Текст книги "Гарри Поттер. Полная коллекция"

Краббе-Рон сжал огромные кулаки. Если Рон стукнет Малфоя, это, пожалуй, их выдаст… Гарри многозначительно покосился на Рона и спросил:

– А ты случайно не знаешь, поймали того, кто открыл Комнату в прошлый раз?

– Да, конечно… кто он там был, не знаю, но его исключили, – ответил Малфой. – Наверно, до сих пор в Азкабане.

– Азкабане? – не понял Гарри.

– Да, в Азкабане – в колдовской тюрьме, – ответил Малфой, уставившись на него в изумлении. – В самом деле, Гойл, если и дальше будешь так тормозить, скоро поедешь назад. – Он раздраженно поерзал в кресле. – Отец говорит, надо затаиться и ждать, а Наследник Слизерина пусть себе действует. Он говорит, что из «Хогварца» давно пора вымести весь мусор, все мугродье, но нам самим лучше не мараться. У него, конечно, сейчас своих забот полон рот. Знаете, что в нашем особняке на той неделе был обыск?

Гарри как мог состроил из маловыразительных черт Гойла встревоженную гримасу.

– Вот-вот… – сказал Малфой. – К счастью, им мало что удалось найти. А ведь у папы есть очень ценные предметы черной магии. Так удачно, что у нас под гостиной своя секретная комната…

– Хо! – выпалил Рон.

Малфой повернулся к нему. И Гарри тоже. Рон весь залился краской. Даже волосы покраснели. И нос постепенно удлинялся – час прошел, Рон превращался в самого себя, и, судя по его паническому взгляду, Гарри, видимо, тоже.

Оба вскочили.

– Мне нужно что-нибудь от живота, – бухнул Рон.

Без дальнейших промедлений они рванули из слизеринской гостиной, чуть не проломив по пути каменную стену, и понеслись по коридору, от души надеясь, что Малфой ни о чем не догадался. Гарри почувствовал, как съеживаются его ноги в гигантской обуви Гойла. Ему пришлось подобрать полы мантии, потому что стремительно уменьшался рост. Перепрыгивая через несколько ступеней, они промчались по лестнице в неосвещенный вестибюль. Из чулана, где были заперты настоящие Краббе и Гойл, доносились равномерные глухие удары. Ребята поставили позаимствованные ботинки у двери и в носках побежали по мраморной лестнице к туалету Меланхольной Миртл.

– Что ж, нельзя сказать, что мы даром потратили время, – пропыхтел Рон, закрывая за собой дверь туалета. – Мы, конечно, так и не узнали, кто у нас тут бесчинствует, зато я завтра же напишу папе и скажу, что надо получше поискать под гостиной Малфоев.

В треснувшем зеркале Гарри оглядел свое лицо. Он снова стал собой. Гарри надел очки, а Рон забарабанил в кабинку Гермионы.

– Гермиона, выходи, нам столько всего надо тебе рассказать!..

– Уйдите! – пронзительно взвизгнула она.

Гарри с Роном переглянулись.

– Что с тобой? – удивился Рон. – Ты ведь уже должна была превратиться обратно – мы, например, уже…

Сквозь дверь из кабинки неожиданно выскользнула Меланхольная Миртл. Гарри еще ни разу не видал ее в таком воодушевлении.

– О-о-о-о-о, сейчас узнаете! – воскликнула она. – Это так ужасно!..

Они услышали, как задвижка скользнула в сторону, и появилась Гермиона. Она всхлипывала и закрывала голову подолом.

– Да в чем дело? – неуверенно спросил Рон. – У тебя остался нос Миллисент? Или что?

Гермиона опустила подол. Рон отшатнулся и сел на раковину.

Лицо Гермионы покрывал густой черный мех. Глаза стали ярко-желтыми, из волос торчали длинные, острые ушки.

– Это был к-кошачий в-волос, – зарыдала она. – Наверно, у М-миллисент Балстроуд есть к-кошка! А всеэссенция не п-предназначена д-для превращения в животных!

– Ой, мама, – сказал Рон.

– Тебя будут дразнить как-нибудь чудовищно! – плотоядно пообещала Миртл.

– Не волнуйся, Гермиона, – сказал Гарри. – Мы отведем тебя в лазарет. Мадам Помфри никогда не задает слишком много вопросов…

Уговаривать Гермиону покинуть туалет пришлось очень долго. Меланхольная Миртл провожала их до двери утробным гоготом:

– Погоди, пока все узнают, что у тебя есть хвост!

