Текст книги "Гарри Поттер. Полная коллекция"

– В… всем троим? – изумился Рон. – И мне с Гермионой тоже?

– Да, всем тро…

Но Гарри перебил:

– Думбльдор умер месяц назад. Что же вы столько тянули?

– Да разве не ясно? – вмешалась Гермиона, не дав министру раскрыть рот. – Изучали наследство. Вы не имели права! – Ее голос дрогнул.

– Отчего же, имел, – спокойно возразил Скримджер. – Декрет о законной конфискации разрешает министерству изымать означенные в завещании…

– Этот закон ввели, чтобы предотвратить передачу по наследству артефактов черной магии, – сказала Гермиона, – и для изъятия имущества умершего министерству требуются серьезные доказательства нелегитимности означенного имущества! И не говорите, будто думали, что Думбльдор оставил нам прóклятые вещи!

– Мечтаете о карьере в области колдовского права, мисс Грейнджер? – осведомился Скримджер.

– Нет, не мечтаю, – огрызнулась она. – Напротив, надеюсь сделать для мира что-то хорошее!

Рон засмеялся. Скримджер глянул на него, но отвел глаза, едва Гарри спросил:

– Так почему вы решили нам все отдать? Не нашлось предлога, чтобы оставить себе?

– Нет, просто прошел тридцать один день! – выпалила Гермиона. – Дольше удерживать их без доказательств противозаконно. Так?

– Можете ли вы сказать, Рональд, что были близки к Думбльдору? – проигнорировав ее выпад, спросил Скримджер.

Рон удивился:

– Я? Нет… Не так чтобы… Вообще-то это Гарри всегда…

Рон растерянно посмотрел на Гарри и Гермиону, которая одарила его убийственным взглядом, ясно говорившим: «Заткнись сейчас же!» Увы, зло свершилось: у Скримджера сделался такой вид, будто он услышал ровно то, что ожидал и хотел услышать. Министр ястребом кинулся на Рона:

– Если вы не были близки, как объяснить, что он упомянул вас в завещании? Там практически никто не упомянут лично. Почти все имущество – частная библиотека, колдовские инструменты, некоторые личные вещи – оставлены «Хогварцу». Почему же отдельное внимание вам? Как вы думаете?

– Ну… – протянул Рон. – Говоря, что мы не были близки… В смысле… по-моему, я ему нравился…

– Ты скромничаешь, Рон, – перебила Гермиона. – Думбльдор тебя обожал.

Она исказила правду до предела: насколько знал Гарри, Рон и Думбльдор никогда не говорили с глазу на глаз и вообще редко встречались. Впрочем, Скримджер не слушал. Он опустил руку в карман плаща и достал кисет – гораздо больше того, что Огрид подарил Гарри. Оттуда министр извлек пергаментный свиток, развернул его и зачитал:

– «Завещание Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Думбльдора…» Так, вот здесь… «Рональду Вреднейсу Уизли оставляю свой мракёр и надеюсь, что, пользуясь им, он будет вспоминать меня…»

Скримджер извлек из кисета предмет, который Гарри уже видел раньше: нечто вроде серебряной зажигалки, которая по одному щелчку вбирала в себя весь свет в зоне действия и затем, тоже по щелчку, отдавала его обратно. Скримджер чуть подался вперед и передал мракёр Рону. Тот в полном ошеломлении взял мракёр и повертел в руках.

– Очень ценная вещь, – сказал Скримджер, пристально наблюдая за Роном. – Не исключено, что единственная в своем роде. Личное изобретение Думбльдора, естественно. Почему он оставил вам такую редкость?

Рон недоуменно помотал головой.

– У Думбльдора были тысячи учеников, – упорно гнул свое Скримджер. – А в завещании он упомянул лишь вас троих. Почему? Для чего, по его мнению, вам пригодится мракёр, а, мистер Уизли?

– Выключать свет? – недоуменно предположил Рон. – Что еще с ним делать-то?

Скримджер, видимо, тоже не знал. Он снова подозрительно сощурился на Рона и вернулся к завещанию Думбльдора:

– «Мисс Гермионе Джин Грейнджер оставляю свой экземпляр “Сказок барда Бидля” и надеюсь, что она сочтет эту книгу интересной и поучительной».

