Текст книги "Время тлеть и время цвести. Том первый"

Глава четвертая

В начале седьмого вечера Антон Муромцев просмотрел последнюю информационную сводку данных о состоянии пациентов клиники и, отключив компьютер, откинулся на спинку кресла. В этот день работа была особенно напряженной, и он ощущал себя выжатым лимоном.

Дежурный врач позвонил ему в четыре утра – в клинику обратился муж женщины, которой в районной больнице был поставлен диагноз «внематочная беременность». Его жена, много лет лечившаяся от бесплодия, считала себя беременной и теперь пришла в отчаяние, решив, что у нее никогда уже не будет детей. Несмотря на тяжелое состояние и сильные боли она отказывалась от предлагаемой операции, и ее муж срочно связался с частной клиникой Шумиловых, рекламный проспект которой он недавно видел в газете.

Разговаривая с дежурным врачом, Муромцев вспомнил распоряжение Лилианы не связываться с критическими случаями:

– Клиника функционирует меньше месяца, и пока, первые полгода, наша основная задача – создавать себе имидж. Комфорт, диагностика, новейшее оборудование, импортные медикаменты, внимательные и приятные доктора – пусть дамы взахлеб рассказывают об этом своим подругам. У тебя достаточно опыта – если видишь, что случай сомнительный, то вежливо ссылайся на отсутствие мест.

Антон возражал:

– Ты вообще, понимаешь, что говоришь? Здесь медицинское учреждение, а не клуб для обеспеченных дам. Если к нам с улицы доставят женщину с отслойкой плаценты и кровотечением, то мы просто обязаны будем ее принять – иначе нас лишат лицензии и возбудят уголовное дело за неоказание помощи.

– Это другое дело – в экстренных случаях больные или их родственники дают нам расписку, что при любом исходе не будут предъявлять претензий. Но если женщина с каким-то тяжелым заболеванием – почки там, сердце – решила рискнуть пятьдесят на пятьдесят и родить, то пусть делает это не в нашей клинике. Ты понял меня, Антон? Короче, никаких летальных исходов! Воспаления, полипы, кисты, миомы, бесплодие, аборты, роды, операции, консультации по самым разным вопросам, наблюдение за беременностью, определение пола будущего ребенка, лечение патологий беременности у наших постоянных – я повторяю: постоянных! – клиенток. Люди с улицы нам не нужны.

– Ты сама прекрасно понимаешь, что никто никому не может дать стопроцентной гарантии.

– Эта твоя задача – определить степень риска. Ты – блестящий диагност, именно поэтому ты возглавляешь клинику, и я плачу тебе бешеные деньги. Учти, если пострадает имидж клиники, то в первую очередь пострадаешь ты – это отразится на твоем материальном благосостоянии, как ты понимаешь.

Ее тон и упоминание о деньгах, которые она ему платит, всегда вызывали у Антона еле сдерживаемое раздражение. Тем более, что уже спустя две недели после того, как начали функционировать все три корпуса клиники – новый и два полностью реконструированных, – он понял, что его зарплата, еще совсем недавно казавшаяся пределом мечтаний, была, в сущности, не так уж и велика. Возглавлять и направлять работу столь крупного и многопрофильного медицинского учреждения, нести юридическую и моральную ответственность за действия всего медицинского персонала и материальную ответственность за дорогостоящее оборудование – нет, Лилиана явно недооценила его, когда предложила столь смехотворное жалование! Именно об этом он со злостью подумал, когда его рано утром разбудил телефонный звонок встревоженного дежурного врача:

– Антон Максимович, состояние тяжелое и диагноз под сомнением. Думаю, не стоит привозить женщину к нам из районной больницы, но вы велели во всех случаях сначала консультироваться с вами. Как вы скажете – ее муж ждет у телефона, я думаю, что нужно тактично рекомендовать ему…