Глава тринадцатая
Засекреченный дневник

Гермиона лежала в лазарете уже несколько недель. Когда закончились каникулы и учащиеся вернулись в школу, по поводу ее исчезновения поползли нехорошие слухи – все, разумеется, решили, что она тоже окаменела. Вокруг больничного отделения шаталось столько народу, жаждавшего выведать, как же на самом деле обстоят дела, что мадам Помфри была вынуждена огородить койку Гермионы ширмой, дабы скрыть от нескромных взглядов ее мохнатое лицо.

Гарри с Роном навещали Гермиону каждый вечер. Как только начался семестр, они стали приносить ей домашние задания.

– Если б у меня отросли кошачьи усы, я бы воспользовался случаем и ничего бы не делал, – сказал как-то Рон, уронив стопку книг с тумбочки.

– С ума сошел, мне нельзя отставать! – живо ответила Гермиона. Настроение у нее значительно улучшилось: с лица уже сошла практически вся шерсть, а глаза медленно, но верно становились карими. – А у вас как дела? Не появилось новых версий? – добавила она шепотом, чтобы не услышала мадам Помфри.

– Не-а, – хмуро ответил Гарри.

– Я был на все сто уверен, что это Малфой, – повторил Рон, уже, наверное, в сотый раз.

– А это что такое? – Гарри ткнул пальцем во что-то золотое – оно краешком высовывалось из-под подушки.

– Это? Открытка с пожеланием выздоровления, – буркнула Гермиона, отводя глаза и стараясь засунуть блестящее послание поглубже, но Рон ее опередил. Он выхватил открытку, раскрыл и громко зачитал:

– «Милой мисс Грейнджер, с пожеланиями скорейшего выздоровления, от обеспокоенного преподавателя, профессора Сверкароля Чаруальда, кавалера ордена Мерлина третьей степени, почетного члена Лиги защиты от сил зла, а также пятикратного лауреата премии журнала “Ведьмополитен” за самую обаятельную улыбку».

Рон с отвращением посмотрел на Гермиону:

– И ты спишь с этим под подушкой?!

К счастью, Гермиона была избавлена от необходимости отвечать: пришла мадам Помфри и принесла лекарство.

– Второго такого прилипалы, как Чаруальд, днем с огнем не сыщешь, скажи? – спросил Рон у Гарри по дороге из лазарета в башню «Гриффиндора». Злей задал столько работы, что, подозревал Гарри, все доделать удастся только к шестому классу. Рон начал было сокрушаться, что не спросил у Гермионы, сколько крысиных хвостов надо класть в волосодыбельное зелье, но тут этажом выше раздался яростный вопль.

– Филч, – пробормотал Гарри.

Они взбежали наверх, спрятались за углом и прислушались.

– Это ведь не очередное преступление, как думаешь? – напряженно спросил Рон.

Они постояли, затаив дыхание, склонив головы туда, откуда доносились истерические крики Филча:

– …Опять убирать! Да здесь же работы на всю ночь, как будто у меня и без того забот не хватает! Нет, это последняя капля, я пойду к Думбльдору…

Его шаги постепенно затихли – Филч удалился по невидимому для друзей коридору. Далеко-далеко с силой хлопнула дверь.

Ребята осторожно высунули носы в этот самый коридор и поняли, что Филч, как всегда, дежурил на своем добровольном посту: они снова оказались там, где была атакована миссис Норрис. Сразу было понятно, отчего вопил Филч. Огромная лужа затопила полкоридора – кажется, вода еще сочилась из-под двери туалета Меланхольной Миртл. Теперь, когда Филч прекратил орать, стали слышны рыдания Миртл, эхом отдававшиеся от стен туалета.

– Ну что опять с ней такое? – спросил Рон.

– Пойдем посмотрим, – предложил Гарри.

Подобрав мантии до колен, они зашагали через лужу к вывеске «НЕ РАБОТАЕТ» и, привычно проигнорировав ее, открыли дверь.

Меланхольная Миртл рыдала, если такое возможно, сильнее и громче обычного. Похоже было, что она прячется в своем любимом унитазе. В туалете стояла темень, свечи потухли – от мощного потока воды стены и пол буквально пропитались влагой.

– В чем дело, Миртл? – спросил Гарри.

