Текст книги "Время тлеть и время цвести. Том первый"

Тон Лады был таким, словно она извинялась – манера разговора, которую Лаверне не раз подмечал у российских организаторов культурных мероприятий.

– Не переживайте, мне доставит удовольствие общение с вашими студентами, я люблю учащуюся молодежь, – сказал он и перевел разговор на другую тему, – а что вы сами собираетесь читать?

Лада сразу оживилась. С ее лица слетело выражение-клише дамы-организатора, она превратилась в веселую и бойкую молодую женщину.

– Я ведь историк, специалист по монастырям и храмам. Вам не приходилось бывать в Соловецком монастыре?

– Нет, – Кристоф с сожалением покачал головой, – хотя я всегда об этом мечтал. Моя жена тоже – она ведь русская, родилась в Ленинграде, но побывать в Соловках ей как-то не пришлось.

– Хорошо было бы вам с ней приехать туда поближе к лету – это изумительное место! Вам известна история Соловецких островов?

– Я знаю, что Соловецкие острова в Белом море долгое время были местом ссылки. Соловецкий монастырь основан в 15 веке монахами Кирилло-Белозерского монастыря Зосимой и Савватием. В семнадцатом веке этот монастырь стал центром Соловецкого восстания.

– Неплохо для француза, – улыбнулась Лада, – хочу рассказать вам еще кое-что. До 1900 года здесь находилась зоологическая станция, на которую ежегодно летом командировались ученые исследователи моря с несколькими студентами. Одним из основателей станции является замечательный русский ученый Николай Петрович Вагнер. Его труды по энтомологии достаточно известны среди специалистов, но, кроме того, он еще известен, как литератор. Часть его литературных работ была издана, но некоторые заметки – рассказы, записанные им со слов старожилов Соловецких островов, остались в рукописи и хранились у старшей дочери Вагнера, Екатерины. Она уехала в Финляндию еще до семнадцатого года и увезла с собой личные бумаги отца. Не так давно одна из ее внучек обнаружила и опубликовала часть материалов. Возможно, кое-что вас заинтересует, Арсен Михайлович непременно даст вам почитать, я сегодня же ему напомню. Хотя нет, я сейчас сама поищу и принесу.

– Благодарю, а я пока попробую дозвониться жене.

Он взялся, было, за мобильный телефон, но Лада принесла ему стационарный.

– Звоните, разговор за счет нашей культурной ассоциации.

Кристофу, подозревавшему, что разговор в любом случае оплатит Илларионов, было неудобно, но отказ выглядел бы бестактным.

– Еще раз спасибо.

Лада тактично выпорхнула из комнаты, чтобы не мешать разговору, и вернулась минут через двадцать с книгой в руках.

– Повезло – нашла, что хотела, а это не так часто бывает. Дома, вижу, у вас все в порядке, спокойней стали, как жене позвонили, а то, смотрю, нервничаете.

Его смутила ее столь явная женская проницательность – действительно, беспокойство не оставляло его с той минуты, как они с Ольгой попрощались накануне вечером, но он полагал, что хорошо это скрывает.

– Благодарю, дома все хорошо.

– Прекрасно, почитаете книгу со спокойной душой, а то меня уж совесть мучает – воспользовалась, думаю, вашей дружбой с Арсеном Михайловичем, сорвала к нам лекции читать. Мы ведь эгоисты, иногда ругаем человека, когда он к нам ехать не хочет, а у него, может, дома проблемы, ребенок болен, жена беременна. Смотрю, что вы, как на иголках, и сама себе места не нахожу.

– Что вы, – растерянно возразил Кристоф, смущенный ее самобичеванием, – все здоровы. Я немного беспокоился, потому что у жены иногда случаются ночные кошмары.

