Текст книги "«Козни врагов наших сокруши...»: Дневники"

Позволительно также спросить: неужели и в самом деле “Русский Паломник” с его приложениями рекомендован и духовным ведомством для разных библиотек и читален, например, цековно-приходских?..

IV

Да не будет сего!

Замечаете ли вы, читатель, что наша так называемая “порядочная” печать постепенно все левеет, мельчает, уходит в сторону от добрых преданий еще недавняго стараго времени?

“Новое Время” уже не то, чем было при покойном А. С. Суворине; “Свет” стал сумерками после смерти своего основателя – В. В. Комарова; от одной газеты пахнет каким-то нерусским “национализмом”, от другой несет “октябризмом”, не говорю уже о тех, которыя продали себя “кадетизму” и прямо жидовству…

Некто “Вопрошающий” отметил вредныя поползновения редакции “Русскаго Паломника” угощать своих читателей “легендами” в еретическом, рационалистическом вкусе. А этот журнал “рекомендован всеми ведомствами” для школ и назначает себя для семейнаго чтения. А вот еще журнал, очень распространенный, проникший особенно в семьи священников и до последняго времени державший себя порядочно, хотя когда-то и напечатавший “Воскресенье” гр. Толстого, конечно, в сокращенном виде. Это – известная “Нива”, издаваемая Марксом вот уже 40 лет. Теперь этот журнал рекламирует, что в будущем году он дает полное собрание… мерзостных сочинений “знаменитаго” Леонида Андреева! Как вам покажется это? Кто руководит теперь этим изданием? Кто угадывает вкусы своих читателей? Не должны ли все порядочные люди дружно крикнуть редакции: если хотите отравлять наши семьи Андреевым, то – прощайте! Мы уходим от вас!

Но случится ли это? Увы, не надеюсь! Наша интеллигенция – какое-то безличное существо: чем его угостят, то и будет кушать, хотя бы пришлось и поморщиться. При журнале, видите ли, прилагаются разныя “выкройки”, “моды”, олеографии… все это пригодится барышням, детям, да и вообще, журнал дает много для чтения интереснаго, к нему привыкли за 30–40 лет… как-то уж отставать не хочется. Ну, а Леонид Андреев… да его можно ведь и не читать…

Так, вероятно, рассуждают наши интеллигенты, обсуждая вопрос, на какой бы журнал подписаться. Но не так должны рассудить пастыри Церкви. Те из священников, которые доселе выписывали “Ниву”, должны бы решительно отказаться от дальнейшей выписки этого журнала, обещающаго внести отраву в их семьи. Этого мало: должны бы не пожалеть открытки, чтоб заявить редакции столь же решительный протест против такого “приложения”, сказать твердо, мужественно: если вы так, то и мы больше не ваши читатели! Стыдно, позорно порядочному изданию размазывать леонидовскую грязь по лицу родной земли! Пусть уж этим ремеслом занимаются жиды и масоны, которым так хотелось бы развратить наши семьи, наш народ, но доселе почтенной редакции “Нивы” это как-то уж не к лицу!

Предупреждаем наших читателей, какая опасность грозит их семьям от выписки “Нивы”. Если хотят уберечь своих детей от отравы нравственной, то пусть откажутся от выписки этого издания. А священникам властно повелевает это их долг: что же это, в самом деле, будет: пастыри Церкви будут выписывать для своих семей порнографа Андреева и поддерживать своими грошами издание, распространяющее его сочинения?

Да не будет сего!..