– Кто здесь? – гнусаво булькнула несчастная Миртл. – Пришли еще чем-нибудь в меня бросаться?

По воде Гарри добрел до ее кабинки и спросил:

– С какой стати мне в тебя бросаться?

– Откуда я знаю? – завопила Миртл и вынырнула, плеща новой волной на и без того уже мокрый пол. – Я тут сижу, никого не трогаю, а кто-то приходит и швыряет в меня блокнотом! Хороши шуточки!

– Но ведь тебе же не больно, – резонно заметил Гарри. – В смысле он ведь прошел сквозь тебя, правильно?

Это он зря сказал. Миртл набрала побольше воздуху и заголосила:

– Ну и давайте теперь кидаться в Миртл блокнотами – ей ведь не больно! Она ничего не чувствует! Десять очков тому, кто попадет в живот! Пятьдесят – если в голову! Что ж, ха-ха-ха! Веселая игра! Как мы раньше до этого не додумались?

– А кто кинул в тебя блокнот? – поинтересовался Гарри.

– Откуда я знаю… Я сидела в сифоне, размышляла о смерти, а он упал мне прямо сквозь макушку, – ответила Миртл, сверля ребят гневным взором. – Да вон он, его обратно вынесло…

Гарри с Роном заглянули под раковину. Там лежал тоненький блокнотик с вытертой черной обложкой, мокрый, как и все остальное здесь. Гарри шагнул к нему и хотел уже подобрать, но Рон неожиданно его удержал.

– Что? – спросил Гарри.

– С ума сошел? – сказал Рон. – Вдруг опасно.

– Опасно? – засмеялся Гарри. – Я тебя умоляю, с какой стати это опасно?

– Ты не поверишь, – сказал Рон, подозрительно покосившись на блокнот. – Некоторые книжки, конфискованные министерством… Мне папа рассказывал – была одна, которая сразу выжигала глаза тому, кто в нее заглянет. А «Сонеты алхимика»? Кто их читал, потом до конца дней своих разговаривал лимериками. А у одной ведьмы в Бате нашли такую книжку – начинаешь ее читать и уже не можешь остановиться! Так и ходишь повсюду, сунув в нее нос, и делаешь все одной рукой! А еще…

– Ладно, ладно, я понял, – оборвал его Гарри.

Блокнотик лежал на полу, мокрый и ничем не примечательный.

– Все равно нет другого способа узнать, что это такое, – сказал Гарри, ловко обогнул Рона и поднял блокнот.

Гарри сразу увидел, что это ежедневник, которому, согласно полустершейся дате на обложке, было уже пятьдесят с лишним лет. Гарри поспешно его раскрыл. На первой странице различил надпись: «Т. Я. Реддль». Чернила немного расплылись.

– Постой-ка, – сказал Рон, осторожно приблизившись и заглянув Гарри через плечо, – я знаю это имя… Т. Я. Реддль получил Приз за служение идеалам «Хогварца» пятьдесят лет назад.

– Откуда такие сведения? – поразился Гарри.

– Оттуда! Я этот самый приз раз пятьдесят чистил – помнишь, когда отбывал наказание у Филча? – с незабытой обидой в голосе объяснил Рон. – На него меня и вырвало слизняками. Если б ты с чьего-нибудь имени оттирал слизь, тоже бы запомнил.

Гарри стал разлеплять мокрые страницы. Они были совершенно чистые, ни малейшего следа чернил, ни единой записи, никакого «день рождения тети Мейбл» или «14:30 к зубному».

– Он ничего здесь не записывал, – разочарованно произнес Гарри.

– Почему же тогда кто-то захотел от него избавиться? – удивился Рон.

Гарри посмотрел на заднюю сторону обложки и увидел название универсального магазина на Воксхолл-роуд в Лондоне.

– Судя по всему, он был из муглорожденных, – задумчиво сказал Гарри, – раз уж купил это на Воксхолл-роуд…

– Ладно, брось ты его, какой в нем толк, – сказал Рон. И понизил голос: – Пятьдесят очков, если попадешь Миртл в нос.

Но Гарри спрятал ежедневник в карман.

Гермиона, без усов, без хвоста, без шерсти, вышла из лазарета в начале февраля. В первый же ее вечер в гриффиндорской башне Гарри показал ей ежедневник Т. Я. Реддля и рассказал, как он попал к ним в руки.

