Текст книги "Гарри Поттер. Полная коллекция"

Глава восемнадцатая
Взвешивание палочек

Проснувшись утром в воскресенье, Гарри не сразу вспомнил, отчего ему так тошно и тревожно. Затем на него обрушились воспоминания о вчерашнем вечере. Он резко сел и почти отшвырнул полог, намереваясь объясниться с Роном, заставить его поверить, – но обнаружил, что соседняя кровать пуста; очевидно, Рон ушел завтракать один.

Гарри оделся и по винтовой лестнице спустился в общую гостиную. Те, кто уже вернулся с завтрака, тут же разразились бешеными аплодисментами. Перспектива появиться в Большом зале перед целой толпой гриффиндорцев, которые все как один считают его героем, привлекала мало, но выбор был небогат: либо туда, либо в плен к братьям Криви – оба отчаянно махали руками, призывая Гарри к ним присоединиться. Гарри решительно направился к портрету, распахнул его, выбрался наружу и столкнулся с Гермионой.

– Привет, – сказала она. В руках у нее была горка бутербродов в салфетке. – Я вот тут тебе принесла… хочешь пойти погулять?

– Хорошая мысль, – с благодарностью ответил Гарри.

Они спустились, быстро пересекли вестибюль, не оглядываясь на Большой зал, и скоро уже шли по газону к озеру, где, черно отражаясь в воде, покачивался пришвартованный дурмштрангов-ский корабль. Утро было холодное, и они, на ходу жуя бутерброды, бродили туда-сюда, пока Гарри в подробностях рассказывал Гермионе обо всем, что случилось вечером, после того как он вышел из-за гриффиндорского стола. К его огромному облегчению, Гермиона поверила ему безоговорочно.

– Разумеется, я знала, что заявку ты не подавал, – проговорила она, едва Гарри закончил описывать сцену в комнате за Большим залом. – Ты бы видел свое лицо, когда Думбльдор назвал тебя! Вопрос в том, кто это сделал? Потому что Хмури прав… Вряд ли такое под силу школьнику… никому из них не удалось бы заморочить Кубок или перехитрить Думбльдора…

– Ты видела Рона? – перебил Гарри.

Гермиона замялась.

– Эмм… да… за завтраком, – ответила она.

– Он все еще думает, что я подал заявку?

– Ну… нет, вряд ли… не так чтобы… – забормотала Гермиона.

– Что это значит – не так чтобы?

– Ой, Гарри, ты что, не понимаешь? – в отчаянье вскричала Гермиона. – Он завидует!

– Завидует? – не поверил своим ушам Гарри. – Чему завидует? Он что, хотел бы вместо меня сесть в лужу перед всей школой, да?

– Послушай, – терпеливо сказала Гермиона, – все внимание всегда направлено на тебя – согласись, это так. Я знаю, ты не виноват, – быстро добавила она, заметив, что Гарри в ярости открыл рот, – и знаю, что ты об этом не просил… но… ты пойми, у Рона куча братьев, с которыми его вечно сравнивают, а ты, его лучший друг, – настоящая знаменитость, люди смотрят на тебя и не замечают его, и он с этим мирится, и никогда не жалуется, но, по-моему, этот раз для него – просто чересчур…

– Отлично, – горько бросил Гарри, – просто великолепно. Передай ему от меня, что я готов поменяться с ним местами хоть сейчас. Передай, что я ему искренне желаю – пусть люди пялятся ему в лоб, где бы он ни появился…

– Я ему ничего передавать не буду, – отрезала Гермиона. – Сам ему скажешь, это единственный способ разобраться.

– Я не стану за ним бегать и уговаривать, чтоб он повзрослел! – закричал Гарри так громко, что с соседнего дерева в испуге снялись несколько сов. – Может, он сам поверит, что меня не на курорт отправили, когда я шею себе сломаю или…

– Не шути так, – тихо сказала Гермиона. – Это совсем не смешно. – Она была до крайности перепугана. – Гарри, я тут подумала… ты ведь знаешь, что надо сделать, да? Сразу, как только вернемся в замок?

