Текст книги "«Козни врагов наших сокруши...»: Дневники"

Вот к чему зовет нас новый год. Вот способы и средства начать для новаго года новую жизнь, обновиться духом, стать новыми людьми, возлюбленными чадами Божиими. Много милостей явил нам Господь в минувшие дни великих испытаний. Но кто много получил, с того много и взыщется, как говорит Господь в Евангелии. Господь открыл нам очи, и мы увидели грехи свои. Да не возвратимся же к ним вспять! Да исчезнут отныне, да не возникнут вновь те распри и раздоры, какими мы жили в последние десять лет! Да исчезнут навсегда с лица родной земли все эти нехристианския мечты о каких-то, неблагословенных Богом, осуждаемых Церковию “свободах”, под именем коих плохо скрываются желания произвола, распущенности, простора для всякаго зла в жизни религиозной, государственной и общественной! Да водворится мир не только с соседними народами, но и у себя дома, в родной земле! Да укрепятся в сознании и в жизни те святые идеалы, которые, милостью Божией, как-то вдруг, сами собою, выплыли из забвения и блеснули пред нами во всей своей красоте и величии – идеалы Православия, самодержавия и красоты православной народной души! Русский народ – в это мы глубоко верим – призван Богом хранить святыню Православия для всего мира; эта святыня, в сии многоскорбные дни, просияла в нашей народной душе во всей своей апостольской чистоте и небесной красоте – не в теории, а в самой жизни. Помните же, что незримый враг Бога и людей зорко следит за всем, чем живет наш народ, и стремится чрез своих слуг отравить его лживыми идеями либерализма, социализма, материализма, атеизма и всяких измов, но жива наша народная душа, и Православная Церковь бодро стоит на ея страже. Берегите же и вы, православные русские люди, святыню Православия, как безценное сокровище, Богом вам врученное. Мы верим, что те народы, в душе которых не погасла искра Божия, которыя искренно ищут истины, найдут эту истину в Православии и воспримут ее от народов православных, впереди коих стоит наш Русский народ. Да будет тако! Да благопоспешит Господь всем нам в обновлении духа во славу Свою, да не угаснет та искра Божия в народной душе, которая вспыхнула во дни скорби и осветила потемки его духовной жизни, – да разгорается она ярким пламенем к духовному оздоровлению народа, и да расточатся все враги Божии, враги Церкви Православной, кто бы они ни были: еретики ли, раскольники ли, или же Магомета и Лютера последователи!..

Се здрав был еси, ты положил по крайней мере начало своему оздоровлению, православный Русский народ, смотри же – ктому не согрешай, а, положив доброе начало, в предняя простирайся и духом обновляйся!

С новым годом, с началом духовнаго обновления приветствую вас, братия мои! Аминь.

№ 252
Почему же не навсегда?.

Война многих отрезвила, многим раскрыла глаза на те опасности, коими грозило нашему народу немецкое засилье. Сорок лет люди церковные твердили, что немецкая пропаганда штундобаптизма в сущности есть перевоспитание нашего народа в духе немецком, что вытравление из народной души идеалов Православия есть духовное пленение его немцами, что поэтому – допускать распространение ереси лютеровой в русском народе, не говоря уже о духовном развращении, о погибели душ, есть грех против Русскаго государства с точки зрения политической. Казалось бы, раз православная вера основными законами нашими признана господствующею, а прочил исповедания – только терпимыми, не следовало бы и говорить о какой-то свободе распространения ересей на Руси; если всякая ересь есть несомненное зло, а в отношении лютеровой ереси – не только зло религиозное, гибельное для души русскаго человека, но и вредное для государства, то и вопрос надо считать решенным: всякаго проповедника этой злой ереси надо гнать вон из России, гнать навсегда, как врага России, русскаго народа, как развратителя его, подкапывающагося под самыя основы государства Русскаго. К сожалению, хорошо понимали это только люди церковнаго направления, но они-то и не могли ничего сделать, чтоб пресечь зло духовнаго отравления народа. А там, в верхах, не понимали этого, не хотели вдуматься в страшную опасность от духовной заразы, вносимой в народ штундобаптизмом и другими ересями. Враги Церкви Православной вбили в головы руководящим кругам, что “свобода исповеданий” есть высшее благо, во имя коего нельзя преследовать проповедников иных вер; что до того, что эти проповедники развратят духовно, оторвут от родной Церкви, а затем и от роднаго народа несколько тысяч простецов? Зато принцип “свободы” будет сохранен, зато-де нас не будут немцы звать варварами, отсталыми, фанатиками и т. п.