– О-о-о-о-о, может, в нем скрываются таинственные силы, – разволновалась Гермиона и принялась внимательно его разглядывать.

– Если и так, он скрывает их очень тщательно, – махнул рукой Рон. – Стеснительный, наверное. Не знаю, почему ты не спустил его в унитаз, Гарри.

– Наоборот, мне интересно, почему кто-то хотел спустить его в унитаз, – возразил Гарри. – И я бы не отказался узнать, за что Реддль получил свой приз.

– Да за что угодно, – небрежно бросил Рон. – Получил С.О.В.У. 30 или спас преподавателя от гигантского кальмара. А может, убил Миртл и все так обрадовались…

Но по застывшему лицу Гермионы Гарри догадался, что они думают об одном и том же.

– Что? – спросил Рон, переводя взгляд с одного на другую.

– Понимаешь, Тайная комната в прошлый раз открывалась пятьдесят лет на-зад, – ответил Гарри. – Так сказал Малфой.

– Да-а-а, – протянул Рон.

– И этому ежедневнику пятьдесят лет, – сказала Гермиона, возбужденно барабаня по обложке пальцами.

– И что?

– Рон, проснись, – прикрикнула она. – Нам известно, что того, кто открыл Комнату прошлый раз, исключили пятьдесят лет назад. Нам известно, что Т. Я. Реддль получил Приз за служение идеалам «Хогварца» пятьдесят лет назад. Что, если Реддль получил приз за поимку Наследника Слизерина? Может, мы всё узнаем из его дневника: где находится Комната, как ее открыть, что за чудовище в ней живет? Я думаю, от такой вещицы нынешний преступник захотел бы избавиться в первую очередь.

– Великолепная версия, Гермиона, – сказал Рон, – только в ней есть малю-у-у-усенький изъян. В дневнике ничего не написано!

Но Гермиона уже доставала из рюкзака волшебную палочку.

– Может, это невидимые чернила! – шепнула она. И, трижды стукнув по обложке, произнесла: – Апарециум!

Ничего не случилось. Нимало не обескураженная, девочка пихнула палочку обратно в рюкзак и достала оттуда ярко-красный ластик.

– Разоблачитель, на Диагон-аллее купила, – пояснила она.

Она сильно потерла на первом января. Ничего не произошло.

– Говорю вам, там пусто, – сказал Рон. – Реддль получил ежедневник в подарок на Рождество и забыл про него напрочь.

Даже самому себе Гарри не мог объяснить, почему не выбросил ежедневник Реддля. Наоборот, хотя он знал, что там нет записей, все равно то и дело рассеянно брал блокнотик и перелистывал страницы, будто в нем содержалась история, которую хотелось дочитать. Гарри был уверен, что никогда не слышал имени Т. Я. Реддля, и все-таки оно что-то значило для него, будто Реддль был полузабытым приятелем младенческих лет. Но это абсурд. Никаких друзей у него до «Хогварца» не водилось, уж об этом Дудли позаботился.

Тем не менее Гарри твердо решил разузнать о Реддле сколько получится и назавтра на перемене пошел в трофейную как следует рассмотреть Приз. С ним пошли заинтересованная Гермиона и скептически настроенный Рон, который заявил, что трофеев насмотрелся на всю оставшуюся жизнь и даже больше.

Отполированный золотой Приз Реддля прятался в угловом шкафу. О том, за что была выдана награда, на Призе не было ни слова («И очень хорошо, а то бы он был гораздо крупнее, и я бы все еще его чистил», – сказал Рон.) Однако они обнаружили имя Реддля на старой медали «За магическое мастерство», а также в списке старших старост прошлых лет.

– Он вроде Перси, – сморщил нос Рон. – Староста, старший староста… наверняка еще отличник по всем предметам…

– Ты так говоришь, будто это что-то неприличное, – слегка обиделась Гермиона.

Снаружи слабые лучи солнца вновь согревали стены «Хогварца». Внутри тоже повеяло теплом. После Джастина и Почти Безголового Ника жертв больше не было, а мадам Помфри с радостью известила, что мандрагошки сделались хмурыми и скрытными – значит, детство заканчивается. Гарри однажды подслушал, как она доброжелательно говорила Филчу:

– Как только у них пройдут прыщи, можно будет пересадить. А вскоре уже срежем и приготовим настой. Оглянуться не успеете, как получите миссис Норрис назад живой и здоровой.

