Текст книги "Время тлеть и время цвести. Том первый"

Он растерянно уставился на нее и пожал плечами:

– Ну… я недавно делал анализ крови Насте – тогда понял.

– Видите! Кстати, чей это ребенок? – спросила она так спокойно и деловито, что он, не подумав, сразу же ответил:

– Это дочь племянника дяди Андрея.

– Теперь все стало на свои места. Хорошо, я вам объясню, зачем я приезжала. Я с самого начала знала, что это не их ребенок, а знаете, почему? Еще во время прошлой беременности Инги они обратились ко мне, и я обнаружила у Андрея и Инги очень редкую несовместимость по двум факторам. Это сводит к нулю вероятность рождения у них жизнеспособного ребенка. Тем не менее, оба они – нормальные люди, и каждый может иметь здорового ребенка от другого партнера. Андрей об этом знал – я ему сказала. Когда Евгений Семенович сообщил мне, что Инга снова беременна, я и подумать не могла, что Андрей может опять заставить ее пережить подобный кошмар. Если честно, то я думала о донорской сперме. Когда девочка родилась, Евгений Семенович очень просил меня приехать и сделать анализы. Мне не хотелось ехать, я знала, что, если биологический отец не Андрей, то все будет нормально. Однако он говорил, что симптомы и титр антител были те же, что и при предыдущих беременностях. Я все сразу поняла, едва взглянув на девочку – она была сильно недоношена, но у нее не было никаких признаков гемолитической желтухи. А когда я определила группу ее крови, то уже можно было не делать больше никаких анализов. Инга же ничего не знала – позже она тайком от Андрея звонила мне, просила проверить кровь ребенка, говорила, что очень тревожится, доверяет только мне, потому что ей помогло мое лечение. Тогда я поняла, что Андрей ее обманул, но это их дело, я не желала и не желаю лезть в чужую жизнь, и вам не советую этого делать.

– Я не собираюсь никуда лезть, – хмуро ответил Антон, – разговор, если вы помните, шел о другом.

– Ах, да – по поводу моего письма в прокуратуру. Ну, вы поняли, надеюсь, что у меня просто не было для этого ни физической возможности, ни времени – я вообще очень занятой человек. Помню, лет тридцать назад пришлось писать в прокуратуру – у нас при транспортировке электронного микроскопа пропал весь комплект запасных деталей, и никто не хотел его искать. Поверьте, это такая морока – требуют кучу документов, проверяют факты, доказательства. На основании непроверенного письма, без всяких доказательств никто возбуждать дело не будет. К тому же, у меня и причин никаких не было желать зла вашей маме, зачем мне это?

Антон заколебался, но желание выяснить все до конца пересилило чувство возникшей после слов Сигалевич неловкости.

– Видите ли, мне известно, – он запнулся, но Ревекка ласково дотронулась до его колена и мягко, но настойчиво попросила:

– Говорите, Антон, я действительно хочу все знать, потому что вы введены в заблуждение – не знаю, сознательно или случайно. Говорите – что бы вы ни сказали, я не обижусь.

– Мне известно, что дядя Андрей оставил вас ради мамы. Разве это не могло вызвать с вашей стороны… – он смутился еще больше и замолчал.

Глаза Ревекки расширились от изумления. Секунду она смотрела на него и вдруг рассмеялась – искренне и по-молодому, веселым грудным смехом.

– Прости, мальчик, но как ты мог до этого додуматься? – на глазах ее от смеха выступили слезы. – Какая детская фантазия! И ты столько лет жил с этим? Но почему ты не пришел ко мне, не спросил прямо? Кто вообще сказал тебе такое?

– Дядя Андрей.

– Не выдумывай, Андрей не мог такого сочинить. Скажи правду.