Грянул гром войны, и даже те, которым вера православная казалась делом безразличным, даже и они прозрели, и для них стало очевидно, что совращение русскаго народа в немецкую веру вовсе уж не такое безразличное дело, что приходится принимать против сего меры. И принимают. В газетах читаем: в Одессе закрыто столько-то общин, в Москве – столько-то; в Петрограде выслан за границу известный совратитель нашего народа в баптизм Фетлер (скажу в скобках: щуку утопили в море!) и т. п. Но вот что никак не вмещается в наше сознание: тут же читаешь оговорки, что эти меры принимаются только на время войны… Стало быть?.. И общины откроются, и Фетлеры-развратители снова появятся по окончании войны?.. Стало быть – с окончанием военных действий, с заключением мира все опасности, теперь замеченныя, сами собою исчезнут? Или то, что в военное время считается зловредным, в мирное время по меньшей мере безвредно? Но ведь речь идет об основах народной жизни русской, о самых корнях народнаго миросозерцания, о сокровищах души народной! Стало быть, в мирное время расхищать эти сокровища разным Фетлерам разрешается? Народ – младенец умом в вопросах веры; надо оберегать его от таких хищников, а тут, во имя какой-то – простите – безсмысленной свободы веры дается полный простор этим развратителям народа, соблазнителям малых сих, – простор подрывать доверие к родной Церкви-матери, подкапываться под нее, а вместе и под устои Русскаго государства… и только тогда, когда сии Фетлеры уж слишком усердно поведут свою враждебную пропаганду, когда их подкопы под государство станут до очевидности ясны, когда пожар распространится, принимаются против них меры, – скорее, полумеры, как будто лишь для того, чтоб не слишком громко раздавался протест верующих русских людей, свидетелей зловредной деятельности этих Фетлеров… А если не так, то – скажите ради Бога: как же понимать эту свободу, которая как бы уже заранее обезпечена Фетлерам после окончания войны? Вы не хотите допускать, чтоб они играли роль мучеников? Да пусть их, сколько их душеньке угодно, кичатся своим мученичеством, которое и все-то будет заключаться лишь в лишении права проповедывать свою ересь в среде нашего роднаго народа, права, коего они по закону и не имеют пока, но которое предвосхищают себе, под разными лукавыми предлогами, прикрываясь нашим широколиберальным простодушием и равнодушием к родной вере наших отцов.

Но Фетлеры – это, так сказать – только частичное явление; покушение на Православие, как на основу народнаго духа, идет в разных видах, проявляется в разных областях жизни. На душе наболело отношение к Церкви нашей наших лжелиберальных газет, отношение некоторых земских учреждений; отношение наших судебных учреждений… Особенно непонятна, с нашей точки зрения, свобода изданий разных сектантских газет и журналов. Кому они нужны? Кому служат, как не врагам России? А если так, то ужели мы уж так связаны либеральными идеями, что себе во вред принуждены допускать существование у себя этих червоточин русской души?.. Изо дня в день какая-нибудь “Утренняя Заря”, какой-нибудь баптистский “Христианин” сеет смуту в православной русской душе, клевеща на духовенство, подрывая уважение к церковным обрядам, искусно делая намеки кощунственные на все, что нам дорого, что для нас свято… А нам говорят: кто же вас заставляет читать? Эти газеты, эти журналы издаются для сектантов, не читайте их и не станете смущаться. Но позвольте: газета есть публичная кафедра, поставленная среди площади: с нея слышится речь всякому проходящему; газета, журнал могут попасть в руки православнаго, а мы знаем, что они и издаются-то именно для соблазна православных, – мы и имеем немало жалоб от православных на этот соблазн: что же, ужели, хотя бы во имя той же пресловутой “свободы”, ужели нельзя освободить нас, православных, от этой отравы, от оскорбления наших святых чувств, от того соблазна, который вносится в простую душу читателя этих изданий, существующих на немецкия деньги? Ужели теперь, когда милостью Божией раскрыты все злоухищрения нашего врага-немца, не ясно, что надобно просто, без всяких разговоров закрыть навсегда подобныя издания и впредь зорко следить, чтоб они не возрождались на святой Руси?..