– Конечно, знаю – дать Рону хорошего пинка под…

– Послать письмо Сириусу. Нужно ему рассказать. Он просил сообщать обо всем, что происходит в «Хогварце»… как будто ждал чего-то подобного. Я взяла с собой пергамент и перо…

– С ума сошла? – Гарри оглянулся – не слышит ли кто, – но во дворе никого не было. – Он вернулся в страну только потому, что у меня болел шрам. Если я скажу, что кто-то пропихнул меня на Турнир, он вообще, наверное, прямо в замок ворвется…

– Ему нужно знать, – сурово произнесла Гермиона. – Он в любом случае узнает…

– Каким образом?

– Гарри, о таких новостях не молчат. – Гермиона крайне посерьезнела. – Турнир знаменит, ты знаменитость, я удивлюсь, если в «Оракуле» еще нет статьи о твоем участии… ты и так уже почти во всех книжках про Сам-Знаешь-Кого… а Сириус наверняка предпочел бы узнать от тебя.

– Ладно, ладно, напишу.

Гарри выбросил огрызок бутерброда в озеро. Оба задумчиво понаблюдали, как огрызок плавает, пока длинное щупальце не утащило его под воду. Тогда они пошли обратно в замок.

– А чью сову мне взять? – спросил Гарри, когда они взбирались по лестнице. – Он же сказал не посылать Хедвигу.

– Спроси у Рона, можно ли…

– Ничего я у Рона спрашивать не буду, – сухо отрезал Гарри.

– Тогда возьми школьную – школьных всем можно брать, – предложила Гермиона.

Они поднялись в совяльню. Гермиона дала Гарри пергамент, перо и чернильницу и принялась расхаживать вдоль длинных насестов, рассматривая сов, а Гарри сел под стеной и стал сочинять письмо.

Дорогой Сириус!

Ты просил сообщать обо всем, что происходит в «Хогварце», так что слушай – может, ты уже в курсе – в этом году в «Хогварце» состоится Тремудрый Турнир, а в субботу вечером меня выбрали четвертым чемпионом. Я не знаю, кто поместил мою заявку в Кубок Огня, – я этого не делал. Другой чемпион «Хогварца» – Седрик Диггори, он из «Хуффльпуффа».

Тут он задумался. Хотелось объяснить, какой тяжелый камень лежит на душе со вчерашнего вечера, но облечь это в слова не удалось, поэтому он просто еще раз обмакнул перо в чернильницу и дописал:

Надеюсь, у тебя все в порядке, и у Конькура тоже.

Гарри

– Все, – сказал он Гермионе, встав и отряхивая с мантии солому. На плечо ему, трепеща крыльями, опустилась Хедвига и протянула лапку.

– Я не могу послать тебя, нужно кого-то из них, – объяснил ей Гарри, оглядываясь на школьных сов.

Хедвига очень громко ухнула и взлетела так резко, что когтями больно вонзилась Гарри в плечо. Пока он привязывал письмо к лапке большой сипухи, Хедвига сидела к нему задом. Когда сипуха улетела, Гарри попытался было погладить Хедвигу, но та свирепо щелкнула клювом и взмыла к стропилам.

– Сначала Рон, а теперь еще и ты, – рассердился Гарри. – Я не виноват.

Если Гарри думал, что, едва все привыкнут к его чемпионству, дела наладятся, следующий день показал, как жестоко он ошибался. В понедельник начались занятия, он больше не мог прятаться – и стало ясно, что вся школа, как и гриффиндорцы, не сомневается, будто Гарри сам подал заявку на участие в Турнире, но, в отличие от гриффиндорцев, вовсе не в восторге.

Хуффльпуффцы, у которых всегда были чудесные отношения с гриффиндорцами, внезапно сделались чрезвычайно холодны. Чтобы это понять, хватило одного урока гербологии. Хуффльпуффцы явно считали, что Гарри украл славу у их чемпиона; негодование усугублялось тем, что «Хуффльпуффу» вообще редко доставалась слава, а Седрик, один из немногих, ее добился, одержав победу над «Гриффиндором» в квидишном матче. Эрни Макмиллан и Джастин Финч-Флетчи, прежде отлично ладившие с Гарри, не захотели с ним разговаривать, хотя им пришлось вместе пересаживать лупящие луковицы в горшки на одном подносе, – и гадко заржали, когда одна луковица вывернулась из рук Гарри и вмазалась ему в глаз. Рон тоже с ним не разговаривал. Гермиона сидела между ними, героически поддерживая весьма натянутую беседу, и оба нормально отвечали ей, но избегали встречаться взглядами друг с другом. Гарри показалось, что даже профессор Спарж держалась с ним очень формально – впрочем, она ведь была куратором «Хуффльпуффа».