– По себе знаю, какой это ужас, – обдав его горячей волной сочувствия, воскликнула Лада, – меня тоже одно время мучили кошмары – когда я чуть не потеряла Маришку. Представьте, мы с ней были дома одни, и вдруг она начала задыхаться. Муж с мальчиками уехал на рыбалку, родители на даче, а «Скорая» все никак не приезжала. Маришка была уже вся синяя, и я схватила все деньги, что были в доме, выбежала на улицу, остановила машину. Дала водителю пятьсот долларов, чтобы он поскорее довез нас до больницы. За нами даже увязалась милицейская машина – мы проехали на красный свет. Но водитель не остановился – довез нас с Маришкой и остался объясняться с ментами. А я побежала в отделение – и успела! У нее из-за аллергии уже развивался отек легких, и минутой позже… – она закрыла глаза и помотала головой, – после этого мне каждую ночь снилось, что я не успела ее довезти. У нас, женщин, кошмары чаще всего связаны с детьми. У вашей жены, наверное, тоже?

– Вы правы, много лет назад Ольга потеряла ребенка.

– Да, это очень тяжело. Что говорят врачи?

– Ольга не хочет ни к кому обращаться.

– Напрасно, у специалистов есть много способов помочь. Мой психотерапевт, например, постоянно обсуждал со мной мои кошмары, это помогло. Ваша жена помнит, что ей снится?

– Кошмар для нее не сон, а пробуждение, потому что ей снится, что ее дочь жива. И, проснувшись, она еще какое-то время уверяет меня в этом.

Лада, разумеется, приметила вырвавшееся у него «ее дочь», но не подала виду. Прижав к груди руку и глядя на него широко открытыми глазами, она качала головой.

– Знаете, Кристоф, с недавнего времени я стала верить в чудеса, почему и тут не могло бы случиться чудо? Говорят, мать может чувствовать биотоки своего ребенка. Никак не могло бы случиться, что девочка действительно жива?

– Перестаньте, Лада, – возмутился он, – что за любовь у вас, женщин, к фантазиям? Дети, родившиеся при столь малом сроке беременности не выживают, даже если родятся живыми. Это все болезненное воображение.

– Воображение иногда мучает сильнее реальности, как представлю себе опять, – она зажмурилась, потом открыла глаза и улыбнулась сквозь слезы.

Кристоф с сочувствием дотронулся до ее руки.

– Не надо вспоминать, сейчас уже все позади.

– Не волнуйтесь, теперь я в порядке. А до того, как обратилась к врачу, почти год кричала во сне и пугала мужа – так, что он перешел спать на диван в столовой и возвращаться назад до сих пор не собирается. Хотя я давно оправилась.

Кристофу стало неловко от подобной откровенности.

– Не огорчайтесь, я думаю, все у вас будет хорошо, – сказал он заученно-стандартную фразу и сконфузился еще больше.

– Вряд ли, поскольку муж все больше времени проводит вне дома. Но я теперь трезво смотрю на жизнь и не собираюсь из-за этого сходить с ума, это в молодости мы ранимы и беззащитны. Сколько лет было вашей жене, когда она потеряла ребенка?

– Пятнадцать.

Сказав это, Кристоф спохватился и неожиданно сообразил, что за десять минут разговора поведал Ладе Илларионовой то, что не рассказывал даже самым близким, – эта женщина явно обладала способностью вытягивать из людей информацию. Заметив его недовольство, она поспешно сказала:

– Это должно было быть тяжело. Будем надеятся, что со временем кошмары уйдут.

– Давайте, поговорим о делах, – хмуро буркнул он.

– Да, конечно, вот расписание ваших лекций, – в руке Лады появился маленький календарик, и в голосе ее зазвучали официальные нотки, – посмотрите, все ли вас устраивает, нужна ли будет с нашей стороны какая-то помощь в организационном и личном плане. Не стесняйтесь, пожалуйста.

– Видите ли….

Он запнулся, и Лада выжидающе застыла, держа в руке пестрый кусочек картона.

– Да?

– Мне хотелось бы между лекциями иметь немного личного времени, хочу отыскать в Москве мою кузину.

Выражение лица Лады из официального мгновенно вновь стало дружеским.

– Разумеется, у вас будет время, и я сама готова помочь вам в поисках. Адрес и телефон кузины известны?

– Да, но связаться с ней мы с женой никак не можем, из-за этого беспокоимся. Возможно, она куда-то уехала. Наверное, у вас в таких случаях можно где-то узнать, расспросить? Что бы вы мне посоветовали?

