Текст книги "«Козни врагов наших сокруши...»: Дневники"

Уэйндль говорит: “Каждый слыхал о лучах Рентгена, и большинство людей видали их. Но, вероятно, лишь немногим известно, что открывший эти лучи – верный сын церкви” (католической).

О Пастере тот же ученый пишет: “Ни один из знающих что-либо о нем не сомневается в искренности его приверженности к католической вере”.

Мендель, великий биолог, был монах.

Известный ученый профессор анатомии Уэндль Хольмс сказал: “Наука представляет собою мысль Бога, открытую человеком; изучая естественные законы, человек относит следствия их к их Первопричине, к воле Творца, или, по поэтическому выражению Гете, “природа есть живое одеяние Бога”.

Профессор патологии Г. Симс Вудхэд пишет: “Что касается утверждения, будто недавния научные исследования показали, что Библия и религия ложны, то нет ничего более далекаго от фактической действительности, как это положение: чем больше изучают Библию, тем больше находят, что она состоит из документов исторических. Мало того: признано, что Библия, как повесть о бывшем, никогда не оказывалась неправой пред судом науки в поисках истины со стороны последней”.

Доктор медицины Патрик Мансон, известный автор исследования о москитах, говорит: “Из всех людей настоящий ученый, как неизбежно смиреннеший из смертных, есть вместе с тем и религиознейший”.

Джордж С. Боульджер, профессор ботаники и геологии, пишет: “Вы ссылаетесь на лектора, который сказал, что ученых-христиан в настоящее время не существует. Это – ложь, чудовищная ложь!.. В философии, физике и астрономии я чрезвычайно рад стоять на одной и той же стороне с Бэконом, Ньютоном и Наполеоном. Вместе с Бэконом я верю в то, что “малая” (поверхностная) философия склоняет человеческий разум к атеизму, тогда как “глубокая философия” приводит умы людей к религии. С Ньютоном я согласен “казаться” маленьким мальчиком, играющим на берегу моря и развлекающимся от времени до времени нахождением более гладких камешков или более красивой раковины, чем обыкновенно, тогда как “великий океан истины продолжает пребывать неисследованным передо мною”. С Наполеоном, не ученым, но зато человеком мировой деятельности, я сказал бы нашим неоэпикурейцам то же, что он молвил своим скептически настроенным офицерам, указывая на звезды: “Господа, вы можете говорить всю ночь, что хотите, но я все-таки спрашиваю вас: кто же сделал все это?” Вместе с Джоном Рэем я назвал бы изучение природы благоговейною обязанностию, благочестивым занятием, вполне пригодным для воскреснаго дня; нет ничего невероятнаго в том, что оно именно и станет делом дней отдыха в безконечном будущем”.

Александр Р. Симпсон, доктор медицины, говорит: “Бог познается не телескопом и микроскопом, и, к счастию для вождей науки, многие из них достигали Богопознания путем веры”.

Г. Лангхорн Орчард, профессор философии и этики, пишет: “Чем больше я живу, тем больше встречаю доказательств полнаго согласия между Библией и наукой. В особенности умножились в наши дни археологическия доказательства как непрерывное пояснение истины Священнаго Писания. Библия не только находится в согласии с установленными выводами науки; она содержит даже замечательныя предварения таких научных истин, которыя сделались известны ученым лишь значительно позднее; таковы, например, научные открытия в книге Иова 26, 7: “Он (Бог) распростер север над пустотою, повесил землю ни на чем”.

Горас Ламб, профессор математики, говорит: “Насколько мне довелось наблюдать, никто из настоящих ученых не относится к нападениям на религию иначе, как с величайшим отвращением”.

Франсис Тарльтон, профессор физики и математики, пишет: “В науке, как и в религии, отрекаться от веры потому только, что с нею связаны некоторыя затруднения, было бы настоящим сумасбродством. Каждый здравомыслящий ученый верит еще в светоносный эфир, хотя до сих пор еще никому не удавалось дать удовлетворительное и связное объяснение его природы”.

