Текст книги "Гарри Поттер. Полная коллекция"

– Ба, да туточки потный Поттер! – сухонько захихикал он и проскакал мимо Гарри, почти сбив с него очки. – Чем это мы занимаемся? Чего шныряем?..

Дрюзг замер посередине сложного сальто. Зависнув вверх ногами, он молча взирал на Джастина и Почти Безголового Ника. Затем перевернулся головой вверх, наполнил легкие воздухом и, не успел Гарри его остановить, заголосил:

– ЖЕРТВЫ! ЖЕРТВЫ! ЕЩЕ ЖЕРТВЫ! НЕ СПАСУТСЯ НИ ЖИВЫЕ, НИ МЕРТВЫЕ! СПАСАЙСЯ КТО МОЖЕТ! УБИ-И-ИЛИ!

Шух-шух-шух – пооткрывались двери по всему коридору, и всё заполнилось людьми. Несколько долгих минут кругом царило такое замешательство, что Джастина едва не задавили, а внутри Почти Безголового Ника постоянно кто-то топтался. Гарри притиснуло к стене. Учителя взывали о тишине и спокойствии. Прибежала профессор Макгонаголл, за ней по пятам – ребята из класса, где она только что проводила занятия. У одного волосы так и остались черно-белыми в полоску. Профессор Макгонаголл волшебной палочкой изобразила громкий удар ладони по столу, что восстановило тишину, и приказала разойтись по классам. Не успели немного расчистить место преступления, как, отчаянно пыхтя, примчался хуффльпуффец Эрни.

– Пойман с поличным! – возопил он, с лицом белее снега, и театрально указал на Гарри.

– Тихо, Макмиллан! – резко сказала профессор Макгонаголл.

Дрюзг барахтался сверху, злобно осклабившись; он обожал хаос и всяческое безобразие. Учителя склонились осмотреть тела Джастина и Почти Безголового Ника, а Дрюзг разразился веселой песенкой:

 
Ах, Поттер-грязноттер,
      чего ж ты творишь,
Ты школьников гробишь,
      ты гадко шалишь!
 

– Хватит, Дрюзг! – рявкнула профессор Макгонаголл, и тот задом улетел прочь, показывая Гарри язык.

Профессор Флитвик и профессор Синистра с кафедры астрономии понесли Джастина в лазарет, но вот что делать с Почти Безголовым Ником, никто не знал. В конце концов профессор Макгонаголл сотворила из воздуха большой вентилятор и вручила его Эрни, велев отогнать Ника вверх по лестнице. Что Эрни и сделал – Ник поплыл безмолвным черным дирижаблем. Все разошлись, и Гарри остался наедине с Минервой Макгонаголл.

– Сюда, Поттер, – приказала она.

– Профессор, – тут же сказал Гарри, – клянусь, я этого не…

– Это вне моей компетенции, Поттер, – отрезала профессор Макгонаголл.

Молча они прошествовали за угол и остановились перед большой, на редкость уродливой каменной горгульей.

– «Лимонный леденец»! – сказала профессор Макгонаголл.

Очевидно, это был пароль: горгулья внезапно ожила и отпрыгнула, а стена за ней расступилась. Гарри, несмотря на ужасные предчувствия, поневоле восхитился. За стеной открылась винтовая лестница – она ехала вверх наподобие эскалатора. Гарри с профессором Макгонаголл ступили туда, и стена с шумом захлопнулась за ними. Лестница поднималась штопором, выше и выше, пока Гарри, у которого немного закружилась голова, не увидел впереди полированную дубовую дверь с медным дверным молотком в виде грифона.

Он догадался, куда его ведут. Здесь-то, видимо, и обитал Думбльдор.

Глава двенадцатая
Всеэссенция

На вершине они сошли с каменного эскалатора, и профессор Макгонаголл постучала в дверь. Та бесшумно отворилась, и они вошли. Профессор Макгонаголл велела Гарри подождать и оставила его одного.

Гарри огляделся. Одно можно было сказать наверняка: из всех кабинетов, где он успел побывать за год, этот был самым интересным. Не будь Гарри до смерти напуган, что его вот-вот выкинут из школы, он бы с радостью все тут как следует рассмотрел.

