Текст книги "Гарри Поттер. Полная коллекция"

– Как тебе удалось? – шепотом спросил он у Гарри на выходе из подземелья.

– Повезло, наверное, – ответил Гарри, поскольку Малфой был слишком близко.

Впрочем, едва они безопасно обосновались за гриффиндорским столом, он рассказал друзьям правду. С каждым его словом лицо Гермионы все больше каменело.

– Ты, видимо, считаешь, что я сжульничал? – огорченно спросил он.

– Это же не было в прямом смысле твоей работой, – сухо произнесла она.

– Он всего-навсего следовал другим инструкциям, – вмешался Рон. – Это могло кончиться провалом. Но Гарри рискнул, и риск себя оправдал. – Рон тяжко вздохнул. – Дивангард мог дать этот учебник мне, так нет же, мне достался совершенно чистый, на котором никто ничего не писал. На него, правда, блевали, судя по странице пятьдесят два, но…

– Погоди-ка, – сказал чей-то голос над левым ухом Гарри, и он неожиданно уловил тот же цветочный запах, что и в подземелье Дивангарда. Гарри оглянулся и увидел Джинни. – Я верно расслышала? Ты следовал инструкциям, которые кто-то написал на книге? Да, Гарри?

Она смотрела сердито, встревоженно, и Гарри сразу понял, что имеется в виду.

– Ерунда, – успокоил он, понизив голос. – Это же не дневник Реддля. Обычный старый учебник с чьими-то писульками.

– Но ты сделал то, что указано?

– Там просто подсказки на полях, Джинни, самые обычные…

– Джинни права. – Гермиона сразу напряглась. – Это еще надо проверить. Какие-то странные примечания… Кто знает?

– Эй! – возмутился Гарри, когда она выхватила из его рюкзака «Высшее зельеделие» и занесла волшебную палочку.

– Специалис ревелио. – Гермиона резко стукнула по обложке.

Ничего не произошло. Книга лежала себе на столе, старая, грязная, потрепанная.

– Все? – раздраженно поинтересовался Гарри. – Или будешь ждать, пока она примется кувыркаться?

– Вроде бы все в порядке, – пробормотала Гермиона, не сводя с книги подозрительного взгляда. – В смысле это, кажется, действительно… просто учебник.

– Отлично. Тогда я возьму? – Гарри схватил книгу со стола, но она выпала у него из рук на пол и раскрылась.

Никто не обратил внимания. Но Гарри наклонился за книгой и заметил внизу на заднем форзаце короткую надпись тем же мелким, тесным почерком, что и примечания, благодаря которым Гарри выиграл фортуну фортунату (сейчас надежно спрятанную в носках в его сундуке). Надпись гласила:

Этот учебник принадлежит

Принцу-полукровке

Глава десятая
Мистер Монстер

До конца недели Гарри продолжал следовать советам Принца-полукровки там, где они отличались от указаний Возлиянуса Сенны, и к четвертому уроку зельеделия Дивангард объявил, что у него никогда еще не было такого талантливого ученика. Увы, Рона и Гермиону это совсем не радовало. Гарри предлагал им свой учебник, но Рон плохо разбирал каракули Принца, а переспрашивать у Гарри во время урока не мог – это выглядело бы подозрительно. Гермиона упрямо придерживалась, как она говорила, «официального варианта» и страшно злилась, неизменно получая худшие результаты.

Порой Гарри задумывался, кто же такой этот Принц. Домашних заданий навалилась целая куча, и он еще не прочитал свое «Высшее зельеделие» целиком, но пролистал достаточно, чтобы понять: в книге нет практически ни одной страницы, где бы загадочный бывший владелец не оставил замечаний. Не все они касались приготовления зелий. Местами попадались заклинания, которые Принц, похоже, изобрел сам.

– Или сама, – недовольно бросила Гермиона, случайно услышав разговор Гарри и Рона. Был субботний вечер, и они сидели в общей гостиной. – Может, это девочка. Почерк, по-моему, скорее женский.

– Он же Принц-полукровка, – возразил Гарри. – С каких это пор девочек называют «Принц»?

Гермиона не нашлась что ответить, надулась и резко отдернула свое сочинение «Принципы рематериализации» подальше от Рона, который пытался читать его вверх ногами.