При нормальных обстоятельствах он бы с нетерпением ждал встречи с Огридом, но уход за магическими существами означал и встречу со слизеринцами – впервые с тех пор, как его объявили чемпионом.

Вполне предсказуемо Малфой прибыл к хижине Огрида, сложив лицо в твердокаменную презрительную гримасу.

– Гляньте-ка, да это же чемпион, – обратился он к Краббе и Гойлу, убедившись, что Гарри услышит. – Вы захватили блокнотики для автографов? Лучше получить сейчас, а то вряд ли он пробудет среди нас долго… Сколько продержишься, Поттер? Я ставлю на десять минут с начала первого испытания.

Краббе с Гойлом льстиво заржали, но тут Малфою пришлось умолкнуть, потому что из-за хижины появился Огрид. Он тащил колышущуюся башню ящиков, и в каждом сидел громадный взрывастый дракл. Ко всеобщему ужасу, Огрид объяснил, что драклы, оказывается, убивают друг друга по причине избытка энергии от неподвижного образа жизни, и поэтому каждый должен выбрать себе животное, взять его на поводок и вывести на прогулку. Правда, тут были и плюсы: затея отвлекла от Гарри внимание Малфоя.

– На прогулку? Этих уродов? – с отвращением переспросил тот, уставившись в ящик. – И куда же, скажите на милость, цеплять поводок? К жалу, к присоске или к взрывателю?

– За середину, – невозмутимо пояснил Огрид и показал. – Э-э-э… наденьте перчатки из драконьей шкуры, что ли, для предосторожности. Гарри – иди-ка сюда, помоги мне с этим здоровяком…

На самом же деле Огрид хотел поговорить с Гарри подальше от остальных.

Он подождал, пока все разойдутся со своими драклами, а затем сказал очень серьезно:

– Стало быть… участвуешь, Гарри. В Турнире. Чемпион школы.

– Один из, – поправил Гарри.

Черными глазами-жуками Огрид тревожно посмотрел на него из-под кустистых бровей.

– Не в курсе, кто тебя втравил, а?

– Так ты веришь, что я не сам? – Гарри с трудом удалось унять благодарный восторг.

– Яс’дело, – подтвердил Огрид, – ты ж сказал, что не ты, я и верю – и Думбльдор верит, и все.

– Хотел бы я знать, кто это сделал, – горько вздохнул Гарри.

Оба посмотрели на газон, по которому разбрелись ученики. Всем приходилось несладко. Драклы выросли до трех футов и очень окрепли. Они больше не были голыми и бесцветными, а обросли толстым серо-стальным панцирем. Походили они на помесь гигантских скорпионов с длинными крабами, но все еще не имели сколько-нибудь различимых голов и глаз. Они стали ужасно сильные – просто так не совладаешь.

– Глянь, как радуются, глянь! – воскликнул счастливый Огрид.

Гарри решил, что Огрид имеет в виду драклов, потому что одноклассники вовсе не радовались – то и дело звучало громкое «бум!», на конце дракла случался взрыв, дракл прыгал вперед на несколько ярдов, таща за собой поводыря, и немало народу отчаянно барахталось, пытаясь встать на ноги.

– Ох, не знаю я, Гарри, – вдруг вздохнул Огрид, с тревогой опуская к нему глаза. – Чемпион школы… и чего только с тобой не приключалось, да?

Гарри не ответил. Да уж, чего только с ним не приключалось… примерно то же самое сказала Гермиона, когда они гуляли вокруг озера, и, по ее словам, Рон поэтому с ним больше и не разговаривает.

Ужаснее следующих дней у Гарри в «Хогварце» еще не бывало. Приблизительно так же он чувствовал себя во втором классе, когда вся школа подозревала, что он нападает на других учеников. Но тогда Рон принял его сторону. Гарри стерпел бы всех остальных, если бы только с ним помирился Рон, но, раз тот мириться не хочет, Гарри его упрашивать не собирается. Однако ему было страшно одиноко, а враждебность так и сочилась со всех сторон.