Комната была замечательная – просторная и круглая. Отовсюду то и дело доносились загадочные шорохи. На высоких тонконогих столиках стояли разнообразные серебряные приборы – они вращались и фыркали паром. Стены увешаны обрамленными портретами директоров и директрис прошлых лет – все они дружно посапывали в креслах. Еще – огромный письменный стол с ножками в форме звериных лап, а над ним на полке лежала поношенная залатанная колдовская Шляпа – Шляпа-Распредельница.

Гарри замер. Он бросил осторожный взгляд на мирно спящих по стенам колдунов и ведьм. Ведь ничего страшного не случится, если он снова примерит Шляпу? Просто проверить… убедиться, что она поместила его в правильный колледж…

Он тихо обошел вокруг стола, снял Шляпу с полки и аккуратно опустил ее себе на голову. Шляпа была ему велика и соскользнула на глаза, как и в прошлый раз. Гарри вперил взгляд в черную изнанку и подождал. Наконец тихий голос шепнул ему в ухо:

– Червячок гложет, да, Гарри?

– Ммм… да, – пробормотал Гарри. – Э-э-э… извините, что беспокою… я хотел спросить…

– Хочешь знать, правильно ли я тебя направила в твой колледж, – перебила догадливая Шляпа. – Да уж… с тобой было особенно сложно разобраться. Но я отвечаю за свои слова, – тут сердце у Гарри упало, – ты мог бы достичь многого в «Слизерине»…

В животе что-то оборвалось. Гарри сдернул Шляпу с головы за кончик. Она повисла у него в руках, линялая и засаленная. Гарри пихнул ее обратно на полку. Его мутило.

– Вы не правы, – громко заявил он неподвижной молчащей Шляпе. Она не отреагировала. Гарри попятился, не сводя с нее глаз. Тут за его спиной словно кто-то подавился, и Гарри резко обернулся.

Оказывается, он был не один. На золотом шесте у двери восседала дряхлая птица – какая-то недощипанная индейка. Гарри уставился на нее; она ответила неподвижным мрачным взором и вновь кашлянула. Похоже, птица сильно болела. У нее были скучные глаза, и прямо сейчас из хвоста выпало еще несколько перьев.

Гарри посетила неприятная мысль: не хватало только, чтобы птица Думбльдора умерла, пока он тут с ней один. Стоило ему об этом подумать, как птица загорелась.

От ужаса Гарри закричал и отпрянул к столу. Он отчаянно озирался: нет ли рядом, к примеру, стакана воды, но ничего не нашлось; птица тем временем превратилась в огненный шар, испустила громкий вопль – и спустя миг от нее не осталось ничего, кроме горстки пепла на полу.

Открылась дверь. Вошел очень удрученный Думбльдор.

– Профессор, – залепетал Гарри, – ваша птица… я ничего не мог поделать – она взяла и загорелась…

К вящему изумлению Гарри, Думбльдор улыбнулся:

– И самое время, надо сказать. Он давным-давно плохо выглядел. Я уж намекал ему, чтобы поторапливался.

Думбльдор хохотнул, глядя в ошарашенное лицо мальчика.

– Янгус – феникс, Гарри. Фениксы, когда им приходит пора умереть, загораются, а потом возрождаются из пепла. Смотри…

Гарри посмотрел как раз вовремя – крошечный, сморщенный, новорожденный птенец высовывал головку из кучки пепла. На вид, правда, он был ничем не краше, если не гаже, сгоревшей птицы.

– Жаль, что тебе довелось познакомиться с ним в день горения, – сказал Думбльдор, усаживаясь за стол. – Обычно он необыкновенно красив, у него роскошное оперение, красное с золотом. Восхитительные создания эти фениксы. Способны носить невероятно тяжелые грузы, их слезы обладают целебной силой, а еще они очень преданные домашние животные.

Когда Янгус загорелся, Гарри от испуга забыл, зачем он здесь, но память немедленно вернулась к нему при виде Думбльдора, царственно восседавшего в высоком кресле за письменным столом. Светло-голубой взор пронзал Гарри насквозь.

Но не успел Думбльдор произнести хоть слово, дверь кабинета с могучим грохотом распахнулась, и внутрь ворвался обезумевший Огрид. На лохматой черной макушке был нахлобучен шлем. В руке болтался дохлый петух.