Может быть, Наследник Слизерина потерял кураж, думал Гарри. Наверное, с каждым разом открывать Тайную комнату рискованнее – вся школа постоянно начеку. Или монстр, кем бы он ни был, готовился впасть в очередную полувековую спячку…

Хуффльпуффец Эрни Макмиллан не разделял подобного оптимизма. Он по-прежнему был убежден, что преступник – Гарри, что тот «выдал себя» в Клубе дуэлянтов. Дрюзг только накалял обстановку; он появлялся повсюду со своей дурацкой песенкой «Ах, Поттер-грязноттер», придумав к ней не менее дурацкий танец, который всякий раз исполнял.

Сверкароль Чаруальд, кажется, считал, что это он остановил лавину преступлений. Гарри однажды услышал, как тот сообщил об этом профессору Макгонаголл, когда гриффиндорцы гуськом заходили на урок превращений.

– Вряд ли нас ждут еще какие-то неприятности, Минерва, – сказал он, многозначительно постучал себя по носу и подмигнул. – Я думаю, Тайная комната закрылась навсегда. Преступник понял, что я обязательно его поймаю, что это лишь вопрос времени. Весьма разумно с его стороны остановиться сейчас, пока я не рассердился всерьез… Знаете, на мой взгляд, школе отчаянно нужен моральный стимул. Смыть, знаете, воспоминания о прошлом семестре. Пока ничего не скажу, но, мне кажется, я кое-что придумал…

Он снова постучал себя по носу и важно удалился.

Каковы были представления Чаруальда о моральном стимуле, стало ясно за завтраком четырнадцатого февраля. Из-за квидишной тренировки накануне Гарри плохо выспался и сейчас прибежал в Большой зал, немного опоздав. Поначалу он решил, что ошибся дверью.

Стены были покрыты огромными омерзительно-розовыми цветами. Хуже того, с бледно-голубого потолка сыпались сердечки-конфетти. Гарри прошел к гриффиндорскому столу, где Рон сидел с таким видом, будто его вот-вот стошнит. Гермиона глупо и неудержимо хихикала.

– Что тут происходит? – спросил Гарри, усаживаясь и отряхивая конфетти с бекона.

Рон молча указал на учительский стол – видимо, от возмущения он не находил слов. Чаруальд, в ярчайше-розовом, под цвет украшений на стене, облачении махал рукой, прося тишины. По обе стороны от него восседали учителя с каменными лицами. Гарри заметил, как на щеке у профессора Макгонаголл бьется жилка. У Злея был такой вид, словно его только что заставили проглотить целый половник «СкелеРоста».

– Поздравляю с Днем святого Валентина! – крикнул Чаруальд. – Хочу поблагодарить тех, кто прислал мне открытки! Сорок шесть штук на данный момент! Как видите, я взял на себя смелость устроить вам маленький сюрприз… но есть еще кое-что.

Чаруальд хлопнул в ладоши, и в дверь из вестибюля строем вошли двенадцать гномов весьма суровой наружности. Гномов не обычных: Чаруальд прицепил им золотые крылышки, а под мышкой у каждого торчала арфа.

– Наши милые купидоны! Они будут разносить валентинки! Но и это еще не все! Я уверен, что мои дорогие коллеги захотят внести свой вклад в атмосферу всеобщего праздника! Давайте попросим профессора Злея показать, как готовят любовное зелье! А пока он будет этим заниматься, мы поговорим с профессором Флитвиком! Кто знает об упоительных чарах больше, чем он, хитрый старый лис!

Профессор Флитвик закрыл лицо руками. Лицо Злея ясно говорило: первому, кто обратится ко мне за любовным зельем, затолкаю в глотку яд!

– Гермиона, умоляю, скажи, что тебя не было среди этих сорока шести! – сказал Рон, когда они вышли из Большого зала и отправились на первый урок.

Но тут Гермионе срочно понадобилось что-то найти в рюкзаке, и она не ответила.

Весь день, к крайнему неудовольствию учителей, гномы врывались на занятия и раздавали валентинки. Во второй половине дня, когда гриффиндорцы шли на урок по заклинаниям, один особенно свирепый на вид гном нагнал Гарри.

– Эй, ты! ‘Арри Поттер! – крикнул он, распихивая локтями тех, кто мешал ему подобраться к адресату.