Он еще мог понять хуффльпуффцев (хотя их отношение ему не нравилось) – должны же они поддерживать своего чемпиона. От слизеринцев, разумеется, и ждать нечего, кроме злобных оскорблений, слизеринцы всегда его ненавидели: благодаря Гарри «Гриффиндор» уже столько раз побеждал «Слизерин» в квидишном чемпионате и в соревновании колледжей. Но он так надеялся, что вранзорцы найдут в своих сердцах место и для него, а не только для Седрика. Он ошибался. Судя по всему, большинство вранзорцев считало, будто Гарри жаждал лишней славы и обманул Кубок Огня, всучив ему свою заявку.

К тому же нельзя было не признать, что Седрик гораздо больше походил на чемпиона: красавец, с прямым носом, темноволосый и сероглазый. Не поймешь, кому в последнее время доставалось больше внимания: Круму или Седрику. Гарри даже видел, как в обеденный перерыв те же самые шестиклассницы, которые в свое время умирали от желания получить автограф Крума, умоляли Седрика поставить свою подпись на их рюкзаках.

Помимо всего прочего, от Сириуса не было вестей, Хедвига на Гарри дулась, профессор Трелони еще убежденнее предсказывала его скорую гибель, и он так плохо справился с призывным заклятием на уроке у профессора Флитвика, что получил на дом дополнительную работу – единственный в классе, если не считать Невилла.

– Это не так уж трудно, – приободрила его Гермиона, когда они выходили из класса Флитвика. Сама-то она весь урок подманивала всякие луноскопы, тряпки и мусорные корзинки, и те летали с такой скоростью, будто Гермиона стала для них магнитом. – Ты просто не сосредоточился как следует…

– Вот уж непонятно почему, – проворчал Гарри. Мимо прошел Седрик Диггори в толпе отчаянно жеманящихся девочек. Все эти девочки оглядели Гарри так, словно он был особо крупным взрывастым драклом. – Но… мне ведь это нипочем, правда? У меня есть чем утешиться: впереди великое счастье – пара зельеделия…

Пары зельеделия всегда были тяжким испытанием, но в последнее время превратились в настоящую пытку. Полтора часа в подземелье со Злеем и слизеринцами, будто задавшимися целью как можно суровее покарать Гарри за его несчастное чемпионство, – трудно вообразить что-нибудь хуже. В прошлую пятницу он уже получил сполна (Гермиона тогда сидела рядом и монотонно шептала: «Наплюй, наплюй, наплюй»), и вряд ли сегодня будет лучше.

После обеда они с Гермионой подошли к подземелью Злея и увидели, что у дверей уже собрались слизеринцы. У всех на груди был приколот значок. На какое-то дикое мгновение Гарри почему-то решил, что это значки П.У.К.Н.И., но потом разглядел, что на них красными буквами, ярко светящимися в полутьме подземного коридора, написано:

Болей за СЕДРИКА ДИГГОРИ – НАСТОЯЩЕГО чемпиона «Хогварца»!

– Нравится, Поттер? – громко спросил Малфой. – Это еще не все… Смотри!

Он нажал на свой значок, и надпись исчезла, сменившись другой, зеленой:

ПОТТЕР – ВОНЮЧКА

Слизеринцы захохотали, дружно нажали на свои значки, и со всех сторон засветилось: «ПОТТЕР – ВОНЮЧКА». Жар бросился Гарри в лицо, разлился по шее.

– Ох, как смешно, – с сарказмом сказала Гермиона Панси Паркинсон и ее подружкам, заливавшимся громче всех, – просто на редкость остроумно.

У стены рядом с Дином и Шеймасом стоял Рон. Он не смеялся, но и не защищал Гарри.

– Хочешь себе, Грейнджер? – Малфой протянул Гермионе значок. – У меня их куча. Только не прикасайся к моей руке. Я ее, понимаешь ли, только что вымыл, не хочу пачкаться обо всякое мугродье.

Злость, копившаяся в груди у Гарри уже который день, вдруг словно прорвала плотину. Не успев подумать, что делает, он выхватил волшебную палочку. Вокруг все шарахнулись подальше.

– Гарри! – предостерегла Гермиона.

– Давай-давай, Поттер, – тихо сказал Малфой, вытащив собственную палочку. – Здесь нет твоего защитничка Хмури – посмотрим, на что ты лично способен…

Какой-то миг оба молча смотрели друг другу в глаза, а потом одновременно сделали выпад.

– Фурнункулюс! – рявкнул Гарри.

– Денсавгео! – завопил Малфой.