– Пусть везет ее к нам и немедленно, я сейчас выезжаю, а вы вызовите…

Муромцев назвал фамилии специалистов, которые должны были срочно приехать в клинику, повесил трубку и, насвистывая, начал одеваться. Его новенький форд всегда стоял на открытой стоянке возле дома, и дороги в это время были еще относительно свободны, поэтому через тридцать минут он добрался до клиники – как раз в тот момент, когда улыбающаяся медсестра измеряла давление лежавшей на диване молодой женщине с бледным и испуганным лицом. Тут же по кабинету метался ее муж, встречая каждого входившего отчаянным безумным взглядом. Увидев Антона, он почувствовал в нем главного, и рванулся вперед со слезами на глазах:

– Доктор, ради бога, я все оплачу в двойном размере – только помогите, спасите ее! Мне уже ничего не нужно, я не хочу иметь никакого ребенка! – повернувшись к жене, выкрикнул злобно и отчаянно: – Не хочу, слышишь?!

Она никак не отреагировала – ее голова бессильно откинулась назад, и глаза закатились.

– В кабинет диагностики, – отстранив мечущегося мужа, распорядился Муромцев.

Диагноз был поставлен очень быстро: аппендицит на фоне ранней беременности. Антон вышел в приемную и обратился к бессильно упавшему в кресло мужчине:

– У вашей супруги нет внематочной, у нее аппендицит, но она беременна – шесть недель. Необходима срочная операция, сейчас я вызову хирурга, а мы со своей стороны постараемся сделать все, чтобы сохранить ребенка, но вы должны подписать документ…

– Да-да, – мужчина, словно ничего не понимая, кивал головой, и руки его тряслись, когда он давал расписку.

Женщина неплохо перенесла операцию, хотя пришлось принять срочные меры, чтобы стабилизировать уровень гормонов в ее организме и сохранить беременность. К концу дня, когда она окончательно пришла в себя, можно было предполагать, что угроза выкидыша миновала.

В этот же день родили три беременные дамы, которые амбулаторно наблюдались в клинике. Одну из них выездная бригада успела привести в родильное отделение прямо с какой-то деловой встречи. Произведя на свет крохотную малышку весом в два килограмма, женщина решила, что свое дело сделала, а остальное находится исключительно в компетенции докторов, за то им и платят. Тут же из родильного она позвонила своей секретарше и велела принести на подпись какие-то договора.

Другая женщина почувствовала себя плохо, покупая картину в художественном салоне, и по дороге в клинику родила восьмимесячных близнецов весом менее двух килограммов. Тридцать пять недель – срок вполне нормальный, но при многоплодной беременности осложнения наблюдаются чаще, поэтому Антон велел педиатру ежечасно сообщать ему о состоянии детей.

Третья дама даже до машины не успела дойти – родила очаровательного мальчишку в своем загородном коттедже, куда специализированный автомобиль клиники с трудом смог добраться из-за жуткой пробки на дорогах. Ребенок, хоть и недоношенный, весил три килограмма – вес вполне нормальный. В родильное отделение мамаша ехать отказалась – в соответствии с соглашением, заключенным между ней и клиникой, в подобной ситуации медики должны были ежедневно контролировать состояние новорожденного и его мамы на дому.

Помимо столь неординарных случаев в этот день были проведены четыре плановые полостные гинекологические операции и десять абортов, а также ряд сложных процедур пациенткам из отделений гинекологии и патологии беременности. К концу дня, проанализировав всю эту сведенную на его компьютере информацию, Антон внезапно почувствовал себя измочаленным и решил, что с него довольно.

Формально его рабочий день заканчивался в пять часов, но в экстренном случае дежурный мог в любую минуту связаться с ним по домашнему телефону или мобильнику. Как ни странно, лишь здесь, в своем рабочем кабинете, ему можно было полностью расслабиться – персонал клиники знает, что он еще не ушел, и если будет очень уж нужно, то постучат в дверь, зато телефон, мобильник и селектор можно напрочь вырубить и хоть ненадолго отключиться от внешнего мира.

Антон сидел, пытаясь ни о чем не думать, но в утомленном мозгу то и дело вспыхивали обрывки воспоминаний, возникали лица людей, с которыми пришлось сегодня иметь дело. Поняв, что подремать не удастся, он выпрямился и автоматически взглянул на часы – семь. Если Лилиана приезжала в клинику, то именно в это время, но сегодня ее можно было не ждать – уже десять дней, как она с командой Воскобейникова улетела в Умудию, чтобы помочь ему подготовить избирательную кампанию.

