Текст книги "Гарри Поттер. Полная коллекция"

– Разумеется, – сладко произнесла она, делая новую запись. – Что ж. Вы не могли бы что-нибудь мне предсказать? Будьте так любезны. – И, не переставая улыбаться, вопросительно подняла глаза на Трелони.

Профессор Трелони вся словно одеревенела, не в силах поверить своим ушам.

– Я вас не понимаю, – сказала она, конвульсивно тиская шали на тощей шее.

– Я попросила вас что-нибудь мне предсказать, – очень отчетливо повторила профессор Кхембридж.

Теперь уже не только Гарри и Рон, а весь класс осторожно, из-за учебников, слушал этот разговор. Большинство зачарованно смотрело на профессора Трелони. Та, зашелестев бусами и браслетами, гордо выпрямилась в полный рост.

– Видения не приходят по команде! – негодующе воскликнула она.

– Понятно, – мягко произнесла профессор Кхембридж, вновь что-то записывая.

– Я… но… но… подождите! – неожиданно вскричала профессор Трелони. Она пыталась изобразить загробную таинственность, но гневная дрожь в голосе изрядно портила впечатление. – Я… кажется, я действительно что-то вижу… это касается вас… о, я чувствую что-то… темное… какую-то беду…

Профессор Трелони наставила на Кхембридж трясущийся палец. Та, подняв брови, продолжала ласково улыбаться.

– Боюсь… Боюсь, вам угрожает смертельная опасность! – драматическим шепотом закончила профессор Трелони.

Возникла пауза. Профессор Кхембридж смерила профессора Трелони равнодушным взглядом.

– Понятно, – негромко сказала она и зацарапала на пергаменте. – Что же, если это ваш предел…

И отвернулась. Трелони застыла, тяжело дыша. Гарри переглянулся с Роном и понял, что они оба думают об одном: да, профессор Трелони глупая старая мошенница, но они всецело на ее стороне, потому что до смерти ненавидят Кхембридж, – и эти мысли владели друзьями несколько секунд, пока прорицательница внезапно не напустилась на них.

– Итак? – Профессор Трелони щелкнула длинными пальцами у Гарри перед носом – на удивление оживленно. – Дайте-ка мне взглянуть на ваши дневники.

К тому времени, как Трелони закончила громогласно толковать сны Гарри – и каждый сон, даже тот, где Гарри ел овсянку, предвещал его трагическую безвременную кончину, – он уже не очень-то ей сострадал. Профессор Кхембридж стояла чуть поодаль и делала записи. Когда зазвонил колокол, она первой спустилась по серебряной лесенке, а через десять минут уже встречала ребят в аудитории защиты от сил зла.

Когда они вошли, Кхембридж, улыбаясь собственным мыслям, что-то напевала про себя. Пока все доставали «Теорию защитной магии», Гарри и Рон поведали вернувшейся с арифмантики Гермионе обо всем, что случилось на прорицании, но она не успела задать ни одного вопроса: профессор Кхембридж призвала класс к порядку. Воцарилась тишина.

– Убрали палочки, – улыбаясь, велела Кхембридж. Оптимисты грустно спрятали их обратно в рюкзаки. – На прошлом уроке мы закончили изучение первой главы. Сейчас я прошу вас открыть учебник на странице девятнадцать и начать читать главу вторую, «Основные защитные теории и их происхождение». Объяснения не потребуются.

Самодовольно улыбаясь, она уселась за свой стол. Класс дружно вздохнул и открыл учебник на странице девятнадцать. Гарри без особого интереса подумал, хватит ли в этой книге глав на весь год, и собирался уже проверить оглавление, но вдруг заметил, что Гермиона опять подняла руку.

Профессор Кхембридж тоже заметила. Более того, оказалось, что на такой случай она выработала специальную тактику. Она не стала делать вид, будто не замечает вытянутой руки. Вместо этого она поднялась из-за стола, подошла к Гермионе, склонилась к ней и тихо-тихо, чтобы не мешать остальным, прошептала:

– Что на этот раз, мисс Грейнджер?