Доктор Андрей С. Д. Кроммелин, известный астроном, говорит: “Для объяснения происхождения жизни некоторые писатели сочиняют настоящия волшебныя сказки, выдавая их за науку; Геккель в этом отношении отличается особенною задорностью”.

Джон Флеминг, профессор электротехники, имя коего неразрывно связано со многими применениями этой науки, пишет: “В Библии, взятой в ея совокупности, мы имеем труд, вернее сказать, – целую литературу, которую невозможно признать за произведение одного только человеческаго разума”.

Но довольно выписок. В книге г. Табрума все звучат имена, для нашего русскаго слуха незнакомыя, исключая разве немногих. Но все эти имена почтеннейших представителей науки: психологии, философии, физики, химии, геологии, биологии, физиологии, филологии, зоологии, анатомии, патологии, ботаники, антропологии, гинекологии и др. наук. Все это люди в своей стране уважаемые, а многие из них не безызвестны и среди наших ученых людей. Это – не то, что наши псевдоученые говоруны газетные, позволяющие себе без всякой проверки оглашать всякую тенденциозную, якобы научную, гипотезу, выдавая ее за последнее, и притом решительное, слово науки. Это поистине – “обозный арьергард при лагере науки”, как их назвал Александр Мэкэлистер. И пусть бы это были обычные газетные писаки, работающие или просто из-за пятачка, или же в угоду иудеям и масонам: жаль, что у нас на Руси развелось немало таких говорунов в угоду духу времени, из моды, чтоб не казаться отсталыми в глазах недалеких читателей, уже достаточно отравленных ядом отрицания. Есть, конечно, такие второразрядные ученые и на Западе, и в самой Англии: о таких именно и говорит доктор Кроммелин: “Что касается равнодушия и враждебности к религиозным верованиям со стороны некоторых людей, занятых научными исследованиями, то это происходит от гордости ума: наука во многих отношениях увенчалась такими изумительными успехами, что некоторые приходят слишком поспешно к заключению, будто она может объяснить все”.

Гордость ума – вот причина заблуждений некоторых “занимающихся научными исследованиями”. И хорошо сказал о них настоящий ученый, что это – только “занимающиеся исследованиями”, но не решился назвать их настоящими учеными. При всем их трудолюбии, их ум бежит вперед и делает умозаключения, основывая их не на добытых фактах, а на фантастических предположениях, которыя, при проверке их настоящими учеными, оказываются ошибочными. А между тем соблазн безбожия уже вносится в среду доверчивых людей и отравляет их. А газетные поденщики, вроде г. Меньшикова, не задумываются разносить яд соблазна повсюду, подслащивая его своим искусным пером.

Мы живем в такое время, когда в область науки вторгаются лженаучники, имеющие совсем не научныя цели. Это – слуги масонства, продавшие им и ум, и совесть. Их цель – разрушение христианства. Отсюда – целая школа всякаго рода критики на Священное Писание, отрицания его подлинности; отсюда и все эти лженаучныя теории безбожия; отсюда своего рода гипноз в печати, в обществе, какое-то внушение, будто христианство уже стало достоянием истории, будто теперь наука то и то доказала, то и то опровергла, будто теперь уже стыдно открыто признавать себя христианином, что это-де признак отсталости. А врагам Церкви все это и на руку: ведь иудеям и масонам только это-то и нужно. К глубокому сожалению, у нас, в России, как будто никому и дела нет до этой разрушительной работы врагов веры и Церкви, врагов христианства и человечества. Те м ценнее появление книги, воплощающей в себе смиренный голос истинной науки за веру против неверия. Пусть это наука пока не русская: в вопросах веры несть иудей и еллин… Честь и хвала доброму человеку, который потрудился собрать отзывы верующих ученых; честь и хвала сим ученым, которые не постыдились открыто исповедать Христа; спасибо и русским образованным людям, которые перевели эту книгу на родной язык и дали ее в руки нашей молодежи, да и молодежи ли только?.! Ее с удовольствием прочтут все, искренно ищущие истины Божией в среде наших интеллигентов.