– Я говорю правду, я многого прежде не знал, – растерянно ответил он, чувствуя, что это материнское «ты» сломало последний лед между ними, – я только недавно, когда делал анализ крови Насте, узнал, что она…

– Что она не дочь Инги, да? Тогда ты засомневался и в остальном. Одно не понимаю – зачем Андрею такое выдумывать? – она прикрыла глаза и, немного покачавшись в кресле, сказала: – Хорошо, я расскажу тебе все – только тебе, об этом знал лишь мой покойный муж, даже моим детям ничего неизвестно. Я расскажу, чтобы уж до конца отмести это кошмарное подозрение. Действительно, в студенческие годы мы с Андреем дружили и какое-то время даже были близки, но потом расстались – это было задолго до того, как он встретил твою маму. Расстались мы очень спокойно – не было никаких ссор и выяснений отношений, мы просто поняли, что наши дороги начали расходиться. Встречались все реже и реже, случайно, экспромтом, по привычке, – она задумалась. – Однажды нам пришлось встретиться по какому-то поводу – совершенно случайно, – и… Понимаешь, это было, словно старая супружеская связь, привычка, мы до этого сто лет не виделись. В то время я уже более полугода дружила с моим будущим мужем, хотя у нас еще ничего не было – он просто за мной ухаживал. Поэтому я даже забыла, что нужно предохраняться, – она запнулась и прямо посмотрела ему в глаза, – хорошо, я скажу, чтобы уж все было до конца: Саша – сын Андрея.

– Что? – Антон подскочил на месте.

– Да. Аборт мне делать не хотелось – у меня были проблемы с щитовидкой, и я боялась, что потом не смогу родить. Я могла прийти с этим к Андрею, и мы бы поженились. Я как раз собиралась это сделать, но мой будущий муж… Как раз в это время он сделал мне предложение, а я честно объяснила, почему не смогу за него выйти. Тогда он сказал: «Если ты выйдешь за него, твой ребенок станет русским. Ребенок еврейки должен быть евреем. Выходи за меня – я буду отцом твоему ребенку». Я согласилась, и никогда об этом не жалела. Юрий всегда любил Сашу даже чуточку больше, чем нашу общую дочь. Но тогда я еще не знала, что так будет, я согласилась совсем по другим причинам – поняла, что у нас с Андреем все разное. Не интересы даже, а жизненные установки, критерий ценностей, что ли. Я объясняю тебе это затем, чтобы ты осознал: рассталась я с ним по своей воле. Когда он встретился с твоей мамой, я уже почти два года как была замужем и узнала об этом совершенно случайно – от общих знакомых. Какое-то время многие даже думали, что ты, – она запнулась и неуверенно сказала, – думали, что ты сын Андрея. Я даже втайне считала вас с Сашей братьями.

– Я не его сын, – резко возразил Антон, – и я знаю своего отца.

Она кивнула.

– Да, я потом поняла, что вы с Андреем – как бы это сказать – совершенно разной породы.

– Моим отцом был Максим Евгеньевич Баженов, – также резко произнес он.

Ее лицо выразило радостное удивление.

– Подумать только! А ты ведь и вправду на него похож. Мы не раз встречались на конференциях, я очень уважала Максима Евгеньевича и Евгения Семеновича, его отца. Хорошо, скажи: между нами больше нет неясностей и подозрений?

– Нет, – он судорожно вздохнул.

– Одно мне неясно – зачем Андрею вздумалось приписывать мне столь неприглядные поступки, – задумчиво сказала она.

Антон скрипнул зубами и процедил:

– А мне, кажется, все теперь понятно.

– Да? – но больше ни о чем она спрашивать не стала. – Хорошо, оставим, пусть это будет на его совести. В конце концов, у каждого в жизни бывают моменты, когда не знаешь, как себя поведешь. Ладно, поговорим о другом. Так Андрей сейчас депутат?

– Нет, он только баллотируется.

– Что ж, передайте, что я желаю удачи. Время какое-то необычное для выборов, да?

– Прежний депутат погиб, – объяснил Антон.

– Да, депутатское дело нелегкое, – Ревекка покачала головой, – убили?

– Нет, что вы, просто несчастный случай – сбила машина. Сбила машина, – повторил он и неожиданно замолчал, смертельно побледнев.

