю от чего – что-то неожиданно вдруг всплывет, выбьет из колеи, и я…

Лицо Риты оставалось встревоженным.

– Это серьезно, Антон, надо обратиться к невропатологу.

Антон, уже окончательно придя в себя, взял ее руки в свои и улыбнулся.

– Надо, конечно. Знаешь анекдот? Американец гордится тем, что делает все, как надо. Русский гордится тем, что не делает все, как надо. Давай забудем. Или нет, я хочу тебе рассказать одну вещь, которую ты должна знать. Только ты.

Маргарита стиснула его руки, зеленые глаза, не мигая, смотрели с неподвижно застывшего лица.

– Так есть что-то еще, что я должна знать?

– У меня есть дочь. Это ребенок Лилианы, ее отцом все считают Илью.

– Удивительно мило! Это называется настоящая мужская дружба.

– Не смейся, так получилось. Лилька много лет пыталась заловить Илью, но он всячески ускользал. В то время, когда это произошло, у него была другая – постоянная подруга, с которой он жил, а с Лилькой они в студенческие годы какое-то время встречались, но потом он сбежал, а она все никак не хотела успокоиться. Один раз она все-таки затащила его в постель – так, между делом. Мы оба в то время были достаточно легкомысленны. Она надеялась забеременеть, но у нее ничего не вышло, тогда она использовала меня – наколола самым беспардонным образом.

– И заявила, что ребенок от Ильи, а он так сразу и поверил? Значит, он еще глупей, чем я думала. Но ты-то – почему молчал?

– Когда я узнал, у них уже назначен был день бракосочетания. Конечно, я был в бешенстве, но… не мог же я устроить скандал. И потом, Лилька – мать. Я считал, что обязан уважать волю матери. Илья же… он потом уже, когда девочка родилась, понял, что ребенок не от него, но тоже не захотел скандала.

– А моя сестра должна из-за этого страдать! Илья хоть знает, что это ты ему так удружил?

– Нет, об этом никто не знает. Он просто не хочет видеть девочку – и все. Сейчас мне написали, – он кивнул на компьютер, – что ребенок страдает, хочет видеть отца. Я видел ее фотографии – она удивительно похожа на мою маму. Если б Лилька разрешила мне… Весной, когда строилась эта клиника, мы с ней ездили в Швейцарию – обговорить детали с ее отцом. Я безумно хотел повидать Танечку, но Лилька не допустила. Я мучаюсь, страдаю все эти годы, а Танечка…. Илью она даже в лицо не знает. Она тоскует – моя дочь тоскует без отца, тайком сочиняет стихи о своей любви к нему, а я… я даже не имею права ее увидеть! Неужели я до такой степени виноват?