№ 138
Верный послушник Матери Божией

В наше скудное верою и духом время как отрадно сознавать, что еще не совсем погас светоч духовной жизни на Руси, что еще не иссяк источник воды живой, текущей в жизнь вечную, в душах православных, что кое-где, – увы, как редко! – есть люди, духом живущие, Богу работающие, люди, в коих светится огонек благодатной жизни, искрится вера, как алмаз чистая и твердая, и они напоминают нам, что человек не есть животное, а есть носитель образа Божия, предназначенный к богоподобию, к жизни в Боге и с Богом в вечности. Когда встречаешь таких людей на жизненном пути, то невольно как-то исторгается из сердца вздох благодарности к Богу, что не укрылись от тебя сии Божии трудники, что ты не только был их современником, но отчасти и собеседником, слышал от них много поучительнаго, хотя по лености своей, слышал не во спасение души, а в суд себе и осуждение… И скорбью сжимается сердце, что вот – сии рабы Божии совершили уже свой жизненный путь и ушли в путь всея земли, в отечество небесное, самым отшествием своим поучая нас, своих ленивых современников, искать единаго на потребу…

Одного из таких смиренных светочей монашества Матерь Божия воззвала к Себе накануне Своего великаго праздника – Успения, яко вернаго Своего послушника, всю жизнь свою Ей посвятившаго, ради Ея земнаго жребия – святой горы Афонской – Отечество свое оставльшаго, но, по Ея же указанию, за святое послушание, в иной Ея жребий, к пределам древней Иверии, посланнаго, чтобы там, у подножия Кавказских гор, омываемаго волнами моря Эвксинскаго, создать Новый Афон – пречудную обитель, в ответ миру на его многопытливый вопрос: на что монастыри? – и во славу Церкви Православной…

Кто из русских иноков, внимающих судьбам русскаго иночества, не слышал имени отца Иерона как строителя новой обители – дщери стараго Афона? Но и иноки не все знают, какой крепкий адамант деятельной веры был этот старец Божий. Теперь, когда он ушел к Богу, можно нечто поведать во славу Божию, не смущая его смирения.

Он все, что делал, приписывал Богу и молитвам отцов, воля которых была для него священна, как воля Божия. За послушание пошел он на Кавказ; в совершенном отсечении воли своей совершал свой многотрудный подвиг строительства; всякую свою мысль он спешил поверить духовно-опытным советам старцев, и за такое всецелое послушание они не оставили его таинственным руководством и из загробнаго мира. Вот что в дружеской беседе однажды поведал он мне: покойный старец отец Иероним заповедал ему построить на Иверской горе храм в честь Матери Божией. Гора эта подходит с северо-запада к тому ущелью, в котором заключен горный поток плотиною для водопада. Время шло, мысль о храме на горе не оставлялась, но и не приводилась в исполнение: были все неотложныя нужды по постройке главных зданий и соборнаго храма обители. Наконец, года два или три назад, является отец Иероним во сне о. Иерону и говорит: “Пора тебе, Иерон, строить храм”. – “Средств еще, батюшка, недостает”. – “Ну, Бог пошлет”.

Проснувшись, отец Иерон задумался: о каком храме говорит старец? На Иверской ли горе, или ином каком? И вот батюшка ему снова является, как будто уже на самой горе в той келье, где принимают посетителей, и снова говорит: “Не отлагай, строй Божий храм!”

Отец Иерон опасался, не мечта ли эти явления, но его небесный авва явился и в третий раз и уже строго приказал приниматься за постройку. И послушный старец не усомнился исполнить волю своего аввы: храм начат постройкой. В прошлом году, когда я посетил эту гору, старец весь занят был заботою о висячей электрической железной дороге на эту гору, чтобы подвозить материалы для храма. Посылает Царица Небесная и средства для Своего храма. Так, в бытность мою у отца Иерона, когда не было у него ничего, некто из посетителей вручил ему триста рублей совершенно для него неожиданно.