Гарри посмотрел на часы и поскорей сунул свое потрепанное «Высшее зельеделие» в рюкзак.

– Без пяти восемь, пора, а то опоздаю к Думбльдору.

Гермиона сразу подняла глаза и шумно выдохнула:

– О-о-о-о! Счастливо! Мы тебя подождем; интересно, чему он будет тебя учить!

– Желаю удачи, – сказал Рон. Они с Гермионой проводили Гарри глазами до самой дыры за портретом.

В коридорах было безлюдно; правда, один раз Гарри пришлось спрятаться за статуей, когда из-за угла навстречу ему вдруг вышла профессор Трелони. Она тасовала замызганную колоду игральных карт и, гадая на ходу, ворчала себе под нос.

– Двойка пик: конфликт, – бормотала она, проходя вблизи от убежища Гарри. – Семерка пик: дурное предзнаменование. Десятка пик: насилие. Валет пик: темноволосый молодой человек, неспокойный, враждует с дознавателем…

Она внезапно остановилась прямо перед статуей, за которой притаился Гарри.

– Ерунда какая-то, – раздраженно буркнула Трелони и зашагала дальше, энергично перетасовывая колоду и оставляя в воздухе запашок кулинарного хереса.

Гарри дождался, когда она уйдет, и поспешил на седьмой этаж, к горгулье у стены.

– Кислотные леденцы, – сказал он. Горгулья отпрыгнула; стена скользнула в сторону, и за ней открылась движущаяся винтовая лестница. Гарри ступил на нее и, плавно вращаясь, поднялся к двери с медным молотком.

Гарри постучал.

– Войдите, – раздался голос Думбльдора.

– Добрый вечер, сэр, – сказал Гарри, входя в кабинет директора.

– А, Гарри, добрый вечер. Садись, – улыбнулся Думбльдор. – Надеюсь, первая неделя в школе прошла успешно?

– Да, спасибо, сэр, – ответил Гарри.

– Видно, ты времени даром не терял – успел заработать взыскание!

– Э-э… – неловко протянул Гарри. Впрочем, Думбльдор смотрел на него не слишком строго.

– Я договорился с профессором Злеем, что ты отработаешь положенное в следующую субботу.

– Ясно, – кивнул Гарри.

Его сейчас занимали куда более насущные вопросы; он ждал хоть какого-то намека на то, чем они будут заниматься. В круглой комнате все оставалось как обычно: изящные серебряные приборы на тонконогих столиках спокойно жужжали, испуская клубы пара; на портретах дремали бывшие директора и директрисы; роскошный феникс Янгус сидел на шесте у двери и с живым интересом наблюдал за Гарри. В общем, было непохоже, чтобы Думбльдор расчистил место для тренировочной дуэли.

– Итак, Гарри, – деловито заговорил Думбльдор. – Тебе наверняка не терпится узнать, что я запланировал для нашего – за неимением лучшего слова – урока?

– Да, сэр.

– В общем, я понял, что теперь, когда ты знаешь, почему лорд Вольдеморт пытался тебя убить пятнадцать лет назад, пришло время поделиться с тобой кое-какой информацией.

Повисла пауза.

– В конце прошлого года вы утверждали, что рассказали все, – не удержался от упрека Гарри. – Сэр, – прибавил он.

– Действительно, – безмятежно согласился Думбльдор, – все, что я знаю. Однако теперь мы, так сказать, покидаем твердую почву фактов и отправляемся в путешествие по зыбким болотам воспоминаний, в дебри смелых догадок. Отныне я настолько же не гарантирован от прискорбных ошибок, как Хамфри Икотс, посчитавший, что настала пора создать сырный котел.

– Но вы считаете, что правы? – спросил Гарри.

– Естественно, но один раз я уже доказал, что могу ошибаться, как любой другой. А поскольку я, уж извини, значительно умнее многих, ошибки мои тоже порой значительны.

– Сэр, – осторожно начал Гарри, – а то, что вы собираетесь мне рассказать, имеет какое-то отношение к пророчеству? Оно поможет мне… выжить?

– Имеет, причем самое непосредственное, – ответил Думбльдор спокойно, будто Гарри спросил о погоде на завтра, – и я очень надеюсь, что это поможет тебе выжить.