Теперь, когда строительные работы были окончены, и клиника начала работать, официально Лиля приезжала, чтобы, как она заявляла, проверить финансовую отчетность. Муромцев знал, что это вздор – главный бухгалтер Сорокина, маленькая энергичная женщина лет сорока пяти с чрезвычайно портившим ее лицо острым и длинным носом, разбиралась в делах гораздо лучше своей хозяйки, и отчетность у нее всегда была в полном порядке. Антон был на сто процентов уверен, что помимо бухгалтерской работы в обязанности Сорокиной входило следить за главврачом Муромцевым и докладывать Лилиане о каждом его шаге. Сначала его это раздражало и нервировало, потом стало забавлять – в действительности Лилиана нуждалась в нем гораздо больше, чем он в ней. Во всем, начиная, хотя бы, с секса.

Она приезжала разгоряченная мыслью о предстоящей близости и, заперев дверь, сразу бросалась к Антону – полузакрыв глаза и одной рукой торопливо стаскивая с себя нижнее белье. Другая рука шарила по его ширинке, пытаясь ее расстегнуть. Он ласково, словно успокаивая, гладил ее по спине, похлопывал по ягодицам, и это ее бесило.

– Давай скорей, я не хочу ждать!

– Тихо, тихо, Лиля, ты что же, хочешь как кошка – за пять секунд? Мне еще надо на тебя настроиться.

– Иди к черту, я не хочу ждать, ты не понял, что ли?

– Потерпи хозяйка, твой раб тоже хочет получить удовольствие – не все же тебе одной.

Ему не всегда удавалось долго ее дразнить – горячность Лили захлестывала их обоих. Они сплетались в объятии, где попало – на столе, на диване, на полу. Впрочем, госпожа Шумилова позаботилась о том, чтобы кабинет главврача ее клиники был обустроен с максимальными удобствами – диван был широким и мягким, огромный стол обит дерматином, а на полу лежал роскошный ковер с пушистым ворсом. Возле стены стоял бар с напитками, а прямо к кабинету примыкали ванная комната и туалет.

Однажды Лиля в своем нетерпении не захлопнула дверь, и в тот момент, когда она самозабвенно протирала ягодицами дерматин стола, разгоряченный Антон, доказывавший, что хозяйка может не сомневаться в его мужских способностях, краем глаза заметил просунувшийся в щелочку острый носик главного бухгалтера Сорокиной. Любопытная дама тут же испуганно отпрянула и скрылась. Лиля, которой Антон сразу же сообщил о том, что бухгалтерша их «засекла», холодно пожав плечами, сказала:

– Ну и что?

Мнение тех, кто на нее работал, интересовало деловую даму Лилиану Шумилову меньше всего. Посвятив сексу около часа, она приводила себя в порядок в ванной и выходила оттуда спокойной и холодной. Антон иронизировал:

– Смотрю, ты весь свой пыл отдала дерматину моего стола.

Лиля не реагировала на шутку, взгляд ее был непроницаем, тон голоса становился ледяным:

– На данный момент в клинике есть какие-нибудь проблемы, требующие моего личного вмешательства? Без моего распоряжения никаких кардинальных изменений в работе, будь уж так добр.

Антон уже давно понял, что близко принимать к сердцу ее заносчивость и злиться – себе дороже. Лилиану следовало принимать такой, какая она есть. Были у нее недостатки, были и достоинства – энергична, работоспособна, изобретательна в сексе. Смешно – ее нет в Москве, вроде бы можно чувствовать себя свободно, а у него такое ощущение, что чего-то не хватает.

При мысли, что можно скучать о Лиле, он чуть не расхохотался. Открыв глаза, поднялся и нажал кнопку прослушивания записей автоответчика, который включала его секретарша, уходя домой.

