Текст книги "«Козни врагов наших сокруши...»: Дневники"

№ 142–143
С чего начинается измена родным заветам?

I

Я закончил свой дневник о том, – “Кто культурнее: они или мы?” и уже послал рукопись в редакцию, когда мне пришлось прочитать в одной рукописной автобиографии, половины прошлаго века, следующий строки: “Да, большой недостаток в русском высшем обществе, что там мало ценят милость Божию, что родились в православном исповедании. То, что человеку с прекрасными качествами, благородством и ученостию, но родившемуся в католичестве или протестантстве еще потребно изучать, познавать, углубляться и разбирать, то православный уже имеет без всяких усилий, внедренное в сердце своем, всосанное с молоком матери своей, как бы сросшееся с ним и приобретенное без всяких трудов и усилий. Но, видно, правду говорят, что то, что получено без всяких трудов и усилий, то так мало и ценится! Если бы этим началам Православия давали развиваться и укореняться, каких бы они не принесли благодатных плодов! Но они оставляются пренебреженными, засариваясь разным хламом лжемудрований, лжеумствований, ложных мнений; человек, между тем, узнает, что есть христианския же религии, которыя смотрят снисходительнее на слабости человеческия и даже потворствуют им, не стесняют ни долгими молитвами, ни постами, ни воздержанием порывов плоти и крови; и вот, рожденный, но не укоренившейся в Православии, соблазняется мнениями, чуждыми православию, наконец становится равнодушным к религии своей – дотоле, пока милующая Десница Всевышняго не образумит его своими наказаниями”.

Это пишет человек светский, офицер, воспитанный в среде светскаго общества того времени и видевший главную причину зла в том, что у них, т. е. в этом обществе, было так много гувернеров и гувернанток, мадам и мамзелей, что дядя автора говаривал: “Когда это моя Европа разъедется?..”

Прошло с того времени, о коем говорит автор, сто лет, но “мадамы и мамзели”, гувернеры и гувернантки-иностранки не составляют ли и теперь необходимой принадлежности в деле воспитания детей нашего не только интеллигентнаго, но и полуинтеллигентнго общества? Не говорю уже о дворянских семьях: даже у купцов, которые сами нигде не учились, из мужичков вышли, около их детей увиваются уже француженки и немки, а иногда и англичанки, без новых языков, видите ли, обойтись нельзя, а им выучиться без этого рода педагогов очень трудно. И вот ребенок в самом златом расцвете детства отдается на руки этим “европейцам” – ради того только, чтобы была использована его в высшей степени восприимчивая память для изучения чужих языков… Родители не понимают, какою дорогою ценою они покупают легкость для их дитяти изучения иностранных языков; они не понимают, что, сами того не сознавая, поручают этим чужим людям не только разрушать некие малые зачатки православнаго миросозерцания, но незаметно, может быть, даже безсознательно, – кто поручится, что в иных случаях и сознательно? – строить в детской душе неправославное миросозерцание? Если русская безграмотная няня имела и, без сомнения, имеет и теперь такое великое значение в воспитании Пушкиных и других великих русских людей, то как отрицать влияние на весь слагающийся строй души ребенка всех этих мамзелей и мадам?.. Не оне ли первыя, повторяю, может быть, непроизвольно, первыя закладывают в душе будущаго нашего интеллигента семена преувеличеннаго уважения ко всему западному, неправославному и пренебрежения к родному, православному? Не вследствие ли общения с ними наши дети еще с отрочества начинают пренебрежительно относиться к заветам старины родной? Хорошо, если сами родители строго держатся этой старины, как например, держались ея родители автора вышеприведенной выписки. Вот что говорит он в своих записках: “У покойнаго деда моего всегда производилась на дому служба весь Великий пост, даже без священника, который приглашался только на первую и Страстную седмицы, на все годовые праздники, во дни нарочитых святых и на все воскресныя всенощныя; мой отец, не желая изменять порядка своего отца, имея уже и детей, также три недели справлял службы Великим постом и все праздники. Та к дошло и до меня. Прочие братья и сестры этого уже не помнят: они были очень малы, а я обыкновенно читал сам вечерни, повечерия, полунощницы и утрени дома, при крестах, и в церкви часы, а бабушка почти каждый день заезжала к матери, возвращаясь от обедни из Лебяжскаго Троицкаго монастыря, в котором она и погребена”. Но то было почти сто лет назад; теперь едва ли найдешь такую семью не только в высших сословиях, но и в купеческом и мещанском. И растут детския души вне той духовной атмосферы, которая называется церковностью, и обвевают их другая веяния, Церкви чуждыя, ложатся на нежное детское сердце другия впечатления, незаметно, но прочно создастся другое миросозерцание.