Его вновь захлестнул поток ее сочувствия и предупредительности.

– Не тревожьтесь, Кристоф, я вам во всем помогу, мы попробуем найти ее вместе. Если даже она уехала, и вы не свяжетесь с ней за эти дни в Москве, я отыщу ее позже. Наведу справки, все-все сделаю! Теперь отдыхайте и читайте книгу, а мне пора.

Она выпорхнула из комнаты, а Кристоф, все еще испытывающий досаду на нее и на себя, нехотя открыл книгу с явным намерением закрыть минут через пять. Однако этого он не сделал.

«…Преподобный Герман Соловецкий был прежде отшельником на реке Выге, и страдал болезнью, от которой по коже идут язвы, а пальцы скрючиваются и не могут разогнуться. Однажды явился к нему во сне Господь и велел: иди в монастырь, что на Сиверском озере. Послушался Герман Господа и пошел в Кирилло-Белозерский монастырь, где проводил время в молитвах и труде. Однако хворь не отпускала Германа, хотя вся обитель вместе с ним молилась о его исцелении. И однажды снова явился во сне Господь – Герману и другому иноку Савватию – и повелел им идти на Соловецкий остров, чтобы заложить там новый монастырь.

И повиновались они Господу, отправились на пустынный остров, поселились под Секирной горою и прожили там шесть лет, исполняя Его повеление. В одну ночь над островом разразилась страшная гроза, и молния ударила в землю, а удар грома потряс весь остров. В эту ночь Герман и Савватий не спали – молились Господу. А утром, когда пошли они на берег, земля в том месте, где ударила молния, внезапно разверзлась, и навстречу инокам вышли люди. Были они высоки и худы с черными, как смоль, волосами. Повели они Германа и Савватия под землю, и там били горячие ключи, в которых Герман омыл свое тело. После того стало ему намного лучше, и язвы его начали заживать. Савватий же отказался прикоснуться к источнику, потому что счел его искушением, посланным дьяволом. Он отправился в монастырь, чтобы рассказать обо всем настоятелю, но у него пошла кровь горлом, и он преставился по дороге в деревне Сороке.

Узнав о смерти Савватия, настоятель послал на Соловки инока Зосиму. Придя на остров, он застал Германа совершенно исцеленным. Вдвоем они построили небольшую церковь и не раз еще видели темных людей, но потом те исчезли, и когда иноки испросили у новгородского архиепископа игумена новый монастырь, никто более не видел – ни темных людей, ни пещер, где текли горячие воды, исцелившие Германа…»

Кристоф так увлекся чтением, что не услышал, как приехал Илларионов, и даже вздрогнул, когда тот присел рядом.

– Интересно? – спросил Арсен Михайлович, кивком указывая на книгу. – Я вам сейчас покажу еще одно место, – он взял книгу и, полистав, открыл на другой странице.

«…В 1667 году началось Соловецкое возмущение. Иноки не хотели принимать новопечатных книг и стали отстаивать старую веру. Это повело к осаде монастыря, длившейся семь лет. Монахи геройски защищали свою обитель и успешно отражали все приступы воеводы Мещеринова; только измена монаха Феоктиста, указавшего тайный проход в монастырь, открыла, после жестокой сечи, ворота монастыря. Мещеринов круто расправился с побежденными. Все защитники монастыря, кроме четырнадцати человек, были казнены или разосланы по тюрьмам. Те же четырнадцать, которые убереглись от общей участи, бежали через подземный ход и встретили смуглых людей, которые повели их под землю и много лет скрывали там, пока все не улеглось. Темные люди давали им мягкую и теплую одежду, кормили мясом странных животных и поили горячей водой, которая била прямо из-под земли…».

– Вы хотите сказать, Арсен, что эти люди напоминают вам умудов? – взволнованно воскликнул Кристоф. – Но как это может быть возможно, ведь Соловки не имеют никакой территориальной связи с Умудском?

– Не знаю, может быть, я просто зациклился на своем интересе к умудам, – на лице Илларионова появилось задумчивое выражение, – ладно, не думайте над этим. Почему вы не идете спать? Уже поздно, пойдемте, я провожу вас в вашу комнату.