Скримджер достал из кисета книжицу, на вид такую же древнюю, как «Тайны наичернейшей магии», спрятанные наверху. Переплет был грязный и местами отслаивался. Гермиона молча приняла от Скримджера книгу и, не отрывая от нее глаз, положила себе на колени. Гарри увидел, что заголовок написан рунами, которые он так и не освоил. Пока он смотрел, на тисненые символы упала слеза.

– Почему, как вы думаете, Думбльдор оставил вам эту книгу, мисс Грейнджер? – спросил Скримджер.

– Он знал… что я люблю книги, – сдавленно ответила она, утирая глаза рукавом.

– Почему именно эту?

– Не знаю. Наверное, думал, что она в моем вкусе.

– Вы когда-нибудь обсуждали с Думбльдором коды либо иные средства передачи секретной информации?

– Нет, не обсуждала, – ответила Гермиона, продолжая отирать слезы. – И если за тридцать один день министерство не нашло здесь тайного кода, вряд ли его найду я.

Она подавила всхлип. Они сидели так тесно, что Рон едва сумел вытащить руку и обнять Гермиону. Скримджер вновь обратился к завещанию:

– «Гарри Джеймсу Поттеру, – от одних этих слов внутри у Гарри все сжалось от волнения, – оставляю Проныру, пойманного им на первом квидишном матче в “Хогварце”, как напоминание о том, что упорство и труд неизменно бывают вознаграждены».

При виде золотого мячика размером с грецкий орех, слабо трепыхавшего серебристыми крылышками, волнение Гарри быстро превратилось в разочарование.

– Зачем Думбльдор оставил тебе этот мяч? – спросил Скримджер.

– Понятия не имею, – пожал плечами Гарри. – Видимо… вы сами только что прочли… чтобы я помнил, что упорство… и труд… все перетрут… и тому подобное.

– То есть ты считаешь, что это просто сувенир?

– Да, – ответил Гарри. – А что же еще?

– Вопросы здесь задаю я, – заявил Скримджер и придвинул кресло ближе к дивану. На улице сгущались сумерки; над изгородью призрачно белел шатер. – Кстати, и твой праздничный торт имеет форму Проныры. Почему?

Гермиона саркастически рассмеялась:

– Ну, конечно, вовсе не потому, что Гарри первоклассный Ловчий! Это было бы слишком просто! Нет, в сахарной глазури прячется тайное послание от Думбльдора!

– Вряд ли в глазури, – серьезно отозвался Скримджер. – Но в Проныре вполне можно спрятать что-нибудь не слишком крупное. Полагаю, ты понимаешь почему.

Гарри пожал плечами. Но Гермиона тут же ответила, и Гарри подумал, что некоторые въевшиеся привычки ничем не искоренить.

– Проныра запоминает прикосновение, – выпалила вечная отличница.

– Что?! – одновременно вскричали Гарри и Рон. Они оба считали, что Гермиона ничего не понимает в квидише.

– Верно, – кивнул Скримджер. – До игры Проныру не берут голыми руками, и даже изготовители работают в перчатках. На мяч наложено заклятие – он запоминает, кто первый его коснулся, на случай спорного захвата. Этот Проныра, – он подбросил золотой шарик в ладони, – помнит твое прикосновение, Поттер. И я думаю, что Думбльдор, колдун, несмотря на все его пороки, выдающийся, зачаровал этот мячик, чтобы он открылся одному тебе.

Сердце Гарри забилось чаще. Скримджер прав! А ведь сейчас придется взять Проныру голой рукой…

– Молчишь? – продолжал Скримджер. – И так знаешь, что в мяче?

– Нет. – Гарри лихорадочно размышлял, как ему сделать вид, будто он коснулся Проныры, а самому не касаться… Вот если бы он освоил легилименцию, взаправду бы ей выучился, можно было бы прочесть мысли Гермионы; он буквально слышал, как напряженно гудят ее мозги.

– Бери, – тихо приказал Скримджер.

Гарри встретился взглядом с желтыми глазами министра, понял, что деваться некуда, и протянул руку. Скримджер наклонился и медленно, осторожно положил мяч на ладонь Гарри.

Ничего не произошло. Пальцы Гарри сомкнулись, Проныра устало дрогнул крылышками и затих. Скримджер, Рон и Гермиона жадно глядели на кулак Гарри, словно надеясь на какое-то чудесное превращение.

– Представление окончено, – хладнокровно сказал Гарри. Рон и Гермиона засмеялись.

– Это все? – осведомилась Гермиона, привставая с дивана.