II

Дети! Какое безценное сокровище вручает нам Бог в лице малых сих! Не напрасно детския души называются ангельскими: из святой купели крещения наши дети выходят чистыми, чуждыми греха прародительскаго, невинными существами. Вспомните слово Христово: “если не будете и сами как дети, то не внидете в Царствие небесное”. Ведь о детях Господь сказал и сие: “ангелы их всегда видят лице Отца Моего Небеснаго”. Гд е дети, там и Ангелы Божии. Как же должно беречь это сокровище – детскую душу!..

А мы что с нею делаем? С первых шагов сознательной жизни, лишь только ребенок начинает лепетать, мы спешим отдать его на руки людям, чуждым нам и по духу, и по языку, и по всему их нравственному миросозерцанию. Дитя еще не научилось, как следует, называть окружающие его предметы, как в его невинную головку уже засевают французские, немецкие, английские фразы. Родители не хотят подумать хотя бы о том, что русское дитя ведь при таких условиях и мыслить будет не по-русски… Покойная Анна Феодоровна Аксакова в своих умных, философски обдуманных беседах не раз мне жаловалась, что затрудняется “думать по-русски”: с детства привыкла говорить по-немецки и думать по-немецки. Случалось, что эта высокообразованная русская женщина не без труда подыскивала русския слова для выражения какого-либо отвлеченнаго понятия в области предметов возвышенных. Но она не виновата, что ея отец жил большею частию за границей, в Германии, хотя надо ему честь отдать: знал в совершенстве русский язык и умел воплощать в нем свои чудныя поэтическия произведения.

Имею основание, и кроме общих суждений, сказать, что иностранцы, допущенные к нашим детям, вредят и самому главному – они незаметно посевают в них свои религиозныя воззрения. Понятно, что атеист не может говорить о Боге с должным благоговением. Но так же понятно, что фанатичная католичка найдет и время, и случай внушить ребенку свои понятия о чистилище, о непорочном зачатии; она с деланным благоговением говорит ему о “святом отце”, о “сердце Иисусове” и пр. Хорошо, если умное дитя спросит своих родителей: как относиться к таким непрошенным урокам? А если не спросит?.. Невольно задумываешься над вопросом: что это значит, что даже коренныя русския семьи, вроде купцов Абрикосовых, вдруг ни с того, ни с сего ушли в латинство? Кто их подготовил к сему? О, конечно, патеры-иезуиты не упускают случая поймать в свои сети наших младенчествующих в вопросах богословия интеллигентов; но впереди патеров, очень вероятно, шли усердныя их послушницы – мадамы и мамзели. С давних пор наше купеческое сословие отличалось от других интеллигентных сословий большею религиозностью; правда, в последнее время, и оно пошло за интеллигентами из других, отравленных иудейской печатью, сословий и даже в иных случаях опережает их; а все же в среде купеческих семей можно еще встретить людей, искренно верующих в Бога, не забывающих и единаго на потребу. И вот сюда устремляют взоры латинские пропагандисты, здесь ищут себе поживы… Как же надобно беречь детей от этих алчных взоров, от всяких гувернеров и гувернанток, мадам и мамзелей, бонн и репетиторов!