Над тумбочкой возле кровати Кристофа горел ночник. Он не стал его выключать – хотел в кровати еще раз полистать книгу Вагнера. Однако сон сморил его, едва прохладные простыни коснулись тела. Ему снилась умудка Дара, рядом с которой стояла светловолосая девочка, похожая на его жену.

«Я жива, я не дам ей покоя, – сказала она, касаясь его руки, – а твое время пришло».

Кристоф коротко вскрикнул и проснулся – прямо в глаза ему бил свет ночника. Какое-то время он приходил в себя, потом вздохнул, выключил лампу, перевернулся на бок и заснул – уже без всяких сновидений.

Глава шестая

Адвокатам Лилианы Шумиловой потребовалось не больше недели, чтобы покончить с формальностями, связанными с арендой помещений бывшего роддома. Специалисты дали заключение и предложили варианты проектов реконструкции. За пять дней до совещания, на котором должны были определиться сроки работ, Филев позвонил дочери из Швейцарии.

– Я просил Андрея Воскобейникова ознакомиться с проектом. Он будет присутствовать на совещании, и надеюсь, ты со вниманием отнесешься к его советам.

Лиля почувствовала себя задетой.

– Не понимаю, папа, причем здесь дядя Андрей. Конечно, я его уважаю, но клиника – наш семейный бизнес. Ты поставил меня во главе проекта, а теперь оказывается….

– Ты и будешь руководить проектом, дочка, но нужно учесть, что Андрей долгое время работал в роддоме и знаком со всеми нюансами.

– Антон Муромцев знаком с нюансами ничуть не хуже.

– Это разные вещи, – терпеливо объяснил ей отец, – Муромцев на нас работает, а Андрей будет представлять интересы своих жены и сестры, твоей свекрови.

– Да какие у Инги и Виктории могут быть интересы в нашем семейном проекте?

– Каждая из них владеет доходом с десяти процентов акций клиники.

У Лили отнялся язык от возмущения.

– Доходом с десяти процентов акций? Инга и эта старая дура Виктория, которая целые дни торчит на даче? Да с какой стати? Для чего ты делаешь им такие подарки?

– Дорогая моя, – холодно возразил Филев, – реши уж тогда до конца, как ты будешь строить свои отношения с мужем. Воскобейников имеет на племянника огромное влияние. То, что твой Илья еще не развелся с тобой, заслуга вашего любимого дяди Андрея. Разумеется, в случае вашего с Ильей развода Инга и Виктория потеряют право распоряжаться доходами с акций. Тебе все ясно? Я стараюсь сохранить твою семью, сохранить отца Танечке, а за это придется платить. Но, конечно, если ты хочешь развода, то только скажи, и я….

Тут до Лили дошло, и она даже подпрыгнула от восторга.

– Нет, папа, какой развод! Ты же знаешь, что я не мыслю жизни без Ильи! Ты умница, ты прекрасно все придумал!

– Вот видишь! Твой старый папа все для тебя делает. Кроме того, Андрей влиятельный человек, его связи могут тебе пригодиться. А ты что же, – тон Филева неожиданно стал обиженным, – даже не интересуешься и не спрашиваешь, как твоя дочь?

– Ой, папочка, конечно, ты мне просто не дал времени. Как Танюшка?

– Прекрасно! Учителя в школе ее хвалят. Твоя мама только огорчается, что ребенок не изучает русский язык.

Лиля скептически сморщила нос, представив себе блаженную улыбку на сухом и строгом лице отца. Обсуждение по телефону вопросов, связанных с обучением и воспитанием Тани, казалось ей нелепым, но нельзя было портить отношения с отцом, и пришлось поддержать беседу.

– Пусть мама читает Таньке русские сказки, этого вполне достаточно, я думаю.

– Валя ей, конечно, постоянно читает, сама с ней заниматься, но это не то.

Лиля не выдержала.

– Папа, какая ерунда, вас с мамой всегда волнует! Да на какого лешего Таньке сдался русский язык? Ладно, целую вас всех.