Моим читателям

“Мои дневники”, печатающиеся частию в “Церковных Ведомостях”, частию в газете “Колокол”, а главным образом в “Троицком Слове”, вызывают со всех сторон добрые отклики моих читателей: мне пишут и миряне, и пастыри, и простые, и интеллигентные люди. От всей души приношу им мою сердечную благодарность за ту нравственную поддержку, какую они мне оказывают такими письмами. Мы живем в боевое время для Церкви Божией, когда ее враги, иудеи и масоны, а также и ослепленные ими наши полуинтеллигенты-либералы всяких закалов стремятся напустить тумана в сознание русских людей и увлечь их на путь гибели для родной земли чрез измену святой вере православной и заветам родной старины. Обличать всю ложь этих проповедников духовной смуты, раскрывать красоту и истинность наших родных идеалов, предостерегать русских людей от увлечения лживыми учениями, как политическими, так и религиозными, – вот задача, какую должны мы, пастыри, ставить себе в наше время и какую я ставлю для себя в “Моих дневниках”. Чтобы сделать доступными такия статьи для всех, Троицкая Сергиева Лавра и издает, под моею редакцией, “Троицкое Слово”, выходящее 50 раз в год (раз в неделю), по цене 1 рубль в год с пересылкою. В этом “Слове” я и печатаю все “Мои дневники”, а в слеующем году буду вести, кроме того, еще отдел мелких заметок, под названием “Блестки и изгарь”, в коих буду отмечать и отрадныя, и печальныя явления в нашей литературе и жизни, освещая их светом церковных воззрений. Я крепко верю в святость наших идеалов; я знаю силу благодати Божией, в нашей и только в нашей Православной Церкви действующей; я убежден в животворности тех заветов, какие оставила нам наша матушка – старая Русь; верую, темже и глаголю, и не перестану глаголати, пока Бог даст силы и возможность к тому. Счастлив, что в этом святом деле пришла мне на помощь родная моя обитель, Троицкая Сергиева Лавра, почему “Троицкое Слово” является, действительно, голосом православнаго инока, напоминающим тот голос, который раздавался в смутные годы междуцарствия, триста лет назад, в виде известных “Троицких грамот”, рассылавшихся преподобным Дионисием и келарем Авраамием Палицыным, и призывал православных русских людей к единению во имя веры и спасения Родины от тяжкой усобицы и смуты того времени. Смута нашего времени опаснее той, хотя и кажется, будто наступило умиротворение: враги поняли, что пока Русь православна, дотоле ее не сдвинуть на распутия политических бредней, а значит, надо все усилия направлять против Церкви Православной и ея устоев… Вот почему я призываю всех моих читателей не только откликаться на мой голос, но и присылать мне вырезки из местных газет, помогать в распространении нашего издания среди родных и знакомых. Приходится слышать жалобы на то, что я не печатаю в газетах своих объявлений, но патриотическия газеты, спасибо им, такия объявления печатают, да распространены такия газеты слишком мало, в иудейских же изданиях берут дорого, а читатели их не обращают внимания на подобныя объявления. Знаю, что меня некоторые осудят за такую саморекламу, но думаю, что добрые русские люди согласятся со мной, что в таком приглашении нет ничего худого. Русь, наша матушка-Русь в опасности: все, что может, хотя в малейшей степени, предупредить эту опасность, есть наш долг, и мы должны исполнить его…

Вместе с “Троицким Словом” издается, вот уже одиннадцатый год, и “Божия Нива”, ежемесячный педагогический журнал, имеющий задачею содействовать воспитанию сердца русскаго дитяти в духе веры Православной и благочестия христианскаго. “Божия Нива” имеет и ежемесячное приложение для детей под названием: “Зернышки Божией Нивы”, коих вышло уже 120 книжек. Цена “Божией Нивы” тоже 1 рубль в год с “Зернышками”, а книжки “Зернышек” можно выписывать и отдельными номерами по 5 коп. за книжку, полный же их набор высылается за 4 р. 25 к. с пересылкой. Книжки удобны для подарков детям в школах, на актах, на елке, в дни ангела и т. п. Все статьи и стихотворения (числом всего до 400) содействуют воспитанию в душе русскаго дитяти русскаго народнаго миросозерцания, и потому в них нет переводных статей: все принадлежат авторам, живущим среди народа.

Можно подписываться на оба издания вместе, высылая 2 р. в год, по адресу: Сергиев посад, Московская губерния, в редакцию “Троицких Листков”.