Думбльдор встал, обогнул письменный стол и прошел мимо Гарри к двери. Тот, развернувшись на стуле, с любопытством за ним следил. Думбльдор склонился над шкафчиком, потом выпрямился, держа в руках знакомую каменную чашу с загадочными письменами по краям. Думбльдор поднес дубльдум к письменному столу и поставил перед Гарри:

– Ты как-то встревожился.

Гарри и правда смотрел на дубльдум с опаской, зная по опыту, что этот предмет, хранилище мыслей и воспоминаний, не только полезен, но и опасен. Последний раз, проникнув в его содержимое, Гарри узнал намного больше, чем хотелось бы. Думбльдор улыбнулся:

– На сей раз ты пойдешь со мной… и, что еще необычнее, с моего разрешения.

– Куда, сэр?

– В воспоминания Боба Огдена. – Думбльдор достал из кармана хрустальный флакон с клубящейся серебристой субстанцией.

– Кто это?

– Работник департамента защиты магического правопорядка, – ответил Думбльдор. – Он некоторое время назад умер, но перед смертью я успел с ним побеседовать и убедил поделиться своими воспоминаниями. Мы присоединимся к нему в тот момент, когда по долгу службы ему пришлось нанести один визит… Встань, пожалуйста, Гарри…

Но Думбльдор никак не мог вытащить пробку из флакона: больная рука не слушалась и явно болела…

– Позвольте… позвольте мне, сэр?

– Пустяки…

Думбльдор направил на флакон волшебную палочку; пробка моментально вылетела.

– Сэр… как все-таки вы повредили руку? – спросил Гарри, с брезгливым состраданием глядя на почерневшие пальцы.

– Нет, Гарри, сейчас не время для этой истории. Пока не время. Нас ждет Боб Огден.

Думбльдор вылил содержимое флакона в дубльдум. Вещество, не газ и не жидкость, закружилось, тускло мерцая.

– После тебя, – любезно сказал Думбльдор и повел рукой в сторону чаши.

Гарри наклонился, глубоко вдохнул и опустил лицо в серебристую мглу. Ноги оторвались от пола, и он стал падать, падать сквозь кружащуюся тьму… Затем на миг ослеп, часто заморгал и еще не успел привыкнуть к яркому солнцу, когда рядом возник Думбльдор.

Они очутились на проселочной дороге, обсаженной высоким густым кустарником. Летнее небо сияло незабудковой голубизной. Футах в десяти стоял невысокий крепыш – за невероятно толстыми очками его глаза походили на родинки. Он изучал деревянный указатель на шесте, торчавшем из кустов слева на обочине. Гарри догадался, что это Огден; во-первых, вокруг больше никого не было, а во-вторых, он поражал своим костюмом. Именно такую одежду выбирают неопытные колдуны, когда хотят прикинуться муглами: в данном случае гетры и сюртук поверх старомодного полосатого купального костюма. Впрочем, у Гарри не было времени разглядывать это странное одеяние, поскольку Огден деловито куда-то зашагал.

Думбльдор и Гарри направились за ним. Гарри взглянул на деревянный указатель. Одна стрелка показывала назад и гласила: «Большой Висельтон, 5 миль». Другая смотрела вслед Огдену, и на ней значилось: «Малый Висельтон, 1 миля».

Поначалу они не видели вокруг ничего, кроме кустов, голубого неба и стремительной фигуры впереди; затем дорога повернула влево и словно оборвалась – так резко она нырнула. Перед Гарри и Думбльдором неожиданно предстала вся долина: деревня Малый Висельтон, угнездившаяся меж двух высоких холмов, высокая церковь, кладбище. На дальнем холме, за долиной, посреди широкого бархатистого луга стоял красивый особняк.

Дорога была такой крутой, что Огден поневоле перешел на трусцу. Думбльдор зашагал шире; Гарри заторопился за ним. Он считал, что они идут в Малый Висельтон, и, как в тот раз, когда они искали Дивангарда, недоумевал: зачем подходить настолько издалека? Но вскоре он увидел, что ошибся: они шли не в деревню. Дорога свернула направо. Оказавшись за поворотом, Думбльдор и Гарри успели заметить краешек сюртука, скрывшийся в просвете между кустами.