Совещание проходило в кабинете диагностического центра, единственном помещение бывшего родильного дома, не находящемся в аварийном состоянии. Перед совещанием еще раз обошли территорию, осматривая корпуса и обсуждая предложенные архитекторами варианты. Когда расселись в кабинете за большим квадратным столом с истершейся полировкой, на котором два архитектора разложили чертежи, Лилиана сказала:

– Дядя Андрей, я хотела бы выслушать твое мнение.

Тон ее был кроток и изысканно вежлив, но ясно показывал, что при всем уважении к Воскобейникову окончательное решение останется за ней, Лилианой Шумиловой.

Андрей Пантелеймонович пожал плечами и склонил голову набок. В легком прищуре его глаз пряталась насмешка.

– Я бы хотел сначала выслушать твое мнение, Лилиана. Какой вариант тебя больше устраивает?

– Ну… я думаю, тот вариант, где предлагается усиление фундамента в грунт с помощью металлических труб, – впрочем, она тут же спохватилась, – я ведь первая спросила, ответь, пожалуйста.

– Что касается меня, то я предпочел бы полностью снести поврежденное здание и отстроить на его месте новое.

Лиля снисходительно усмехнулась.

– Однако специалисты, – она указала на архитекторов, – полагают, что усиление фундамента – вполне надежная вещь. В случае ремонта зданий правительство Москвы частично компенсирует нам затраты.

– Вот и прекрасно, отремонтируешь склад и пищеблок, наведешь глянец, выведешь тараканов. Архив, бухгалтерия и функциональное отделение Антошки вообще обойдутся косметическим ремонтом. Но для родильного отделения лучше возвести новый корпус, его можно отстроить в течение полугода.

– Строительство нового здания обойдется намного дороже, на это нужно получить специальное разрешение.

Воскобейников пожал плечами.

– С разрешением я помогу. Можно, конечно, под видом реставрации старого корпуса отстроить его заново, но ведь потом какой-нибудь въедливый папарацци припомнит скандал, когда в роддоме начали валиться потолки, и возникла угроза для безопасности пациенток. А так ты сможешь официально довести до общего сведения, что новая клиника разместится в новом здании, – внезапно он повернулся к Антону Муромцеву, – а что ты думаешь, Антон?

Тот улыбнулся.

– Мое дело тут маленькое, как начальство решит, – он весело указал подбородком на Лилю и хмуро смотревшего в сторону Илью.

– Понятно, но все же?

– Я тоже советовал Лилиане возвести новое здание, хотя для экономии сделать это неофициально. Но теперь понимаю, что ты прав – хорошая реклама окупит все затраты.

Андрей Пантелеймонович неожиданно взглянул на часы и поднялся с места.

– Ладно, мои дорогие, мне некогда. Я, собственно, ввязался в это дело, потому что Александр вчера звонил и просил помочь. Могу организовать интервью на телевидении, а теперь у меня дела. Свое мнение я высказал, дальше решайте сами. Успеха.

Илья тоже встал.

– Я с тобой, дядя Андрей, подбросишь меня? А то я сегодня без машины.

– Какой разговор.

Когда они вышли, Лиля с улыбкой кивнула архитекторам.

– Благодарю, господа, на сегодня все. Антон, задержись, пожалуйста.

Едва они остались одни, как лицо Лили изменилось, и в глазах сверкнула ярость. Антон весело полюбопытствовал:

– У тебя что, колики начались?

– Он оставил машину ей! Этой суке Карине!

– Возможно, ей сегодня нужно было съездить к врачу, она ведь ждет ребенка.

– Заткнись! И этот ваш дядя Андрей хорош – покрывает племянничка!

– Брось, Лиля, дяде Андрею только думать о ваших дрязгах.

– Да он хитрый, как тысяча чертей! Получить разрешение на новое здание! Ему легко советовать, он не из своего кармана платит! И ты тоже вслед за ним – вы оба думаете, я стану по вашему совету тратить такие деньги из-за рекламы? В случае реставрации мы получим субсидии на полмиллиона баксов при тех же затратах.

Он развел руками.