«Антон Максимович, срочно свяжитесь… Антон Максимович, перезвоните… Антон Максимович…»

Надо же, сколько человек пыталось достать доктора Муромцева в то время, как он по всем нормам трудового законодательства имел полное право заниматься сугубо личной жизнью! Сотрет вот сейчас все эти записи – пусть перезвонят, когда положено, в рабочее время.

Внезапно одна из записей привлекла его внимание – звонила Альбина Баскова. Бывшая однокурсница и в каком-то смысле конкурентка – ее муж Константин Басков руководил специализированным платным акушерским центром. Его Муромцев тоже знал по институту. Когда-то они были на «ты», но года два назад, когда довелось случайно столкнуться у знакомых, Басков еле кивнул, и даже остановил жену, когда та, обрадовавшись встрече, хотела было завязать разговор. Антон тогда пожал плечами и вскоре позабыл про этот эпизод. Теперь он даже не обратил бы внимания на звонок Альбины, если б не знал – она наблюдает за течением беременности Карины Чемия.

Полгода назад Илья Шумилов заключил контракт с центром Баскова, Антон узнал об этом лишь в апреле, когда расстроенный Илья позвонил ему и сказал, что у Карины обнаружили митральный стеноз, о котором прежде никто и не подозревал. Во время беременности болезнь обострилась, и теперь врачи встревожены.

– Говорят, что степень риска для Карины достаточно велика, предлагали, представляешь, даже прервать беременность. Я, честно говоря, уже в такой панике, что на все готов, но Каринка – ни в какую. Я, конечно, ее понимаю, но… Старик, я бы хотел выслушать твое драгоценное мнение по этому поводу, а?

Антон вздохнул – вмешиваться в дела конкурентов было не в его правилах, но ведь речь шла о Карине!

– Ладно, я договорюсь с нашим кардиологом и скажу, когда вам подъехать.

Кардиолог, Сирануш Яковлевна Айвазян, пожилая женщина с седой головой и крупным носом, была консультантом в отделении патологии беременности старого роддома еще при жизни Людмилы Муромцевой. Антон знал, что его мать и Евгений Семенович Баженов высоко ценили Айвазян. Он заключил с ней контракт, несмотря на недовольство Лили, которая, узнав, пыталась возражать:

– Ты посмотри на ее возраст – шестьдесят пять! У нас что – фонд помощи престарелым? Папа позволил тебе проявить самостоятельность в выборе сотрудников, но нельзя же этим злоупотреблять – у этой Айвазян даже нет ученого звания!

Антон даже не дал себе труда ей ответить – Филев предоставил ему право лично заключать контракты со специалистами, и отчитываться в своих действиях он не собирался. Лилю это сильно задело – она отшвырнула в сторону оставленную для нее копию контракта и больше об этом не заговаривала.

….Тогда, в начале июня, второй и третий корпуса клиники еще не были введены в эксплуатацию, в стационаре находилось всего шестеро больных, и работы у медицинского персонала было немного. С Айвазян Муромцев договорился на три часа, Илья и Карина приехали к одиннадцати. К трем часам Антон уже имел на руках все результаты диагностического обследования Карины.

Сирануш Яковлевна появилась в начале четвертого и сразу же прикрикнула на бледного от волнения Илью:

– Это что тут за театр драмы? Антоша, а ну-ка уведи его в свой кабинет, мне тут такие нервные папы не нужны!

Она долго осматривала Карину, выстукивала пальцами по ее груди, заносила данные в компьютер, приговаривала:

– Значит, хочешь обязательно рожать? Хорошая девочка, красивая. Говоришь, мама армянка, а папа грузин? Моя сестра тоже вышла за грузина. А ты, наверное, на маму больше похожа? Что ж, если хочешь рожать, то надо тебе постараться и очень себя беречь, слушаться докторов.

Одной рукой она неумело жала на клавиши, другой придерживала очки, всматриваясь в текст на экране.

Карина с улыбкой спросила:

– А вы давно живете в Москве?

– Больше пятидесяти лет, деточка. Мои мама с папой приехали сюда работать сразу после войны, они тоже были кардиологами. А мы с сестрой родились в Ереване. Ладно, одевайся и пойдем к Антоше в кабинет, а то твой муж там, наверное, уже рысцой по потолку бегает.