Из палочек выстрелили снопы света, встретились в воздухе и ударили рикошетом: луч Гарри попал в лицо Гойлу, луч Малфоя – в Гермиону. Гойл взвыл и схватился за нос, где от ожога стали вырастать отвратительные чирьи, а Гермиона, поскуливая от страха, прижала ладони ко рту.

– Гермиона! – бросился к ней Рон.

Гарри повернулся и увидел, как Рон с силой отводит руку Гермионы от лица. Зрелище было так себе. Передние зубы Гермионы, и без того немаленькие, росли с ужасающей скоростью. Они удлинялись, сначала до нижней губы, потом до подбородка, и Гермиона все больше походила на бобра – она в панике ощупала зубы и потрясенно завопила.

– И что это здесь за шум? – произнес вкрадчивый, зловещий голос. Прибыл Злей.

Слизеринцы заговорили хором. Злей ткнул длинным желтым пальцем в Малфоя:

– Объясните.

– Поттер напал на меня, сэр…

– Мы атаковали друг друга одновременно! – вскричал Гарри.

– …он попал в Гойла – посмотрите…

Злей изучил физиономию Гойла, сейчас более всего похожую на иллюстрацию из книги про ядовитые грибы.

– В лазарет, – спокойно приказал Злей.

– А Малфой попал в Гермиону! – вмешался Рон. – Смотрите!

Он заставил Гермиону показать Злею зубы – она, как могла, закрывала их руками, хотя от этого было мало толку: зубы уже доросли до воротника. Панси Паркинсон с подружками согнулись пополам в немом хохоте, за спиной у Злея показывая на Гермиону пальцами.

Злей холодно оглядел Гермиону и процедил:

– Не вижу разницы.

Гермиона всхлипнула, глаза ее наполнились слезами; она развернулась и бросилась прочь, промчалась по коридору и скрылась из виду.

Очень удачно, что Гарри и Рон закричали на Злея одновременно; удачно, что эхо их голосов гулко разносилось по каменному коридору, поскольку весь этот звон помешал Злею расслышать, какими именно словами его называют. Суть он, однако, уловил.

– Так, – произнес он бархатисто. – Минус пятьдесят баллов с «Гриффиндора». Поттеру и Уизли – взыскание. И быстро в класс, а то получите взысканий на целую неделю.

У Гарри гудело в ушах. Несправедливость возмущала его, хотелось разорвать Злея на тысячу пакостных кусочков. Они с Роном, миновав Злея, прошли в конец подземелья. Гарри швырнул рюкзак на парту. Рона тоже от гнева трясло – на мгновение показалось, что между ними все стало как прежде, но тут Рон отвернулся и сел с Дином и Шеймасом, оставив Гарри одного. На другой стороне подземелья Малфой, повернувшись спиной к Злею и осклабясь, нажал на значок. «ПОТТЕР – ВОНЮЧКА» – моргнула надпись.

Начался урок. Гарри сидел и сверлил взглядом Злея, воображая, как с тем происходят всякие ужасы… вот если бы Гарри умел накладывать пыточное проклятие… Злей бы, как тот паук, валялся на спине, извиваясь и дергаясь…

– Противоядия! – возгласил Злей, неприятно блестя черными глазами. – У всех уже должны быть готовы рецепты. Я попрошу тщательно потомить ваши зелья, а потом мы выберем, на ком проверить…

Злей встретился глазами с Гарри, и тот сразу понял, что грядет. Злей его отравит. Гарри представил, как хватает котел, бежит с ним через весь класс и обрушивает со всей силы на сальную Злееву голову…

В эти радужные мечты ворвался громкий стук в дверь.

Вошел Колин Криви. Он протиснулся в класс, до ушей улыбнулся Гарри и подошел к столу Злея.

– Да? – коротко спросил тот.

– Пожалуйста, сэр, мне велели привести Гарри Поттера наверх.

Злей поверх крючковатого носа воззрился на Колина, и у бедняги слиняла с лица вдохновенная улыбка.

– Поттер еще целый час будет заниматься зельеделием, – ледяным тоном сообщил Злей. – Он поднимется, когда закончится урок.

Колин порозовел.

– Сэр… сэр, его мистер Шульман зовет, – испуганно пролепетал он. – Все чемпионы должны прийти, сэр, по-моему, их будут фотографировать…

Гарри отдал бы все самое дорогое, лишь бы Колин не произносил эти последние слова. Он рискнул бросить взгляд на Рона, но тот не двигался, решительно уставившись в потолок.