Меня поражает эта преступная безпечность – не говорю уже о вере, о спасении души, а хотя бы только о благе своей родины, о том, чтоб чужеземцы не захватили в свои руки то, что веками накапливали отцы наши, не заставили нас быть батраками на них, не издевались над нами, как глупыми, презренными неграми, из которых можно делать все, что им будет угодно! А ведь если мы будем так безпечны и вперед, то недолго и до этого… Нашей интеллигенцией будто какой-то гипноз овладел: вот непременно, во что бы то ни стало быть европейцами, во всем походить на них, усвоить их идеалы, их формы жизни, их языки, даже их платье, манеры, привычки… А того не видят люди русские, что европейцы только смеются над этим, только презирают нас еще больше, как париев, как некультурных дикарей. И особенно это на руку заклятым врагам Христовым – иудеям и масонам: они руки потирают от радости, им это-то и нужно. И всеми мерами они стараются содействовать этому гипнозу, всего больше боятся, как бы не очнулись русские люди, не вспомнили заветов предков своих благочестивых. И вот, захватив в свои руки печать, они всячески внушают, что этот гипноз есть явление в высшей степени отрадное, как признак культурности, прогресса, победы над мракобесием, торжества цивилизации… Что мы – невежды, что мы во всем, решительно во всем отстали от Европы, что стыдно нам быть православными, что христианство “сыграло свою роль в истории, отжило, умирает”, – все это изо дня в день, под разными видами, внушается иудейской печатью, впитывается в мозги нашей модничающей интеллигенции как неоспоримая аксиома, против которой могут спорить только глупцы… Чем все это грозит нам в самом близком будущем? Русские люди опомнитесь! Стыдно и непростительно грешно так унижать себя, так позорить изменой родным заветам старины, родной Церкви, родному народу! С недоумением смотрит он, этот народ, на ваши “барские причуды”, с сожалением – на ваши заморския выдумки, с глубокою скорбью вздыхает, когда видит ваше богоотступничество, и жалуется Богу, когда вы пытаетесь и его совратить на свой путь погибельный… Ведь, он все ждал, что вы пойдете впереди его по завещанному ему историей и Божьим Провидением пути, что как люди, более его наукою просвещенные, поведете его за собой, а вы поклоняетесь Ваалу и идете путем служителей Молоха… Горе вам, когда народ потеряет всякое к вам доверие, когда среди вас не найдется достойных сынов Руси веков минувших! Вы теперь стремитесь развратить его духовно: он не замедлит, восприяв в свое сердце яд духовнаго развращения, ниспасть и в разврат телесный, превратиться в такого зверя, какого мир еще не видел, какого история человечества еще не знала…

И вы первые – помните это! – первые погибнете в когтях этого лютаго, безпощаднаго зверя!

№ 144
Дети и церковно-приходская жизнь

Ныне много говорят об “оживлении” приходской жизни. Не лучше ли сказать – о пробуждении: ведь, приход есть малая часть Церкви Христовой вселенской, а Церковь Божия жива и умереть не может, ибо ея глава – Христос Спаситель наш смертию Своею смерть всякую попрал и живет в Церкви Своей. Пока – не только приход, но и всякий отдельный член Церкви не порвал связи с Церковию, не стал еретиком, дотоле и он не умер для Церкви, какою бы духовною болезнию, каким бы грехом ни страдал он… Отдельный член Церкви может духовно умереть, порвав, прежде всего, общение с Церковию в ея Таинствах, но приход сего сделать не может, ибо он возглавляется совершителем Таин Божиих – священником и совершение божественной литургии в его храме иереем, правильно рукоположенным, уже есть свидетельство жизни прихода, сей малой Божией церквицы. А значит, и говорить об оживлении прихода не подобает: это было бы оскорблением Духа Божия, присно живущаго в Церкви и действующего в ея Таинах…

Особенно заботится о пробуждении жизни приходской еще юное Московское братство четырех святителей. Оно праздновало вторую свою годовщину 5 октября и вечером сего дня устроило годовое собрание в московском епархиальном доме. Главною своею задачею братство поставило взаимное сближение пастырей и пасомых, а чрез то и развитие деятельности прихода. Отчет был краток, ибо братство еще только начинает входить в свое дело, намечая свои ближайшея задачи и средства к их осуществлению. А в этом отношении надо быть особенно осторожным: ныне в воздухе носятся идеи, с виду заманчивыя, по существу же противоцерковныя, каковы, например, идеи нрава, свободы и т. п. Вот и надобно остерегаться, чтобы не подменить такими модными идеями – чистые идеалы церковные. И дай Бог, чтобы юное братство, руководимое мудрым первосвятитслем Московским, избегало этой опасности и чтобы идея долга не заслонялась бы идеею права, а служила сей последней лишь основою… и все согревалось и оживлялось идеею любви, ибо и Церковь есть великий организм любви…

Одно из могучих средств к объединению прихода в духе веры и любви, как показал опыт, является всеобщее или всенародное пение в церкви. Москва счастлива тем, что в среде целой тысячи ея пастырей, уж конечно, всегда найдется энергичный, долгу своему преданный пастырь, который “сделает опыт”, по мере сил и уменья проведет в жизнь ту или другую идею, а Господь поможет ему и осуществить ее так, что в сем деле нельзя не видеть явнаго чуда Божия, проявления жизнедеятельности в Церкви самой невидимой Главы Церкви – Господа Иисуса Христа. Та к было и в данном случае. Один смиренный иерей из Замоскворечья завел у себя в церкви всенародное пение два года назад. Прихожанам это пришлось по душе. Начали с простых ежедневных песнопений литургийных, затем перешли к ирмосам праздничным, а теперь поют прекрасно и догматики. И вот, 5 октября, почтенный батюшка сделал доклад в собрании братства и показал на деле, как поют его прихожане. Опыт показал, что всеобщее пение послужило началом и других добрых дел: появилось и общество трезвости, и воскресная школа для тех, кто хочет но, по безграмотности, не может принимать участия в пении (обучаются не только юноши, девицы, но и люди преклоннаго возраста, до 65 лет), и участники пения ходят за сотни верст на богомолье к святыням родным, помогают бедным в приходе так, как не бывало дотоле… Не говорю уже о церковном чтении: уж конечно, оно поставлено в церкви приходской образцово.