Когда они вошли в кабинет Муромцева, там была Настя Воскобейникова – она приехала излить душу и потолковать с Антоном об Алеше, но теперь решила, что лучше отложить разговор до другого раза.

– Большая какая выросла, я тебя и не узнала, – Айвазян потрепала девочку по щеке и официальным тоном сказала: – Я все данные занесла в компьютер, Антон Максимович, вы попросите медсестру распечатать, а то я с этим прибором как медведь с лаптем управляюсь. То ли дело прежде – сиди себе строчи на бумаге, а потом пусть другие, как хотят твой почерк разбирают.

Все засмеялись, кроме Ильи, который продолжал сидеть неподвижно, глядя на Сирануш Яковлевну тревожным взглядом. Она мягко ему улыбнулась:

– Что смотришь – пусть рожает, но надо лечиться. Давно надо было, а то вы, мужчины, такие – никогда заранее не интересуетесь, чем женщина болеет. Вам ведь другое интересно – кого раньше любила.

Шутка вызвала новый взрыв смеха, но Илья даже не улыбнулся. Лицо его было бледным и измученным, глаза обведены черными кругами. Обняв Карину за плечи, он серьезно возразил:

– Нет, я этого никогда не спрашивал.

Настя звонко и весело сказала:

– Ты этого не спрашивал, потому что знал, что Карина никогда ни о ком кроме тебя не думала.

Карина улыбнулась и нежно прижалась головой к плечу Ильи. Тот неловко помялся и вытащил из кармана пачку стодолларовых купюр.

– Сирануш Яковлевна, поскольку мы наблюдаемся не в этой клинике, а просто хотели с вами проконсультироваться, то разрешите оплатить вам консультацию…

Старуха сразу насупилась и подняла брови. Антон, не дав ей открыть рот, удержал ее руку, отстранявшую деньги:

– Нет-нет, Сирануш Яковлевна, Илья прав – это внеурочная работа, он обязан вам ее оплатить. Подождите, пожалуйста, я сейчас провожу этих веселых ребят, и мы с вами еще кое-что обсудим.

Он знал, что Айвазян нуждается в деньгах – ее внучка в этом году собиралась поступать в институт, и огромные деньги в семье уходили на репетиторов и разные курсы.

Проводив Илью, Карину и присоединившуюся к ним Настю, Муромцев вернулся в кабинет и вопросительно посмотрел на Сирануш Яковлевну. Она вздохнула и покачала головой.

– Митральный стеноз. Вторая степень, если классифицировать по Ваниной. В принципе, если не будет ревматической атаки, то это не противопоказание для беременности и родов, но в данном случае сопутствует врожденная поперечная блокада, поэтому нужно очень осторожно назначать сердечные гликозиды – я это указываю в рекомендации. Я знаю кардиолога, который ее консультирует – очень уверенный в себе мальчик, очень.

Антон не смог удержать улыбки – всех специалистов моложе шестидесяти лет Айвазян считала мальчиками и девочками. Он спросил:

– Но если понадобится ваша консультация, Сирануш Яковлевна, то я могу на вас рассчитывать? Потому что это очень близкие мои друзья.

Старуха потрепала его по голове.

– Знаешь же, Антоша, что я никогда тебе ни в чем не откажу. Только я не понимаю, почему ты ее сюда к себе не положишь – в твоей клинике условия намного лучше, чем в центре, где она на учете.

Антон смущенно вздохнул:

– Если честно, то это…гм, не совсем удобно. Видите ли, Сирануш Яковлевна, ее муж… Ну, если совсем точно, то он не ее муж, а муж Лилианы Шумиловой, которой принадлежит клиника. Так что… Ну, вы понимаете.