– Хорошо, хорошо, – огрызнулся Злей. – Поттер, оставьте вещи здесь, потом вернетесь, и я проверю ваше противоядие.

– Извините, сэр… он должен взять вещи с собой, – пискнул Колин. – Все чемпионы…

– Очень хорошо! – рявкнул Злей. – Поттер! Выметайтесь с вещами!

Гарри закинул рюкзак на плечо и направился к двери. Когда он проходил мимо слизеринцев, отовсюду заморгало: «ПОТТЕР – ВОНЮЧКА».

– Потрясающе, Гарри, правда? – затараторил Колин, едва Гарри закрыл за собой дверь в подземелье. – Потрясающе, да? Что ты чемпион?

– Да-да, потрясающе, – упавшим голосом подтвердил Гарри, поднимаясь в вестибюль. – Колин, а для чего нас будут фотографировать?

– Для «Оракула», кажется!

– Отлично, – пробубнил Гарри, – этого-то мне и не хватало. Рекламы.

– Удачи! – пожелал Колин, когда они подошли к нужной двери. Гарри постучал и вошел.

Он оказался в довольно тесном классе – в центре освободили место, сдвинув почти все парты к стене. Три парты поставили в ряд перед доской и накрыли бархатом. За этим импровизированным столом стояло пять стульев. Один из них занимал Людо Шульман – он беседовал с ведьмой в ядовито-розовом, которую Гарри никогда раньше не встречал.

В углу стоял как всегда хмурый Виктор Крум.

Он ни с кем не разговаривал. Седрик и Флёр, напротив, оживленно болтали. Флёр, похоже, стала счастливее; она то и дело встряхивала головой, и в лучах света ее серебристые волосы мерцали. На нее искоса посматривал пузатый мужчина с дымящейся камерой в руках.

Заметив Гарри, Шульман вскочил и бросился к нему:

– А вот и он! Чемпион номер четыре! Входи, Гарри, входи… не бойся, это всего лишь церемония взвешивания палочек, остальные судьи вот-вот подойдут…

– Взвешивания палочек? – испуганно переспросил Гарри.

– Надо проверить ваши палочки, убедиться, что они полностью в рабочем состоянии, – это же будет самое главное ваше оружие, – объяснил Шульман. – Эксперт сейчас наверху с Думбльдором. А потом сфотографируемся. Это Рита Вритер, – кстати представил он, указывая на ядовито-розовую ведьму, – она пишет статеечку про Турнир для «Оракула»…

– Я бы сказала, статью, – уставившись на Гарри, поправила Рита Вритер.

Ее волосы были уложены в хитрую прическу, и на редкость туго завитые локоны странно контрастировали с квадратной челюстью. Оправу очков украшали драгоценные камни. Толстые пальцы впивались в сумочку крокодиловой кожи, ногти – дюйма два и покрыты малиновым лаком.

– А нельзя мне с Гарри немножко посекретничать, прежде чем мы начнем? – спросила она у Шульмана, не сводя взора с Гарри. – Самый молодой чемпион, понимаете?.. Это добавит красок…

– Разумеется! – с готовностью согласился Шульман. – Если, конечно… Гарри не возражает.

– Э-э-э… – сказал Гарри.

– Чудненько, – заявила Рита Вритер, и в ту же секунду ее малиновые когти с редкой силой впились ему в плечо; она вытащила его из класса и отворила ближайшую дверь. – Мы же не хотим, чтобы нам мешали, а там так шумно, – проговорила она. – Ну-ка посмотрим… ах, замечательно… здесь очень мило и уютно.

Вошли они в чулан для метел. Гарри вытаращился на корреспондентку.

– Проходи, дорогой – вот так – чудненько, – снова сказала Рита Вритер, осторожно присев на перевернутое ведро и с силой усаживая Гарри на картонную коробку. Она закрыла дверь, и чулан погрузился во тьму. – Ну-ка, ну-ка…

Она расстегнула крокодиловую сумочку, достала горсть свечек, зажгла их мановением волшебной палочки и повесила в воздухе; стало что-то видно.

– Не возражаешь, Гарри, если я воспользуюсь принципиарным пером? Тогда мы сможем поговорить нормально…

– Чем? – не понял Гарри.