И вот мне хотелось бы поделиться с моими читателями тем трогательным впечатлением, какое я вынес из сего собрания. Выходит на средину малютка-мальчик и громко, ясно, отчетливо, немного картавя, но все же прекрасно читает: Ныне отпущаеши, Трисвятое и Отче наш. А затем смело подходит к владыке Митрополиту и просит благословения. Его чтение тронуло некоторых нервных людей до слез. Благословляя малютку-чтеца, владыка спросил: “А сколько тебе лет?” – Мальчик, нисколько не смущаясь неожиданным вопросом, ответил: “Пять лет”. Я сидел рядом с первосвятителем. Хотелось чем-нибудь порадовать младенца-чтеца, и я, сняв с своих четок серебряный крестик, передал его Митрополиту, который и благословил мальчика, заповедав, чтоб надел крестик на шнурочек и возложил себе на шею.

И вспомнились слова пророка-псалмопевца: из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу; вспомнились младенцы евангельские, громко взывавшие пришедшему во храм Спасителю мира: осанна Сыну Давидову! И думалось: ведь вот как иногда немного надобно, чтобы разбудить дремлющую душу православную, чтобы повеяло на нее дыханием жизни, и именно церковной жизни… Ведь прочитай дитя, что теперь так обычно, простое стихотворение: разве было бы такое впечатление? И мысль шла дальше: не следует ли нам, пастырям, для “оживления”, для пробуждения церковной жизни призвать на помощь вот этих невинных младенцев, поручая им чтение кратких молитв в храме Божием за богослужением? И вспомнил я, как в прежние годы велось в Троицкой Сергиевой Лавре в субботние молебны Матери Божией в так называемой келлии Преподобнаго Сергия. В конце молебна выходили три отрока, лет по шести или семи, становились пред иконою Владычицы, не спеша, ограждали себя крестным знамением, творили три поклона в пояс и начинали: один – Святый Боже… другой продолжал: Пресвятая Троице… третий читал: Отче наш… Чем-то неземным отзывалось в сердце их чтение, думаю, как были бы счастливы матери малюток, если бы их дети удостоивались чести славить Бога невинными устами своими в храме Божием! И уж конечно, благоговейная, хотя и не вполне по-ученому сознательная молитва малюток была бы доходнее до Бога, чем наша холодная, нередко ведь тоже – но уже – непростительно безсознательная молитва, чтомая на клиросе поспешно, бездушно, яко медь звенящая или кимвал бряцающий.

Когда мне приходилось давать наставление новоблагодатным иереям, я говорил им: не упускайте случая приласкать ребенка, хотя бы это был грудной младенец на руках матери; благословите его, поцелуйте: пусть ваш облик, ваш сияющий на груди священнический крест, ваша ряса запечатлеются в его памяти наравне с милым его сердцу обликом матери; имейте на такие случаи даже какие-нибудь грошовые гостинцы для малюток, когда посещаете дома прихожан ваших. Поверьте: тогда детки не только не будут бояться “попа”, как это бывает в деревнях, а напротив, будут тянуться к вам, между вами и ими образуется духовная безмолвная связь, они будут считать вас родным человеком, они будут встречать вас далеко за деревнею, когда станут подростать, будут считать за счастье подойти к вам под благословение. А вы пользуйтесь этою детскою любовью, чтобы привлечь их к храму Божию, чтобы сделать их вот участниками в чтении, а потом и пении раньше, чем они придут к вам в школу… Дети деревенския рано развиваются, рано приучаются к труду: вспомните того некрасовскаго мальчугана, которому только “шестой годок миновал”, но который, погоняя лошадку с возом дров, уже с благородною гордостью говорил:

Семья-то большая, да два человека

Всего мужиков-то: отец мой да я!

