Текст книги "«Козни врагов наших сокруши...»: Дневники"

№ 222
Дерзость рдстет!

Вожди имебожников не успокаиваются. Не успеваешь разобрать одно их мудрование, как они подают другое, третье и т. д. С. Синод только что сдал в Московскую синодальную контору прошение А. Булатовича, на 27 страницах, как тот же Булатович подал, уже за подписью еще трех монахов, новое “Исповедание веры в Бога и во имя Божие”. Еще члены Святейшего Синода не прочитали этого “исповедания”, как он подает уже дерзкое заявление, что если С. Синод не откажется от своего, по его мнению, ложнаго учения об именах Божиих, то он, Булатович, и все его единомышленники отказываются от всякаго общения с С. Синодом и его, С. Синода, единомышленниками… Гордыня еретичествующаго вождя растет уже не по дням, а по часам! Они уже воображают себя выше патриархов, выше Синода, считают себя судиями их и готовы отлучить сих представителей Церкви от общения с собою…

Какое безумие! Какая дерзость!

Первый пункт их “Исповедания” гласит: “Верую во единаго Бога так, как учит веровать Церковь в Символе веры, и от себя ничего не прибавляю и не убавляю”, но с следующаго же, втораго пункта “Исповедание” начинает именно “прибавлять от себя” новое учение, исповедуемое имебожниками о вере “в имя Божие” как в Бога. Это лжеучение изложено в виде отрывков из писаний отцев и из Священнаго Писания, со всеми натяжками, перетолкованиями, словом – все дальнейшее изложение этой веры в имя Божие не представляет ничего новаго против того, что уже имебожниками не раз излагалось в их многочисленных писаниях, а главным образом, в писаниях самого Булатовича, который, несомненно, сочинял и этот новый документ. Что такое “имя Божие” по их пониманию, – так и остается неясным, двойственным, даже тройственным, с массою выписок, ссылок, иногда непонятных: например, на какой-то “святой катихизис”, вероятно, на старопечатный Большой, в свое время еще патриархом Филаретом изъятый из употребления. Новаго в этом “Исповедании” разве только все более и более возрастающая дерзость еретичествующаго автора: он без стеснения клевещет на Святейший Синод, например, будто в его послании сказано, что имя Божие не божественно, почему автор и заявляет: “не только не могу подписаться, что сердцем приемлю и лобызаю сие учение, патриархов Иоакима и Германа и С. Синода, но страшусь всякаго соприкосновения с ним и чужда себя творю от онаго”. Совсем как отрекающийся, даже славянским языком, только уже не от ереси, а от учения, изложеннаго Церковною властию, от учения Церкви…

И в этом “Исповедании”, как и во всех прежних имебожнических писаниях, в выписках из отцев Церкви логическое ударение ставится на словах: “верую во имя”, а слово “верую” везде понимается как слово: “признаю за Бога”. Если выпустить все места, в коих встречается слово “верую во имя”, но не говорится прямо – “имя Божие есть Бог”, то останется очень немного выражений, по-видимому благоприятствующих имебожникам, но и то только тогда, когда сии выражения приводятся вне контекста речи.

В самом деле: разве мы не веруем во имя Божие, как веруем, например, в чудотворную икону, в честный крест, к которому даже молитвенно обращаемся: “о, пречестный и животворящий кресте Господень, помогай нам!..” – Но мы разумеем при этом “непостижимую и божественную силу честнаго животворящаго креста”, – силу Божию, говоря при этом человекообразно, как некогда сказал и Господь, когда прикоснулась к Нему кровоточивая жена: “Я чувствовал силу, изшедшую из Меня”, силу – волеизъявление Всемогущаго. Но, как в кресте Господнем, так и в имени Его сия благодатная сила действует не сама по себе, а по изволению

Носящаго силу, а Его изволение бывает под условием веры в Его Божественное Лицо, в Его всемогущество: аще что можеши веровати – вся возможно верующему. Вот смысл нашей веры “во имя Божие” как таковое, именно как имя и только имя. При такой вере в простоте сердца нет никакой надобности мудрствовать об “объективном бытии” имени Божия, о том, что оно есть “духовное существо”, что оно есть “истина единосущная триипостасной Истине”.