– Это не Гарри, профессор Думбльдор! – заголосил Огрид. – Мы с ним только-только поговорили – секундочки не прошло, как на того паренька напали! Откуда ему успеть, Гарри-то? Сэр…

Думбльдор открыл было рот, но Огрид безостановочно, взахлеб, говорил, в ажитации размахивая петухом и посыпая пол перьями.

– …ну не он это, ежели надо, я в министерстве магии чем хошь поклянусь…

– Огрид, я…

– …не того вы взяли, сэр, я уж знаю, Гарри б ни в жисть…

– Огрид! – прикрикнул Думбльдор. – Я и не думаю на Гарри.

– Ох… – Огрид замер, и петух вяло повис. – Хорошо. Тогда я снаружи обожду.

И смущенно зашагал к выходу.

– Вы и не думали, что это я, профессор? – с проснувшейся надеждой переспросил Гарри.

Думбльдор смахивал петушиные перья со стола.

– Нет, Гарри, не думал, – ответил Думбльдор, однако снова помрачнел. – Но мне все же надо побеседовать с тобой.

Гарри с волнением ожидал, что скажет Думбльдор, а тот молча рассматривал его, сложив длинные пальцы домиком.

– Я должен спросить тебя, Гарри, не хочешь ли ты о чем-нибудь мне рассказать, – мягко проговорил Думбльдор. – Не важно, о чем. О чем угодно.

Гарри не знал, что и ответить. Он вспомнил, как Малфой кричал: «Мугродье – очередь за вами!» Он подумал о всеэссенции, тихо булькающей на унитазе. Потом подумал о бестелесном голосе, который слышал уже дважды, и припомнил слова Рона: «Когда человек слышит голоса, которых больше никто не слышит, это плохой признак, даже в колдовском мире». Он вспомнил слухи, которые ходят о нем самом, и свои крепнущие опасения, что между ним и Салазаром Слизерином существует какая-то связь…

– Нет, профессор, – сказал Гарри. – Ничего такого нет…

После двойного преступления всеобщее неопределенное беспокойство мгновенно вскипело настоящей паникой. Как ни странно, сильнее всего потрясала судьба Почти Безголового Ника. «Что же могло сотворить такое с призраком? – спрашивали себя люди. – Какая ужасная сила могла повредить тому, кто и так уже мертв?» Начался чуть ли не массовый исход – народ торопился зарезервировать места в «Хогварц-экспрессе», на Рождество учащиеся с облегчением разъезжались по домам.

– Если так дело пойдет, только мы одни и останемся, – сказал Рон. – Мы, Малфой, Краббе и Гойл. То-то выйдет веселое Рождество.

Краббе с Гойлом, всегда делавшие то же, что и Малфой, записались в свиток остающихся. Гарри вообще-то был рад, что на Рождество почти никого в школе не будет. Он ужасно от всего устал: и от того, что все его сторонятся, будто у него в любую минуту могут вырасти клыки или он станет плеваться ядом; и от перешептываний, и от показывания пальцами, от шипения и бормотания, что повсюду его преследовали.

А вот Фреду с Джорджем это очень даже нравилось. Они радостно маршировали по коридорам впереди Гарри с криками:

– Пропустите! Идет Наследник Слизерина, он вооружен и очень опасен!..

Перси их поведение в высшей степени не одобрял.

– В этом нет ничего смешного, – процедил он сквозь зубы.

– Эй, прочь с дороги, Перси, – с притворным высокомерием бросил Фред. – Поттер поторапливается.

– Ага, спешит в Тайную комнату, выпить чаю со своим верным зубастым слугой, – загоготал Джордж.

Джинни расстраивалась от братниных шуточек.

– Ой, не надо, – пищала она всякий раз, когда Фред через всю гостиную спрашивал Гарри, кто у него на очереди в покойнички, или когда Джордж при встречах с Гарри притворялся, будто отпугивает его большой головкой чеснока.

Гарри вовсе не возражал, ему становилось легче: хотя бы Фред с Джорджем считают, что его наследование Слизерину – это попросту смешно. Зато выходки близнецов сильно действовали на Драко Малфоя – тот раз от разу все больше мрачнел.

– Малфою до смерти охота объявить, что на самом деле Наследник – он, – проницательно заявил Рон. – Сами знаете, как он не любит, когда кому-то удается его обставить. Малфой делает грязную работу, а вся слава достается Гарри.

– Недолго ему осталось, – удовлетворенно изрекла Гермиона. – Всеэссенция почти готова. Скоро мы вырвем у него признание.