– Я уже читала вторую главу, – сказала Гермиона.

– Читайте третью.

– Ее я тоже уже читала. Я прочла всю книгу.

Профессор Кхембридж удивленно моргнула, но сумела сохранить самообладание.

– Тогда, полагаю, вы сможете пересказать, что говорит Уиляйл о контрпорче в главе пятнадцать.

– Он утверждает, что это название неверное, – ни на секунду не задумавшись, ответила Гермиона. – И что люди называют порчу «контрпорчей» в тех случаях, когда хотят оправдать ее применение.

Профессор Кхембридж подняла брови, и Гарри понял, что она против воли поражена.

– Но я не согласна, – продолжала Гермиона.

Брови профессора Кхембридж поднялись выше, а ее взгляд стал заметно холоднее.

– Не согласны? – переспросила она.

– Нет. – Гермиона, в отличие от Кхембридж, говорила четко и звучно и сумела привлечь внимание всего класса. – Мистер Уиляйл не любит порчу, да? А я считаю, что порча, если применять ее в защитных целях, бывает чрезвычайна полезна.

– Вот как? Вы считаете? – Профессор Кхембридж забыла, что нужно шептать, и выпрямилась во весь рост. – Боюсь вас огорчить, мисс Грейнджер, однако здесь, в классе, нам интересно мнение мистера Уиляйла, а не ваше.

– Но… – начала Гермиона.

– Довольно, – оборвала профессор Кхембридж. Она отошла к своему столу и повернулась к классу. Вся ее веселость сошла на нет. – Мисс Грейнджер, я намерена вычесть пять баллов у колледжа «Гриффиндор».

По рядам побежал ропот.

– За что?! – сердито вскричал Гарри.

– Не влезай! – лихорадочно зашептала Гермиона.

– За нарушение хода занятий посредством не относящихся к делу вопросов, – ровным голосом отвечала профессор Кхембридж. – Я здесь для того, чтобы обучать вас по одобренной министерством программе. Она не предусматривает обсуждение личных мнений учащихся по вопросам, в которых они некомпетентны. Возможно, мои предшественники давали вам больше свобод, но, поскольку ни один из них не прошел бы лицензирования – за исключением, быть может, профессора Страунса, который, по крайней мере, пытался следить за тем, чтобы изучаемые темы соответствовали вашей возрастной группе…

– Да-да, Страунс был великолепным учителем, – громко заявил Гарри, – с одним лишь маленьким недостатком: из затылка у него торчала физиономия Вольдеморта.

За этим заявлением последовала оглушительнейшая тишина. А затем…

– Мне кажется, мистер Поттер, еще одна неделя наказаний пойдет вам только на пользу, – мурлыкнула Кхембридж.

Порез на руке у Гарри еще не успел зажить и назавтра вновь кровоточил. Накануне вечером, отбывая наказание, Гарри не жаловался – он твердо решил не доставлять Кхембридж такой радости. Снова и снова он писал: «Я никогда не должен лгать», и хотя с каждой буквой порез становился все глубже, Гарри не издал ни единого звука.

Хуже всего в этой истории, как и предсказывал Джордж, оказалась реакция Ангелины. Когда во вторник утром Гарри пришел на завтрак, она загнала его в угол и так истошно заорала, что к ним подошла профессор Макгонаголл.

– Мисс Джонсон, как вы смеете шуметь в Большом зале? Минус пять баллов с «Гриффиндора»!

– Но, профессор… Он снова получил взыскание! На целую неделю!

– Что?! Это правда, Поттер? – Профессор Макгонаголл круто обернулась к Гарри. – Взыскание? От кого?

– От профессора Кхембридж, – пробормотал Гарри, избегая взгляда профессора Макгонаголл, негодующе смотревшей на него сквозь квадратные очки.

– Вы хотите сказать, – Макгонаголл понизила голос, чтобы не услышали вранзорцы, которые сидели поблизости и уже навострили уши, – что после того, о чем мы с вами говорили в прошлый понедельник, вы опять сорвались на уроке профессора Кхембридж?

– Да, – признался Гарри, обращаясь к полу.