Мои дневники
1913 год

№ 151
В полночь на Новый год

Глаголаше же сию притчу: смоковницу имяше некий в винограде своем всаждену, и приидища плода на ней и не обрете…

Каждый раз, как ударяют часы полночь под Новый год, приходит на память эта строго вразумляющая грешников притча Спасителя. И слышится в совести этот приговор Господина виноградника: се третие лето, отнелиже прихожду, ища плода на смоковнице сей, и не обретаю, посецы ю убо: вскую и землю упражняет?

Не третие токмо, Господи, но уже тридесять третие, шестьдесят третие, а для иного древняго старца и девяносто третие лето, Ты ждешь плода от нас, а мы только грешим и грешим, только небо коптим грехами своими, никакого плода Тебе не приносим и только вскую землю упражняем – место на земле занимаем! Дивно долготерпение Твое, Господи наш! Слава неизреченной благости Твоей! В то время, как правосудие Твое глаголет: посецы их, Твое безконечное милосердие умоляет: остави их и се лето, дондеже окопаю, сделаю все, что можно, осыплю навозом, пошлю им скорби для их вразумления, для смягчения их жестоких сердец, и аще убо покаются и сотворят плод, достойный покаяния, – добре и благо им будет, аще ли же ни, если останутся нераскаянными, во грядущее посечеши их… (Лк. 13, 6–9).

И сколько уже прошло этих “грядущих” лет, а мы остаемся все теми же, – мало того: год от году становимся все хуже и хуже, все более и более черствеет наше сердце, холодеет душа, и – страшно сказать: мы становимся уже как бы неспособными к покаянию…

Но… ужели мы дошли до этого? Ужели стало невозможным для нас покаяние?

Если бы так, то само милосердие Божие положило бы конец нашей грешной жизни. А если Бог дает еще время на покаяние, то значит – есть и возможность самаго покаяния, значит, еще не истощилось долготерпение Божие к нам, грешным. Для Бога все возможно, но Бог, сотворивший нас без нас, не хощет спасти нас без нас. Он хочет, чтобы мы сами восхотели спасения, сами своею свободною волею решили: восстав, идем к Нему, Отцу нашему Небесному! Та к сделал блудный сын в притче Христовой. Та к делали все покаявшиеся грешники. Та к должно сделать и нам.

Но с чего начать?..

Начнем с того, что пожалуемся Господу на немощи свои, на свое безсилие в делании добра; на леность свою, нерадение и ту черствость сердца, о коей я сейчас говорил. Покажем Господу свои раны греховныя, скажем Ему: Ты видишь, Сердцеведче Господи, что мы никуда-то не годимся: смилуйся над немощию нашею и простри нам крепкую руку Твою, помоги нам положить начало благое благодатию Твоею всемощною! И Он поможет, ибо Сам еще в Ветхом Завете, с клятвою, изрек: живу Аз, не хощу смерти грешника, но еже обратитися нечестивому от пути своего и живу быти ему! (Иез. 33, 11). Он и во дни земной жизни Своей взывал, и ныне взывает: приидите ко Мне вси труждающиися, все жизнию утомленные, невзгодами измученные и грехами обремененные, и Аз упокою вы! Видите: Он ждет нашего покаяния, так сказать, просит нашего сердца: сыне, даждь Ми твое сердце (Притч. 23, 26). За чем же дело? Или сердце другому господину уже отдано? Но если любишь Господа, если ищешь спасения, то непременно надобно оторвать свое сердце от всего греховнаго и отдать его Господу. Как это сделать? Иди к отцу твоему духовному, раскрой пред ним все язвы души твоей, проси его молитв, проси разрешения от грехов твоих. А потом приступи к Чаше Господней, соединись с Господом в святейшем Таинстве Тела и Крови Его, соединись и уже не разлучайся с Ним! Сим положишь ты начало благое, начало новой жизни для Господа, подобно тому, как доселе жил ты для греха. А чтобы укрепить волю свою в следовании за Христом, исполняй, по совести, Его животворящия заповеди. Богу не нужно наше доброделание: оно нужно нам самим. Как труд физический укрепляет силы телесныя, так доброделание укрепляет нашу волю, наш дух в жизни во Христе. Как сосуд, в котором были ароматы, благоухает, так и душа делающаго добро становится благоухающим сосудом благодати Христовой, ибо самое исполнение заповедей Божиих возможно только при помощи сей благодати, по реченному Господом: без Мене не можете творити ничесоже. И как благоухающий цветок нельзя скрыть и в дикой траве, так разносится и благоухание жизни во Христе: его слышат, его сердцем ощущают люди, имеющие очищенное чувство духовное или, по крайней мере, ищущие сего очищения. Нужно ли указывать примеры сего? Не говорю о святых Божиих, Церковию прославленных: напомню о старцах-подвижниках нашего грешнаго времени: вспомните отцов Амвросия, Иосифа, Варнаву, отца Иоанна Кронштадтскаго… Не стремились ли наши сердца к этим носителям ароматов Христовых, не ищем ли мы и теперь подобных им старцев Божиих? И, слава Господу милосердому: не лишает Он нас сего сокровища и в наши скудные верою, богатые грехолюбием дни!