Наконец семестр завершился, и в замке воцарилась тишина, глубокая, как снег во дворе. Гарри находил ее покойной, а не удручающей, и наслаждался тем, что он сам, Гермиона и братья Уизли безраздельно царят в гриффиндорской башне. Можно, никого не тревожа, взрывать хлопушки и практиковаться в дуэльном искусстве. Близнецы и Джинни решили остаться на Рождество в школе и не ездить в Египет к Биллу с мистером и миссис Уизли. Перси, который не одобрял ребячеств, в общей гостиной «Гриффиндора» появлялся редко и величественно объявил, что лично он остался на Рождество лишь потому, что в такое непростое время долг старосты – поддержать преподавательский состав.

Пришло рождественское утро, белое и холодное. Гарри и Рон – в их спальне больше никого не осталось – проснулись очень рано. Их разбудила Гермиона – она ворвалась в комнату совсем одетая и с подарками.

– Просыпайтесь, – громко сказала она, открывая шторы на окнах.

– Гермиона, тебе сюда нельзя, ты что… – Рон загородился рукой от света.

– И тебе счастливого Рождества, – рассердилась Гермиона и швырнула ему подарок. – Я уже час как встала, ходила положить в наше варево еще немного златоглазок. Все готово.

Гарри сел на постели, сна как не бывало.

– Ты уверена?

– Абсолютно, – сказала Гермиона. Она отодвинула крысу Струпика и села у Рона в ногах. – Если мы вообще собираемся им воспользоваться, то сегодня.

Тут в спальню шумно влетела Хедвига. В клюве у нее болтался крохотный пакетик.

– Привет, – обрадовался Гарри. – Ты уже опять со мной разговариваешь?

Хедвига любовно пощипала хозяина за ухо, и этот подарок был куда приятнее, чем тот, который она доставила. Пакетик оказался от Дурслеев. Они прислали зубочистку и коротенькое письмецо с требованием выяснить, сможет ли Гарри остаться в «Хогварце» и на летние каникулы.

Прочие подарки принесли гораздо больше радости. Огрид прислал объемистую банку паточных ирисок – прежде чем положить в рот, Гарри разогревал их над огнем; Рон подарил книжку под названием «Полеты с “Пушками”» – сборник интересных историй о его любимой квидишной команде, – а Гермиона купила для Гарри роскошное орлиное перо. В последнем свертке, от миссис Уизли, Гарри обнаружил очередной вязаный свитер и большой сливовый пирог. Ласковую открытку от нее Гарри прочел со свежим приливом чувства вины – задумавшись об автомобиле мистера Уизли (который никто не видел со дня падения на Дракучую иву) и об очередной серии нарушения всевозможных правил, которую они с Роном только еще затевали.

Ни одно живое существо, даже с ужасом предвкушая прием всеэссенции, не могло не насладиться рождественским пиром в «Хогварце».

Большой зал предстал во всем своем блистательном великолепии. Здесь, как всегда, стояла дюжина заиндевевших елей, над ними перекрещивались пушистые гирлянды из омелы и остролиста, а с потолка падали заколдованные снежинки, теплые и сухие. Думбльдор дирижировал, народ дружным хором пел его любимые рождественские гимны, и голосище Огрида бубухал громче с каждым следующим кубком эгнога. Перси, не заметивший, что Фред заколдовал его значок «Староста», так что теперь надпись на нем гласила «Старость-то», у всех спрашивал, над чем это они смеются. Гарри был настроен до того благостно, что даже не обращал внимания на доносившиеся от слизеринского стола громкие, ядовитые замечания Малфоя по поводу нового свитера. Если повезет, через пару часов Малфой получит сполна все, что заслужил.

Гарри с Роном едва успели расправиться с третьей порцией рождественского пудинга, и тут Гермиона вытащила их из зала, чтобы в последний раз обсудить план.

– Нам ведь еще нужно добыть кусочки людей, в которых мы превращаемся, – преспокойно сказала она, будто посылая их в супермаркет за стиральным порошком. – Ясно, что лучше всего достать что-нибудь от Краббе и Гойла: они лучшие друзья Малфоя, им он наверняка все рассказывает. Кроме того, надо устроить так, чтобы настоящие Краббе и Гойл не помешали, пока мы допрашиваем Малфоя… У меня уже все проработано, – невозмутимо продолжала она, делая вид, что не замечает ошеломления Гарри и Рона. И достала два больших шоколадных кекса. – Я их наполнила обыкновенным сонным зельем. Ваша задача – сделать так, чтобы Краббе с Гойлом их нашли. Они ведь жадные, умнут за милую душу. Едва они заснут, вырвите у них по паре волосков, а их самих заприте в чулане для метел.