Признаемся, мы старики, не можем никак усвоить себе эту масонскую теорию свободы. Нам все кажется: раз известное явление признано злом – надо с ним бороться законом, запрещением, наказанием, если средства нравственныя, по упорству злой воли, не достигают цели. Между тем мы постоянно видим: против воров и разбойников, посягающих на чужую собственность, принимаются меры: их ловят, сажают в тюрьмы, ссылают куда-нибудь; а против посягающих на сокровища души народной, развращающих народ ложными учениями, отравляющих душу, похищающих веру из простой души русскаго человека – почти не принимается никаких мер. Вот, наконец, нужда заставила принять кое-какия меры: слишком уж резко стали выступать враги Церкви со своею пропагандой; но и тут – оговорка: эта мера принята на время, пока существует военное положение, а там – милости просим опять, г. Фетлер со товарищи, в Петроград, опять выступай смело с клеветами на Православие, опять публично перекрещивай православных невежд, кого удастся загубить своею отравою…

Нет, решительно мы этого в толк взять не можем и во имя здраваго русскаго смысла взываем: зло есть зло и никакой ему свободы быть не должно! В немецких землях собираются провести закон совсем запрещающий наше родное Православие, а мы спокойно смотрим, как немецкие проходимцы, под видом благочестия, совращают наш простодушный, младенчествующий в вере народ. Мыслимо ли это? Торговать ядом строго запрещается, а издавать духовную отраву в виде газеты или журнала, в виде книг и брошюр – дозволяется? Да ведь отрава-то духовная, если уж вам угодно оберегать только целость государства, а не Православие, – ведь эта отрава дала себя почувствовать хотя бы и в государственном отношении в эту войну. Уважая якобы свободу религиозных убеждений, у нас не требуют, например, от менонитов строевой службы, якобы противной их религиозным убеждениям, а православнаго не спрашивают об убеждениях, и если бы он отказался идти в строй, то подвергся бы строгой каре военных законов. Следовательно: человек ложных убеждений, убеждений вредных для государства, притом заразительных для народной массы, получает привилегию освобождения от опасностей для его жизни; об этом хлопочут даже некоторыя земства, требуя для санитарной службы в своих лазаретах исключительно менонитов… Продолжите основную мысль такого отношения к менонитам и сами увидите, к каким придете выводам. Что же: это безразлично для государства?.. Говорите по совести!..

Враг каждаго искушает сообразно с его наклонностями: немца он заражает гордынею и презрением к другим народам, а русскаго – его мягкосердечием, идеализмом, искажая сей идеализм и подменивая его ложными либеральными идеями. Немец отлично видит это и смеется над русским и пользуется его простодушием, его мягкосердечием для того, чтобы обманывать его и порабощать себе его духовно и материально… И одним из могучих средств такого порабощения является совращение русскаго православнаго человека в немецкую веру, расхищение его духовных сокровищ, духовное его обезличение. И видят это люди умные, люди, власть имущие, и принимают меры, но… только на военное время. Почему же не навсегда? С болью сердца мы ставим этот жгучий вопрос!..

№ 253
Суеверные письма и молитвы

Лет пятьдесят тому назад, когда я еще учился в духовном училище, крестьянские мальчики, мои сверстники, принесли мне листочек, переписанный полууставом, под заглавием: “Святое письмо”. В нем говорилось, что в святом граде Иерусалиме, близ Гроба Господня, был слышан глас с неба: “Поражу весь мир бедствием!” А чтобы это бедствие не постигло, предписывалось читать, а главное – переписывать и рассылать приложенную при письме молитву, причем обещалось счастье тому, кто перепишет девять таких молитв и разошлет своим знакомым, а кто этого не исполнит, того поразит беда. И вот крестьянския дети старались переписывать эту безграмотную молитву и снабжали ею соседей, в том числе и меня. Помню, что молитва та показалась мне очень безграмотной и даже еретической, и я толковал своим простецам-друзьям, что верить ей не следует, что надо молиться теми молитвами, какия есть в книгах церковных, а не какими-то секретно распространяемыми неведомо кем.