Но не следует скрывать, что такое обновление духа сопровождается многими скорбями, борьбою с самим собою, с искушениями от плоти, от мира и диавола.

Царствие Божие, говорит Сам Господь, нудится, с усилием берется (Мф. 11, 12), узки врата, тесен путь, вводящий в жизнь вечную (7, 13) Много скорбей на сем пути спасительном. Но надо, в утешение, помнить, что Сам Господь ведет путников, шествующих по сему пути. Надо помнить, что хотя и многи скорби праведным, но от всех их избавит я Господь (Пс. 33, 20). Надо, наконец, не забывать, что многи раны и грешным, но никакой отрады им нет и неоткуда ждать. Земная жизнь так устроена, что без скорбей никто не живет и даже через золото слезы льются. Та к уж лучше скорбеть для Бога, для спасения своей души, чем неведомо для кого и из-за чего. Да и самыя скорби, переносимыя для Бога, носят в себе утешение. Это свидетельствуют все крестоносцы-христиане, все святые Божии. Перенося скорбь ради Бога, христианин тем самым становится причастником страданий Христовых как член тела Его, которое есть Церковь. Прислушайтесь к тому, что говорит святой Апостол Павел о своих скорбях: ныне радуюся в страданиих моих о вас, яко исполняю лишение скорбей Христовых во плоти моей за тело Его, еже есть Церковь, ей же бых аз служитель по смотрению Божию (Кол. 1, 24–25). Да и Господь сказал и верно слово Его: призови Мя в день скорби твоея, и изму тя, и прославиши Мя (Пс. 49, 15). Значит, Он каждую минуту готов помочь нам и в перенесении скорбей, лишь бы мы держались Его, нашего Отца и Спасителя.

Дело за нами, братия! Един Бог всеведущий знает, сколько осталось каждому из нас жить на свете. Быть может, мы стоим уже на границе последняго года своей жизни на земле. Быть может, небесный Домовладыка уже произнес свой грозный суд над нами: уже много лет жду Я плодов от этих безплодных смоковниц и не обретаю их: вскую и землю оне упражняют? Напрасно место на земле занимают… Но милосердие Его еще ходатайствует о нас: остави их еще на сие лето… И кто знает? Может быть, и это ходатайство уже последнее… Придет будущий год, и мы будем тогда телом лежать в темной могиле, а душою… конечно, там, куда сами себя определим – или покаянием и исправлением своей жизни, послушанием призывающему нас Богу, или же своим нерадением о спасении, рабством греху и постоянным оскорблением Бога, столь пекущегося о нашем спасении…

Имеяй уши слышати, да слышит! Аминь.