Они последовали за Огденом. Узкая грязная тропка шла среди зарослей еще выше и гуще тех, что остались позади. Она была неровная, каменистая, вся в рытвинах и спускалась к темной рощице. Возле нее Думбльдор и Гарри резко затормозили за спиной у Огдена: тот внезапно остановился и достал волшебную палочку.

Несмотря на солнечную погоду, старые деревья отбрасывали глубокую, черную, холодную тень, и за древесной стеной Гарри не сразу разглядел домик. Странное место для жилья – ну или странно, что деревья не вырублены и загораживают свет и вид на деревню. Было непонятно, живет ли здесь кто-нибудь; стены домика поросли мхом, с крыши, местами обнажив стропила, осы́палась черепица. Все вокруг поросло крапивой, метелками достававшей до самых окошек, маленьких и закопченных. Впрочем, стоило Гарри окончательно увериться, что в такой халабуде никто жить не может, одно окно с грохотом распахнулось, и оттуда вырвалась тонкая струйка не то дыма, не то пара. Похоже, в домике стряпали.

Огден медленно и, как показалось Гарри, опасливо двинулся вперед. В густой тени деревьев он снова остановился и воззрился на дверь, к которой была прибита дохлая змея.

Вдруг что-то зашелестело, затрещало, и с ближайшего дерева прямо под ноги Огдену спрыгнул какой-то человек в обносках. Огден проворно отскочил назад, наступил на полы своего сюртука и пошатнулся.

– Тебя не звали.

Густая шевелюра свалившегося с дерева человека была так грязна, что определить цвет волос не представлялось возможным; во рту не хватало нескольких зубов; темные глазки смотрели в разные стороны. Он мог бы выглядеть комично, но нет, его лицо пугало, и Гарри нисколько не винил Огдена за то, что он, прежде чем заговорить, отступил еще на несколько шагов.

– Э-э… доброе утро. Я из министерства магии…

– Тебя не звали.

– Э-э… извините… я не понимаю, – нервно пролепетал Огден.

Гарри подумал, что Огден, пожалуй, туповат; с его точки зрения, незнакомец выражался вполне ясно, особенно если принять во внимание волшебную палочку, которой он потрясал, и окровавленный нож в другой руке.

– А ты, Гарри, наверняка понимаешь, – тихо сказал Думбльдор.

– Конечно, – недоумевая, ответил Гарри. – Почему же Огден?..

Тут его взгляд упал на дохлую змею, и его осенило:

– Он говорит на серпентарго?

– Правильно, – улыбаясь, кивнул Думбльдор.

Человек в обносках пошел на Огдена с ножом и палочкой.

– Послушайте… – начал Огден, но, увы, слишком поздно: раздался грохот, он упал на землю и схватился за нос. Сквозь пальцы сочилась отвратительная желтая жижа.

– Морфин! – громко выкрикнул кто-то.

Из домика выбежал старик. Он захлопнул за собой дверь с такой силой, что змея качнулась и жалко дернула хвостом. Старик был ниже Морфина и неправильно сложен: слишком широкоплеч и длиннорук. В сочетании с блестящими карими глазками, короткими жесткими волосами и морщинистым лицом это делало его похожим на сильную старую обезьяну. Он остановился перед человеком с ножом, который глядел вниз на Огдена и очень неприятно смеялся.

– Из министерства, да? – спросил старик, тоже поглядев на Огдена.

– Совершенно верно! – сердито бросил тот, ощупывая лицо. – А вы, насколько я понимаю, мистер Монстер?

– Точно, – ответил Монстер. – Получил по роже, да?

– Да! – огрызнулся Огден.

– Надо было сообщить о визите, ясно? – агрессивно заявил Монстер. – Здесь частное владение. А коль приперся, так нечего ждать, что мой сын и защищаться не станет.

– От кого, скажите на милость? – Огден с трудом поднялся на ноги.

– От любопытных носов. Надоедал всяких. Муглов и прочей грязи.

Огден указал палочкой себе на нос, откуда все еще обильно выливался желтый гной. Поток мгновенно иссяк. Мистер Монстер сквозь зубы обратился к Морфину:

– Иди в дом. Не спорь.

На сей раз Гарри был готов и сразу распознал серпентарго; он прекрасно понимал, о чем речь, но в то же время различал странное шипение, которое слышал Огден. Морфин, казалось, хотел возразить, но под угрожающим взглядом отца передумал, неуклюже побрел к домику и захлопнул за собой дверь. Несчастная змея грустно махнула хвостом.