– Поттер, вы обязаны взять себя в руки! Вы так и напрашиваетесь на неприятности! Минус еще пять баллов!

– Но… как же… Профессор, нет! – возмущенный этой несправедливостью, воскликнул Гарри. – Меня и так наказали, зачем же еще и баллы вычитать?

– Затем, что наказания на вас не действуют! – поджав губы, ответила профессор Макгонаголл. – И больше ни слова об этом, Поттер! А вы, мисс Джонсон, на будущее запомните: кричать разрешается только на квидишном стадионе – иначе можете распрощаться с капитанством!

И профессор Макгонаголл решительно направилась к преподавательскому столу. Ангелина с величайшим презрением посмотрела на Гарри и тоже удалилась, а сам он, кипя от ярости, плюхнулся на скамью рядом с Роном.

– Мне каждый вечер режут руку, а она за это снимает баллы с «Гриффиндора»! Вот скажи, это справедливо? Справедливо?

– Да, друг, – сочувственно пробормотал Рон и положил Гарри на тарелку кусок бекона, – это и правда ни в какие ворота.

Гермиона, однако, лишь перелистнула страницу «Оракула» и ничего не сказала.

– Ты, конечно, считаешь, что Макгонаголл права, да?! – сердито крикнул Гарри, обращаясь к портрету Корнелиуса Фуджа на первой полосе.

– Мне очень жаль, что она вычла баллы, но я думаю, она была права, когда советовала не выходить из себя перед Кхембридж, – отвечал голос Гермионы из-за Фуджа, который, яростно жестикулируя, выступал с речью.

Гарри не разговаривал с Гермионой весь урок заклинаний, но после, когда они вошли в класс превращений, мигом забыл о своей обиде: в углу с пергаментом в руках сидела Кхембридж, и при виде нее все, что случилось за завтраком, мгновенно улетучилось у Гарри из головы.

– Отлично, – шепнул Рон, когда они садились на свои места. – Сейчас Кхембридж получит по заслугам.

Вошла профессор Макгонаголл – невозможно было понять, знает ли она, что в классе присутствует профессор Кхембридж.

– Тишина, – сказала профессор Макгонаголл, и воцарилось гробовое молчание. – Мистер Финниган, будьте любезны, подойдите ко мне, раздайте проверенные сочинения… Мисс Браун, пожалуйста, возьмите ящик с мышами… Что за глупости, ничего они вам не сделают! Раздайте всем по одной…

– Кхе-кхем, – кашлянула профессор Кхембридж, прибегнув к тому же дурацкому приему, которым воспользовалась на пиру, чтобы перебить Думбльдора. Профессор Макгонаголл не обратила ни малейшего внимания. Шеймас протянул Гарри его сочинение. Тот, не глядя на Шеймаса, забрал свою работу и с облегчением увидел, что каким-то непостижимым образом сумел написать ее «нормально».

– Прошу внимания… Дин Томас! Если вы еще раз сделаете что-нибудь подобное со своей мышью, я наложу на вас взыскание!.. Вы в большинстве своем научились заставлять исчезать улиток, и даже те, кто не мог до конца справиться с раковинами, поняли, в чем суть заклинания. Поэтому сегодня мы с вами…

– Кхе-кхем, – снова кашлянула профессор Кхембридж.

– Да? – Профессор Макгонаголл развернулась, грозно сведя брови в одну линию.

– Я лишь хотела уточнить, профессор, получили ли вы мою записку с указанием даты и времени проведения провер?..

– Разумеется, получила, в противном случае я давно бы поинтересовалась, что вы делаете у меня на уроке. – Профессор Макгонаголл решительно повернулась к Кхембридж спиной. Многие в классе злорадно переглянулись. – Итак, сегодня мы с вами переходим к значительно более сложному исчезанию мышей. Исчезальное заклинание…

– Кхе-кхем.

– Позвольте осведомиться, – с холодной яростью заговорила профессор Макгонаголл, поворачиваясь к Кхембридж, – как вы собираетесь получить представление о моих методах преподавания, если вы постоянно меня перебиваете? На моих уроках, видите ли, никому не разрешается разговаривать одновременно со мной.