Представьте себе, что это суеверие с молитвою и святым письмом живет и доселе! И теперь странствует эта молитва по Святой Руси, и теперь тщательно переписывают ее досужие простецы и посылают повсюду, воображая, что сим делают доброе дело! Худо то, что, по-видимому, такими письмами закидывают наше христолюбивое воинство, благо пересылка в действующую армию безплатная. Пишущий сии строки получил несколько писем, коими просят разъяснить: что это за молитва, что за “святое письмо”? Можно ли верить им? Конечно, воины могли бы обращаться с такими вопросами ближе – к своим военным священникам, но или не догадываются, или нет близко священников, а бумага и карандаш под руками, да и пересылка дармовая.

Недобросовестные сочинители подобных писем не страшатся быть “лжесвидетелями о Боге”, как говорит св. Апостол Павел, потому что приписывают Богу то, чего Он не делал (1 Кор. 15, 15) Так, в одном таком “письме” мы читаем: “Сие письмо найдено за иконой в Почаевской Лавре. Письмо это писано золотыми буквами Самим Иисусом Христом. Кто это письмо хочет прочитать, то оно само раскрывается, потом опять закрывается, в скором виде (?) и возвращается в собор за образ св. Михаила”. Далее идут наставления, после которых следуют обычныя в таких апокрифических письмах угрозы и обетования: “Кто не будет верить этому письму, тот будет проклят отныне, а кто будет давать списывать и прочитывать письмо, то хотя бы имел столько грехов, как на небе звезд и в море песку или на земле травы, то все будет прощено, а кто это письмо имеет и не дает списывать другим, тот будет Богом наказан и изгнан из Царствия Божия. И кто будет иметь это письмо на войне, то ни один неприятель не повредит, а кто это письмо носит при себе, тот везде будет счастлив и получит Царствие Божие”.

Подумаешь: как все просто: возьми лоскуток бумаги с полуграмотным письмом, какое написал какой-то сочинитель от имени Христа – и будешь цел на войне, а вот если будешь носить на себе святое Евангелие, крест Христов, то этого тебе сочинитель не обещает, – его писанье, оказывается, имеет какую-то чудотворную силу, а слово Божие – нет… Бедные невежественные простецы, верящие подобным вымыслам! и трудятся ведь и переписывают “письмо”, переписывают и молитву, в коей даже ересь есть, ибо Трисвятое: Святый Боже – в этой молитве относится к одному Аицу Святыя Троицы – Иисусу Христу. И при этой молитве те же обетования, те же угрозы…

Если кто получит такую молитву или письмо, – сжигайте эту бумажку, как писанье какого-то невежды, дерзающаго даже на Господа Бога “лжесвидетельствовать”. А ему отвечайте, что письмо его сожжено и верить сему письму грешно…

№ 254
Ценим ли мы свое сокровище?

Нашествие тевтонов, героическая борьба с народом, вытравившим в своей душе дух истиннаго христианства, величие подвига, к коему призвал Господь наш народ, – все это побуждает глубоко задумываться о грядущих судьбах нашей Руси Православной, о том великом служении человечеству, к какому зовет нас Господь в истории… Не гордость, не самовозвеличение побуждает нас думать об этом, а благоговейное созерцание судеб Божиих в истории нашей, в истории всех народов земных. Мы, христиане, не можем не видеть, что каждый народ вносил в историю человечества свою долю добра, и это добро как бы оправдывало его существование, его право бытия на земле. И греки, и римляне, и древние египтяне, и вавилоняне – все в путях Промысла Божия послужили, сознательно или безсознательно, приготовлению людей к восприятию спасения вечнаго, ко вступлению в Церковь чад Божиих, к устроению великаго Царства Божия среди созданных по образу Божию, но исказивших сей образ сынов Адамовых. Не говорю об избранном народе Божием, о народе, которому некогда были вверены и словеса Божии, Божественное откровение, но который – увы – сам призвал на себя гнев Божий и отвержение, когда отрекся от Спасителя мира и в безумии своем воскликнул в лице своих предков: кровь Его на нас и на чадах наших! Промысл Божий соделал свое великое дело и в этом народе, как изрек о сем Сам Спаситель мира: спасение от иудей есть (Ин. 4, 22). И мы веруем, и тяжко согрешили бы пред Богом, если бы усомнились, что и наш народ имеет свое великое призвание, великое, Богом ему предназначенное служение роду человеческому в своей истории, и должен благоговейно внимать путям Промысла Божия и познавать свое назначение, чтобы быть достойным орудием Промысла в исполнении сего предназначения.