– Я к вашему сыну, мистер Монстер, – сказал Огден, вытирая с сюртука остатки гноя. – Это же был Морфин, верно?

– Да, Морфин, – равнодушно отозвался старик, но потом вдруг окрысился: – А ты чистокровный?

– Вас это не касается, – холодно ответил Огден, и уважение Гарри к этому человеку сразу возросло.

Монстер, очевидно, отнесся к его словам иначе. Он прищурился в лицо Огдену и пробормотал оскорбительным тоном:

– А знаешь что? Внизу, в деревне, я таких носов навидался.

– Неудивительно, если там бывает ваш сын, – парировал Огден. – Мы могли бы продолжить разговор в доме?

– В доме?

– Да, мистер Монстер. Я же сказал: я здесь из-за Морфина. Мы посылали сову…

– Мне от сов толку нету, – отрезал Монстер. – Я писем не читаю.

– Тогда незачем жаловаться, что вас не предупредили о визите, – едко заметил Огден. – Я прибыл, чтобы разобраться в серьезном нарушении колдовских законов, имевшем место сегодня ночью…

– Хорошо, хорошо, хорошо! – взревел Монстер. – Заходи в мой проклятый дом, раз тебе так приспичило!

В доме, похоже, было три комнатушки: из главной, служившей одновременно кухней и гостиной, вели еще две двери. Перед чадящим камином в грязном кресле сидел Морфин. Он вертел толстыми пальцами живую гадюку и мурлыкал на серпентарго:

 
Шур-шур-шур, змеючка,
Ползи по полу,
Поиграй с Морфином,
Не то к двери прибью.
 

В углу у открытого окна раздался шум, и Гарри понял, что здесь есть кто-то еще – девушка в рваном платье, сером, сливавшемся с грязной стеной. Она стояла у котла, что дымил на закопченной черной плите, и возилась с убогими кастрюлями и сковородками на полке. У нее были прилизанные тусклые волосы и невзрачное бледное лицо с тяжелыми чертами. Глаза, совсем как у брата, смотрели в разные стороны. Она выглядела опрятнее мужчин, но все же Гарри подумал, что никогда еще не видел такого забитого существа.

– Дочка, Меропа, – неохотно пояснил Монстер в ответ на вопросительный взгляд Огдена.

– Доброе утро, – поздоровался Огден.

Она не ответила, лишь испуганно посмотрела на отца и снова отвернулась к кастрюлям.

– Итак, мистер Монстер, – начал Огден, – перейдем к делу. У нас есть основания полагать, что ночью ваш сын Морфин исполнил заклятие на глазах у мугла…

БАМС! Меропа уронила кастрюлю.

– Подыми! – заорал Монстер. – Ага, ага, вози ручонками по полу, как грязная мугловка! Палочка тебе на кой, дура ты бесполезная?

– Мистер Монстер, прошу вас! – воскликнул шокированный Огден.

Меропа, которая уже подняла кастрюлю, пошла пятнами и снова выпустила ее из рук. Потом дрожащей рукой вытащила из кармана палочку, направила ее на кастрюлю и еле слышно, торопливо пробормотала заклинание. Кастрюля метнулась к противоположной стене, ударилась о нее и раскололась надвое.

Морфин зашелся клекочущим смехом. Монстер завопил:

– Почини, быстро почини, идиотка!

Меропа, спотыкаясь, кинулась к кастрюле, но даже не успела поднять палочку – Огден поднял свою и твердо сказал:

– Репаро.

Кастрюля моментально склеилась.

Монстер, похоже, хотел закричать на Огдена, но передумал и вместо этого, осклабясь, бросил дочери:

– Повезло? Министр тебе доброго дядю прислал, да? Может, ему тебя и сбудем, раз он не против поганых швахов…

Меропа, ни на кого не глядя и не поблагодарив Огдена, дрожащими руками подняла кастрюлю, поставила обратно на полку и замерла, прислонившись спиной к стенке между грязным окном и плитой, словно больше всего на свете мечтала врасти в нее и исчезнуть.

– Мистер Монстер, – снова заговорил Огден, – как я сказал, причина моего визита…

– Я прекрасно расслышал! – резко перебил Монстер. – И что? Морфин задал муглу перцу, и поделом, – а теперь что?