– Не совсем, – ответил Скримджер. У него, похоже, испортилось настроение. – Тебе, Поттер, завещано кое-что еще.

– Что? – Внутри у Гарри вновь все затрепетало.

На сей раз Скримджер не потрудился заглянуть в завещание.

– Меч Годрика Гриффиндора, – объявил министр.

Гермиона и Рон словно окаменели. Гарри заозирался: где же меч с эфесом, инкрустированным рубинами? Никак не у Скримджера: кисет слишком мал…

– Где он? – подозрительно спросил Гарри.

– К сожалению, – ответил Скримджер, – меч не был собственностью Думбльдора, и Думбльдор не имел права никому его завещать. Оружие Годрика Гриффиндора – ценный исторический артефакт и в качестве такового принадлежит…

– Он принадлежит Гарри! – с горячностью выпалила Гермиона. – Меч сам выбрал его, Гарри его нашел, вытащил из Шляпы-Распредельницы…

– Согласно достоверным источникам, меч может явиться любому из достойнейших гриффиндорцев, – сказал Скримджер. – Однако от этого он не становится личной собственностью мистера Поттера, что бы ни возомнил Думбльдор. – Скримджер, разглядывая Гарри, почесал плохо выбритую щеку. – Почему, как ты думаешь…

– Думбльдор хотел оставить мне меч Гриффиндора? – закончил за него Гарри, еле сдерживая раздражение. – Наверное, думал, что меч неплохо впишется на мой настенный ковер.

– Это не шутки, Поттер! – зарычал Скримджер. – Он думал, что лишь мечом Годрика Гриффиндора можно победить Наследника Слизерина? И, подобно многим, считал, что это тебе предназначено уничтожить Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут?

– Занятная версия, – сказал Гарри. – Интересно, кто-нибудь вообще пробовал проткнуть Вольдеморта мечом? Может, пошлете своих людей, пусть они попробуют? Не все же потрошить мракёры и замалчивать побеги из Азкабана! Так вот чем вы, министры, занимаетесь в своих кабинетах – играете в квидишные мячики? Люди умирают, я сам едва не погиб, Вольдеморт гнался за мной через три графства и убил Шизоглаза Хмури, а министерство ни словом не обмолвилось? И вы еще рассчитываете на наше сотрудничество!

– Ты забываешься! – закричал Скримджер, вскакивая с кресла. Гарри тоже вскочил. Скримджер, припав на одну ногу, шагнул ближе и ткнул Гарри в грудь волшебной палочкой: на футболке образовалась дыра как от сигареты.

– Эй! – Рон слетел с дивана и поднял палочку, но Гарри рявкнул:

– Не надо! Хочешь дать ему повод нас арестовать?

– Запомни: ты не в школе! – процедил Скримджер, сопя в лицо Гарри. – И я тебе не Думбльдор, который прощал и дерзость и неповиновение. Можешь носить свой шрам как корону, Поттер, однако не тебе, семнадцатилетнему юнцу, рассказывать мне, как надо работать! Тебе пора научиться элементарному уважению!

– А вам пора его заслужить, – бросил Гарри.

Пол задрожал от чьих-то быстрых шагов, дверь распахнулась, и в гостиную вбежали мистер и миссис Уизли.

– Мы… думали… мы услышали… – начал мистер Уизли, испуганно глядя на Гарри и министра, стоявших почти нос к носу.

– Громкие голоса, – задыхаясь, закончила миссис Уизли.

Скримджер попятился, не сводя глаз с дыры в футболке Гарри, – вероятно, жалел, что потерял над собой контроль.

– Это мы так… ничего… – проворчал он. – Мне… жаль, что ты так относишься. – Он снова глянул Гарри в лицо. – Тебе, видимо, кажется, что у министерства какие-то другие задачи, не те же, что у тебя – и у Думбльдора. А нам бы объединить усилия.

– Мне не нравятся ваши методы, министр, – ответил Гарри. – Помните? – И он снова показал Скримджеру белые шрамы на правом кулаке: «Я никогда не должен лгать».

Лицо Скримджера окаменело. Он молча повернулся и захромал из гостиной. Миссис Уизли поспешила за ним; Гарри слышал, как она остановилась у задней двери и примерно через минуту крикнула:

– Он ушел!

– Что он хотел? – спросил мистер Уизли. Миссис Уизли быстрым шагом вернулась.

– Передать нам то, что завещал Думбльдор, – ответил Гарри. – Они наконец все изучили.