«Илларионова сбила машина, и дядя Андрей баллотируется на его место. Лада и Кристоф хотели выяснить насчет Насти, и в их машину врезался грузовик. Настя видела и утверждает, что это было подстроено. Мама… Мама тоже знала насчет Насти. Катя! Катя тогда говорила…. Я на нее накричал, возмутился. А ведь это так просто – несчастный случай, и никаких подозрений. Век технократии – каждый день в дорожно-транспортных происшествиях гибнут сотни людей. Мама, мамочка!».

– Антон! – Ревекка трясла его за плечо. – Антон, мальчик, тебе опять плохо? Приди в себя, выпей капель, я сейчас…

Она торопливо капала в рюмку валерьянку, и руки у нее дрожали. По лбу Антона текли крупные капли пота, его трясло, не открывая глаз, он бормотал, словно в забытье:

– Я отомщу, отомщу!

– Антон, что с тобой, кому ты хочешь отомстить? Выпей – выпей валерьянки.

Усилием воли Антон взял себя в руки и открыл глаза – Ревекка наклонилась над ним со стаканом в руках.

– Простите, я что-то.… Не обращайте внимания, мне уже пора, – он поднялся и отстранил руку с лекарством.

– Подожди – выпей это, успокойся.

– Я в порядке, не волнуйтесь.

На Проспекте Мира Антон с трудом подавил желание нажать на акселератор и рвануть вперед на ста пятидесяти, он не замечал, что разговаривает вслух.

– К Кате! Она одна… Катя, сестра, неужели ты была права?

Ему пришлось жать на звонок минут пятнадцать, за дверью слышались какие-то шорохи, наконец она распахнулась. Катя, дрожащими руками запахивая ночной халатик, испуганно смотрела на него, широко и удивленно распахнув глаза.

– Ой, Антоша, сейчас уже так поздно.

– Дай мне войти, что ты стала на пороге?

Растерянно глядя на него, она поежилась, но осталась стоять на месте. Неожиданно позади нее возникла фигура – тоже в ночном халате – и мужским голосом спросила:

– Катенька, что случилось, проблемы?

Антон немедленно узнал мужчину – это был тот самый хлыщ, который приезжал в марте с отцом Алеши. Кажется, его звали Стас. Неужели Катька с тех пор с ним встречается? И, главное, брату ни слова! Так он помешал трогательному свиданию? Ладно! Вскипев негодованием, возмущенный Антон демонстративно повернулся и зашагал прочь.

– Антон, погоди! – Катя перегнулась через перила, вглядываясь в темноту, но он уже выскочил из подъезда, громко хлопнув дверью.

Только подъезжая к своему дому, Антон немного успокоился, рассудив, что, в конце концов, глупо сердиться – Катя, хоть и его сестра, но вполне взрослая женщина и не обязана посвящать его в свою личную жизнь.

Войдя в квартиру, он зажег свет в прихожей и неожиданно остро ощутил собственное одиночество.

«Жениться что ли?»

Ему не пришлось всесторонне обдумать эту достойную поощрения мысль, потому что в прихожей начали отчаянно звонить, а затем щелкнул дверной замок, и в комнату влетела расстроенная Катя.

– Антон, пожалуйста!

– Чего ты трезвонишь, уши болят. У тебя же есть свои ключи, – тон его был нарочито ворчливым, хотя Катя и прежде никогда не входила к нему квартиру без звонка – ведь брат мог быть не один. – Чего примчалась?

– Антон, не обижайся, я хотела тебе сказать еще до отъезда, но мне как-то, понимаешь, неудобно было.

– Неудобно штаны через голову надевать, – буркнул он.

– Я боялась, что ты обидишься или рассердишься.

– И совершенно зря, ты – взрослый и совершенно свободный человек.

– Антоша, ну не надо таким тоном…

– Каким таким тоном – отличный парень, – не выдержав, Антон пнул ногой стул и закричал: – Да ты разве не видишь, что он бандит?! У него же на роже это написано! Почему ты в Париже не могла себе кого-нибудь найти?