– Морфин нарушил колдовской закон, – строго произнес Огден.

– Морфин нарушил колдовской закон, – издевательски пропел Монстер. Морфин захехекал. – Преподал муглишке урок – теперь уж и это незаконно, что ли?

– Да, – кивнул Огден, – боюсь, что так.

Он вытащил из внутреннего кармана и развернул небольшой пергаментный свиток.

– А это чего, приговор? – сердито рявкнул Монстер.

– Это вызов в министерство на слушание…

– Вызов? Вызов? Да кто ты такой, вызывать моего сына?

– Я – глава департамента защиты магического правопорядка, – объяснил Огден.

– А мы, значит, дерьмо вонючее, так? – завизжал Монстер, наступая на Огдена и тыча грязным желтым ногтем ему в грудь. – Дерьмо, которое должно бегать на задних лапках, как министерство прикажет? Да ты знаешь, с кем разговариваешь, паскудное ты мугродье, а?

– По моим сведениям, с мистером Монстером, – произнес Огден осторожно, но не теряя самообладания.

– Именно! – проревел Монстер и выставил средний палец. Гарри сначала решил, что это непристойный жест, но потом понял, что Монстер демонстрирует Огдену уродливое кольцо с черным камнем. – Видал? Видал? Знаешь, что это такое? Знаешь откуда? Оно в нашей семье уже много веков, вот откуда идет наш род, и сплошь чистая кровь! Знаешь, сколько мне за него предлагали? На камне-то – герб Певереллов!

– Представления не имею, – пожал плечами Огден и моргнул: кольцо промелькнуло в дюйме от его носа, – но это абсолютно не важно, мистер Монстер. Ваш сын совершил…

Монстер с яростным ревом бросился к дочери. Его рука метнулась к ее горлу, и Гарри испугался, что он собирается придушить несчастную, но Монстер потащил Меропу к Огдену за золотую цепь на шее.

– Видал? – вопил он, потрясая тяжелым золотым медальоном. Меропа в ужасе хрипела и задыхалась.

– Вижу, вижу! – поспешно заверил Огден.

– Это Слизерина! – орал Монстер. – Салазара Слизерина! Мы – последние его потомки! Что вы на это скажете, а?

– Мистер Монстер, ваша дочь! – в тревоге воскликнул Огден, но Монстер уже отпустил Меропу; та, шатаясь, побрела в свой угол. Она потирала шею и хватала ртом воздух.

– Ну? – победно выкрикнул Монстер, словно привел абсолютно неопровержимый аргумент. – И нечего так разговаривать, будто мы тина болотная! Много поколений чистокровок, и все колдуны – про тебя такого небось не скажешь!

Он плюнул на пол под ноги Огдену. Морфин опять захехекал. Меропа жалась у окна, повесив голову – тусклые прямые волосы скрывали ее лицо, – и молчала.

– Мистер Монстер, – не отступил Огден, – боюсь, что ни ваши, ни мои предки не имеют ни малейшего отношения к делу. Я здесь из-за Морфина и мугла, на которого он напал ночью. По нашей информации, – он заглянул в пергамент, – Морфин навел порчу на означенного мугла и вызвал у него приступ крайне болезненной крапивницы.

Морфин хихикнул.

– Тише, мальчик, – бросил Монстер на серпентарго, и его сын затих. – А если и так, что с того? – с вызовом сказал Монстер Огдену. – Надо думать, вы уже почистили муглишке личико заодно с памятью?

– Речь не об этом, мистер Монстер, – отозвался Огден. – Это было ничем не спровоцированное нападение на беззащитного…

– А я враз почуял, что ты любитель мугродья, едва ты вошел, – гадко ухмыльнулся Монстер и еще раз плюнул на пол.

– Такой разговор контрпродуктивен, – решительно заявил Огден. – Поведение вашего сына доказывает, что он нисколько не раскаивается. – Огден опять заглянул в пергамент. – Морфин должен явиться на слушание четырнадцатого сентября и ответить на обвинение в использовании магии на глазах у мугла и причинении ему физического и морального уще…

Огден осекся. С улицы послышался звонкий цокот копыт и громкие веселые голоса. Очевидно, дорога в деревню проходила вблизи от дома. Монстер широко раскрыл глаза и замер, прислушиваясь. Морфин алчно зашипел и повернул голову к окну. Меропа подняла голову. Гарри заметил, что она побелела как мел.