Улыбка Риты Вритер стала шире. Гарри насчитал три золотых зуба. Рита снова полезла в сумочку и добыла оттуда длинное ядовито-зеленое перо и пергаментный свиток, который развернула на ящике с «Универсальным гигиентом миссис Шваберс». Затем сунула в рот кончик зеленого пера, с видимым удовольствием пососала и поставила его на пергамент. Перо, легонько дрожа, балансировало вертикально.

– Проверка… я Рита Вритер, репортер «Оракула».

Гарри глянул на перо. Оно, стоило Рите заговорить, застрочило, скача по пергаменту:

Рита Вритер, привлекательная блондинка, 43, чье злодейское перо проткнуло множество непомерно раздутых репутаций…

– Чудненько, – в который уже раз произнесла Рита, оторвала верхний кусок пергамента, скомкала и запихнула в сумочку. Потом склонилась к Гарри и приступила: – Итак, Гарри… как же ты решился подать заявку на участие в Турнире?

– Э-э-э… – опять сказал Гарри, но его отвлекло перо. Хотя он ничего еще не сообщил, оно забегало по пергаменту, оставляя за собой свежие строки:

Ужасный шрам, печальный сувенир трагического прошлого, уродует милые черты лица Гарри Поттера, чьи глаза…

– Не обращай внимания на перо, Гарри, – велела Рита Вритер. Гарри неохотно перевел взгляд на нее. – Так что же – почему ты решил участвовать в Турнире?

– Я ничего не решал, – ответил Гарри. – Я не знаю, как моя заявка попала в Кубок. Я ее туда не клал.

Рита подняла густо начерненную бровь:

– Брось, Гарри, за это же ничего не будет. И так понятно, что тебе вообще не следовало подавать заявку. Но ты не переживай. Наши читатели любят бунтарей.

– Я не подавал заявки, – повторил Гарри, – и я не знаю, кто…

– Какие чувства ты испытываешь в связи с предстоящими испытаниями? – перебила Рита Вритер. – Готов к бою? Или нервничаешь?

– Я пока не понял… наверное, нервничаю, – признался Гарри. При этих словах все его внутренности неприятно сжались.

– В прошлом бывали случаи, когда чемпионы умирали, знаешь? – жизнерадостно сказала Рита Вритер. – Ты об этом думал?

– Ну… говорят, сейчас все будет гораздо безопаснее, – ответил Гарри.

Перо со свистом носилось по пергаменту, взад и вперед, словно каталось на коньках.

– Впрочем, тебе ведь и раньше доводилось смотреть в лицо смерти, не так ли? – продолжила Рита, заглянув ему в глаза. – Как, по твоему мнению, это отразилось на твоем характере?

– Эмм, – замялся Гарри.

– Тебе не кажется, что психологическая травма прошлого понуждает тебя доказать, на что ты способен? Оправдать свое имя? Тебе не кажется, что искушение подать заявку на участие в Тремудром Турнире возникло у тебя оттого, что…

– Да не подавал я заявку, – сказал Гарри, уже раздражаясь.

– Ты помнишь своих родителей? – перекричала его Рита Вритер.

– Нет.

– Что, как ты считаешь, они бы сказали, если бы узнали о твоем участии в Тремудром Турнире? Они бы гордились? Тревожились? Сердились?

Гарри по-настоящему разозлился. Откуда, скажите на милость, ему знать, что сказали бы родители, будь они живы? Он чувствовал на себе пристальный взгляд репортерши. Нахмурившись, избегая ее взгляда, он посмотрел на строчки, ползущие из-под пера:

Беседа вдруг касается родителей, которых мальчик едва помнит, и поразительные зеленые глаза наполняются слезами.

– Никакими слезами мои глаза не наполняются! – возмутился Гарри.

Не успела Рита произнести хоть слово, дверь чулана распахнулась. Гарри обернулся, моргая от яркого света. Думбльдор из проема сверху вниз обозрел их двоих, ютящихся в чулане.

– Думбльдор! – вскричала Рита Вритер с ужимками, которые должны были выразить восторг, но Гарри заметил, что и принципиарное перо, и пергамент вдруг исчезли с ящика «Гигиента», а когтистые пальцы проворно защелкнули крокодиловую сумочку. – Как поживаете? – Рита встала и протянула Думбльдору большую, мужскую ладонь. – Надеюсь, летом вы читали мою статью о конференции Международной конфедерации чародейства?

– Очаровательно ядовитая вещь, – сверкнул глазами Думбльдор. – Особенное удовольствие доставила мне характеристика моей скромной персоны: «замшелый маразматик».