Айвазян в изумлении раскрыла глаза и даже потрясла головой, словно хотела сказать: «Ну и дела!». Правда, из деликатности она ничего не сказала, а перевела разговор на другую тему, спросив:

– Хорошо, Антоша, а ты мне скажи, ты у мамы давно не был? Я недавно к мужу на могилу ездила и к Люде заходила – ограды по всему кладбищу кто-то перед Новым годом повыломал и у Людмилы тоже прутьев десять вытащили. Не люди – звери дикие. Я вот своему Мише договариваюсь – буду новую ограду заказывать, ты не хочешь маме тоже оградку подправить? Если хочешь, то я насчет нее тоже с мастерами поговорю.

Антон опустил голову, почувствовав, как защемило в груди, – в последний он раз был на кладбище только в конце августа прошлого года, в годовщину гибели матери.

– Спасибо, Сирануш Яковлевна, если вам не трудно. Я приезжаю только в годовщину – положить цветы. В году как-то времени нет выбраться. Вы только скажите, сколько нужно, и я сразу же отдам деньги.

– Отдашь, конечно, но лучше сам съезди, посмотри.

Послушавшись ее совета, Антон поехал на кладбище. Могильная ограда действительно была сломана в нескольких местах, а портрет Людмилы на надгробии покрылся пылью и грязными водяными разводами. Он протер фотографию платком и, перевернув брошенное кем-то дырявое ведро, сел на него, вглядываясь в родное лицо.

«Мамочка, как же так получилось, мамочка? Кто виноват? Или нам бывает легче, когда мы найдем виноватого? Катя, например, додумалась до того, что готова обвинить дядю Андрея – ты бы, наверное, смеялась, если б послушала ее! Я почему-то стал иногда вспоминать своего отца – того, чье имя ты всегда от меня скрывала. Ты ведь знаешь, я много раз говорил тебе, что теперь у меня есть сестра Катя и… дочка Таня. Только я, наверное, никогда ее не увижу. Помоги мне, мама!»

Это, наверное, был один из тех немногих дней, когда Антону пришлось побыть наедине с собой и со своими мыслями. Он провел на кладбище часа два, походил между могилами и пожалел о том, что отец и сын Баженовы похоронены в другом месте. Ему даже вдруг подумалось, что хорошо бы заехать за Катей и вместе съездить к их отцу и деду. Потом он вспомнил, что уже почти две недели не видел сестру. В последний раз она звонила ему пару дней назад, перед самыми праздниками.

– Не поверишь, Антошка, все документы готовы, через неделю открываю новое фотоателье. Жутко занята – встаю в половине шестого и домой добираюсь только к часу ночи – приводим с компаньонами в порядок помещение студии, там жуткая грязь!

Голос у Кати был счастливый, и Антон порадовался, что сестренка так увлеклась своим бизнесом.

– Поздравляю, Катюша, тебе помочь с уборкой?

Предложение его было отвергнуто с ходу:

– Ни в коем случае, никто, кроме владельцев не должен видеть помещение офиса в непотребном виде!

По торопливому тону сестры Антон понял, что окажется лишним в кругу ее компаньонов, и навязываться не стал.

– Ладно, Катька, работай. У меня тоже сейчас под завязку, позже выберу время – заскочу к тебе.

Вернувшись с кладбища, он твердо решил, что через пару дней съездит полюбоваться на новую студию Кати, но сразу после праздника двенадцатого июня начали звонить и прибывать новые пациентки, работы стало невпроворот.

В первые дни Антон так суетился, что не всегда успевал съездить домой. Коротая ночи в клинике, он добрым словом поминал Лилю, которая распорядилась – естественно, в своих интересах – оборудовать его кабинет со всеми удобствами. Настроение было приподнятым, на широком мягком диване ему почему-то часто снилось детство – мать, Андрей Пантелеймонович. После пробуждения сны забывались, но оставалось ощущение доброго и светлого. Однажды приснился дед Евгений Семенович. На лице старика отчетливо проступали морщины, в руках он держал карандаш и говорил:

«Главврач, Антоша, должен знать возможности своих сотрудников. Нельзя всю работу делать самому, каждый должен четко выполнять свои обязанности, но главврач несет ответственность за все».

Этот сон почему-то засел в памяти Антона прочно и отчетливо – вспоминая его, он даже видел карандаш в руке деда….