Весь вспотев и побагровев от ужаса – сейчас ему всучат валентинку на глазах у целой толпы первоклашек, среди которых по случайности оказалась и Джинни Уизли, – Гарри попытался удрать. Гном, однако, бросился ему наперерез прямо сквозь толпу, сокращая себе путь посредством пинков по лодыжкам, и настиг Гарри, не успел тот сделать и двух шагов.

– Я должен доставить музыкальную открытку ‘Арри Поттеру лично, – заявил гном, угрожающе блямкнув арфой.

– Только не здесь, – прошипел Гарри и рванулся прочь.

– Смирно! – рявкнул гном и потащил его назад за лямку рюкзака.

– Пусти! – затравленно огрызнулся Гарри и потянул рюкзак на себя.

С ужасающим треском рюкзак разорвал-ся пополам. Книжки, палочка, пергамент, перо попáдали на пол. Последней выпала чернильница и щедро оросила чернилами все вокруг.

Гарри судорожно зашарил по полу, стараясь подобрать вещи раньше, чем гном запоет. В коридоре образовался затор.

– Что тут? – раздался презрительный голос.

Гарри залихорадило: надо было собрать все как можно скорее, чтобы Малфой не услышал его валентинку.

– Что за беспорядок? – произнес еще один знакомый голос. Прибыл озабоченный Перси Уизли.

Совершенно потеряв голову, Гарри предпринял последнюю попытку убежать, но гном обхватил его за ноги и ловко завалил на пол.

– Так, – деловито буркнул он, оседлав его лодыжки. – Получите валентинку:

Глаза зелены, как лягушковый торт,

А челка черна, как пиратский ботфорт.

Пусть он будет моим, он непобедим,

Герой, с кем не сладил Злой Лорд.

Гарри отдал бы все золото «Гринготтса» за возможность немедленно провалиться на месте. Призвав на помощь остатки мужества, он засмеялся вместе с остальными и поднялся на ноги, онемевшие под тяжестью гнома. Перси Уизли между тем разгонял толпу, где многие от хохота рыдали.

– Расходитесь, расходитесь, колокол прозвонил пять минут назад, расходитесь по классам, – говорил он, расшугивая самых младших, как цыплят. – Тебя это тоже касается, Малфой…

Гарри, бросив взгляд на Малфоя, заметил, как тот остановился и что-то подобрал. С хитрым видом он показал найден-ное Краббе и Гойлу, и тут Гарри сообразил, что это ежедневник Реддля.

– Отдай, – тихо сказал Гарри.

– Интересно, что тут пишет наш Поттер? – протянул Малфой. Он, очевидно, не обратил внимания, какой год указан на обложке, и подумал, что держит в руках личный дневник самого Гарри.

Зеваки притихли. Джинни с ужасом переводила взгляд с блокнота на Гарри.

– Дай сюда, Малфой, – строго сказал Перси.

– Когда посмотрю, что внутри, – ответил Малфой и помахал блокнотом у Гарри перед носом.

Перси сказал:

– Как школьный староста…

Но тут Гарри потерял терпение. Он выхватил волшебную палочку, крикнул:

– Экспеллиармус! – и, как в тот раз, когда Злей разоружил Чаруальда, ежедневник вылетел из рук Малфоя. Рон, широко ухмыляясь, его поймал.

– Гарри! – громко укорил Перси. – В коридорах колдовать нельзя. Мне придется доложить об этом!

Да пожалуйста! Гарри удалось посчитаться с Малфоем, и за это не жалко было даже пяти гриффиндорских баллов. Малфой кипел от ярости. Заметив Джинни, он злобно выкрикнул ей в спину:

– По-моему, Поттеру твоя валентинка не понравилась!

Джинни закрыла лицо руками и помчалась в класс. Рон вспылил и тоже выхватил палочку, но Гарри успел его оттащить. Не хватало, чтобы на заклинаниях Рона опять рвало слизняками.

И лишь на уроке Гарри заметил очень странную вещь. Все его вещи были залиты малиновыми чернилами. Однако ежедневник Реддля оставался чистым, словно никакая чернильница на него и не падала. Гарри хотел сказать об этом Рону, но того опять одолели проблемы с палочкой: она снова и снова расцветала пурпурными пузырями, и Рон был не в силах сосредоточиться ни на чем больше.