Кхембридж словно ударили по лицу. Она молча разгладила пергаментный лист и принялась лихорадочно строчить.

Профессор Макгонаголл невозмутимо продолжила урок:

– Как я уже сказала, сложность исполнения исчезального заклинания возрастает пропорционально сложности строения животного, которое необходимо заставить исчезнуть. Улитка – беспозвоночное, и работа с ней не представляет особых трудностей; в то время как мышь – млекопитающее, и для ее исчезания требуется значительно больше усилий. Колдовство такого уровня невозможно применить между прочим, размышляя о том, что сегодня будет на ужин. Итак, приступим. Как произносится заклинание, вам известно, – давайте посмотрим, что у вас получится.

– И она еще читает мне нотации про то, как нехорошо выходить из себя перед Кхембридж! – еле слышно шепнул Гарри Рону. Впрочем, он улыбался – его злость на профессора Макгонаголл напрочь испарилась.

Профессор Кхембридж не ходила за Макгонаголл по пятам (видимо понимая, что та, в отличие от Трелони, этого не потерпит), зато, тихо сидя в своем углу, постоянно что-то записывала, а когда профессор Макгонаголл закончила урок и велела ребятам собирать вещи, Кхембридж поднялась с весьма суровой гримасой.

– Что ж, для начала неплохо, – хмыкнул Рон, высоко поднимая длинный извивающийся мышиный хвост и бросая его в коробку, с которой Лаванда обходила класс.

Толкаясь в очереди на выход, Гарри увидел, что профессор Кхембридж подошла к учительскому столу, и ткнул Рона в бок. Тот пихнул в бок Гермиону, и все трое стали пропускать вперед других, надеясь подслушать, о чем пойдет разговор.

– Как долго вы работаете в «Хогварце»? – спросила профессор Кхембридж.

– В декабре будет ровно тридцать девять лет, – отрезала профессор Макгонаголл, захлопывая портфель.

Профессор Кхембридж сделала пометку.

– Очень хорошо, – сказала она. – Через десять дней вы получите уведомление о результатах инспекции.

– Жду не дождусь, – с ледяным равнодушием бросила профессор Макгонаголл. – Ну-ка побыстрее, вы, трое, – добавила она, подталкивая Гарри, Рона и Гермиону к двери.

Гарри, не удержавшись, еле заметно улыбнулся ей, и она – он готов был поклясться – еле заметно улыбнулась в ответ.

Гарри был уверен, что не увидит Кхембридж до вечера, но ошибся. Спустившись по склону на урок по уходу за магическими существами, ребята увидели, что вместе с профессором Гниллер-Планк их дожидается главный инспектор и ее пергамент.

– В принципе это не ваш класс, верно? – услышал Гарри, когда все столпились у деревянных козел с пленными лечурками. Те, напоминая груду ожившего хвороста, суетливо копошились в поисках мокриц.

– Совершенно верно, – ответила профессор Гниллер-Планк. Она стояла, заложив руки за спину и покачиваясь на каблуках. – Я заменяю профессора Огрида.

Гарри, Рон и Гермиона обменялись напряженными взглядами. Малфой шептался с Краббе и Гойлом; ясно было, что он только и ждет повода наговорить про Огрида гадостей представительнице министерства.

– Хмм. – Профессор Кхембридж понизила голос. – Интересно… Знаете, директор проявляет странное нежелание обсуждать эту тему. А вы не могли бы проинформировать меня о причинах столь длительного отсутствия профессора Огрида?

Гарри увидел, как на них с любопытством уставился Малфой.

– Боюсь, что не смогу, – беззаботно отозвалась профессор Гниллер-Планк. – Знаю ничуть не больше вашего. Думбльдор прислал сову, спросил, не хотела бы я пару недель попреподавать. Я согласилась. Вот и все, что я знаю. Итак… я могу начинать занятие?

– Да, пожалуйста, – сказала профессор Кхембридж, старательно водя пером по пергаменту.