Гарри с Роном потрясенно переглянулись.

– Гермиона, мне кажется…

– А вдруг что-нибудь?..

Но у Гермионы в глазах появился стальной блеск – сейчас она напоминала профессора Макгонаголл.

– Без волос Краббе и Гойла от зелья не будет проку, – сурово заявила она. – Вы хотите допросить Малфоя или нет?

– Ну ладно, ладно, – сказал Гарри. – А сама-то? У кого патлы навыдираешь?

– Уже! – радостно воскликнула Гермиона и достала из кармана крошечный пузырек. В пузырьке трепетал один-единственный волосок. – Помните, мы дрались с Миллисент Балстроуд в Клубе дуэлянтов? Это осталось у меня на мантии, когда она меня душила! И она уехала домой на Рождество – скажу слизеринцам, что просто вдруг решила вернуться.

После этого Гермиона убежала в последний раз проверить всеэссенцию. Рон обреченно повернулся к Гарри:

– Не план, а какая-то авантюра. На каждом шагу рискуем облажаться.

Однако, к великому удивлению мальчиков, первый этап операции прошел гладко, точно по расчетам Гермионы. После чая они прошмыгнули в безлюдный вестибюль и стали ждать Краббе и Гойла, которые одни задержались в Большом зале, набивая рты оставшимися бисквитными пирожными. Гарри пристроил шоколадные кексы на закругление перил. Увидев, что Краббе и Гойл выходят из Большого зала, Гарри с Роном шмыгнули за рыцарские доспехи у парадных дверей.

– Надо ж быть такими тупицами! – в восторге прошептал Рон, увидев, как Краббе, просияв, показал Гойлу на кексы. Бессмысленно ухмыляясь, они целиком запихали кексы в огромные пасти и жадно заработали челюстями. На тупых физиономиях отразился триумф. Затем, все с теми же гримасами, оба бухнулись навзничь.

На данном этапе операции труднее всего было запихнуть Краббе и Гойла в чулан. Когда обездвиженные туши оказались наконец надежно размещены между ведрами и швабрами, Гарри выдернул несколько щетинок, которыми порос низкий лоб Гойла, а Рон вырвал пару волосинок у Краббе. Пришлось также украсть у них ботинки – обувь Рона и Гарри была маловата для огромных лап Малфоевых оруженосцев. Все еще ошеломленные достигнутым успехом, мальчики помчались к туалету Меланхольной Миртл.

Внутри было не продохнуть от густого черного дыма, валившего из кабинки, где Гермиона мешала варево в котле. Закрыв носы мантиями, Гарри с Роном тихо постучали в дверь.

– Гермиона?

Заскрежетал замок, и показалась встревоженная Гермиона, вся в испарине. За ее спиной раздавалось глуховатое «гулп-гулп» пузырящейся вязкой жидкости. На унитазе стояли наготове три стакана.

– Достали? – отдуваясь, спросила Гермиона.

Гарри показал ей волосы Гойла.

– Отлично. А я еще стащила мантии из прачечной, – похвасталась она и показала на мешок. – Вам ведь понадобится одежда побольше.

Все трое уставились в котел. Вблизи зелье выглядело как густая, темная грязь – оно бугрилось и вяло побулькивало.

– Я уверена, что все сделала правильно. – Гермиона нервно перелистывала и перечитывала забрызганную страницу «Всесильнейших зелий». – Оно выглядит так, как сказано в книге… когда выпьем, у нас будет ровно час, после этого мы превратимся обратно.

– А теперь что? – прошептал Рон.

– Разольем по стаканам и добавим волосы.

Гермиона зачерпнула и щедро разлила зелье по стаканам. Затем дрожащей рукой вытрясла из пузырька волос Миллисент Балстроуд в первый стакан.

Зелье громко зашипело, пошел пар. Через секунду отвар стал тошнотворно-желтым.

– Бррр – миллиссенция балстроуд, – сказал Рон с отвращением. – Спорим, отрава.