Стул с грохотом врезался в этажерку, та покачнулась и чудом устояла – только книги полетели с верхней полки. Катя вдруг успокоилась. Подобрав и поставив на место упавшие томики Чехова, она со вздохом опустилась на диван и, подтянув колени к подбородку, обхватила их руками.

– Ладно тебе, Антоша, ты что, смеешься – в Париже! Да на меня вообще мужики не западают, у меня никакого шарма нет.

Голос ее прозвучал так равнодушно и обреченно, что Антону вдруг стало жаль сестру. Он опустился рядом с ней на диван и неловко взял за руку.

– Да нормальный у тебя шарм, чего ты себе вообразила? Ты умная, симпатичная, нельзя же так – неизвестно с кем.

– Антоша, я понимаю, что ты старший брат, ты обещал папе и так далее, но не надо же придумывать! Стас очень культурный, интересный, обаятельный. Он психолог по образованию, окончил Томский университет. Просто там сейчас трудно заработать на жизнь, поэтому он устроился в Москве. Тут хоть что-то платят, а у него сын, ему нужно дать образование.

– Как трогательно! Сына-то он как зачал – жена у него имеется?

– Ой, да они сто лет не живут, он только из-за сына не хочет разводиться.

– Это они все поют, пора бы знать в твоем возрасте.

Катя тихо засмеялась и легонько коснулась пальцем его насупленных бровей.

– Ты сердишься, совсем, как папа. Конечно, Антошенька, я все знаю, но так уж получилось. Стас привез мне вещи дедушки – помнишь, я давала тому мальчику, что тогда был с Настей? Ну вот – мы долго говорили, он мне очень понравился, а потом… Брат, пойми, не до ста лет же мне было оставаться девственницей. Ты же сам постоянно намекал…

– Я ни на что подобное не намекал, но… ладно, оставим это. Прошу только: не теряй головы и не делай глупостей.

– Это как?

– Не вздумай его у себя из жалости прописать или подарить квартиру, или еще что-нибудь – какую бы он лапшу тебе не вешал.

– Я же не совсем дура. Он прописан в Томске, а здесь только работает – в органах.

– Думаю, что он скоро помашет тебе ручкой и отправится по месту постоянной регистрации.

– Нет, я тоже думала сначала, что это просто так – недолго. Тем более, что он мне ни телефона, ни адреса не оставил. Думала, что вернусь из Парижа и вообще его больше не увижу, а он…

– Ну?

– В Париж мне три раза звонил и в аэропорту встречал с цветами, – голос Кати буквально дрожал от счастья, хотя она изо всех сил пыталась принять равнодушный вид.

– Чудо заморское, а не мужик! – буркнул Антон. – Смотри только, чтобы он тебе не сделал ребенка.

Катя неожиданно рассердилась.

– Ты такую ерунду говоришь, Антон! Когда я решу завести ребенка, то сделаю это по своей воле и никого не спрошу!

Сестра вдруг поскучнела, и Антон решил, что хватит, пожалуй, ее поучать.

– Ладно, у тебя и вправду своя голова есть, а если нужна будет медицинская консультация, то я всегда готов. Иди, возвращайся к своему хахалю, а то сбежит.

– Никуда он не сбежит, он меня сюда привез и внизу в машине ждет. Антончик, – тон ее стал заискивающим, – а можно Стас придет сюда – познакомиться? Я ему столько о тебе рассказывала…

– Ладно, зови, – он махнул рукой и сердито отвернулся.

– Ой, правда? Я сейчас, – она в восторге вскочила.

– Только предупреди, что холодильник пустой, угощать нечем.

Минут через пять Катя втолкнула в комнату Стаса, державшего подмышкой большой дипломат.

– Привет! – он широкой улыбкой перехватил дипломат левой рукой, а правую протянув Муромцеву.

– Ребята, пойдемте на кухню, я кофе сварю, – сияя, порхала вокруг них Катя.

Стас открыл дипломат, вытащив бутылку фирменной водки, батон сервелата и две банки черной икры.

– Это от меня на стол поставь, Катенька.