– Ах, какое убожество! – прозвенел девичий голосок так отчетливо, словно его обладательница стояла прямо в комнате. – Том, почему твой отец не прикажет снести эту лачугу?

– Она не наша, – ответил юношеский голос. – По ту сторону дороги все принадлежит нам, а здесь живет нищий старикашка Монстер и его дети. Сынок, кстати, полный псих. Слышала бы ты, что про него рассказывают в деревне…

Девушка рассмеялась. Цокот копыт становился все громче. Морфин дернулся, собираясь встать с кресла.

– Сиди, – предупредил его отец на серпентарго.

– Том, – девичий голосок звучал очень близко; видимо, они уже были напротив дома, – может, я ошибаюсь… но, кажется, к двери кто-то прибил змею…

– Святые небеса, и правда! – ответил юноша. – Наверное, сынок; я же говорю, у него с головой не в порядке. Не смотри туда, Сесилия, дорогая.

Цокот стал удаляться.

– «Дорогая», – прошептал Морфин сестре на серпентарго. – «Дорогая», так он ее назвал. Значит, все равно он тебя не возьмет.

Меропа совсем побелела. Гарри боялся, что она вот-вот упадет в обморок.

– Что такое? – вмешался Монстер. Он тоже говорил на серпентарго, переводя взгляд с сына на дочь. – О чем ты, Морфин?

– Она любит глазеть на этого мугла, – злорадно ответил Морфин, глядя на сестру, которая от страха остолбенела. – Вечно торчит в саду, когда он проезжает, пялится сквозь изгородь. А ночью…

Меропа умоляюще вскинула голову, но Морфин безжалостно продолжал:

– Чуть из окна не вывалилась, все ждала, когда он проедет домой!

– Смотрела из окна на мугла? – тихо проговорил Монстер.

Монстеры начисто забыли про Огдена. Тот в раздраженном изумлении следил за новым всплеском непонятного шипа и хрипа.

– Это правда? – помертвевшим голосом спросил Монстер и сделал пару шагов к испуганной дочери. – Моя дочь… семя Салазара Слизерина… сохнет по грязнокровому муглу?

Меропа, не в силах произнести ни слова, отчаянно затрясла головой и вжалась в стену.

– Но уж я ему показал, отец! – захехекал Морфин. – Подстерег, когда он проезжал! С прыщами он уже не такой красавчик, верно, Меропа?

– Ах ты паршивая шваха, ах ты грязная предательница! – не владея собой, взревел Монстер и обхватил руками горло дочери.

Огден и Гарри хором завопили: «Нет!» Огден поднял волшебную палочку и выкрикнул:

– Релашио!

Монстер отлетел от дочери, задел стул и упал на спину. Морфин с яростным воем вскочил с кресла и ринулся на Огдена, потрясая окровавленным ножом и паля во все стороны заклинаниями.

Огдену оставалось только спасать свою жизнь. Думбльдор махнул рукой – мол, надо идти за ним; Гарри повиновался. Им вслед неслись крики Меропы.

Огден, прикрывая руками голову, понесся по тропинке, выскочил на дорогу и столкнулся с лоснящимся гнедым скакуном, на котором сидел очень красивый темноволосый юноша. Он и хорошенькая девушка, ехавшая рядом на серой лошади, громко расхохотались. Огден, с ног до головы в пыли, отлетел от лошадиного бока и помчался дальше. Он бежал, не разбирая дороги, и полы его сюртука развевались.

– Думаю, этого достаточно, Гарри, – сказал Думбльдор, взял Гарри под локоть и легонько потянул. Они невесомо проскользили сквозь тьму и приземлились в кабинете. Там уже сгустились сумерки. Думбльдор мановением палочки зажег лампы, и Гарри сразу спросил:

– Что случилось с девушкой? Меропой или как ее там?

– О, ничего страшного, – ответил Думбльдор. Он уселся за письменный стол и жестом пригласил Гарри последовать своему примеру. – Огден аппарировал в министерство и буквально через пятнадцать минут вернулся с подкреплением. Морфин с отцом дрались, но их одолели и забрали из дома. Впоследствии Мудрейх приговорил их к заключению в Азкабан. Морфин, за которым уже числился ряд нападений на муглов, получил три года. Ярволо ранил, кроме Огдена, нескольких министерских служащих, и получил шесть месяцев.