Страшная война с новыми варварами уже достаточно раскрыла духовныя сокровища русской души народной. Только слепой, гордынею ложной европейской цивилизации ослепленный, может не видеть, что этими сокровищами народ наш всецело обязан родной Православной Церкви, ея духу, ея учению, ея богоносным подвижникам и пастырям – воспитателям народнаго духа. И, повторяю, не горделивое самовозвеличение русскаго человека, а благоговейное внимание к тому, что творит ныне Господь среди нас, властно повелевает нам, пастырям Церкви, раскрывать и углублять в сознании истинных сынов нашего народа, как простецов, так и стоящих выше их – людей образованных все величие и духовную красоту сокровищ народнаго духа, необходимость, священный долг наш – не только беречь эти сокровища для себя, не только приумножать их, но делиться ими и с другими народами, с коими мы входим в соприкосновение на путях истории: это – завет Божий Русскому народу, это – то дело, какое Бог ему поручил на земле, и за которое строго взыщет с него, если он дело это забудет, пренебрежет им. А для всего этого необходимо, чтобы не иссякал тот источник, из котораго текут эти сокровища, чтоб народ не прерывал своего постояннаго общения с ним, чтобы постоянно черпал благодатныя струи, питаясь коими он живет уже почти тысячу лет…

Сознают ли это русские люди? Ценят ли свое сокровище?

Есть добрые признаки, что такое сознание начинает пробуждаться в нашей интеллигенции. В самой большой, самой распространенной русской газете (“Новое Время”’№ 13934) в передовой статье рождественскаго номера мы читаем: “Прильнем полнее сердцем к радости сегодняшняго праздника, к чуду религии, которое мы празднуем всею Русью и с нами празднуют наши солдаты и офицеры в окопах. От истории этого года перенесемся ко дню 1914 лет назад. Слава Богу: мы в Него верим, мы Его знаем. Слава Богу: не расхолодили Русь ученыя изыскания и цинические смехи, – те изыскания, в которых больше фантазии и самолюбия, чем дела, и те смехи, в которых чувствуется душа гориллы, препрославленной Дарвином в качестве его личнаго дедушки и будто бы дедушки всего рода человеческаго. В нынешнюю годину мы испытываем на деле, какую драгоценность сберегли в душе своей сбережением веры и какая драгоценность потеряна на Западе чрез все эти пошлости учения тюбингенской школы об Иисусе Христе… Слава Богу: Русь за лесами своими, за болотами, за реками, за морями сохранилась от этих якобы “ученых веяний”, а на самом деле ученаго фантазирования и празднословия, и святое слово Евангелия сохранила как небесное чудо. Скажем мудро, просто и ясно, что Русь оказалась умнее их Геккелей, а русская деревня с старым погостом возвышеннее и духовнее Тюбингена. Там выводили историю христианства как страницу из “истории обезьян”, а у нас думали иначе, и все речения Спасителя помещали в книгу с серебряным многофунтовым окладом, осыпали этот оклад драгоценными камнями, клали ее на престол в храме, подходили, крестились и целовали эту книгу. Великие символы почтения, благоговения, любви… И хочется сказать: прибавим серебра на серебряные оклады наших Евангелий, еще прибавим драгоценных камней сюда, чтобы никак не смешать эту книгу с другими, чтобы как можно больше выразить, что книга это совсем другая от прочих, ничего с ними общаго не имеющая, большая, единственная, главная. Ею – мы живы, ею – не умрем… Народ вправе иметь свои неполитическия святыни и требовать, чтобы каждый пред ними снял шапку. Снимают ее пред знаменем, сними и перед крестом. Сними шапку, человече, и помолись на Православную Церковь: ныне спасла она нас от зверства и образа зверинаго!.. Все Церковь нам сохраняет и сохранила, а вовсе не “мы сохранили Рождество Христово”. На веки вечные запомним, что мы живы только христианством и что жизнь наша струится только из Церкви. Заговаривают, что хорошо бы и у нас провести “отделение Церкви от государства”, по примеру Запада. Да никто решительно не допустит, чтобы “государство Российское”, хотя бы чрез тысячи лет, стало когда-нибудь “не – православным”. Оно будет всегда “православным”, и за это Русский народ умрет, то есть всею жизнью народною не допустит до такого отделения”.