“Имя Божие свято само по себе”, – говорит Булатович. Так веруем и мы, ибо имя Божие не нуждается в освящении от кого-либо; оно свято по естеству, по существу, ибо принадлежит единому Богу, Освятителю и Творцу всего, что достойно освящения. “Слава имени Божия вечна и непременяема есть” – и сие приемлем, хотя слово “вечный” должно быть понимаемо условно: если под именем Божиим разуметь то “светоизлияние”, о коем говорит Булатович, а не имена, облеченныя в звуки.

Сии имена, как видно из писаний святых отцев, измышлены самим человеком, следовательно, до сотворения человека и не существовали, потому что Богу яко Единому Сущему не нужны были. Впрочем, если угодно, они существовали в предведении Божием, ибо каждая мысль наша от вечности была Богу известна, предвидена. Но такое бытие в Божием предведении уже ничем не разнится от такого же бытия в предведении и всех тварей.

Достойно внимания, что во множестве выписок, сделанных Булатовичем и его последователями, нет ни одной ни из Библии, ни из святых отцев, в которой стояло бы рядом выражение “вера в Бога” с выражением “вера во имя Божие” и оба выражения были бы соединены союзом “и”. Дело в том, что, большею частию, они заменяют одно другое и соединить их так, как соединяют в самом заглавии своего “исповедания” имебожники, нельзя. Если сказано: “верую в Бога”, то уже нет надобности особо говорить об имени Божием: само собою разумеется, что, веруя в Бога, мы веруем и в благодатную силу Его имени как Его умопредставляемой иконы. И наоборот: если я говорю, что верую во имя Божие, то подразумеваю само собой и свою веру в Бога. Веровать во имя Божие на языке св. Писания и св. отцев и значит – “веровать в Бога”. Никакого в собственном смысле “имени”, именования, – например: Иисус, Господь, Бог, – тут нет надобности и подразумевать. Святые мученики страдали не за “имя”, как наименование, а за Самого Господа, за то, что веровали не в какое-либо “имя”, а в Самого Господа. Конечно, мне укажут на букву текстов, приводимых имебожниками. Но ведь и буква нигде, решительно нигде не говорит, что следует веровать в такое-то “имя”, а просто – “во имя”, а потому везде святые отцы и понимают так: “во имя” значит в “Самого Господа”, а не в то или другое Его наименование. Толкование сих выражений имебожниками совершенно произвольно и ни на чем не основано. Они укажут мне на такия, например, места: да о имени Иисусове всяко колено поклонится. Но ведь и здесь слово “Иисусове”, в русском переводе “Иисуса” – стоит не в именительном, а в родительном как определительное слово к слову “имя”. Главным словом и тут является самое слово “имя”, а не слово “Иисус”. А под словом “имя” разумеется Сам Господь наш, Его святейшая Личность. И конечно, всякое колено преклоняется пред Его Личностью, а не пред словом “Иисус”, хотя и слово сие достопокланяемо, как достопокланяема Его икона. И поклонение имени, как иконе, восходит на первообразное – на Самого Господа.

Я утомил своих читателей статьями об имебожническом лжеучении, разбирая его в своих дневниках. Разбирать их новое “исповедание” веры в Бога и имя Божие, кажется, нет надобности: это сделано подробно моим сотрудником С. В. Троицким, в “Церковных Ведомостях”, очень подробно и основательно.

Но, обращаясь к деятельности этих новых евномиан, не могу еще раз не отметить, на какие поступки способны эти якобы ревнители правой веры. Своими органами они избрали, главным образом, два издания, которыя ставят своею главною задачею лишать всякаго доверия церковную власть и поносить ея представителей в лице С. Синода, архиереев и его органов. Это – ничтожная газетка “Гроза”, специальный орган известной секты хлыстов киселевскаго толка, и “Дым отечества”, орган не только киселевцев, но и разных “братцев” хлыстовских сект. Вот с кем заключили оборонительный и наступательный союз имебожники! Они ищут поддержки от врагов Церкви. Бог им судья!