Антон с усмешкой покачал головой:

– Впечатляет, однако!

– Всегда с открытым сердцем, – подмигнул Стас, – а хлеб у вас имеется? А то я сейчас в ночной за хлебом…

– Есть хлеб, Стасик, – крикнула из кухни Катя. – Антон, я фужеры что-то не найду.

– Ты же сама их куда-то спрятала.

Фужеры нашлись, Стас помог Кате нарезать хлеб и, когда стол был накрыт, поднял первый тост:

– За любовь и дружбу!

После второй рюмки Катя почувствовала себя пьяной.

– Ой, ребята, я, кажется, готова! Полежу чуток в спальне, а вы тут пока без меня, ладно?

Она поднялась и чуть покачнулась. Стас вскочил, галантно распахнув перед ней дверь кухни.

– Проводить, Катенька?

– Сиди, Стасик, я доберусь.

Стас проводил ее смеющимися глазами и уселся на свое место.

– Ладно. Тогда мы с тобой вдвоем, Антон, еще немного – за знакомство.

Он плеснул водки себе и Антону, подвинул к нему бутерброды.

– Спасибо, но это последняя, – предупредил тот, – мне утром на работу.

Он выпил, и почувствовал, что в голову ему ударил хмель.

– А мне говорили, что все медики пьют чистый спирт, – весело заметил Стас.

– Нет, мы обычно разбавляем кровью пациентов. А у тебя на работе, Стас, вы так пьете или преступниками закусываете?

Стас слегка прищурился.

– Так Катенька тебе сказала, где я работаю?

– Сказала то, что ты ей навешал.

– И ты не веришь, что я работаю в органах, правопорядок защищаю?

– Трудно сказать, – задумчиво произнес Антон, окинув собеседника оценивающим взглядом, – нынче все так перемешалось, что сразу и не определишь, где мент, а где бандит.

Откинувшись назад, Стас захохотал.

– Ну, доктор, ты даешь! Так я похож на бандита?

Антон с благодушным видом взял бутерброд с икрой, осмотрел его и, аккуратно надкусив, ответил:

– Ну, как бы мне тебе потактичней ответить – чтоб тебя не обидеть. Икра вот у тебя хорошая.

– Во, дает! Да ты просто физиономист, доктор, – неожиданно в голосе его зазвучало любопытство, – а скажи тогда – ты ведь видел моего шефа, когда мы с ним за Алешкой приезжали, – на кого он похож?

– Каков поп, таков и приход, – сунув в рот весь бутерброд, Антон от удовольствия закрыл глаза и облизал кончики пальцев. – Я, Стас, лишь одно могу точно тебе сказать: обожаю черную икру.

– Учту на будущее. Так давай тогда, доктор Антон, еще по маленькой за такое прекрасное знакомство – не каждый день доктора с бандитами знакомятся.

– Мне завтра с тяжелыми больными работать, ты это тоже учти. Однако, черт с тобой – наливай.

Стас подлил водки и, слегка наклонившись вперед, сказал:

– Приятно с тобой говорить, Антон, очень приятно – умный ты человек, доктор, и всех насквозь видишь. Так мы с Витькой, выходит, бандиты? И кого же мы ограбили – тебя, Катеньку?

– Я разве же сказал, что вы грабители? Нет, Стас, вы, скорее, похожи на наемных убийц.

– Сурово, однако, – с неподдельным восхищением произнес Стас, – тогда уж скажи, как мы убиваем – каждый киллер ведь свой почерк имеет, если ты детективы читаешь.

Он с веселым интересом смотрел на Антона. Тот чуть прищурился и, весело потрепав собеседника по руке, со смехом ответил:

– Лично ты, мой новый приятель, убиваешь хитростью и коварством, в этом я ничуть не сомневаюсь. Что же касается твоего шефа, то, судя по его роже…

Не договорив, Антон вдруг помрачнел и умолк. Неожиданно нахлынувшие мысли в миг уничтожили веселое настроение, и лишь голова кружилась от выпитой водки.