№ 152
О религиозных мудрованиях г. Меньшикова

I

Что разумеет г. Меньшиков под верою

Жаль человека, который, как маятник, качается из стороны в сторону… То уверяет, что христианство становится пережитком и на смену ему идет язычествующий буддизм; то стоит за веру в Бога, хотя о христианстве прямо не говорит… Таков г. Меньшиков в своих фельетонах в “Новом Времени”. Его читатели помнят его возмутительный фельетон о том, что христианство будто бы обанкротилось, что идет новый свет с Востока в учении йогов… Теперь он “приветствует вновь избранных первоиерархов радостным для них сообщением о том, что современная медицина начинает требовать моральной гигиены. Натуралисты, говорит он, начинают требовать психотерапии и наиболее могучим средством последней указывают благотворное влияние нравственно Высшаго Существа на низшее”. Я нарочито подставил прописныя буквы в его словах, чтоб мои читатели поняли, о чем идет, по крайней мере должна идти, речь, если только г. Меньшиков говорит искренно, а не просто пишет очередной фельетон.

По его словам, выходит, что человечество, потеряв веру в Бога, потеряло веру и в себя, а потому заразилось “вечными сомнениями во всем, недоверием к жизни (?), боязнью и отрицанием ея, ведущими к самоубийству”. Это, впрочем, говорит не сам Меньшиков, а проф. Богданов или лучше – французский ученый Дежерин. Отсюда – модная ныне болезнь – неврастения, отсюда – целое полчище болезней ложных, коренящихся в расстройстве духа.

Что-ж?.. Мы порадуемся и тому, что хотя болезни всякаго рода заставят, наконец, людей вспомнить о Боге. Болезни смиряют наш горделивый дух, а смирение приближает к человеку Божию благодать. Публицист патетически обращается к первоиерархам с словом поучения: “Отцы и владыки, – восклицает он, – великое пред вами открывается теперь поприще и радостное до блаженства! Посмотрите на возобновляемое патриаршество не как на цель реформы, а как на средство ея. Посмотрите на него, как на завершение – не карьеры иерархической, а как на завершение своей свободы, свободы апостольскаго служения человечеству, дичающему и погибающему от долгаго отсутствия “моральной гигиены”. – Пора засыхающему древу Церкви Божией пустить свежие ростки. Пора создать культуру нравственно совершенных людей, которых одно присутствие в обществе действует уже целительно. Для спасения народнаго опять нужны, как столетия назад, жарко верующие священники, подвижники, святые, способные могуществом не столько слова, сколько жизненнаго примера восстановить гения-охранителя жизни – божественное настроение веры”.

Золотыя слова. Охотно под ними подписался бы каждый архиерей, хотя на счет карьеры надо бы оговориться: кажется, г. Меньшиков и не подозревает, что некоторые архипастыри идут на высшия степени служения Церкви не добровольно, но яко послушники Христовы, со страхом восходя на крест и готовя себя яко овцы на заколение… Конечно, мир судит о всем по-мирскому, и для того, кто сам не приемлет целым сердцем Божественнаго откровения как таковаго, кто и бредни иудея Нотовича готов признать за пятое евангелие, трудно и представить, чтобы на Руси нашелся архиерей, не мечтающий о “карьере”, и это можно простить публицисту. А вот что хотелось бы сказать по поводу его рассуждений: да что он разумеет под “верою”? О какой вере у него речь?.. Мне кажется, употребляя наше слово, автор мыслит под ним совсем иное… Да, он не прочь для масс народных разуметь и то, что мы разумеем под словом “вера”: нельзя же, ради спасения народа от гибели, неизбежной при рабстве порокам, не поступиться и в понимании веры: пусть-де разумеют и Личнаго Бога, и Христа-Богочеловека – Искупителя, лишь бы не опивались, не развратничали, не грабили, не бунтовали… Ну а мы, интеллигенты, конечно, будем стоять выше их в этом понятии: мы будем разуметь под верою “некую целительную силу, нравственную веру в себя, воспитанную многовековыми внушениями религии”.