С. В. Троицкий уже отметил, что они стали подражать сектантам и в способе распространения своего лжеучения. В мелких книжках они просто обманывают читателя, заставляя его читать свои еретическия мудрования вместо того, что означено в заголовке книжки. Стоит, например, в заглавии: “Патриарх Ермоген”. А о Патриархе Ермогене в книжке только 7 страничек, в том числе, тропарь, кондак и молитва священномученику. А остальныя 16 страниц – имебожническия мудрования, в коих искажаются – страшно сказать! – даже слова Самого Господа нашего Иисуса Христа. Вот пример: на странице 2 читаем: “Сам Господь Иисус Христос сказал:… “Имя Его живот вечный есть” (Ин. 17, 3). Раскройте святое Евангелие на указанном месте и читайте: “се же есть живот вечный, да знают Тебе единаго истиннаго Бога и Егоже послал еси Иисус Христа ’. Скажите, добрые люди: не грешно ли влагать в уста Господа слова, коих Он не говорил? Что это такое на что похоже? Но, раз потеряв совесть, в ослеплении своем они ни пред чем не останавливаются… По-видимому, они потеряли ту нравственную брезгливость, которая стоит на страже православной совести и не допускает православнаго человека пользоваться иезуитским правилом: “цель оправдывает средства”. Подобно сынам Лойолы, для большей славы имени Божия, они позволяют себе и подделки, и передержки, и даже обман. Так, один из них притворился слепцом, чтобы возбудить к себе жалость в добрых сердцах и произвести впечатление там, где это было особенно нужно и важно для имебожников… И после всего этого называют себя “исповедниками”, едва не мучениками за имя Божие!..

Вот до чего доводит упорное сопротивление Церкви Божией, доводит гордыня ума, не желающаго подчиниться власти церковной!

№ 223–224
Авторитет Церкви и наша интеллигенция

В деле веры опасность нашего времени в том, что в сознании наших интеллигентов, даже верующих, считающих себя православными, все более и более тускнеет значение авторитета Церкви и чистоты догмата веры и все дело веры сводится к нравственным истинам и доброй жизни по вере. Отсюда – охлаждение к Церкви и к вопросам догматическаго свойства и равнодушие к истинам Православия по их существу. Что враги Церкви стараются сознательно поддерживать в среде интеллигентов такое отношение к Церкви, к догматам веры, это понятно: вытравление из народной души Православия и разрушение Церкви – их заветная мечта. К несчастью, сами верующие, особенно получившие образование в светских школах, безсознательно подготовляют почву для врагов Церкви, чтобы сеять среди них семена равнодушия к догматам веры. Появляется ересь, ложное учение, искажающее православное учение – нашим образованным “чадам Церкви” и дела нет до самой сущности возникающего спора о том или другом пункте православнаго учения; мало того: незнакомые с догматикой, они и сами иногда готовы “подогматствовать”, высказать то или иное мнение, не желая справляться даже с тем, как излагается тот или другой пункт учения в изложениях веры православной, писанных православными богословами. Стоит неосторожно как-нибудь задеть самолюбие такого дилетанта-богослова, и он готов уже упорно отстаивать свое, иногда только что ему пришедшее в голову мнение, а если вы вздумаете горячо опровергать его, – он примется еще с большею настойчивостью отстаивать свою мысль, иногда совсем противоположную учению Церкви… Ему и на мысль не приходит авторитет Церкви: он сам себе авторитет…

По поводу афонскаго лжеучения об именах Божиих теперь и происходит такое самочинное богословствование в среде образованных людей, именующих себя православными. Мы, служители Церкви, копаемся в писаниях отцев и учителей Церкви, чтобы возможно лучше выяснить истинное понимание учения церковнаго, возможно тверже обосновать его и обличить лжеучение; противники наши тоже роются в книгах, не пренебрегая даже такими уродливыми апокрифами, как “Посмертныя вещания Нила мироточиваго”, которыя сам же Булатович называет “безграмотной и безсмысленной болтовней”; и, конечно, не будь они заражены духом противления Церкви и самоценом в своем богословствовании, они сами пришли бы к сознанию своей ошибки… А наша интеллигенция? Представители якобы научной мысли? Они как будто и рады пофилософствовать, побогословствовать, сочинить от себя что-нибудь, но заняться исследованием, как учила о сем древняя Церковь, – им и на мысль не приходит, да и не под силу, и они предпочитают – холодно-пренебрежительно отнестись ко всему возникшему вопросу в его сущности. Недавно дарю я одному высокопоставленному лицу свою книжку: “Имебожники”; он благодарит, но в то же время говорит: “Ах, ваше Преосвященство, ну и зачем вы заварили всю эту кашу? И какое вам дело до того, как верует какой-то Булатович или невежды-монахи афонские? К чему этот шум, этот суд? Да как бы они там ни думали – стоит ли толковать-то об этом”?.. Вот вам образчик интеллигентнаго отношения к вопросам веры, к чистоте догматов ея!