– Давайте же, кладите волосы, – поторопила Гермиона.

Гарри бросил щетину Гойла в средний стакан, а Рон положил волосы Краббе в последний. Оба стакана зашипели, испуская пар: Гойл приобрел своеобразный цвет хаки, присущий так называемым зеленым соплям, а Краббе – темно-коричневый.

– Подождите-ка, – сказал Гарри, когда Рон и Гермиона потянулись к стаканам. – Лучше не будем пить здесь втроем… Когда превратимся в Краббе и Гойла, перестанем сюда вмещаться. Да и Миллисент тоже не Дюймовочка.

– Верно мыслишь, – заметил Рон, отпирая дверь. – Расходимся по кабинкам.

Осторожно, чтобы не пролить ни капли всеэссенции, Гарри проскользнул в среднюю кабинку.

– Готовы? – крикнул он.

– Готовы, – послышались голоса друзей.

– Раз… два… три!

Зажав нос, Гарри в два глотка выпил зелье. На вкус – как переваренная капуста.

В животе сразу все заворочалось, словно он проглотил клубок живых змей. Он согнулся пополам, гадая, стошнит его или нет; затем жжение распространилось из живота по всему телу до кончиков пальцев; потом (отчего он, задохнувшись, рухнул на четвереньки) пришло ощущение, будто тело плавится, а кожа пузырится, как горячий воск; он смотрел, как его руки начали расти, пальцы утолщаться, ногти – увеличиваться, костяшки сделались как болты; плечи расширились, и это было очень болезненно; лоб пощипывало, и Гарри догадался, что волосы прорастают до самых бровей; мантия треснула на груди, внезапно раздавшейся как бочка, у которой лопнули обручи; ногам сделалось мучительно тесно в ботинках на четыре размера меньше…

Кончилось это так же неожиданно, как и началось. Гарри обнаружил, что лежит ничком на холодном каменном полу и слушает, как Миртл угрюмо булькает в крайнем унитазе. Он с трудом снял ботинки и встал. Так вот каково оно, быть Гойлом. Большими трясущимися руками он стянул через голову мантию, которая теперь доходила ему только до коленок, надел ту, что принесла из прачечной Гермиона, и зашнуровал огромные, как лодки, башмаки Гойла. По привычке потянулся убрать волосы со лба, но рука нащупала щетинистый, низко растущий ежик. Тут он понял, что в очках плохо видит – ведь у Гойла нормальное зрение. Он снял очки и крикнул:

– Вы там как, нормально? – хриплым низким голосом Гойла.

– Ага, – донеслось справа ворчание Краббе.

Гарри открыл дверь, вышел и встал перед треснутым зеркалом. Оттуда на него щурил глубоко посаженные глазки Гойл. Гарри почесал ухо. Гойл сделал то же самое.

Открылась дверь кабинки Рона. Они уставились друг на друга. Если не считать бледности и испуга на лице, Рон был неотличим от Краббе – начиная от стрижки под горшок и кончая длинными гориллоподобными руками.

– Потрясающе, – прошептал Рон, подходя к зеркалу и тыча пальцем себе в плоский нос, – просто потрясающе.

– Пожалуй, надо идти, – сказал Гарри, ослабляя ремешок часов, глубоко врезавшийся в жирное запястье Гойла. – Нам еще надо выяснить, где общая гостиная «Слизерина». Надеюсь, нам встретится кто-нибудь, за кем можно будет проследить…

Рон, который во все время этой речи удивленно таращился на Гарри, сказал:

– Ты не представляешь, до чего странно видеть, как Гойл думает. – Он забарабанил в дверь Гермионовой кабинки. – Эй, пора!

Ему ответил тоненький голосок:

– Я… наверное, я не пойду. Идите сами.

– Гермиона, мы отлично знаем, что Миллисент уродина, нечего стесняться… И потом, никто же не узнает, что это на самом деле ты.

– Нет… правда… я, кажется, не могу. А вы поторопитесь, время уходит…

Гарри, ничего не понимая, посмотрел на Рона.

– Вот это больше похоже на Гойла, – прокомментировал тот. – У него такое лицо каждый раз, когда учитель задает ему вопрос.

– Гермиона, что с тобой? – спросил Гарри через дверь.

– Все нормально, нормально, идите…

Гарри взглянул на часы. Прошло уже пять драгоценных минут.