В этот день Гарри отправился спать раньше всех. Виной тому отчасти были Фред с Джорджем, весь вечер распевавшие «глаза зелены, как лягушковый торт», – еще одного исполнения Гарри просто не вынес бы; к тому же он хотел внимательно изучить ежедневник, пусть Рон и считал это напрасной тратой времени.

Гарри сидел на кровати и листал пустые страницы. Ни следа малиновых чернил. Он достал из тумбочки новую чернильницу, как следует обмакнул перо и уронил большую кляксу на первую страницу.

Какую-то секунду клякса ярко сияла на бумаге, а затем исчезла – страница словно впитала ее в себя. В восторге Гарри снова окунул перо и написал: «Меня зовут Гарри Поттер».

Фраза тоже посверкала мгновение и исчезла без следа. И тут наконецто случилось нечто.

На страницу стали просачиваться слова, написанные теми же чернилами. Но Гарри этих слов не писал.

«Привет, Гарри Поттер. Меня зовут Том Реддль. Как ты нашел мой дневник?»

Эти слова тоже поблекли и исчезли, однако не раньше чем Гарри начал писать ответ.

«Кто-то хотел спустить его в унитаз».

Он с нетерпением ждал ответа.

«Как хорошо, что записи моих воспоминаний долговечнее чернил. Но я всегда знал, что кое-кому не захочется, чтобы содержание этого дневника увидело свет».

«Что ты имеешь в виду?» – нацарапал Гарри, наставив от волнения клякс.

«Я имею в виду, что в дневнике содержатся воспоминания об ужасных событиях. О них не принято говорить. Их замалчивают. Они произошли в “Хогварце”, школе колдовства и ведьминских искусств».

«Я как раз в ней и нахожусь, – торопливо написал Гарри. – Я в “Хогварце”, и тут опять происходят ужасные вещи. Знаешь ли ты что-нибудь о Тайной комнате?»

Сердце стучало как молот. Ответ Реддля появился очень быстро, почерк сделался небрежнее, будто Реддль спешил вывалить все, что ему известно.

«Разумеется, я знаю о Тайной комнате. В мое время утверждали, что это легенда, что Комнаты не существует. Но это ложь. Когда я был в пятом классе, Комнату открыли, монстр напал на нескольких учеников и в конце концов одного убил. Я поймал того, кто открыл Комнату, и его исключили. Однако директор, профессор Диппет, очень стыдился, что подобное могло случиться в “Хогварце”, и запретил мне говорить правду. Якобы девочка погибла в результате странного несчастного случая, и все. За заслуги мне дали красивый блестящий Приз с гравировкой и велели держать рот на замке. Но я всегда знал, что история может повториться. Монстр остался жив, а тот, кто мог выпустить его на свободу, не сел в тюрьму».

Гарри так спешил ответить, что едва не опрокинул чернильницу:

«Это сейчас и происходит. Уже три жертвы, и никто не знает, кто за этим стоит. Кто это был в прошлый раз?»

«Если хочешь, могу показать, – ответил дневник Реддля. – Не обязательно верить мне на слово. Я могу провести тебя по своим воспоминаниям о той ночи, когда я схватил преступника».

Гарри растерянно занес перо над пергаментом. О чем это Реддль? Как это – провести по воспоминаниям? Гарри испуганно глянул на дверь в спальню. Уже темнело. Когда он снова перевел глаза на страницу дневника, там проступила новая запись:

«Показать тебе?»

Гарри подумал еще долю секунды, а затем написал две буквы:

«Да».

Страницы начали сами собой перелистываться, словно под ветром, и раскрылись на июне месяце. С разинутым ртом Гарри наблюдал, как квадратик с датой «13 июня» превращается в миниатюрный телевизионный экран. Руки у мальчика задрожали, он поднес дневник к лицу и прижался глазом к крохотному окошку. Не успел он сообразить, что происходит, его уже втягивало в экран и тот все увеличивался; Гарри почувствовал, как его отрывает от кровати; в вихре ярких красок и теней он влетел в окошко на странице головой вперед.

Наконец он почувствовал твердую почву под ногами и встал, дрожа, а размытые пятна вокруг внезапно обрели фокус.

Он сразу же догадался, где находится. Круглая комната со спящими портретами на стенах – да это же кабинет Думбльдора! Но за столом сидел вовсе не Думбльдор. Сморщенный, хрупкий старичок колдун, лысый, если не считать пары седых вихров, читал письмо при свече. Гарри никогда раньше не видел этого человека.