А отсюда уже делаются и выводы: за что “сих смиренных старцев” отлучают от святаго Причащения Тела и Крови Господней? За что их “преследуют”? Грозят им отлучением от Церкви?

Выходит, что не они вносят смуту в умы и сердца простецов, не они “делают шум”, а власть церковная, стоящая на страже догматов веры, власть, которая будто бы должна безмолвно смотреть на эту смуту, на распространение ереси, на искажение учения Церкви православной!.. Так сумели новые лжеучители перепутать истинное положение дел, может быть, потому, что власть церковная уж слишком снисходительно относилась к ним, мало обращая внимания на газетныя сплетни, ими распространяемыя, не отвечая на их клеветы, ложь, выдумки и самую недобросовестную подтасовку фактов и подделку текстов…

Да, это печальное и вместе страшно опасное для чистоты учения веры явление – полное равнодушие к догмату, к церковному пониманию новых веяний в области догмата, к авторитету Церкви, я уже не говорю об авторитете современной нам иерархии, но самой Церкви, когда ея учение обосновывается на учении святых отцев, на единомыслии всего епископата в основных положениях того или иного пункта учения. Догмат как таковой считается нашими интеллигентами как будто чем-то отжившим, потерявшим всякую ценность, что пора и забыть, и забросить, как пережиток давняго прошлаго… Мало-помалу забывается руководящее православное начало в отношениях “сына Церкви” к учению Церкви, а так как нельзя же быть христианином без всяких догматов, то на место православнаго начала в сознание православнаго христианина, незаметно для него самого, вторгается начало сектантское; смиренное искание водительства Церкви в учении веры подменивается самочинным блужданием ума в области религиозной мысли. Так равнодушие к догмату ведет к забвению руководящих начал православнаго богословскаго мышления, а отсюда рождается самочиние религиозной мысли, ведущее, в свою очередь, к разномыслию с Церковию и к сектантству, как скоро в душе верующаго, потерявшаго руководящее начало православнаго мышления, пробудится стремление к опознанию своей веры. Что корабль, сорвавшийся с якоря и лишенный руля, то верующий, оторвавшийся от догмата и уклонившийся самочинием мысли в сторону сектантства.

Вот почему святые отцы так крепко стояли за чистоту догматов веры. Некоторые иноки говорили преподобному Агафону: “Мы слышали о тебе, что ты блудник и гордец?” Он отвечал: “Это правда”. Они опять спрашивают его: “Ты, Агафон, пустослов и клеветник?” Он отвечал: “Да”. И еще говорят: “Ты, Агафон, еретик”? Он отвечал: “Нет, я не еретик”! Тогда спросили его: “Скажи нам, почему ты на первые вопросы соглашался, а последняго не вынес”? Он ответил: “Первые пороки я признаю за собою, ибо это признание полезно душе моей, а быть еретиком значит быть в отлучении от Бога, но быть отлученным от Бога я не хочу”. Это значит, что угодник Божий боялся отлучения от Церкви, ибо отлученный от Церкви отлучается и от Бога, так как Глава Церкви есть Господь Иисус Христос. Наши обычные грехи суть грехи нашей слабой воли, а ересь есть грех гордаго ума. Всякая же ересь есть, в сущности, искажение учения веры. На учении веры, на догмате зиждется и учение нравственности: искажается догмат – неизбежно искажается и основа нравственнаго учения. Ересь потому и гибельна, что не дает места смирению пред авторитетом Церкви, а чрез то лишает еретика и возможности покаяния, а следовательно, и благодати спасающей. Вот как важно хранить чистоту догмата. Вот почему Церковь в наше время, да и всегда, так строго относилась ко всяким лжеучениям и, щадя самых великих грешников, согрешающих грехами воли, не отлучала их от себя, еретиков же, искажающих ея учение, безпощадно отсекала от общения с собою, если они после вразумления не хотели отречься от своего мудрования.

В чем же сущность этого общения нашего с Церковию?