На этом уроке Кхембридж избрала иную тактику. Она расхаживала между учениками и задавала им вопросы о магических существах. Большинство отвечало хорошо, отчего у Гарри чуточку улучшилось настроение: по крайней мере, к Огриду придраться не за что.

– Скажите, – профессор Кхембридж, долго пытавшая Дина Томаса, повернулась к профессору Гниллер-Планк, – как вы, временный преподаватель – иными словами, объективный сторонний наблюдатель, – оцениваете работу «Хогварца»? По вашему мнению, вы получаете от администрации школы необходимую поддержку?

– О да, Думбльдор превосходный директор, – с чувством ответила профессор Гниллер-Планк. – Мне все здесь очень нравится, работа организована просто прекрасно.

Кхембридж, всем своим видом выразив вежливое недоверие, что-то царапнула на пергаменте и продолжила:

– А какой материал вы предполагаете давать в этом году – при условии, разумеется, что профессор Огрид не вернется?

– Ну, покажу им существ, которые чаще всего попадаются на экзаменах на С.О.В.У., – сказала профессор Гниллер-Планк. – Собственно, их и осталось-то немного – единорогов и нюхлей они прошли, так что перейдем к замыкарлам и рюхлям. Кроме того, я хочу научить их распознавать хрупов и сварлей…

– Насколько я вижу, вы знаете свой предмет, – перебила профессор Кхембридж и, судя по движению ее руки, поставила на пергаменте галочку. Гарри очень не понравилось, как она подчеркнула слово «вы». Еще меньше понравился ему вопрос, который она тут же задала Гойлу:

– Мне говорили, в этом классе среди учеников бывали несчастные случаи?

Гойл глупо ухмыльнулся. Малфой поспешил ответить вместо него:

– Да, со мной. Меня поранил гиппогриф.

– Гиппогриф? – переспросила профессор Кхембридж, бешено строча.

– Потому что ему не хватило мозгов послушать, что говорил Огрид! – сердито выкрикнул Гарри.

Рон с Гермионой дружно застонали. Профессор Кхембридж медленно повернула голову к Гарри.

– Думаю, мы прибавим к вашему наказанию еще один денечек, – негромко проговорила она. – Что же, профессор Гниллер-Планк, большое спасибо, кажется, я узнала все, что хотела. Через десять дней вы получите уведомление о результатах инспекции.

– Вот и отличненько, – сказала профессор Гниллер-Планк, и Кхембридж вверх по склону отправилась к замку.

В тот вечер Гарри ушел от Кхембридж уже за полночь. Рука кровоточила так сильно, что на шарфе, которым Гарри ее обмотал, проступили пятна. Гарри никак не думал застать кого-нибудь в такое время в общей гостиной, но оказалось, что там его дожидаются Рон и Гермиона. Гарри очень обрадовался – тем более что Гермиона не стала читать мораль, а, наоборот, пожалела его.

– Вот, – она озабоченно подтолкнула к нему миску с желтой жидкостью, – опусти сюда руку. Это маринад из-под щупалец горегубки, должно помочь.

Рука истекала кровью и от боли пульсировала. Гарри сунул ее в миску, и ему мгновенно полегчало. Косолапсус, громко мурлыча, потерся об его ноги, вскочил к нему на колени и улегся там.

– Спасибо, – благодарно сказал Гарри, левой рукой почесывая Косолапсуса за ушами.

– А я все равно считаю, что ты должен пожаловаться, – буркнул Рон.

– Нет, – отрезал Гарри.

– Если бы Макгонаголл про это узнала, она бы с ума сошла…

– Очень может быть, – проговорил Гарри. – Но сколько, по-твоему, времени потребуется Кхембридж, чтобы издать новый декрет – о том, что всякий, кто жалуется на главного инспектора, подлежит немедленному увольнению?

Рон хотел возразить и уже открыл было рот, но, не найдя аргументов, закрыл его, признав тем самым свое поражение.

– Она ужасная женщина, – очень тихо сказала Гермиона. – Ужасная. Когда ты вошел, я как раз говорила Рону… с ней надо что-то делать.

– Я предлагал яд, – мрачно поделился Рон.