Надобно пользоваться и этою чертою русскаго ребенка, с колыбели приручая его к себе и пользуясь всяким случаем засеять в его нежную душу любовь к родной Церкви, к ея обрядам, ея порядкам. Из детей надо готовить будущих своих прихожан, послушных чад Церкви, преданных ей, крепко ея любящих. Не следует забывать, что такое доброе, сердечное отношение священника к детям, несомненно, будет тотчас замечено их матерями, которые с радостью пойдут навстречу священнику в деле воспитания их детей в духе церковности. Матери всеконечно отплатят батюшке своею преданностью, своею готовностью помочь ему и его матушке в их трудах по сельскому хозяйству. Вот один из самых простых и самых верных способов сближения пастырей с пасомыми. Скажу еще и то, что этот способ носит в себе так сказать и мистическое начало. Господь сказал о детях: таковых есть царство небесное. И взрослым заповедал: аще не будете яко дети, не внидите в царство небесное. В душе дитяти есть свойства, нами взрослыми грешниками, потерянные. Сердце ребенка скорее открывается для Божией благодати. Оно непосредственнее ощущает ея воздействие. Посмотрите на ребенка, который увлекся церковным пением: это можно наблюдать там, где ведется общецерковное пение. Какая неземная духовная красота светится в его личике! Как тепло горят его глазки! Как будто вся красота души выходит наружу, и только Рафаэль да наш гениальный Васнецов умели запечатлевать на холсте эту духовную красоту детскаго личика. А ведь в этом проявляется его внутренняя жизнь, жизнь чистой, еще незапятнанной грехом детской души. И я скажу еще: те, которые большую часть своей жизни проводят с детьми, с любовью и бережливо воспитывая детей, своих ли то или чужих, на тех Бог налагает как бы отпечаток детских свойств: полюбуйтесь на портреты известных педагогов, всю жизнь отдавших детям, хотя бы на портрет нашего незабвеннаго церковнаго педагога С. А. Рачинскаго: сколько детской чистоты, благодушия, простоты, даже невинности светится в его облике сквозь его седины! Вот почему наш пастырский долг – ближе держаться к детям: это нужно, это необходимо для нас самих. Дети – Божьи любимцы: к ним близки их Ангелы-Хранители, близок духовный мир: как же нам не дорожить близостью к ним? Вводя их в общение с Церковью, согревая их благодатною теплотою церковной жизни, будет ли то в церковной школе или же просто в храме Божием, в доме, в семье – мы делаем великое дело и для церковной жизни, для прихода: ведь эта семья детей – будущие наши прихожане, будущие наши пасомые. Если мы приучим их, например, петь в церкви с их отцами, матерями, братьями, сестрами, то они уж сами научат и своих детей тому же святому искусству – славословию Божию. Если подскажем им и научим украшать храм Божий в праздники цветами и зеленью, обсаживать его деревцами, цветочками, чистить утварь церковную, лампады, подсвечники пред великими праздниками, помогать церковному старосте собирать по деревням новины на храм Божий, – ведь все это будет добрым, святым семенем, которое принесет плод свой во время свое, когда они вырастут и станут сами хозяевами, обзаведутся своими семьями. Верится, что не все же будет тот разгром церковной и общественной жизни на Руси, какой теперь совершается, что опомнятся же, наконец, русские люди, вспомнят старину свою родную, возьмутся за ум-разум и прогонят от себя далеко прочь всех этих соблазнителей-лжеучителей… Тяжело нам, пастырям, быть свидетелями этого разгрома на родной Руси, но не следует отчаиваться: в наших руках еще немало средств к спасению народа православнаго от явно грозящей ему гибели. Даже враги его видят это и боятся – да, боятся нас! Это мы только что видели: много ли нас, служителей Божиих и всех-то на Руси в сравнении с массою народной? А как испугались все враги Церкви, все эти кадеты, октябристы, разные конституционалисты, когда духовенство решило исполнить свой долг и пойти на выборы в Государственную Думу, не себя выставляя, а народ предостерегая от его врагов… Та к вот, исполняя тот же долг, и подойдем ближе к душе народной, – ведь никто так не знает ее, как мы, пастыри и отцы духовные, и возьмем деток народа на свое особое попечение. Это и нам принесет неоценимую пользу: самих нас обновит и преобразит, даст нам оценить и сердцем ощутить всю красоту народной русской души, которая по природе своей православная и не может быть иною без измены природе своей.

Итак, Бог вам в помощь, отцы и братия, и – за дело, скорее за дело святое!..