Словом, вера, по понятиям современных мудрецов, есть некое самовнушение: “будучи расстройством веры в здоровье, неврастения представляет собою анархию ложных внушений. Иногда достаточно одного властнаго повеления, чтобы больные, годами страдавшие проявлениями неврастении, выздоравливали с поразительной быстротой. Чудо исцеления состоит только в восстановлении веры (той огранической (вероятно: органической?) уверенности в себе, в Высшей Силе и во всей природе, что составляет основу здоровья и спокойствия)”. Та к просто объясняет г. Меньшиков исцеления. По его мнению, никакой благодати, никакого проявления силы Божией, Бога Личнаго, тут нет: самовнушение, обман мысли, независимо от того, существует ли или нет реально объект веры, т. е. Бог. Самая вера, в конце концов, понимается не постольку, поскольку она есть истина, а постольку, поскольку она ценна как средство лечения. Если раскрыть скобки в этом новом учении, то получится: какая бы не была вера, будет ли магометанская, или языческая, лишь бы только она была верой, проповедующей сколько-нибудь пригодные для человечества нравственныя правила – она все равно может иметь целительную силу.

Правда, г. Меньшиков приводит и текст: Бог поругаем не бывает, и – нечестивые истребятся. Но ведь все это можно понимать и в переносном смысле: Бога разуметь не в собственном смысле, а в смысле пантеистическом, ибо и природа ведь нечестия не оставляет ненаказанными. Нам было бы приятно отметить, если бы г. Дежерин, а за ним и Меньшиков сказали прямо: без веры христианской, без веры в Личнаго Бога, как учит Божественное Откровение, невозможно не только спасение души, но и исцеление неврастеников… Но этого-то они и не говорят. На вопрос: чем же лечить расстроенную и потрясенную человеческую душу, они отвечают: “Единственным основанием, на котором покоится вся психотерапия, является благотворное влияние одного существа на другое”. Сказано очень осторожно. Не сказано: влияние Божией благодатной силы по молитвам веры, не сказано и – внушение врача или других людей, а просто: одного существа – понимай, как кому угодно: человека или Божества, или же существа из другаго мира…

Вот почему к приветствиям и благопожеланиям г. Меньшикова приходится отнестись осторожно: основная мысль, что спасение в вере – безусловно верна, но понимать под верою надобно то, что разумеет святая Церковь, а не то, что понимают психиатры, вроде г. Дежерина, и публицисты, вроде г. Меньшикова.

II

Что разумеет г. Меньшиков под Священным Писанием

В № 1993 “Колокола”, по поводу рассуждений г. Меньшикова о вере, я выразил сомнение: да что он разумеет под верою? Теперь он дает повод спросить его: что он разумеет под Священным Писанием? Впрочем, и спрашивать нет надобности: он сам же отвечает. По его словам, “у разных народов разныя, так называемыя священныя книги напоминают друг друга и внешнею и внутреннею стороной. Их немного. В сущности, для основания блестящей цивилизации достаточно одной очень тоненькой книжки, как бы она не называлась: Илиадой, Евангелием или Кораном; на крайний случай, для воспитания неисчислимых поколений достаточно всего десяти фраз, начертанных перстом Божиим на скрижалях. Вот что я называю Священным Писанием, воскрешающим дух народный”. Ясно, что и “Илиада”, и Коран стоят у него наравне с Евангелием Господа нашего Иисуса Христа. Оставалось тут же поставить еще и Талмуд: ведь и эта книга имела громадное влияние на приемлющий ее народ… Тоже ведь своего рода цивилизация!

Никто не будет спорить, что все эти книги имели громадное влияние на народы. Но если г. Меньшиков считает себя христианином, то не следовало бы ему Коран называть священною книгой, священным писанием. Именно – писанием. Мы понимаем под этим словом только Библию. Одна Библия имела безмерно великое значение в деле культуры человечества, какого не имела ни одна книга. И Веды, и Коран имели силу, главным образом, потому, кажется, что в свое время у известных народов не имели себе соперников в других книгах и выдавали себя за откровение божественное. Одна Библия была истинным откровением Божественным и потому никакия книги, после нея появившияся, не могли соперничать с нею по влиянию на умы и сердца людей.

Но оставим вопрос о влиянии. Нас гораздо более интересует вот что.