Рита ни капли не смутилась:

– Я лишь подчеркнула, что некоторые ваши взгляды немного устарели, Думбльдор, и многие колдуны-обыватели…

– Я буду счастлив узнать, какая логика обусловила вашу неделикатность, – Думбльдор, улыбаясь, любезно поклонился, – но, боюсь, нам придется обсудить этот вопрос позднее. Вот-вот начнется взвешивание палочек, а церемония не может быть открыта, пока один из чемпионов прячется в чулане.

С огромным удовольствием избавившись от Риты Вритер, Гарри поспешил обратно в класс. Остальные чемпионы уже сидели на стульях у двери; Гарри поскорей юркнул на место рядом с Седриком и посмотрел на покрытый бархатом стол. Там расположились четверо из пяти судей: профессор Каркаров, мадам Максим, мистер Сгорбс и Людо Шульман. Рита Вритер пристроилась в углу. Гарри увидел, как она вытащила из сумочки пергамент, расправила его на колене, пососала принципиарное перо и снова установила его на пергаменте.

– Позвольте вам представить мистера Олливандера, – обратился Думбльдор к чемпионам, заняв место за судейским столом. – Он прибыл проверить ваши волшебные палочки. Перед началом Турнира мы должны убедиться, что они в безупречном рабочем состоянии.

Гарри обвел глазами комнату и с изумлением заметил у окна старого колдуна с большими бледными глазами. С изготовителем волшебных палочек мистером Олливандером Гарри уже встречался – три года назад в его магазине на Диагон-аллее была куплена палочка для Гарри.

– Мадемуазель Делакёр, не возражаете, если мы начнем с вас? – выйдя на середину комнаты, сказал мистер Олливандер.

Флёр Делакёр подлетела к нему и предъявила палочку.

– Хммм… – промычал он.

Потом спирально крутанул палочкой меж длинных пальцев, и та выпустила сноп розовых и золотых искр. Мистер Олливандер поднес палочку к глазам и внимательно поглядел.

– Так, – тихо произнес он, – девять с половиной дюймов… жесткая… розовое дерево… и содержит… пресвятое небо…

– Волос с голови вейли, – опередила его Флёр, – одной из моих бабушек.

Значит, Флёр и впрямь частично вейла, подумал Гарри, надо не забыть сказать Рону… а потом вспомнил, что Рон с ним не разговаривает.

– Разумеется, – кивнул мистер Олливандер, – разумеется. Сам я никогда не использую волосы вейл. Я нахожу, что от них палочки чересчур своенравны… Впрочем, каждому свое, и если вам подходит…

Он пробежал пальцами по древесине, видимо проверяя, нет ли на ней царапин или бугров, пробормотал:

– Орхидеос! – и на кончике палочки распустился букет. – Очень хорошо, очень хорошо, она в прекрасной рабочей форме. – Мистер Олливандер ловко ухватил букет и вместе с палочкой преподнес его Флёр. – Мистер Диггори, вы следующий.

Флёр заскользила на свое место и улыбнулась Седрику, когда тот проходил мимо.

– Так-так, а это уже мое произведение, не так ли? – Мистер Олливандер ощутимо воодушевился. – Да, я прекрасно ее помню. Содержит хвостовой волос редкостного экземпляра самца единорога… ладоней семнадцать, не меньше… чуть не проткнул меня насквозь, когда я дернул его за хвост. Двенадцать дюймов с четвертью… ясень… приятная упругость. В превосходном состоянии… Ухаживаете за ней регулярно?

– Только вчера полировал, – просиял Седрик.

Гарри поглядел на собственную палочку. Она была вся захватана. Он сгреб в кулак ткань своей мантии и постарался незаметно оттереть. Палочка плюнула золотыми искрами. Флёр бросила на Гарри очень покровительственный взгляд, и он тут же прекратил.

Мистер Олливандер пустил через всю комнату цепочку дымных колец, объявил, что вполне доволен, а затем пригласил:

– Мистер Крум, прошу вас.

Виктор Крум поднялся и побрел, сутулясь и загребая ногами. Он пихнул мистеру Олливандеру свою палочку, надулся и встал, погрузив руки в карманы мантии.

– Хммм… – протянул мистер Олливандер, – если не ошибаюсь, творение Грегоровича? Прекрасный изготовитель, хотя стиль его и не таков, каким я… и однако же…