– Мы тогда вернемся за тобой сюда, ладно? – сказал он.

Мальчики осторожно выглянули за дверь туалета, убедились, что никого нет, и вышли.

– Не размахивай так руками, – шепнул Гарри Рону.

– А что?

– У Краббе они как примороженные…

– Вот так?

– Да, так лучше…

Они спустились по мраморной лестнице. Оставалось только встретить какого-нибудь слизеринца, чтобы пойти за ним в слизеринскую гостиную, но никто не попадался.

– Есть идеи? – пробормотал Гарри.

– Слизеринцы приходят на завтрак оттуда, – сказал Рон, кивнув на вход в подземелье.

Стоило ему это сказать, как из подземелья появилась девочка с длинными кудрявыми волосами.

– Извините, – сказал Рон, кинувшись к ней. – Мы забыли, как пройти в нашу гостиную.

– Прошу прощения? – холодно произнесла девочка. – В нашу гостиную? Я – из «Вранзора».

Она удалилась, с подозрением оглядываясь.

Гарри и Рон торопливо спустились по каменным ступеням в темноту подземелья, и их шаги отдавались особенно гулко, когда великанские ноги Краббе и Гойла тяжело опускались на камень. Оба уже заподозрили, что в конечном итоге все окажется не так-то просто.

Лабиринты переходов были пустынны. Они спускались все глубже и глубже в недра замка, то и дело проверяя, сколько осталось времени. Через пятнадцать минут, как раз когда они начали терять надежду, впереди что-то послышалось.

– Ха! – радостно выкрикнул Рон. – Вот кто-то из них!

Из боковой комнаты вышел некто. Но едва Гарри с Роном приблизились, сердце у них упало. Это оказался не слизеринец, а Перси.

– А ты что здесь делаешь? – удивился Рон.

Перси возмутился.

– А это, – сухо ответил он, – тебя не касается. Тебя зовут Краббе, верно?

– Как… А! Да, – сказал Рон.

– Что ж, отправляйтесь к себе в спальню, – сурово приказал Перси. – Сейчас опасно бродить по темным коридорам.

– Ты же бродишь, – заметил Рон.

– Я, – важно сказал Перси и приосанился, – староста. На меня никто не нападет.

За спинами у Гарри и Рона раздался чей-то голос. К ним стремительно приближался Драко Малфой, и первый раз в жизни Гарри ему обрадовался.

– Вот вы где, – протянул он. – Что, опять жрали как хрюшки? Я вас искал: хочу показать кое-что забавное.

Малфой бросил уничтожающий взгляд на Перси.

– Что ты здесь забыл, Уизли? – процедил он.

Перси разъярился.

– Попрошу больше уважения к школьному старосте! – крикнул он. – Мне не нравится твое отношение!

Малфой хмыкнул и поманил Гарри и Рона за собой. Гарри чуть было не извинился перед Перси, но вовремя опомнился. Они с Роном поспешили за Малфоем; на следующем лестничном марше тот обернулся и бросил:

– Этот Петер Уизли…

– Перси, – автоматически поправил Рон.

– Какая разница, – отмахнулся Малфой. – Что-то он зачастил сюда. И, кажется, я знаю зачем. Хочет голыми руками самостоятельно поймать Наследника Слизерина.

Он коротко, презрительно хохотнул. Гарри с Роном в надежде переглянулись.

Малфой притормозил у голой, сырой каменной стены.

– Как там этот новый пароль? – спросил он у Гарри.

– Э-э-э… – сказал тот.

– Ах да – «чистая кровь»! – вспомнил Малфой, не слушая, и каменная дверь, замаскированная в стене, скользнула в сторону. Малфой вошел, Гарри и Рон последовали за ним.

Общая гостиная «Слизерина» располагалась в длинном подземелье: стены неотделанного камня и низкий потолок, откуда на цепях свисали круглые зеленоватые светильники. Под каминной доской, украшенной замысловатой резьбой, в очаге потрескивал огонь; на фоне светового пятна силуэтами вырисовывались фигуры нескольких слизеринцев, сидевших в креслах с высокими спинками.

– Подождите здесь, – приказал Малфой Гарри и Рону, показав им на стулья в стороне от огня. – Пойду принесу – отец только что прислал…

Гадая, что же такое собирается показать Малфой, Гарри с Роном сели, изо всех сил изображая непринужденность.