Главным образом, в святейшем таинстве Божественнаго Причащения святых Христовых Таин. Един Хлеб, поучает св. Апостол Павел, едино тело есмы мнози, еси бо от единаго Хлеба причащаемся. В сем великом таинстве все мы объединяемся в одно тело Христово, именуемое Церковию. О сем Божественном таинстве говорит Сам Господь: аще не снесте плоти Сына Человеческаго, ни пиете крове Его, живота не имате в себе. Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем. Лишаемый сего Хлеба небеснаго умирает духовно: Я дый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный. Тот член тела, до котораго не доходит струя обновленной крови, мертвеет, заражая собою и другие члены, и потому отсекается, дабы не заразил всего тела: так и еретик, отлученный от общения Тела и Крови Христовой, от общения с Церковию, духовно мертвеет. Если же он обманом, вопреки воле самой Церкви как-нибудь причастился бы св. Таин, то сие послужило бы ему в сугубое осуждение как последователю Иуды и святотатцу.

Яркий пример легкомысленнаго отношения нашей якобы верующей интеллигенции к авторитету Церкви и власти церковной представляет все та же история афонской смуты. Не довольствуясь открытым сочувствием в отношении к вождям новаго лжеучения в печати и в обществе, мирские люди позволяют себе судить власть церковную за то, что она, еще в лице Патриарха, а потом и нашего Святейшего Синода, отлучила их от причащения св. Христовых Таин. “К чему, говорят, такая строгость? Не благоразумнее ли было бы совсем прекратить о них дело, расселив их по монастырям, где они постепенно сами сознали бы свое заблуждение”…

А где ручательство, что такое сознание с их стороны действительно последовало бы? Напротив, по всему видно, что их вожаки, в лице главнаго вождя их Булатовича, стремятся к распространению своего заблуждения между православными, – мало того: их последнее заявление требует, чтобы и сам С. Синод принял их учение – до такой дерзости в отношении к церковной власти дошли эти фанатики-невежды! Можно ли говорить после сего о каком-либо снисхождении к ним, общении с ними в таинстве Евхаристии? Да они и сами на Афоне служили обедню отдельно от иноков православно верующих, сами отделяли себя от общения с сими верными сынами Церкви: с какими же чувствами приступали бы они к святейшему таинству, считая совершителей его еретиками? Нет.

Мысль о том, чтобы допустить имебожников к Божественному причащению, прекратив дело о них, недопустима. Прежде всего следует поставить вопрос: правильно ли С. Синод и Вселенский Патриарх установили свой взгляд на их учение как заблуждение, граничащее с ересью и потому даже названное ересью? Учение это было предметом обсуждения со стороны С. Синода и Патриарха и уже осуждено в их посланиях и грамотах. Хотя послание к инокам и не может быть признано совершенно непогрешимым, однако же нельзя смотреть на него и как на мнение частнаго лица, тем более, что оно совершенно согласно с заключением об учении имебожников Вселенскаго Патриарха. Могут быть в нем некоторыя отдельныя слова и выражения, которыя можно было бы, в видах большей точности и удобопонятности для читателей-простецов, заменить другими; но сущность изложеннаго в нем взгляда на учение имебожников как на заблуждение, как на учение неправославное, остается та же, и определение С. Синода относительно сего учения не подлежит изменению.