– Дядя Андрей государственный человек, он думает о пользе для бюджета. Короче, я пас, решайте без меня, хозяйка. Да, забыл сказать – твой отец и мне звонил вчера вечером.

Она вскинула брови и изумленно уставилась на Антона.

– Папа? Тебе звонил?! С какой стати?

– Дядя Андрей говорил с ним и убедил, что официально строить новое здание предпочтительней, чем прибегать к сомнительным махинациям с подтасовкой фактов. Ну, и еще твой отец хотел знать мое мнение, как специалиста, относительно перспектив клиники и диагностического центра.

Лиля вспыхнула.

– В дальнейшем ты будешь высказывать свое мнение непосредственно мне, твоя задача – отрабатывать те деньги, которые я тебе плачу. Тебе ясно? Ясно, я спрашиваю?

Ее голос сорвался на крик, она вся кипела раздражением. Антон с насмешливой улыбкой лениво поднялся и, обойдя стол, подошел к ней сзади.

– Ясно, моя королева, отрабатывать, так отрабатывать. Ты на это намекаешь?

Он положил руки ей на грудь и, наклонившись, прижался губами к ее губам. Оторвался лишь тогда, когда обоим не хватило воздуха. Лиля неожиданно обмякла и расслабилась. Торопливо высвободившись из его рук, она подбежала к двери и щелкнула замком. Потом вернулась и крепко прижалась к Антону грудью. Глаза ее смеялись, тело возбужденно вздрагивало. Задрав юбку, она уселась на стол и обхватила ногами его бедра.

Антона охватило внезапное желание причинить ей физическую боль. Грубо входя в нее, он изо всех сил сжимал тонкие запястья, но Лиле это лишь доставляло удовольствие. Потом она с полузакрытыми глазами соскользнула со стола и упала в стоявшее рядом кресло. Антон растянулся на диване и следил за ней из-под опущенных век.

– Неплохо, – голос Лили звучал хрипло, она небрежно оправила юбку и, подойдя к Антону, одобрительным движением потрепала его по щеке. – Ладно, вставай, и продолжим работать. И о чем еще ты говорил с папой?

Сейчас это была холодная деловая женщина, ничем не напоминавшая возбужденную самку, еще пару минут назад самозабвенно извивавшуюся на письменном столе. Антон бросил взгляд на ее запястья, надеясь увидеть там синяки, но они были аккуратно прикрыты манжетами рукавов. Ее деловой тон задел его намного сильней, чем недавние истеричные выкрики. Пытаясь подавить вспыхнувшее в душе чувство унижения, он ответил:

– Я предложил закупить новое оборудование для компьютерной диагностики, а твой муж предложил мне пакет программ для обработки статистических данных. Хотя он ведь с тобой, наверное, уже поделился, ты об этом знаешь.

Илья не только ничем с ней не делился – в последнее время он практически с ней не разговаривал, и Антону это было прекрасно известно. Однако разозлить Лилю ему не удалось – недавняя близость привела ее в состояние устойчивого равновесия. В ответ на выпад Антона она лишь ласково улыбнулась и со вздохом покачала головой.

– Ему прежде нужно взять патент, о чем он думает? Если б не я, мой бедный муж давно умер бы с голоду.

– Да уж, – хмыкнул Антон, – он только тобой и держится.

Лиля достала пилочку и начала подпиливать ногти. Лицо ее приняло выражение, с каким Сикстинская мадонна смотрела на своего младенца.

– Илья совершенно непрактичен, ты же знаешь. Но он так талантлив!

– Безмерно завидую твоему счастью.

Его сарказм начал-таки выводить Лилиану из себя. Глаза ее на мгновение полыхнули яростью, но она тут же взяла себя в руки.

– Хочу напомнить тебе, Антон, что программа моего мужа – собственность моей фирмы, поэтому я должна знать, как ты собираешься ею воспользоваться.

Антон лениво пожал плечами.

– Пока это только апробация, Илья объяснит тебе лучше, чем я, расспроси его нынче за семейным ужином.