– Нет… Я имею в виду, с тем, что она очень плохой преподаватель и из-за нее мы ничему не научимся, – пояснила Гермиона.

– А что мы можем с этим поделать? – зевнул Рон. – Поезд ушел. Ее уже взяли на работу, она никуда не денется. Фудж об этом позаботится.

– Понимаете, – осторожно начала Гермиона, – я тут подумала… – Она боязливо покосилась на Гарри и продолжила: – Подумала, что… наверное, пришло время, когда мы… должны сами.

– Что «сами»? – с подозрением спросил Гарри, полоща руку в маринаде.

– Ну… нам надо учиться защите от сил зла самим, – ответила Гермиона.

– Кончай, – простонал Рон. – Тебе что, уроков не хватает? Ты что, не видишь – мы с Гарри и так не справляемся с домашними заданиями? А сейчас, между прочим, всего-навсего вторая неделя года!

– Но это гораздо важнее домашних заданий, – возразила Гермиона.

Рон и Гарри вытаращились на нее.

– А я думал, во вселенной ничего не бывает важнее домашних заданий! – воскликнул Рон.

– Не говори глупостей, конечно, бывает, – сказала Гермиона, и Гарри похолодел, увидев, что ее лицо озарилось вдохновением, наводившим на мысль о П.У.К.Н.И. – Гарри сам говорил на первом уроке Кхембридж, что нам надо готовиться к тому, что нас ждет в жизни, и учиться себя защищать. А если мы пропустим целый год…

– Сами мы не многому научимся, – упавшим голосом сказал Рон. – Можно, конечно, ходить в библиотеку и выискивать в книжках разные проклятия, можно даже, наверное, тренироваться…

– Нет, понятно, что время книжек миновало, – согласилась Гермиона. – Нам нужен учитель, настоящий, который покажет, как пользоваться заклинаниями, и поправит, когда мы что-то сделаем неправильно.

– Если ты про Люпина… – начал Гарри.

– Нет-нет, не про Люпина, – замотала головой Гермиона. – У него масса дел в Ордене, и потом, с ним мы сможем видеться разве что в Хогсмеде, а этого совсем недостаточно.

– А про кого тогда? – недоуменно нахмурился Гарри.

Гермиона очень глубоко вздохнула.

– Неужели непонятно? – спросила она. – Я про тебя, Гарри.

Повисло молчание. Оконные стекла за спиной у Рона дребезжали на ночном ветру; пламя в камине угасало.

– Про меня? Чтобы я что? – спросил Гарри.

– Чтобы ты учил нас защите от сил зла.

Гарри в изумлении уставился на нее. А затем повернулся к Рону, рассчитывая обменяться с ним утомленно-досадливыми взглядами, как всякий раз, когда Гермиона придумывала что-нибудь невообразимое, вроде П.У.К.Н.И. Но, к своему ужасу, Гарри не заметил на лице Рона ни досады, ни утомления. Рон, нахмурив лоб, напряженно что-то обдумывал. А потом сказал:

– Идея.

– Какая идея? – спросил Гарри.

– Про тебя, – ответил Рон. – Чтобы ты нас учил.

– Но…

Тут Гарри заулыбался. Эти двое решили над ним подшутить.

– Я же не учитель, я не могу…

– Гарри, по защите от сил зла ты лучший во всей параллели, – сказала Гермиона.

– Я? – Гарри заулыбался еще шире. – Ничего подобного, ты гораздо лучше меня. На всех экзаменах…

– Вообще-то не на всех, – невозмутимо отвечала Гермиона. – В третьем классе – а это единственный год, когда у нас был нормальный учитель, который действительно знал предмет, – ты оказался лучше меня. И вообще, Гарри, я говорю не об экзаменах. Вспомни о том, что ты сделал!

– В смысле?

– Знаешь что? Мне такой тупой учитель не нужен, – усмехнулся Рон Гермионе и повернулся к Гарри: – Дай-ка вспомнить. – И он скорчил рожу, изобразив Гойла в глубокой задумчивости. – Так… В первом классе… ты спас философский камень от Сам-Знаешь-Кого…

– Мне просто повезло, – возразил Гарри, – я вовсе ничего не умел…

– Во втором классе, – перебил Рон, – ты убил василиска и уничтожил Реддля.