Малфой вернулся через минуту с какой-то, по всей видимости, газетной вырезкой. Он ткнул ее Рону под нос.

– Вот, посмеетесь, – сказал он.

Гарри увидел, как глаза Рона в шоке расширились. Рон быстро пробежал глазами заметку, издал весьма натянутый смешок и протянул вырезку Гарри.

Это оказалась статья из «Оракула». В ней говорилось:

СЛУЖЕБНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ

В МИНИСТЕРСТВЕ МАГИИ

Артур Уизли, начальник отдела неправомочного использования мугл-артефактов, сегодня был оштрафован на пятьдесят галлеонов за околдовывание муглового автомобиля.

Мистер Люциус Малфой, член правления школы колдовства и ведьминских искусств «Хогварц», где околдованный автомобиль потерпел крушение ранее в этом году, выступил сегодня за отставку мистера Уизли.

«Уизли подрывает репутацию министерства, – сказал мистер Малфой нашему корреспонденту. – Он явно не в состоянии нести ответственность за разработку нашего законодательства, а его Закон о защите муглов должен быть немедленно отменен».

Мистер Уизли был недоступен и не смог дать комментарии по этому поводу, однако его супруга велела репортерам выметаться, пока она не спустила на них домашнего упыря.

– Ну? – нетерпеливо спросил Малфой, когда Гарри вернул ему вырезку. – Тебе не смешно?

– Ха, ха, – вяло сказал Гарри.

– Артур Уизли так обожает муглов – пора ему сломать свою палочку и пойти жить с ними, – пренебрежительно бросил Малфой. – Посмотреть, как эти Уизли себя ведут, – никогда не скажешь, что чистокровки.

Лицо Рона – точнее, Краббе – исказилось от негодования.

– Что это с тобой, Краббе? – резко спросил Малфой.

– Живот болит, – промычал Рон.

– Тогда пойди в лазарет и дай там мугродью хорошего пинка от моего имени, – хихикнул Малфой. – Знаете, я удивляюсь, что в «Оракуле» до сих пор ничего не написали о преступлениях, – задумчиво продолжил он. – Наверное, Думбльдор старается замолчать эту историю. Его уволят, если это вскоре не прекратится. Папа говорит, что сам Думбльдор – худшее, что могло приключиться в школе. Обожает муглокровок. А нормальный директор и близко не подпустил бы сюда всякую мразь вроде Криви. – Малфой защелкал воображаемым фотоаппаратом и издевательски, но очень точно изобразил Колина: – «Ах, Поттер, можно я тебя сфотографирую? Дай мне автограф, Поттер! Можно я вылижу тебе ботинки, пожалуйста, Поттер?» – Он уронил руки и посмотрел на Гарри и Рона: – Да что с вами происходит?

Гарри и Рон запоздало выдавили неубедительные смешки, но это, кажется, удовлетворило Малфоя; возможно, до Краб бе и Гойла всегда доходило как до жирафов.

– Святой Поттер, покровитель мугродья, – медленно произнес Малфой. – Вот еще один, кто не имеет колдовской гордости, а то бы не таскался повсюду с этой воображалой Мугрейнджер. И ведь все думают, что он – Наследник Слизерина!

Гарри с Роном затаили дыхание: ясно, что Малфой сейчас признается – мол, на самом деле Наследник – он… Но тут…

– Хотел бы я знать, кто же этот Наследник, – раздраженно сказал Малфой, – я бы ему помог…

Рон открыл рот, так что Краббе стал выглядеть тупее обычного. К счастью, Малфой не обратил внимания, а Гарри поспешно спросил:

– Ты же, наверное, кого-то подозреваешь? Есть догадки?

– Сам ведь знаешь, что нет, Гойл, сколько можно говорить? – обозлился Малфой. – Отец ничего не рассказывает о том, как Комната была открыта в прошлый раз. Конечно, это случилось пятьдесят лет назад, еще до него, но ему все известно. Он говорит, все держалось в большом секрете и будет очень подозрительно, если вдруг выяснится, что я знаю слишком много. А я знаю только одно: в прошлый раз, когда Тайная комната была открыта, погиб кто-то из мугродья. Значит, и сейчас кто-нибудь из мугродов умрет… но когда – вопрос времени… надеюсь, это будет Грейнджер, – добавил он со смаком.