Антон еще раз прослушал запись на автоответчике:

«Антон Максимович, большая просьба к вам перезвонить по поводу вашей знакомой Карины Чемия по номеру…. Если будете звонить после шести вечера, то позвоните по номеру….»

И все. Он торопливо набрал последний из двух номер, который, как можно было предположить, был номером домашнего телефона Басковых. Ответил ему сам Константин Басков и, узнав, кто говорит, сказал очень вежливо, но голосом, в котором слышалась откровенная и глубокая неприязнь:

– Приветствую, коллега, очень рад, что вы позвонили, нам необходимо немедленно выяснить ряд вопросов.

– Привет, Костя, рад тебя слышать. Ты по поводу Карины Чемия? – поинтересовался Антон дружелюбным тоном, намеренно игнорируя важный тон бывшего однокурсника.

Басков поперхнулся от его фамильярности и сделал вид, что на подобное проявление невоспитанности не следует обращать внимания.

– Коллега, – сказал он нервным и недовольным голосом, подчеркивая это официальное обращение, – когда мы заключаем с нашими пациентками контракт, то требуем полного и безоговорочного выполнения наших требований. В противном случае мы не считаем себя ни за что ответственными.

– Нормально, – одобрил Антон, – так что с Чемия, ты мне скажешь? Потому что я…

Басков раздраженно прервал его еще более недовольным тоном:

– Хочу заметить, что это в высшей степени некорректно, коллега! Наш центр заключает с женщиной договор о медицинском обслуживании, и после этого вы ее потихоньку обследуете, делаете какие-то свои прогнозы. В подобном случае я могу сказать лишь одно: если эта дама испытывает к вам такое доверие, то мы не будем возражать против того, чтобы расторгнуть контракт и передать ее вашей клинике.

– Да кончишь ты болтать! – прикрикнул Антон, потеряв терпение. – Ты скажешь мне, что случилось, козел несчастный? Или отдай трубку своей жене.

В конце концов, Басков, обидевшись на «козла», утратил выдержку.

– Сам ты козел, Муромцев, и всегда был козлом! – нормальным человеческим голосом рявкнул он. – Позвони в центр и сам объясняйся с Алей – она уже сутки не ест и не пьет из-за твоей знакомой.

Муромцев не без удовольствия повесил трубку и набрал номер центра. Баскова взяла трубку практически сразу.

– Антон, я два часа не могла до тебя дозвониться, – голос Альбины звучал встревожено. – Ситуация у нас следующая: наш кардиолог рекомендует немедленно прервать беременность по жизненным показаниям, поскольку он диагностирует третью степень риска, но Карина наотрез отказывается – ссылается на обследование, проведенное у тебя в клинике. Я читала заключение вашего кардиолога, но оно было сделано месяц назад, а сейчас по данным мониторинга и ЭКГ стремительно развивается отек легких и правожелудочковая недостаточность, частота желудочковых сокращений ниже пятидесяти.

– А ее… муж? Ты с ним говорила?

– Он вообще в невменяемом состоянии и на все согласен, но она… Я даже не думала, что такая спокойная и тихая женщина может так неразумно себя вести. Короче, Антон, я так поняла из ее слов, что это твои близкие друзья, и если… В общем, мы готовы расторгнуть контракт, и если ты готов принять ее в своей клинике…

– Ее муж далеко? Я могу с ним переговорить?

– Да, он здесь, пожалуйста.

Услышав в трубке вялый, словно сонный, голос Ильи, Муромцев понял, что тот действительно находится в состоянии прострации.

– Старик, давай, очнись, – торопливо сказал он, – сейчас привезешь ее сюда, мы быстренько соберем консилиум и все решим на месте.

– Слушай, я… ты же знаешь ситуацию, – в измученном голосе Ильи прозвучал горький смешок.

Они оба прекрасно понимали, что пребывание Карины в клинике Лилианы Шумиловой могло вызвать грандиозный скандал. Но Лилианы сейчас в Москве не было, поэтому Антон произнес как можно более равнодушно:

– Да ладно тебе, это не предмет. Так что давайте скоренько сюда, а я пока соберу свой консилиум. За меня не волнуйся – ты хозяин, клиника принадлежит тебе, за все и ответишь.