Так пишет газета, не отличающаяся не только клерикализмом, но и вообще религиозностью. Стало быть, явление, ею отмечаемое, невольно бросается в глаза людям, безпристрастно наблюдающим русскую жизнь. Вопрос только в том: многие ли и насколько глубоко прониклись таким взглядом на великое значение Православия для народной души? Что касается самого народа, в простоте сердца преданнаго родной Церкви, то он именно сердцем своим глубоко понимает и ценит заветное свое сокровище. Есть для него опасность с другой стороны, и над этой опасностью задумываются его добрые пастыри. Вот что пишет мне один из них:

“Скорблю о безцерковности, об упадке грамоты церковной, а с нею и веры православной. Бывало, не надеялись на идеальных законоучителей, а просто твердили Часослов. И этот строй песнопений церковных властно царил в душе грамотея. Канон девятопеснец, разделенный на три части, по три песни, и в каждой песни четыре тропаря, – среди канона три малых ектений, после них – седален, кондак и светилен, – вся эта математическая стройность, в которой светится число Святыя Троицы, вводила чтеца в светлыя чертоги богослужения, воспитывала, укрепляла волю, интересовала, радовала. Боже мой, все это прошло, все это утратилось, осталось лишь в монастырях для малого числа понимающих. За 50–60 лет новаго учения нецерковнаго все это забылось. “И когда весь народ оный (воспитанный в законе Господнем) отошел к отцам своим, возстал после них другой род, который не знал Господа” (Суд. 2, 10). И у нас, как древле у Израиля, уже не осталось стариков, воспитанных в этой стройности, в этой музыке словес церковных[64]64
  И есть они, да редки, как алмазы. А. Н.


[Закрыть]. Трисвятое, Приидите поклонимся, три псалма, аллилуйя, тропари – вековечная форма молитвы продолжительной, молитвы, завлекающей самым строем своим. Педагогическая мудрость святой Церкви, водимой Духом Святым, видна в этой стройности. Иначе не воспитаешь, как вот частым повторением Трисвятаго, псалмов, тропарей —’’Учащением дела обычай восприятый и многим временем нрав утверждаяйся естества имать силу”. Узором в три крестика и в три звездочки вышивалось покрывало души народной. Вырастало и крепло благочестие с тою же постепенностию, как растет высокий дуб в могучей красоте. Все это прошло и поплакать хочется над книгой церковной о забытой науке религиознаго воспитания. – В наступившем году сразу после Крещения раскрывается на клиросе Постная Триодь. Узнает ли об этом моя паства? Дойдет до ея слуха канон о мытаре и фарисее? Заметят ли прихожане скорбно-покаянную песнь: “Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче”? Воздохнут ли о стране безстрастия и духовности при пении “На реках Вавилонских”? Увы, ничего уже они теперь не знают… И только церковный закон о пище в эти дни наблюдают[65]65
  К великой скорби нашей – и это в народе ослабевает. А. Н.


[Закрыть], и за то – слава Богу. Каким духовным опустошением сказалась школьная реформа! Ни одна освободительная реформа не имела таких печальных последствий, как перемена церковнаго обучения на современную программу. А из пепла забвения церковности вырастают секты. Сектантов же обращать в православие весьма и весьма трудно. Да и после всенароднаго обращения к Церкви человек остается часто с опустошенной душой и с великим трудом пристает к церковной молитве. Нет у него ничего за душой, как говорится: нет воспитания церковнаго в детские годы. Но можно ли направить снова течение по старине, по-прежнему глубокому руслу? Едва ли… А иначе конца не будет скорби православной”…