Постройку величественной обители он также начал без средств, за святое послушание. Раз приходит к нему неизвестный богомолец и просит денег на дорогу. Старец, отдавая ему последняя, сказал: “Господь велел: просящему у тебя дай.

Вот бери, что есть, но знай, что это – последния”. Тогда посетитель вынимает из пазухи документ и подает отцу Иерону: “Возьмите, батюшка, на построение обители: так Богу угодно!”

Это была жертва столь щедрая, что ея достало на все капитальныя постройки! Прося на дорогу, благотворитель испытывал монашескую совесть старца Божия и был тронут его глубокою верою в Божий Промысл.

Там, где он был прав в своей монашеской совести, он умел настоять на своем, никого не обижая, не задевая ничьего самолюбия. Долго тянулся спор о том: строить ли монастырь на той полугоре, на коей он теперь красуется, или же – на старом месте, на берегу моря. По-видимому, колебались и афонские аввы, может быть, под влиянием толков о тех громадных расходах, какие были потребны при уравнении местности и других трудностях дела. Отец Иерон доказал “батюшке” своему, отцу Иерониму, что все удобства в будущем на стороне горы и что ради их не следует ничего жалеть, чтобы потом будущие обитатели монастыря не упрекали строителей его. При бывших в недавнее время изысканиях побережной железной дороги, инженеры наметили было линию ея в разрез всех владений монастырских, так что весь прекрасный масличный сад был бы уничтожен и многолетние труды иноков по возделыванию дикаго участка земли пропали бы напрасно, а монастырь был бы лишен не только наилучшаго своего украшения, но и доходности. Старец решительно восстал против такого безжалостнаго отношения гг. изыскателей и сказал: “Ведите, господа, дорогу по берегу, а сада нашего и не думайте касаться: до Государя дойду, к стопам Его припаду, умолять буду, чтоб обитель не давал в обиду, и надеюсь: Его Величество милостиво выслушает и исполнит просьбу старика!” И старца послушали, и дорогу предполагается провести по самому берегу моря.

Говорить о том, какой отец Иерон был хозяин, какой техник-самородок, администратор, если угодно, в некотором смысле политик – не стану. Все это – придаточное, а главное – это крепость его монашескаго духа, его постоянно живой пример, коим он, подобно всем великим отцам иноков, управлял братией: он первый являлся в храм Божии на все службы Божий, первый шел он на работы; с любовью он оберегал душу каждаго молодого послушника, посылая его туда и к тому, где были все благоприятныя условия его духовнаго воспитания. Он, как духовно-опытный старец, умел утешить печальнаго, умиротворить немирнаго, указать Божий путь заблуждающемуся. Он был всем вся, по выражению Апостола Христова. Он особенно чтил Матерь Божию и имя Ея произносил с благоговением. В день Ея всечестнаго Успения и он почил в Бозе, упокоился от трудов и подвигов, среди которых так ярко, так увлекательно горела пред Богом его дивная душа…

Уже получаются отклики скорбнаго чувства из разных уголков родной земли по поводу кончины отца Иерона. “С кем же мы теперь остаемся? – пишет мне, например, один добрый пастырь. – Кто заменит нам те духовные маяки, те магниты, к которым так любили тянуться многия тысячи душ?”…

Да, мы сиротеем… Но если мы будем в покаянном чувстве поведать Богу свое сиротство, то Господь и смилуется над нами, и призовет новых деятелей на ниву Свою, и пошлет нам добрых наставников и руководителей в жизни духовной… Разве возможно, чтоб Господь не послал таковых, если мы будем искать – искренно, нелицемерно, ради славы имени Его и ради спасения душ наших? Не может быть, чтобы Тот, Кто сказал: “Просите и дастся вам, ищите и обрящете”, – может ли быть, чтобы Он отказал нам в едином на потребу – в том, ради чего Он и на землю к нам приходил, и кровь Свою пречистую пролил, и вся, яже ко спасению, нам Духом Своим даровал?..