– Да, но если бы не Янгус, я бы…

– В третьем классе, – еще повысив голос, продолжал Рон, – ты одним махом отогнал штук этак сто дементоров…

– Ты сам знаешь, что это была чистая удача, если бы не времяворот…

– А в прошлом году, – Рон почти орал, – ты победил Сам-Знаешь-Кого снова…

– Да послушайте же! – вскричал Гарри, уже сердясь, потому что оба они снисходительно улыбались. – Выслушайте меня, хорошо? Если вот так рассказывать, звучит замечательно, но мне просто везло. В половине случаев я вообще не понимал, что творю, я ничего не обдумывал, я делал, что приходило в голову, и потом, почти всегда мне кто-то помогал…

Рон с Гермионой продолжали ухмыляться, и Гарри разозлился – сам не понимал, отчего злится так сильно.

– Нечего тут улыбаться, как будто вы самые умные! Это было со мной, а не с вами! – закричал он. – И мне лучше знать, как это было, ясно? Я выкручивался не потому, что лучше всех знаю защиту от сил зла, а потому… потому что вовремя приходила помощь или я случайно делал то, что нужно… Я ломился вслепую, я понятия не имел… ХВАТИТ РЖАТЬ!

Миска с маринадом горегубки упала и разбилась. Гарри обнаружил, что вскочил и стоит возле кресла, но не помнил, как это произошло. Косолапсус юркнул под диван. Рон и Гермиона перестали улыбаться.

– Вы не понимаете, каково это! Вы не стояли с ним лицом к лицу! Думаете, это так просто: запомнил с десяток заклинаний и выпалил ему в морду? Как на уроке? Там же помнишь об одном: что от смерти тебя спасут только твои мозги, или смелость, или… сам не знаю что – там же нельзя мыслить трезво, когда понимаешь, что примерно через наносекунду тебя убьют, или начнут пытать, или на твоих глазах замучают твоих друзей, – на уроках не учат, как тут быть, а вы такие тут сидите, как будто я умный мальчик и поэтому остался жив, а вот зато Диггори был дурак и облажался, – вы не понимаете, с тем же успехом мог погибнуть и я, я бы и погиб, просто я был нужен Вольдеморту…

– Ты что, друг, мы ничего такого не думаем, – ошеломленно пролепетал Рон. – Ничего плохого про Диггори мы не… Ты все не так…

И он беспомощно посмотрел на потрясенную Гермиону.

– Гарри, – робко заговорила она, – как ты не понимаешь? Именно затем… именно поэтому ты нам и нужен… мы должны знать, к-каково это… смотреть ему… смотреть в глаза В-вольдеморту.

Она впервые в жизни произнесла имя Вольдеморта, и это сразу успокоило Гарри. Тяжело дыша, он рухнул в кресло; рука опять сильно болела. Угораздило же его разбить миску с маринадом!

– В общем… ты подумай над этим, – тихо попросила Гермиона. – Пожалуйста.

Гарри не знал, что сказать. Ему уже было стыдно за свою вспышку. Он кивнул, не очень понимая, на что, собственно, соглашается.

Гермиона встала.

– Ну, я иду спать, – сказала она как можно естественнее. – Эмм… спокойной ночи.

Рон тоже встал.

– Ты идешь? – неловко спросил он Гарри.

– Да, – ответил Гарри. – Через… минутку. Только приберу здесь.

Он показал на разбитую миску. Рон кивнул и пошел к лестнице.

– Репаро, – пробормотал Гарри, направив волшебную палочку на фарфоровые черепки. Те молниеносно соединились, и миска стала как новенькая, только пустая.

Гарри внезапно так устал, что возникло искушение никуда не ходить и спать в кресле, но он заставил себя встать и пойти за Роном. Ночью ему вновь снились длинные коридоры и запертые двери, а утром, когда он проснулся, шрам опять неприятно покалывало.