– Не издевайся. Ладно, сейчас приедем.

Антон связался по селектору с дежурным врачом отделения патологии:

– Надежда Ефимовна, минут через двадцать беременность, осложненная сердечной недостаточностью. Свяжитесь с кардиологом и пригласите специалиста из отделения перинатальной диагностики.

Потом он позвонил Айвазян домой.

– Сирануш Яковлевна, я сейчас вышлю за вами машину – тяжелый случай. Та женщина, которую я вас просил проконсультировать месяц назад – Чемия. Она поступает в нашу клинику.

– Эта красивая девочка, у которой мама армянка? Что случилось?

– Точно не скажу, они еще не подъехали, но мне позвонили и сообщили, что диагностирована правожелудочковая недостаточность, отек легких и нарастающая брадикардия. Я, конечно, не специалист, но, судя по картине, не исключена интоксикация гликозидами.

– Тогда я сейчас тебе продиктую, какие дополнительные анализы сделать до моего приезда – пока доедет твоя машина, а потом мы проберемся в клинику через все эти пробки.

Айвазян жила в Химках, и знала, что даже в лучшем случае дорога в оба конца займет около двух часов. Когда она приехала в клинику, Карина уже лежала в третьей палате отделения патологии. Дежурный гинеколог закончила первичный осмотр, и Антон попросил ее и врача из отделения перинатальной диагностики пройти к нему в кабинет, чтобы обсудить только что полученные данные обследования плода.

Илья, дожидавшийся в коридоре окончания осмотра, вошел в палату и застыл возле кровати Карины, глядя прямо перед собой странно-бессмысленным взглядом. Он, казалось, даже не заметил вошедшую Айвазян. Улыбающаяся медсестра подала ей распечатку результатов анализов, расшифрованные компьютером кардиограмму и эхокардиограмму.

– Я не хочу прерывать беременность, – тихо сказала Карина, приподнявшись на локте и взглянув на вошедшую Айвазян огромными темно-карими – почти черными – глазами. Она пыталась, но не могла сдержать одышку, и кожа ее лица имела синеватый оттенок, – вы же говорили, Сирануш Яковлевна…

– Говорила, девочка, говорила, – бодро ответила Сирануш Яковлевна и повернулась к почти столь же бледному Илье, – а ну-ка все посторонние идут погулять и оставят меня с нашей девочкой.

Антон, заглянувший в палату, поздоровался с Айвазян и крепко взял приятеля за локоть.

– Пойдем ко мне в кабинет. Пойдем, пойдем.

Тот раздраженно отмахнулся и, резко повернувшись, почти бегом выскочил из палаты. Антон покачал головой:

– Извините, Сирануш Яковлевна, парень уже поехал. Ладно, я вас оставляю, а вы побеседуйте с Кариной.

Сирануш Яковлевна молча кивнула – она уже бегло просмотрела поданные ей медсестрой распечатки и теперь, шевеля бровями, внимательно изучала историю болезни. Потом, сняв с шею фонендоскоп, старуха долго выслушивала Карину, переворачивая ее в разные стороны.

– Дигоксин отменить, – неожиданно резко сказала она, повернувшись к медсестре, – алупент ноль пять внутривенно, триамтерен отменить, назначить вместо него индапамид. Через два часа ЭКГ.

– Я хочу этого ребенка, – тихо произнесла Карина, – я рискую, но это мое дело и моя жизнь, в конце концов.

Сестра записала назначение и вышла, а Айвазян, повернулась к Карине и потрепала ее по плечу.

– Не шуми, девочка, если очень хочешь ребенка, так в чем дело – будет у тебя ребенок. Сейчас мы все посмотрим, все проверим, нужно будет – сделают тебе комиссуротомию.

– Что сделают? – голос Карины дрогнул.

Сирануш Яковлевна устало и ласково улыбнулась.

– Это несложная операция на сердце, ее делают даже беременным. Не бойся, все, что можно мы сделаем.