Господи, призри на немощь нашу, не попусти волкам расхищать стадо Твое, посылай нам мужей веры и духа. Да, окормляемые ими, минуем пучину искушений от плоти, мира и диавола, и вслед за ними, хоть самыми последними, войдем туда, где дал Ты место покаявшемуся разбойнику, блудницам, грешникам и всем, кто в сознании своего ничтожества, своей беспомощности духовной, ищет и жаждет Тебя, наш Спаситель и Искупитель!..

Кончина и погребение отца архимандрита Иерона

Отец архимандрит Иларион сообщает мне с Новаго Афона некоторыя подробности последних дней жизни и кончины в Бозе почившаго старца, отца архимандрита Иерона.

“В средних числах апреля отец Иерон сделал поездку на вершину Иверской горы для некоторых распоряжений по заготовке материалов и всего необходимаго к постройке там новаго храма в честь Иверской иконы Божией Матери. Храм этот проектируется соорудить невдалеке от развалин нагорнаго древняго храма. Возвратиться оттуда к вечеру в обитель он не успел и принужден был заночевать там, в домике, устроенном для инока, надзирающаго за часовней и принимающаго посетителей Иверской горы. Недомогая пред этим немного, он, должно быть, еще простудился и возвратился оттуда больным, и притом настолько серьезно, что мы вынуждены были известить о его опасном болезненном состоянии преосвященнейшаго Андрея, епископа Сухумскаго. Благостный владыка не замедлил прибыть в Новый Афон, и 20 апреля сам совершил над болящим Таинство святаго елеосвящения, после котораго безнадежно, казалось, захворавшему батюшке стало заметно легче; он начал оправляться в здоровье. Но преклонныя лета батюшки и переутружденный годами жизни организм ненадолго позволили нам радоваться улучшению его здоровья: последнее вскоре же стало клониться к худшему, и все лето мы были в тревожных опасениях. Видимо для всех таял наш батюшка, как горящая свеча, хотя до конца духом был бодр. При общем упадке сил, страдания его, главным образом, были в области сердца, отказывавшего работать и требовавшаго постоянно медицинской помощи. К августу упал вовсе аппетит. Раньше изредка батюшка вставал, ходил по комнате, а тут суровый недуг стал держать его уже неотходно в постели. Две последних пред кончиною недели он почти ничего не кушал, принимал только иногда полчашки чаю и понемногу миндальнаго молока. Между тем, преосвященный Андрей был в отпуске, и угасающий старец с нетерпением ждал его возвращения; все справлялся у окружающих о времени его приезда. В августе батюшка приобщался святых Таин ежедневно, после ранней литургии, и, отказываясь после 10 числа уже и от миндальнаго молока, стал пить лишь изредка святую воду. Когда же, ранним утром 13 августа, дежуривший почти неотходно, при батюшке фельдшер сказал ему, что прибыл владыка в Новый Афон, большим своим истовым, как и всегда, крестом стал осенять себя старец, радостно повторяя: “Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи!”… Преосвященный не замедлил, сразу же по приезде, прибыть к больному. После обычных взаимных приветствий, старец прямо стал просить прочитать ему отходную. Эта просьба не могла быть преждевременною: фельдшер, незадолго пред этим, на вопрос батюшки о состоянии его здоровья, предупредил его откровенно, что все сильно действующия медицинския средства становятся уже безполезными. Преосвященный на несколько минут сходил помолиться в храм, где в это время оканчивалось утреннее богослужение; потом оставался некоторое время со старцем, по его желанию наедине и уже после того прочитал канон на исход души и разрешительную молитву. Когда кончились в храмах ранния литургии, владыка отбыл в Сухум. А батюшка весь этот и следующий день лежал в кровати как будто в полузабытье; но, должно быть, его не оставляло молитвенное горение духа: он изредка истово крестился. Утром 14 августа он приобщился; вечером выслушал вечерню и акафист Царице Небесной. А когда уже в обители совершалось бдение Успению Божией Матери, вначале 11-го часа ночи, очевидно, предчувствуя кончину, стал просить, чтобы для него служили раннюю литургию в Вознесенской церкви, откуда в его комнаты имеется слуховое окно. А когда ему сказали, что раньше полуночи начинать литургию неудобно, и предложили приобщиться запасными святыми Дарами, он и на это согласился. Пред этим, по его желанию, одет он был в великую схиму и епитрахиль. Негласное пострижение в схиму он давно уже имел, но носил ее, как принято по нашему уставу, сокровенно, под рясой, выполняя лишь особое, обычное для схимников келейное правило. Приобщившись, батюшка принял немного размоченнаго в святой воде антидора и запил святые Дары; перекрестился, попросил снять епитрахиль, лег в постель… Но духовник не успел еще докончить благодарственных молитв, после “Ныне отпущаеши раба Твоего” (знаменательно: и в храме, за бдением, в это время эту молитву пели) умирающий старец совсем слабым, едва слышным голосом попросил опять посадить его на кровати и в таком положении, обратившись лицом к востоку и устремивши сосредоточенный взор на святой крест, бывший в руках его духовника, тихо и мирно уснул вечным сном…