– Извините, – пролепетал он. – Я не хотел так врываться…

Но колдун даже не поднял глаз от письма. Он продолжал читать, слегка хмурясь. Гарри подошел ближе и, заикаясь, спросил:

– Э-э-э… я тогда пойду, можно?

Колдун по-прежнему не обращал на него внимания. Казалось, он даже не слышит. Решив, что старичок, должно быть, глух, Гарри повысил голос.

– Извините, что помешал. Я сейчас уйду, – почти закричал он.

Колдун со вздохом свернул письмо, встал и, даже не взглянув на Гарри, пошел к окну закрыть шторы.

Небо за окном было рубиновым – наверное, закат. Колдун вернулся к столу, сел, сцепил руки и завертел большими пальцами, неотрывно глядя на дверь.

Гарри осмотрелся. Янгуса не было – как и серебряных приборов. Это «Хогварц» времен Реддля, и, значит, неизвестный колдун – тогдашний директор, а он, Гарри, не более чем фантом, абсолютно невидимый для людей из прошлого.

Постучали в дверь.

– Войдите, – произнес колдун дрожащим старческим голосом.

На ходу снимая остроконечную шляпу, вошел юноша лет шестнадцати. На груди блестел серебряный значок старосты. Ростом он был значительно выше Гарри, но с такими же черными волосами.

– А, это ты, Реддль, – сказал директор.

– Вы хотели меня видеть, профессор Диппет? – спросил Реддль. Он, кажется, волновался.

– Садись, – сказал Диппет. – Я как раз прочел твое письмо.

– О, – произнес Реддль. Он сел и крепко сцепил ладони.

– Мой дорогой мальчик, – благожелательно начал Диппет. – Я никак не могу позволить тебе остаться в школе на лето. Но ты ведь и сам хочешь поехать домой на каникулы?

– Нет, – не задумываясь, ответил Реддль. – Я с гораздо большим удовольствием останусь в «Хогварце», чем возвращусь в этот… в этот…

– Ты, кажется, на каникулах живешь в сиротском приюте у муглов? – осведомился Диппет.

– Да, сэр, – ответил Реддль и слегка покраснел.

– Ты муглорожденный?

– Полукровка, сэр, – сказал Реддль. – Отец мугл, мать ведьма.

– И твои родители оба?..

– Мать умерла сразу после моего рождения, сэр. В приюте мне рассказали, сэр, что она успела лишь дать мне имя – Том, в честь отца, и Ярволо, в честь деда.

Диппет сочувственно поцокал языком.

– Понимаешь, Том, – вздохнул он, – мы могли бы сделать для тебя исключение, но, учитывая обстоятельства…

– Вы имеете в виду преступления, сэр? – спросил Реддль, и у Гарри сжалось сердце. Он подошел ближе, боясь упустить хоть слово.

– Совершенно верно, – ответил директор. – Мой дорогой мальчик, ты и сам понимаешь, как неосмотрительно с моей стороны было бы позволить тебе оставаться в замке после окончания семестра. Особенно в свете недавней трагедии… смерть этой несчастной девочки… Приют сейчас гораздо безопаснее. К слову сказать, в министерстве магии поговаривают о том, чтобы закрыть школу. Мы так и не приблизились к разгадке, кто же… ммм… несет ответственность за наши невзгоды…

Реддль расширил глаза:

– Сэр, а если преступника поймают? Если нападения прекратятся?..

– Что ты хочешь сказать? – Голос у Диппета дрогнул. – Реддль, тебе что-то известно?

– Нет, сэр, – поспешно ответил Реддль.

Но Гарри сразу понял, что это было такое же «нет», каким он сам ответил Думбльдору.

Диппет в некотором разочаровании погрузился глубже в кресло.

– Можешь идти, Том…

Реддль соскользнул со стула и, ссутулившись, вышел из кабинета. Гарри направился за ним.

Они спустились на каменном винтовом эскалаторе, вышли из стены возле горгульи и оказались в коридоре, где уже почти стемнело. Гарри видел, что Реддль напряженно размышляет. Тот кусал губы и хмурил лоб.

Затем, вдруг придя к какому-то решению, Реддль быстро зашагал прочь. Гарри неслышно скользил за ним. По дороге им никто не попадался, пока они не вышли в вестибюль. Там с мраморной лестницы Реддля окликнул высокий бородатый колдун с длинной золотисто-каштановой гривой.