– Ты…ты…

Губы у Лили задрожали, и Антону неожиданно стало ее жаль. Спустив ноги с дивана, он поспешно сказал:

– Ладно-ладно, только не плачь. Объясняю: программа Ильи проведет компьютерный анализ результатов полного генетического обследования родителей будущего ребенка, учтет статистику заболеваемости в семье, экологические факторы и выявит риск возможных аномалий новорожденного.

Выражение лица Лилианы немного смягчилось.

– Что ж, сейчас к компьютерам все испытывают уважение, и экология тоже в моде, такая программа будет неплохой рекламой клинике.

Антон тут же сообразил, что неплохо бы воспользоваться ее одобрением для пользы дела.

– Илья говорил, что ему необходим доступ к закрытым базам данных о вредных производствах и складах химических отходов. Неофициально, конечно. Но он пока не знает, как к этому подступить.

– Разумеется, если это ему нужно, то ничего невозможного нет. Почему он сам мне об этом не скажет?

Разумеется, им обоим известно было, по какой причине Илья избегает общения с законной супругой, Антон усмехнулся про себя и кротко объяснил:

– Видишь ли, он боится за тебя, не хочет втягивать.

– Дурачок, – нежно проворковала она, – неужели он не понимает, что в этой стране теперь можно все закрытые данные спокойно купить за деньги? Тем более, при нынешнем развале производства. Но для чего они ему?

– Чтобы отличить наследственные факторы от экологических и прочих. Кстати, программа Ильи для широкого использования, ее можно будет продать другим специалистам. Например, трихологам.

Лили слушала внимательно.

– Трихолог – это который волосами занимается? – спросила она.

– Да. Предположим, обратился к врачу пациент с жалобой на начавшееся выпадение волос. Раннее облысение обычно вызвано гормональными или наследственными факторами, но данные пациента проходят компьютерную обработку, и вот врач видит, что с подобной жалобой обратилось уже несколько человек живущих или работающих в соседних с пациентом домах, а как раз в том районе находится источник загрязнения окружающей среды. Или вообще уникальный случай, о нем писали в газете несколько лет назад. Жильцы одной из квартир в новостройке начали болеть загадочной болезнью. В течение нескольких лет умерли первые новоселы – муж, жена и ребенок. Вновь въехавшие жильцы тоже начали болеть и умирать – по разным причинам. Длилась эта история долго, врачи в районной поликлинике и больнице менялись, недоумевали, но не находили связи. И лишь третий жилец – врач, много работавший с ликвидаторами Чернобыля, – догадался измерить уровень радиации в квартире. Оказалось, что в бетоне одной из плит неизвестно каким образом была замурована капсула с радиоактивным веществом. Доза не настолько высока, чтобы вызвать лучевую болезнь с ее характерными симптомами, но достаточна, чтобы катастрофически ослабить иммунитет и сделать человека полностью беззащитным для любой инфекции и онкологических заболеваний. Потребовалось больше десяти лет, чтобы выявить причину гибели всех этих людей, а компьютер справился бы с этим за двадцать минут.

Не скрывая интереса, Лиля слегка подалась корпусом вперед.

– Постарайся найти ту газету, Антон, все это пригодится для нашего рекламного проспекта. Пока я тебя слушала, у меня тоже родилась идея. Скажи, существуют ли аномалии течения беременности и родов, которые могут передаваться от матери к дочери?

Он пожал плечами.

– Кроме анатомических особенностей, например, узкого таза, трудно сказать, где наследственность, где совпадение – отслойка плаценты, например, преждеременные роды или, наоборот, затянувшаяся беременность. Для чего тебе это?

– Дядя Андрей говорил, что в вашем роддоме хранятся уникальные архивы – ведь здесь еще при царе Александре Втором было благотворительное лечебное заведение, в родильном отделении рожали жены местной бедноты. После революции больница тоже пользовалась известностью, здесь рожали внучки и правнучки прежних пациенток. Короче, сюда обращались поколения женщин в течение ста с лишним лет, у некоторых из них роды проходили с аномалиями, все это подробно заносилось в истории болезни. Позже эти истории отправлялись в архив и хранятся там до сих пор – потому, скорей всего, что никто не хочет возиться с пыльными бумагами. Так вот, нужно выявить все эти поколения родственниц, просмотреть их истории болезни и внести данные в компьютер для дальнейшей обработки.