Они вышли в сад. Три предмета, привезенные Скримджером, переходили из рук в руки. Гости удивлялись мракёру и «Сказкам барда Бидля», сокрушались, что Скримджер не отдал меч, и никто даже не представлял, зачем Думбльдор оставил Гарри Проныру. Когда мистер Уизли в третий или четвертый раз осмотрел мракёр, миссис Уизли осторожно сказала:

– Гарри, детка, все ужасно проголодались. Но мы не хотели начинать без тебя. Можно я подам ужин?

Все торопливо поели, наскоро спели «С днем рожденья тебя», истребили торт, и вечеринка закончилась. Огрид, приглашенный на свадьбу, но слишком огромный, чтобы спать в переполненном «Гнезде», отправился разбивать палатку на соседнем поле.

– Приходи к нам наверх, – шепнул Гарри Гермионе, когда они помогали миссис Уизли убирать в саду. – Как только народ разойдется спать.

У себя на чердаке Рон вновь занялся мракёром, а Гарри стал заполнять кисет – но не золотом, а главными своими драгоценностями, на первый взгляд бесполезными. Туда отправились Карта Каверзника, осколок заколдованного зеркала Сириуса и медальон Р. А. Б. Гарри туго затянул шнурок и повесил кисет на шею, а потом сел с Пронырой в руках, разглядывая еле заметно подрагивающие крылышки. Наконец в дверь постучала Гермиона и на цыпочках прокралась внутрь.

– Заглуши, – шепнула она, махнув палочкой в сторону лестницы.

– Ты же против этого заклинания? – сказал Рон.

– Времена меняются, – ответила Гермиона. – Ну, покажи мракёр.

Рон мгновенно щелкнул приборчиком. Единственная лампа в комнате моментально потухла.

– Видите ли, – еле слышно проговорила в темноте Гермиона, – тот же эффект легко достигается тьмущим порошком.

Раздался тихий щелчок, и шар света вернулся под потолок, в лампу.

– Все равно здорово, – возразил Рон. – Говорят, Думбльдор сам это изобрел!

– Да, но вряд ли он упомянул тебя в завещании лишь затем, чтобы помочь нам выключать свет!

– Думаешь, он знал, что министерство конфискует и будет исследовать наследство? – спросил Гарри.

– Определенно, – ответила Гермиона. – Он не мог написать в завещании, зачем оставляет нам эти вещи, но все равно непонятно…

– …почему нельзя было подсказать нам при жизни? – закончил за нее Рон.

– Вот именно. – Гермиона задумчиво перелистала «Сказки барда Бидля». – Если вещи так важны, что их надо передать даже под носом у министерства, хорошо бы все-таки объяснить зачем… Или, может, сам он считал, что все очевидно.

– Плохо считал! – бросил Рон. – Я всегда говорил: он – ку-ку. Выдающийся и всякое такое, но чокнутый. Оставить Гарри Проныру – спрашивается: на кой?

– Понятия не имею, – сказала Гермиона. – Знаешь, Гарри, когда Скримджер тебе его дал, я была уверена: что-то произойдет!

– Да. – Гарри приподнял мяч и почувствовал, как застучало сердце. – Но для Скримджера я не очень старался.

– В смысле? – не поняла Гермиона.

– Проныра, которого я поймал на первом квидишном матче, – произнес Гарри. – Неужто не помните?

Гермиона продолжала недоумевать. Рон же разинул рот и принялся тыкать пальцем в Гарри, в Проныру, потом снова в Гарри, пока наконец к нему не вернулся дар речи:

– Ты его чуть не проглотил!

– Ну да! – Сердце Гарри заколотилось как бешеное. Он прижал мяч к губам.

Тот не раскрылся. Гарри охватили злость, разочарование; он опустил золотой шарик, но тут Гермиона закричала:

– Надпись! На нем надпись! Быстрее читай!

От волнения и удивления Гарри едва не выронил мяч. Действительно, на гладкой золотой поверхности, только что абсолютно ровной, появились четыре слова тонким косым почерком Думбльдора:

Я открываюсь в конце.

Едва Гарри успел это прочесть, надпись испарилась.

– «Открываюсь в конце»… Что это значит?

Гермиона и Рон помотали головами.

– Открываюсь в конце… в конце… Я открываюсь в конце…

Но сколько они ни повторяли эту фразу на все лады, выудить из нее хоть крупицу тайного смысла не получилось.