«Господи, о чем я тут сижу и болтаю, – с тоской подумал он, – а ведь действительно, как просто – свой почерк. Можно нанять и… Дикость какая в голову лезет! Но ведь дядя Андрей… он солгал – мне и маме».

Стас, не дождавшись конца фразы, с усмешкой спросил:

– Что ж ты замолчал вдруг? Про меня сказал и про шефа скажи. Как он, по твоему разумению, людей мочит? Что тебе твоя интуиция говорит?

– Твой шеф-то? – рассеянно переспросил Антон. – Твой шеф, наверное, давит людей машинами, подводя все под несчастный случай.

Говоря это, он неотрывно смотрел в окно, за которым вставал рассвет, и даже внимания не обратил на то, что Стас, внезапно поставив свой фужер, с силой стукнул по столу – аж водка плеснула через край. Правда, он тут же спохватился и излишне весело произнес:

– Какой-то ты мрачный, доктор, и ассоциации у тебя, знаешь, – его рука сделала выразительное движение в воздухе, – может, случилось что, надо помочь?

– Мне уже поздно помогать, – угрюмо ответил Антон, – иди спать, Стас, уже светает, а я еще посижу, подумаю.

– Что ж, святое дело – думать. Особливо после водки. Ладно, пойду к Катеньке, посмотрю, как ей там можется после застолья.

Взглянув еще раз на Муромцева с каким-то новым, странно почтительным выражением, Стас осторожно вышел, прикрыв за собой дверь. Антон же все сидел и сидел, наблюдая, как из-за крыши соседнего дома пробиваются лучи восходящего солнца.

«Кем он был для меня всю жизнь? Друг, советчик, отец. А для мамы он всегда был почти что богом – даже когда они уже разошлись. Любила ли она с такой же силой Максима Баженова, моего родного отца? Или, может, она любила дядю Андрея из-за меня – из-за того, что он всю жизнь заменял мне отца? «Слушай, что говорит дядя Андрей! Верь дяде Андрею!» Эх, мама! Но ведь он действительно всегда заботился обо мне и, я чувствовал, любил меня – этого нельзя не почувствовать. Сколько мы всего обсудили вместе с ним в молодые годы – я и Илюха. Илья! Разрушить, искалечить жизнь любимого племянника, украсть его ребенка – да что же это за человек? Хотя… возможно, это вполне объяснимо, и я бы понял, если бы… если бы он любил Настю. Но ведь он ее не любит, мне это теперь совершенно ясно. Он ее терпеть не может, а она… она его просто боготворит – как и я прежде».

Воздух постепенно наполнялся голосами, топотом ног и рычанием заводимых автомобилей. Было начало девятого, когда внезапно зазвонил телефон.

– Антон? Прости, не разбудила? Это Сигалевич, – ее голос, казалось, звенел от счастья, – Антон, мы ведь с тобой только что говорили и вдруг такая радость – Саша в Москве. Только что звонил из аэропорта, сейчас приедет. Я жду, уже всем родным сообщила, и тебе вот. Антон, ты не представляешь, что со мной делается! Наверное, это встреча с тобой принесла счастье. Ты придешь к нам – сегодня, завтра? Повидать Сашу.

– Я рад, – медленно ответил он, – я, правда, очень рад, Ревекка Савельевна, но к вам я не смогу зайти, извините. Передайте… передайте Саше, чтобы он простил меня – если сможет и захочет, конечно.

– Что? Ты о чем? За что?

– Старое, он знает. Передадите?

– Конечно, – голос ее сразу погрустнел.

– Тогда прощайте.

– Прощай, Антон, – печально ответила Ревекка Сигалевич.

Он повесил трубку и, подойдя к окну, выглянул во двор, где дворничиха громко ругалась с жильцом, припарковавшим на ночь машину у самого подъезда. Теплый ветерок защекотал ноздри, принес запах лета, луч солнца внезапно ворвался в кухню и, осветив остатки вчерашнего пиршества, заставил искриться хрустальные фужеры. День обещал быть жарким.