Все чаще и чаще приходится наблюдать, как у нас крадет слова мир и делает из них, выражаясь словами митрополита Филарета, “идоложертвенное употребление”. В самом деле, украл у нас мир святое, чистое слово “любовь” и стал разуметь под ним животную, плотскую похоть. Теперь похитил слово “вера” и разумеет какое-то самовнушение, без отношения к тому, существует ли реально объект веры или нет. Вот и теперь: берет г. Меньшиков слово “Священное Писание” и разумеет под ним не только Библию, но и Веды, и Коран, а, может быть, и Талмуд. Таким образом, из понятия “священное писание” уже само собою исключается понятие о его богодухновенности, о божественном откровении. Евангелие ставится наряду с “Илиадой”, с Кораном, Ведами… так же, как “вера” – наряду с “самовнушением”, самогипнозом, “любовь” – с похотью плотской. Из каждаго понятия вытравляется, незаметно для читателя-неспециалиста, тот признак, который делает это понятие христианским, верующая в простоте душа обкрадывается, и в сознании, в миросозерцании наших интеллигентов происходит подмена: вместо православно-христианских, даже просто христианских понятий, закладываются языческия под теми же словами, под какими с детства усвоены нами понятия христианския. Это опаснее открытой проповеди безбожия. Против вторжения такой, открытой проповеди душа стоит на страже, а тут враг прокрадывается в нее под личиной друга и крадет ея сокровище, как будто не опустошая его хранилищ, а только подменивая его. Г. Меньшиков справедливо говорит, что “мы живем еще в начале религнознаго одичания общества – следующия поколения доживут до худших бед”. А сам своим талантом содействует этому грядущему одичанию. Правда и то, что “древнеязыческая литература не лишена была оттенка благородства: и там были великие нравоучители, вроде Достоевскаго, но они не спасли цивилизации, а погибли вместе с нею”. Но если так, то зачем же христианское миросозерцание отравлять язычеством? Зачем чистыя понятия христианския подменивать сначала полу-, а потом и совсем языческими? Согласен я с г. Меньшиковым и в том, что идеи, подобныя идеям Достоевскаго, часто “суть только зрелища ума”, или, как говаривал покойный мой дядюшка-псаломщик: игра ума, – “оне, как кинематографическия кадры, сменяют друг друга, развлекают воображение, слегка волнуют и “ничего больше”. Впрочем, нельзя сказать, “ничего больше” – иногда заставляют глубоко задуматься и заронить спасительное семя в душе человека. Покойный известный критик патриот Ю. И. Говоруха-Отрок рассказывал мне, как под влиянием чтения отрывка статей критика Аполлона Григорьева, сидя в Петропавловской крепости, он совершенно изменил свое прежнее полуязыческое миросозерцание на христианское, но ни он, ни сам А. Григорьев, ни даже Достоевский не стали подвижниками в деятельном осуществлении своих христианских убеждений. “Никогда письмена человеческия, – говорит г. Меньшиков, – не изобиловали такою бездною мысли, как теперь, но в лучшем случае светская литература играет роль Марфы, не знающей единаго на потребу”. Для нас ценно это признание г. Меньшикова, если бы оно было искренно. А сомневаться в этой искренности нам дает повод он сам же. Если “верховная власть немногих благородных идей, в которых исчерпывалась бы воля Вечнаго, нужна, если эти немногие, святость которых пленительна и очевидна для всякой неиспорченной души, должна внушаться каждому поколению с младенческих лет, должны звучать как непререкаемый глагол, должны служить путеводной нитью в лабиринте жизни”, то зачем же подрывать авторитет того источника, из коего только единаго оне, эти идеи, и бьют живым ключом? Зачем истинно священное писание, нашу святую Библию, приравнивать к Ведам, “Илиаде” и даже Корану? Зачем вносить путаницу понятий в сознание наших полуинтеллигентов, с доверием читающих писания г. Меньшикова? Да и можно ли верить искренности человека, который находит возможным доверяться французскому иудею Нотовичу и его вымыслы принимать чуть ли не за пятое евангелие?.. А г. Меньшиков еще восклицает: “Как найти теряемое народами Священное Слово (прописныя буквы его) и как внушить в него веру – этот величайший вопрос культуры заслуживает неустанной заботы архиепископов и патриархов”. Положим, с этим и я не могу не согласиться, да только вопрос: что разумеет г. Меньшиков под этим “Священным Словом”?