– И еще меч… – протянул Рон, когда они отчаялись угадать, что значит надпись. – Зачем он завещал Гарри меч?

– И почему ничего не сказал? – тихо спросил Гарри. – Весь прошлый год, при всех наших разговорах меч был в кабинете! Если Думбльдор хотел, чтобы меч был у меня, почему не отдал тогда?

Он чувствовал себя как на экзамене, как перед списком вопросов, на которые должен бы знать ответ, но мозг наотрез отказывается работать. Что он пропустил в длинных беседах с Думбльдором? Что, по мнению Думбльдора, обязан был понять без слов?

– А эта книга, – проговорила Гермиона. – «Сказки барда Бидля»… Я о них даже не слышала никогда!

– Не слышала о «Сказках барда Бидля»? – недоверчиво переспросил Рон. – Ты шутишь?

– Нет, – удивилась Гермиона. – А ты их что, знаешь?

– Ну естественно, я их знаю!

Гарри отвлекся от раздумий. Небывалый случай: Рон читал что-то, о чем не знает Гермиона. Рон между тем поражался их удивлению.

– Да бросьте! Все старинные детские сказки написаны Бидлем. «Фонтан Феноменальной Фортуны», «Колдун и горшок-поскакун», «Бабетта Кролетта и пень-хохотун»…

– Чего? – хихикнула Гермиона. – Какой пень?

– Кончайте… – недоверчиво сказал Рон. – Вы не можете не знать про Бабетту Кролетту…

– Рон, тебе прекрасно известно, что меня и Гарри воспитывали муглы! – воскликнула Гермиона. – Твоих сказок мы не слышали! Мы знаем «Белоснежку и семь гномов», «Золушку»…

– Золушку? Это что, болезнь? – спросил Рон.

– Так это, стало быть, детские сказки? – уточнила Гермиона, вновь склоняясь над рунами.

– Да… – неуверенно отозвался Рон. – Ну то есть считается – так говорят, – что это старинные сказки, записанные Бидлем. Что там в оригинале, я понятия не имею.

– Но почему Думбльдор думал, что я должна их прочесть?

Внизу раздался скрип.

– Наверное, Чарли растит волосы, пока мама спит, – испуганно сказал Рон.

– Не важно, пора ложиться, – прошептала Гермиона. – Будет не очень красиво, если мы проспим свадьбу.

– Да, – согласился Рон. – А жестокое тройное убийство, совершенное матерью жениха, слегка подпортит торжество. Я потушу свет.

Гермиона вышла из комнаты, и он щелкнул мракёром.

Глава восьмая
Свадьба

Назавтра в три часа дня Гарри, Рон, Фред и Джордж стояли в саду у большого белого шатра и ждали гостей. Гарри, выпивший чуть ли не ведро всеэссенции, стал точной копией рыжего мугла из соседней деревни Колготтери Сент-Инспекторт, чьи волосы Фред позаимствовал с помощью призывного заклятия. Гарри собирались представлять как «кузена Барни» и рассчитывали, что он легко затеряется в толпе рыжих родственников Уизли.

Им четверым выдали схемы рассадки гостей и поручили сопровождать прибывающих к их местам. Часом раньше явилась бригада официантов в белых мантиях и ансамбль музыкантов в золотистых пиджаках; все они сидели неподалеку под деревом, и оттуда время от времени поднимались облачка голубого трубочного дыма.

За спиной Гарри, в шатре, по обе стороны от пурпурной ковровой дорожки, рядами стояли изящные золотистые стулья. Опоры шатра оплели гирляндами белых и золотых цветов. Там, где Биллу и Флёр предстояло скрепить свой союз, Фред и Джордж повесили сверху огромную связку золотых воздушных шаров. Снаружи, над газоном и живой изгородью, беззаботно порхали бабочки, жужжали пчелы. Гарри под жарким летним солнцем было тесно и душно: мугл, чей облик он принял, оказался плотней его.

– На моей свадьбе, – заявил Фред, оттягивая воротник, – всей этой дребедени не будет. Приходи в чем хочешь, без парада. А маму на время праздника – в полный телобинт.

– Вообще-то утром она вела себя довольно прилично, – возразил Джордж. – Поплакала только, что Перси нет, но кому он, собственно, нужен!.. Так, все, внимание – идут!