Так кончает свое писание почтенный батюшка. и поистине – есть над чем задуматься, о чем позаботиться. Мы, старики, учились, именно по старине: букварь, Часослов, Псалтирь Царя Давида. Что до того, что детский ум мало понимал смысл священных словес: ребенку довольно и того, что он обогащает запас памяти. С возрастом у него весь этот запас осветится и смыслом тех или других выражений и слов. А пока важно уже и то, что в его душе закладывается прочный фундамент для тех церковных настроений, какими он будет жить потом в сознательной жизни. Помню себя на руках моего родителя, когда он, после долгих моих просьб принес наконец из церкви Часослов: как же я рад был этой книге, как целовал ея кожаный переплет, ея красный строки!.. Тут же, сидя на руках отца, я дал обещание становиться с ним на клирос, учиться петь, а потом и читать в церкви. Не думайте, что ребенок так уж ничего и не понимает в молитвах, им изучаемых: ведь прежде, чем начинать изучение букваря, по указанию отца или матери, он ограждает себя крестным знамением, целует книжку и повторяет за родителями начертанныя на самой обертке слова молитвы: “Боже в помощь мою вонми и вразуми мя во учение сие”. Если не понимает он слово вонми, зато остальное все ему понятно, а одно слово ему, конечно, уже объяснят, и он запомнит, что значит это слово: “вонми”. Зато сколько радости-то, сколько счастья – стать на клирос, подпевать отцу, а когда усвоишь навык к чтению – прочитать Ныне отпущаеши, а потом и шестопсалмие… Знают ли нынешния дети это счастье? Имеют ли понятие о том уважении к самой азбучке, с каким мы целовали ее при начале и конце урока, как книжку “божественную”?.. Пусть меня осуждают современные педагоги, – я очень жалею нынешних малюток, что они лишены этой радости, этого счастья.

Как видите, опасность грозит народу удалением от Церкви чрез удаление от языка Церкви в самом начале святаго дела воспитания дитяти. И странное дело: наши интеллигенты, так усердно заботящиеся о том, чтоб ребенок понимал каждое слово в их азбуке, когда коснется дело их собственных детей, подвергают их духовной пытке, заставляя изучать иностранные языки с самой колыбели. Ведь славянский язык все же – родной язык отцов наших, все же в нем корни русскаго языка, все же большая часть слов понятна даже и ребенку, а стало быть, он несравненно легче может быть усвоен, чем иностранный. А у нас был министр, который даже в средних учебных заведениях нашел нужным, вероятно, по тем же соображениям трудности изучения, упразднить его самостоятельное преподавание. Что же касается народа, то он любит и чтит славянский язык, как язык священный, язык, на котором можно беседовать только с Богом и святыми Его в молитвах церковных, на котором написаны столь любимыя им Четьи-Менеи и другия “божественныя” книги. Было время, когда деревенские грамотеи о предметах “божественных” любили и говорить полу славянским языком. В моем детстве я знал даже почтеннаго старика-бурмистра (это еще во время крепостнаго права было), который, будучи безграмотным, знал некоторыя жития святых по-славянски – буквально наизусть… Припоминается мне картина, как он, окруженный старостами деревенскими, в вотчинной конторе, взяв в руки газетный лист, устремлял в него свои старыя очи и начинал: “Месяца декемрия в первый день. Житие святаго праведнаго Филарета Милостиваго. В стране Пафлагонстей, в веси глаголемой Амния”… И так прочитывал все до конца. Он читает и умиляется, слушатели внимают и от умиления плачут. Вот как было в старину, сравнительно даже и не особенно старую, лет 50 назад. Зато, бывало, клирос полон мужичками, которые помогают дьячку в чтении и пении. И торжественно бывало встречали мы св. Пасху и Рождество Христово в своей родной сельской церкви, оглашаемой хотя и не особенно стройным, но зато дружным, одушевленным пением обоих клиросов…

В стремлении устранить славянский язык из народной школы мы не можем не видеть одно из средств, какия пускают в ход враги Церкви, чтобы вытравить из души народной ту церковность, которая составляет основу народнаго миросозерцания, народной нравственности. А потому все, кому дорог а православная русская душа, должны отстаивать славянский язык как в народной, да и во всякой школе, так и в церковном богослужении. Только при этом условии мы можем сберечь то сокровище народнаго духа, коим теперь любуются в его проявлении в жизни все образованные народы земли, кроме, конечно, наших врагов – немцев… Наше родное Православие в народном сознании воплотилось в нашем церковно-славянском богослужебном языке и стало душою души народной…