Погребение батюшки торжественно совершилось 18 августа, после заупокойной литургии. Служил преосвященный Андрей, епископ Сухумский, (накануне служивший и бдение заупокойное) с сонмом священнослужителей, при большом стечении детей духовных, почитателей батюшки и соседних русских поселян и туземцев. В монастыре, после отпевания, гроб обнесен был вокруг собора.

День был чудный, ясный. Тихо реяли в воздухе предносимыя хоругви. Не смолкало протяжное надгробное пение, сливаясь с колокольными звуками храмов: соборнаго, Покровскаго и святого Апостола Симона Кананита. Погребальная процессия по дороге, масличным садом, медленно направлялась, спускаясь длинною вереницею, от нагорнаго монастыря к нижнему, а оттуда к храму святого Апостола Симона, близ коего, в приготовленной, по указанию самого покойнаго батюшки, могиле и нашло вечное упокоение его переутружденное многолетними безпримерными трудами тело. Литургия началась в этот день в 6 часов утра; погребение окончилось в 12 часов.

Медленно, с тихою грустью расходилась от могилы своего дорогого аввы братия, умиротворенная духовно-светлым воспоминанием о блаженной кончине старца, утешенная совершившимся честным его погребением.

На литургии сказана была речь одним из соседних с обителию священников о значении батюшки как устроителя обители для православной верующей России и для местнаго края. Пред отпеванием прочувствованное слово говорил владыка о батюшке как старце духовном; а мое слово сказано по 6-й песни канона.

Батюшка был из государственных крестьян Костромской губернии; родился в 1835 году. В молодых годах жил в Петербурге; был доверенным приказчиком у одного богатаго человека. Благодаря книжному чтению, получив неодолимое влечение к иноческой жизни, двадцати семи лет ушел на старый Афон, и в 1862 году поступил в Пантелеимонов монастырь. Та м был он уже иеромонахом и казначеем. Но блаженной памяти старцы, архимандрит Макарий и иеросхимонах Иероним, в 1876 году послали его в Новый Афон, обязанный ему нынешним благоустройством. Во внимание к его безпримерным трудам, из высших наград он имел ордена Святой Владимира 3-й степени и Святой Анны 1 степени”.

Та к свято почил великий старец-подвижник нашего времени! Как трогательно это совпадение момента его кончины с чтением в его келлии, у его постели, и пением в храме, на всенощном бдении, дивной молитвы великаго евангельскаго старца-Богоприимца: Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко! Подобно оному дивному старцу, отец Иерон в сей великий момент восприял в святых Таинах Господа Иисуса, и сам душою своею был восприят Им в руце Его, сретаемый, веруем, Его Пречистою Материю…