В отдалении один за другим из пустоты начали появляться разряженные люди. В считаные минуты образовалась процессия, змеей потянувшаяся к праздничному шатру. На шляпах ведьм красовались экзотические цветы и заколдованные птицы, на шейных платках большинства колдунов поблескивали драгоценные камни. Взволнованные голоса гудели все громче, заглушая жужжание пчел, – вереница гостей приближалась.

– О! Ве-ли-ко-леп-но! По-моему, там наши дорогие кузины-вейлы. – Джордж, вглядываясь, вытянул шею. – Надо им помочь освоиться в непривычной английской обстановке…

– Ага, только ушами не хлопай, – сказал Фред и, минуя группу немолодых ведьм во главе процессии, метнулся к двум хорошеньким француженкам: – Сударыни, permetez-moi сопроводить vous!

Девушки засмеялись и позволили Фреду провести их в шатер. Джорджу достались пожилые ведьмы, Рону – мистер Перкинс, старинный коллега его отца, а Гарри – престарелые супруги, оба практически глухие.

Вновь выйдя из шатра к гостям, Гарри услышал знакомый голос:

– Салют! – и увидел во главе процессии Люпина и Бомс, в честь торжества – блондинку. – Артур сказал, что ты рыжий и в кудрях. Извини за вчерашнее, – прибавила Бомс шепотом, когда Гарри повел их по проходу. – Министерство оборотней не жалует, вот мы и подумали, что наше общество тебе ни к чему.

– Да ничего страшного, – ответил Гарри скорее Люпину, чем Бомс.

Тот в ответ мельком улыбнулся, но, едва отвернувшись, опять загрустил, и на его лице четче обозначились морщины. Что с ним такое? Однако разбираться было некогда: Огрид умудрился устроить переполох. Он не понял указаний Фреда, вместо магически увеличенного и укрепленного кресла в заднем ряду сел на пять обычных стульев разом, и теперь те напоминали груду золотых переломанных спичек.

Пока мистер Уизли их чинил, а Огрид громогласно извинялся перед теми, кто не успел разбежаться, Гарри вернулся к своим обязанностям. У входа ему встретился Рон с каким-то косоглазым колдуном весьма эксцентричного вида: белые волосы до плеч, напоминающие сахарную вату, шляпа с кисточкой, болтающейся перед носом, и мантия цвета яичного желтка, яркая до рези в глазах. Плюс странный амулет на шее – нечто вроде треугольного глаза на золотой цепочке.

– Ксенофил Лавгуд, – представился колдун, протягивая руку Гарри. – Мы с дочерью живем за холмом. Так мило со стороны добрых Уизли, что они пригласили нас на праздник. Вы ведь, кажется, знаете мою Луну? – прибавил он, обращаясь к Рону.

– Да, – кивнул тот. – А она не с вами?

– Задержалась в вашем замечательном садике, здоровается с гномами. Такое чу́дное заражение! Большинство колдунов не догадывается, а у этих мудрых маленьких существ – Gernumbli gardensi, выражаясь научно, – многому можно научиться.

– И то. Наши знают немало отборных ругательств, – подтвердил Рон. – Только, по-моему, они сами научились им от Фреда с Джорджем.

Рон повел к шатру группу колдунов, а к Гарри подбежала Луна.

– Привет, Гарри! – сказала она.

– Э-э… я Барни, – опешил он.

– А-а, так ты и имя поменял? – весело поинтересовалась Луна.

– Как ты узнала?..

– Да по выражению лица.

Как и отец, она нарядилась в ярко-желтую мантию, а в волосы вплела огромный подсолнух. Впечатление от всей этой ослепительности, стоило с ней свыкнуться, было приятное. По крайней мере не редиски в ушах.

Ксенофил разговора Луны и Гарри не слышал – он увлекся беседой со знакомым, однако, попрощавшись с ним, обернулся к дочери. Луна показала палец:

– Папочка, смотри – меня гном укусил.

– Замечательно! Их слюна необычайно полезна. – Мистер Лавгуд схватил дочь за палец и осмотрел кровоточащую ранку. – Детка, дорогая, если ты вдруг почувствуешь желание, ну, я не знаю, исполнить оперную арию или заговорить по-русалочьи, не подавляй его! Возможно, это дар Gernumbli!

Рон, как раз проходивший мимо, не сдержался и громко фыркнул.

– Рон может смеяться сколько угодно, – невозмутимо сказала Луна, когда Гарри провожал ее с отцом к их местам, – но папа всерьез занимался изучением магии Gernumbli.