Должно иметь ввиду и то, что имебожники состоят под аргосом, наложенным на них каноническою властью Патриарха, который один, в сущности, и имеет право снять с них сей аргос. Правда, сие право, в силу послания Патриарха, перешло к С. Синоду, но всеконечно – под непременным условием раскаяния заблудших. Сего же раскаяния мы не видим. Напротив, имебожники, упорствуя в своем заблуждении, дерзают открыто заявлять, что церковная власть сама впала в заблуждение, и настаивают, чтоб она пересмотрела и исправила свое определение относительно их учения, в смысле признания его православным, без чего они не желают подчиниться С. Синоду и явиться на церковный суд. Таким образом, к упорству в заблуждении они присоединяют и оскорбление церковной власти непослушанием. Мы знаем, что и сама Божественная Любовь не прощает грешников, упорствующих в смертных грехах, ибо Любовь Божия не может стать в противоречие с правдою Божиею, если сам грешник не пожелает сего, если он не проявит своей воли к восприятию воздействия на него Любви Божией чрез смиренное раскаяние. Церковное предание говорит, что Арий покушался лицемерным раскаянием и обманом возвратиться в недра Церкви, при содействии царской власти, но обличен был в своем лицемерии правосудием Божием. Из сего видно, что общение таинств, если бы имебожники и были допущены ко Св. Причащению, без раскаяния с их стороны, послужило бы им к сугубому осуждению, а посему самая любовь к заблудшим побуждает Церковь не допускать нераскаянных к Чаше Господней. Со стороны же власти церковной это было бы явным нарушением канонов и правил церковных, что 1) послужило бы великим соблазном для православно верующих; 2) было бы в суд и осуждение самим заблудшим; 3) не примирило бы их и с Церковию, а напротив, подало бы им повод хвалиться победою своего лжеучения над учением Церкви, вследствие чего, укрепляясь в духе сопротивления Церкви, они еще с большею ревностью стали бы распространять свое лжеучение среди православных и тем сеять смущение в недрах Церкви; 4) являлось бы тяжким оскорблением для святейшаго таинства Тела и Крови Господа Иисуса Христа, как сознательное преподание сего таинства явно недостойным и еретичествующим, а следовательно, и 5) тяжким грехом самой церковной власти, как допустившей таковое оскорбление; и – наконец, 6) дало бы основание Вселенскому Патриарху к протесту против такого нарушения канонов церковных и подозрению в имебожной ереси самого С. Синода, а следовательно, грозило бы опасностью раскола между Греческой Церковию – материю и Русской Церковию – дщерию.

Вот те соображения, которыя, по моему мнению, необходимо иметь в виду при суждении о том, возможно ли допустить к общению в таинствах Антония Булатовича и его ревностных последователей, отказывающихся предстать на суд Церкви и в то же время домогающихся всеми путями и средствами признания их православно мыслящими. И благо Церкви, и духовная польза самих заблудших требуют удаления их от Божественнаго причащения дотоле, пока они не раскаются в своем заблуждении, пока не смирятся пред Церковию, не проявят сыновняго повиновения Богоучрежденной ея власти.

Достойно внимания, что как скоро возникает какое-либо лжеучение, наша либеральствующая интеллигенция тотчас берет его под свою защиту и становится к Церкви, к ея представителям, в оппозицию. Уже одно это показывает, как далеко уклонились такие люди от Церкви. В их суждениях чувствуется уже как бы некоторое пренебрежение к представителям Церкви, и притом к представителям не только современной Церкви, но и Церкви веков минувших, – правда, пока молчаливое, но все же довольно заметное: от Назарета-де может ли что добро быти? от тех веков мы-де ушли далеко вперед: стоит ли с ними считаться?.. И помышляя так, несчастные все дальше и дальше уходят во мрак духовнаго невежества и самочиния религиозной мысли…

А, между тем, казалось бы: если ты веруешь во Святую Соборную и Апостольскую Церковь, если хочешь быть верным ея чадом, если при этом еще сам не можешь глубоко изучить все ея догматы, ея учение, то чего проще: доверься тем, кому Сам Христос поручил хранить в чистоте эти догматы, это учение, – пастырям Церкви и ея Богоучрежденной власти, и сего довольно с тебя для твоего личнаго спасения. Но вот этой-то простоты веры, этого-то безусловнаго доверия к представителям Церкви и нет у наших якобы верующих интеллигентов. Они сами хотят решать все вопросы веры и жизни, своим смышлением, и оттого попадают в сети ложных мудрований, запутываются в них и впадают в ереси и расколы…

При таких условиях как не опасаться нам, пастырям Церкви, возможности и формальнаго отпадения от нея таких шатающихся, всяким ветром учения колеблемых чад Церкви? При нынешних свободах всякаго рода, иные могут сделать это просто из желания показать свой либерализм, свое отрицательное отношение к церковной власти и ея представителям. Но такое отпадение будет, в сущности, только вскрытием нарыва, который давно назревает в теле церковном: конечно, Церковь должна принимать все меры для врачевания этого “нарыва”, но если болезнь не поддается лечению, то, может быть, для целаго тела Церкви будет лучше, если зараженные члены отпадут от нея и не станут вредить другим, еще здравым, милостию Божией, членам…