– Ярволо? – изумленно повторил Гарри.

– Совершенно верно. – Думбльдор одобрительно улыбнулся. – Рад, что это не ускользнуло от твоего внимания.

– То есть этот старик…

– Дед Вольдеморта, – кивнул Думбльдор. – Ярволо, его сын Морфин и дочь Меропа были последними представителями семейства Монстеров, очень древнего колдовского рода, знаменитого редкой жестокостью и многочисленными психическими болезнями – следствием привычки заключать браки между кузенами и кузинами. Отсутствие здравого смысла в сочетании с большой любовью к роскоши привели к тому, что семейное состояние было промотано еще за несколько поколений до Ярволо. Он, как ты сам видел, оказался в полной нищете – в придачу к весьма дурному характеру, фантастической гордыне и самовлюбленности да парочке фамильных ценностей, которыми он дорожил не меньше, чем сыном, и гораздо больше, чем дочерью.

– Значит, Меропа, – Гарри подался вперед и пристально посмотрел на Думбльдора, – Меропа… Сэр, значит, она… мать Вольдеморта?

– Да, – кивнул Думбльдор. – И нам посчастливилось мельком увидеть его отца. Ты заметил?

– Мугл, на которого напал Морфин? Человек на коне?

– Замечательно, – просиял Думбльдор. – Да, то был Том Реддль-старший, красавец-мугл, имевший обыкновение проезжать мимо домика Монстеров. Меропа питала к нему тайную жгучую страсть.

– И они поженились? – недоверчиво спросил Гарри, не в силах представить себе менее подходящей пары.

– Ты, кажется, забыл, – сказал Думбльдор, – что Меропа была ведьмой. Вряд ли она могла выгодно продемонстрировать свои колдовские способности при тиране-отце. Но, когда Ярволо и Морфин угодили в Азкабан, она впервые за восемнадцать лет оказалась свободна и наверняка решила воспользоваться тем, что умела, дабы изменить свою несчастную жизнь. Догадываешься, как Меропа заставила Тома Реддля влюбиться в нее и забыть подругу-муглянку?

– Проклятие подвластия? – предположил Гарри. – Любовное зелье?

– Очень хорошо. Лично я склоняюсь к любовному зелью. Я думаю, она сочла бы, что это романтичнее. К тому же вряд ли трудно было жарким полднем убедить Тома, когда он проезжал мимо один, выпить воды. Так или иначе, уже через несколько месяцев после сцены, свидетелями которой мы стали, жители Малого Висельтона жарко обсуждали невероятное происшествие – побег сына сквайра с нищенкой Меропой. Можешь представить, сколько было сплетен… Но потрясение деревенских жителей не шло ни в какое сравнение с возмущением Ярволо. Он вернулся из Азкабана, рассчитывая увидеть покорную дочь и горячий обед на столе, а вместо этого нашел дюймовый слой пыли да прощальную записку… Насколько я знаю, он с тех пор не произносил имени дочери и даже не упоминал о ее существовании. Предательство Меропы, вероятно, приблизило его смерть – впрочем, не исключено, что он просто не научился самостоятельно стряпать. После Азкабана он очень ослабел и не дождался возвращения Морфина из тюрьмы.

– А Меропа? Она… умерла, да? Ведь Вольдеморт воспитывался в приюте?

– Да, – ответил Думбльдор. – Конечно, здесь мы опять обращаемся к сфере догадок, но все же дальнейший ход событий не так трудно вычислить. Дело в том, что через несколько месяцев после тайной свадьбы Том Реддль вернулся домой без жены. По слухам, он утверждал, что его «околпачили», «обдурили». Я думаю, он знал, что одно время находился под воздействием колдовских чар, но, осмелюсь предположить, не рассказывал об этом в таких выражениях, опасаясь, что его примут за сумасшедшего. Однако люди решили, что Меропа солгала ему, притворилась, будто ждет ребенка, и потому он на ней женился.

– Она же действительно родила ребенка.

– Да, но только через год после свадьбы. Том Реддль бросил ее беременную.

– А что случилось? – спросил Гарри. – Почему перестало действовать любовное зелье?