– Не понял цели.

– Плохо, что не понял, кажется, тут все ясно, – ее нога вытянулась вперед, и кончик туфельки прочертил на ковре какой-то знак, – у многих москвичек найдется какая-нибудь пра-пра-, рожавшая в этом роддоме, – вскочив, она заходила взад-вперед по кабинету, развивая вслух свою мысль, – скажем, мы поднимем из архива старые истории болезни, внесем информацию в компьютер. Для тех, чьи матери, бабки или прабабки имели аномалии, компьютерная обработка выявит фактор риска, и будет сделано все, чтобы этот риск уменьшить. Да-да, в таком ракурсе и нужно это преподнести, подобная реклама привлечет к нам целые семейные кланы и создаст постоянную клиентуру.

Антон не выдержал.

– Что за ерунду ты несешь?

Сверкнув глазами, Лиля высокомерно вздернула подбородок.

– Не смей говорить мне, что я несу ерунду, я всегда знаю, что говорю! Начинай работать с архивными данными.

– Это не входит в мои обязанности. Моя работа – организация клиники, закупка оборудования и прочая дребедень. Работа с архивом сюда никоим образом не вписывается.

Она холодно улыбнулась.

– Строительство и ремонт займут около полугода, и только после этого ты займешься закупкой оборудования и организационной работой. До тех пор тебе делать нечего, но ведь я плачу тебе деньги и не хочу, чтобы ты бездельничал.

– Я, в общем-то, пока еще работаю с больными в диагностическом центре.

– За это тебе платит зарплату государство, а со мной у тебя контракт. Плачу я тебе немало, часть этих денег идет на погашение твоего долга мне, так что работай. Я хочу, чтобы ты теперь же занялся архивами. А сейчас до свидания, у меня через час назначена встреча. Проводи меня.

Мысль о Кате заставила Антона подавить страстное желание теперь же швырнуть ей в лицо все подписанные им бумаги. Он остался сидеть на диване, и это принесло его самолюбию некоторое облегчение. Поняв, что ее не собираются провожать, Лилиана окинула его презрительным взглядом и легко простучала каблучками к выходу. Когда дверь за ней захлопнулась, Антон процедил сквозь стиснутые зубы:

– Ладно, мадам, я займусь этой работой, если вам угодно.

В полдень следующего дня, закончив прием больных, Антон Муромцев решил спуститься в полуподвальное помещение, где находился архив. С тех пор, как роддом закрылся, сюда никто не заходил, поэтому ключ в двери ему удалось повернуть с большим трудом. Полки и аккуратно расставленные на них по годам и месяцам карты были покрыты толстым слоем пыли, с потолка свисала паутина. Нужен был пылесос, подключить его было некуда, поскольку обе розетки в помещении оказались обесточенными.

Антон хотел было просить уборщицу тетю Клаву немного прибрать, потом решил, что это будет несправедливо – за работу с архивом Лилиана платила ему, а не тете Клаве. В тусклом свете, прибивавшемся сквозь запыленные стекла, он отобрал несколько карт и вернулся к себе.

«Может, у Лильки дурь из головы выветрится, и она забудет об архиве»

Лилиана позвонила ему через три дня, и об архиве действительно не вспомнила.

– Включи компьютер, там для тебя информация. На той неделе я подписываю контракт с итальянской фирмой, она поставит нам оборудование для клиники. Ознакомься со списком и скажи, какие у тебя замечания и дополнения.

Антон скользнул глазами по экрану и недовольно поморщился.

– Я предпочитаю иметь дело с другими поставщиками, – сухо ответил он.

Лиля какое-то время молча дышала в телефонную трубку.

– Знаешь, дорогой, твое дело – медицинское обслуживание клиентов, а коммерческой стороной занимаюсь я. И я же решаю, с кем заключить контракт, ты уж запомни это на будущее, ладно? – ласково сказала она, будто объясняя ребенку, что, играя со спичками, можно обжечься.