– Правда? – Гарри давно зарекся спорить с Луной насчет весьма сомнительных убеждений ее отца. – Но, может, все-таки обработать ранку?

– Нет, все нормально, – ответила Луна, задумчиво посасывая палец и разглядывая Гарри. – Ты нарядился. Я говорила папе, что все, наверное, придут в парадном, но он считает, что нужна одежда цвета солнца – на удачу. – И Луна неторопливо удалилась вслед за отцом.

Появился Рон с очень пожилой ведьмой, тяжело опиравшейся на его руку. Ее нос напоминал клюв, а покрасневшие глаза и розовая шляпа с перьями придавали ей сходство со старым и на редкость вздорным фламинго.

– …и до чего у тебя длинные волосы, Рональд, я даже спутала тебя с Джиневрой… Мерлинова борода! Во что это вырядился Ксенофил Лавгуд? Яичница, а не человек. А ты кто такой? – рявкнула старуха на Гарри.

– Ах да, тетушка Мюриэль: это наш кузен Барни.

– Тоже Уизли? Да вы плодитесь как гномы! А Гарри Поттера нет? Я надеялась с ним познакомиться. Он ведь твой друг, Рональд, или ты просто хвастался?

– Нет, не хвастался… но он не смог прийти…

– Хмм. Отговорился? Значит, не такой болван, как в газетах на фотографиях. Я тут объясняла невесте, как носить мою диадему! – прокричала она Гарри. – Гоблинская работа! Принадлежала моей семье с незапамятных времен. Девочка, конечно, недурна, но… француженка… М-да… Итак, Рональд, найди-ка мне местечко получше! В сто семь лет не дело топтаться на своих двоих.

Рон многозначительно глянул на Гарри и пропал в толпе: в следующий раз они встретились, когда Гарри уже успел развести по местам около дюжины гостей. Шатер был почти заполнен, очередь у входа исчезла.

– Эта Мюриэль – ходячий кошмар. – Рон отер пот со лба рукавом. – Раньше каждый год приезжала на Рождество, но потом, хвала небесам, обиделась: Фред с Джорджем за ужином подложили ей под стул навозную бомбу. Папа всегда говорил, что когда-нибудь она точно вычеркнет их из завещания… Но им-то что: они и так скоро будут самые богатые на всю семью со своим магазином… Ух ты! – Рон, часто моргая, воззрился на спешившую к ним Гермиону. – Классно выглядишь!

– А тебя это, как всегда, удивляет, – сказала Гермиона, но улыбнулась. На ней было легкое платье цвета сирени и сиреневые же туфли на высоких каблуках, а волосы гладко блестели. – Твоя тетя Мюриэль не согласна. Мы сейчас столкнулись наверху – она отдавала Флёр диадему. Спросила: «О небо, это что, муглокровка?» – и сразу же: «Ножки тощие и как горбится!»

– Не бери в голову, она всем грубит, – утешил Рон.

– Вы про Мюриэль? – поинтересовался Джордж, выходя из шатра вместе с Фредом. – Да, мне тоже сообщили про уши, что какие-то они несообразные. Старая перечница. Жаль, дяди Вредни уже нет – вот с кем на свадьбах было весело.

– Это он увидел Сгубита и через сутки умер? – спросила Гермиона.

– Ну да, – подтвердил Джордж. – Он вообще перед смертью чудил.

– Но до того всегда был душа компании, – сказал Фред. – Прикончит бутылочку огневиски, выбежит на танцпол, задерет мантию и давай извлекать букетики прямо из…

– И правда, очаровашка, – заметила Гермиона. Гарри расхохотался.

– Только почему-то так и не женился, – сказал Рон.

– Надо же. Удивительно, – отозвалась Гермиона.

Они так смеялись, что не заметили запоздалого гостя: темноволосого юношу с большим крючковатым носом и густыми черными бровями. На него обратили внимание, лишь когда он сунул приглашение Рону и, уставившись на Гермиону, произнес:

– Самешателно фыглятишь.

– Виктор! – взвизгнула она и уронила расшитую бисером сумочку. Та упала на землю с громким стуком, явно не соответствующим ее размерам. Гермиона нагнулась за ней и, залившись краской, сказала: – Не знала, что ты будешь… надо же… я так рада… как твои дела?

Уши Рона опять раскраснелись. Несколько секунд он рассматривал приглашение Крума, словно сомневался в его подлинности, а потом спросил чересчур громко:

– Ты-то как здесь?

– Флёр пригласила, – поднял брови Крум.

Гарри, который ничего против Крума не имел, поздоровался с ним за руку, и, дабы поскорее увести от Рона, вызвался проводить на место.

– Тфой трук не слишком мне рат, – заявил Крум, входя в шатер, полный гостей, а потом, поглядев на рыжие кудри Гарри, осведомился: – Или он тепе ротстфенник?

– Седьмая вода на киселе, – пробормотал Гарри, но Крум толком не слушал. Его появление вызвало некоторое волнение, особенно среди вейл: как-никак, знаменитость. Впрочем, и другие тянули шеи, стараясь получше разглядеть Крума. Тем временем по проходу подбежали Рон, Гермиона и близнецы.

– Пора садиться, – сказал Фред. – А то нас невеста затопчет.

Гарри, Рон и Гермиона заняли места во втором ряду позади Фреда и Джорджа. Гермиона вся порозовела, уши Рона по-прежнему светились алым. Он склонился к Гарри и прошептал:

– Нет, ты видел, какую идиотскую бороденку он отрастил?

Гарри промычал в ответ что-то невнятное.

В шатре царило напряженное ожидание, ровный гул голосов изредка прерывался взрывами смеха. Мистер и миссис Уизли прошли по ковровой дорожке, улыбаясь и здороваясь с родней. На миссис Уизли был новый наряд аметистового цвета и такая же шляпа. Спустя миг Билл и Чарли, оба в парадных мантиях с большими белыми розами в петлицах, встали в начале прохода. Фред присвистнул, вейлы захихикали, но затем все в шатре примолкли, а из золотых воздушных шаров полилась музыка.

– О-о! – протянула Гермиона, оборачиваясь к входу.

Все ведьмы и колдуны восторженно ахнули при виде мсье Делакёра и его дочери Флёр. Невеста плыла, отец шагал пружинисто, лучась радостью. Флёр в очень простом белом платье как будто светилась изнутри ярким серебром. Обычно она затмевала все вокруг, но сегодня, наоборот, дарила красотою тех, кто рядом. Джинни и Габриэль в золотистых платьях похорошели еще больше, а Билл, едва невеста встала возле него, изменился так, словно никогда и не встречался с Фенриром Уолком.

– Дамы и господа, – раздался певучий голос, и Гарри в легком потрясении узнал маленького колдуна с клочковатыми волосами, стоявшего перед Биллом и Флёр: это он руководил похоронами Думбльдора. – Мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать соединение двух любящих сердец…

– Да, моя диадема очень хороша, – прокомментировала тетушка Мюриэль весьма громким шепотом. – Но у Джиневры вырез – куда это годится?

Джинни оглянулась, хитро подмигнула Гарри и сейчас же отвернулась, а он мысленно перенесся в те дни, что проводил с Джинни в укромных уголках школы. Давно, в какой-то другой жизни. Их встречи всегда казались слишком чудесными, нереальными, он словно крал их у кого-то, у нормального человека без шрама во лбу…

– Уильям Артур, берешь ли ты в жены Флёр Изабель?..

В переднем ряду миссис Уизли и мадам Делакёр тихо всхлипывали, утирая глаза крошечными кружевными платочками, а вскоре трубный рев возвестил, что и Огрид достал свой платок-скатерть. Гермиона, тоже с мокрыми глазами, обернулась и улыбнулась Гарри.

– …отныне ваши жизни связаны навсегда.

Клочковатый колдун взмахнул волшебной палочкой над головами Билла и Флёр и осыпал их дождем серебряных звезд, что закружились, опускаясь на обнявшуюся пару. Фред и Джордж первыми зааплодировали, золотые шары лопнули, и из них полетели райские птицы и маленькие золотые колокольчики, добавив к общему шуму пение и мелодичный звон.

– Дамы и господа! – воззвал колдун. – Прошу встать.

Все поднялись, тетушка Мюриэль – с громким ворчанием; колдун повел волшебной палочкой, и стулья грациозно взлетели, а полотняные стены шатра исчезли. Гости оказались в прекрасном солнечном саду под навесом на золотых шестах. В центре возникло озерцо жидкого золота, скоро ставшее блестящим танцполом. Стулья в воздухе окружили столики под белыми скатертями и мягко опустились на землю. Музыканты в золотых пиджаках хлынули к подиуму.