Текст книги "«Козни врагов наших сокруши...»: Дневники"

№ 156
Достославное трехсотлетие

Богом царие царствуют.

Вознесох избраннаго от людей Моих.

Любит Господь нашу Русь Православную, которая когда-то не напрасно именовалась Святою, а ныне так много и тяжко согрешает пред Богом, – любит и любя наказует, и наказуя милует, и в самом наказании пути к избавлению указывает. Только будьте, русские люди, внимательны к неисповедимым путям Промысла Божия, и вы ясно увидите в них перст Божий, указующий вам, где и в чем искать спасения родной стране.

Вот уже несколько лет будто туманом ядовитым заволокло нашу Русскую землю и идет по ней такая духовная смута, какой не знала она во времена злой татарщины: нужно ли подробно говорить о том, что в наши дни творилось и доселе творится у нас на Руси?.. Забыты, попраны все заповеди Божии, кощунство, богохульство, все виды распутства и, наконец, такия преступления, которыя доводят до ужаса верующее сердце, о коих рука отказывается писать, язык немеет говорить… Чувствует грешное сердце, что вот-вот гнев Божий, как страшный гром небесный, разразится над нами и не будет нам помилования…

И вот в такое-то многоскорбное время, когда русская душа так исстрадалась, истомилась горем безысходным, Бог милосердый, как любящий Отец, зовет ее к покаянию, обнадеживает помощию Своею, как бы говорит ей: оглянись назад, вспомни дни минувшие, покайся и ободрись! Грешили некогда твои отцы и тяжко грешили; но умели и каяться, обращались ко Мне в покаянии, и Я миловал их, и снова почивало на них Мое благословение. Я – То т же и ныне, Каким был тогда: и ныне готов раскрыть пред тобою Мои отеческия объятия, готов ниспослать тебе Мое благословение, только покайся, брось путь погибельный, на коем ты стоишь!

Не слышен ли сей глас Божий в тех светлых воспоминаниях, которые, одно за другим, встают и светлыми видениями проходят пред нами именно в наши смутные дни? Не явная ли это милость Божия к нам, грешным, что современная нам смута была попущена по грехам нашим, не раньше сих великих юбилеев – воспоминаний тяжких бед на Руси и великих милостей Божиих к предкам нашим?

Го д назад пред нами возстал чудный образ несокрушимаго борца – священномученика Патриарха Гермогена, который не только властным, грозным словом своим, но и самым делом – своею мученическою кончиною показал, как русские люди должны отстаивать родную веру Православную, родную землю Русскую родные заветы истории и предков своих. И ныне, как триста лет назад, властно звучат в русских сердцах его последния, дошедшия до нас слова русским людям: “Да будет над теми, кто идет на очищение Московскаго государства, милость от Господа Бога, а от нашего смирения – благословение, а на окаянных изменников да излиется гнев от Бога, а от нашего смирения да будут прокляты они в сем веке и в будущем”! И дай Бог, чтобы эти слова вечно звучали в русской совести, в русском сердце, как непорушный завет матери-Церкви, матери – старой Руси, Руси святой и Православной!

Весь минувший 1912 год непрерывною чредою проходили пред нами то – глубоко скорбныя, то – светло радостныя воспоминания событий великаго 1812 года. Какой высокий подъем народнаго духа, пламенной любви к Отечеству пережила тогда наша Русь! Пережила, покаялась в своих грехах пред Богом, и духом обновилась, и в покаянном смирении все приписала единому Богу: не нам, не нам, а имени Твоему, Господи, буди слава!

Нынешний год снова переносит нас за триста лет назад, но мрачныя воспоминания Смутнаго времени, как темныя тучи, постепенно уже отходят на задний план. Небосклон над Русью очищается. Вся она стягивается к своему сердцу – к Москве. Видно, могучий призыв страдальца-святителя Гермогена глубоко отозвался в русской душе. Страдальческая кончина окружила величавый образ святейшаго Патриарха небесным сиянием святости и мученичества за Веру и Отечество: его завет избрать Царя природнаго, русскаго, Православнаго, его указание – именно на Михаила Феодоровича Романова – стало для русскаго сердца непреложною заповедью. Никогда до того времени не чувствовалось всем сердцем русским так живо, не сознавалось так ясно, что без Царя не может жить Русская земля, что Царь – это ея отец, ея ангел-хранитель, Царь – это душа, это сердце Русскаго народа, как говорит мудрость народная: без Царя земля вдова, без него народ – сирота; одно солнце на небе – один Царь белый на Руси святой!

В неисповедимых путях Промысла Божия праведники являются провозвестниками воли Божией. Еще задолго до Патриарха Гермогена преподобный Геннадий Костромской, прибыв в Москву, посетил, по приглашению, дом боярыни Иулиании Феодоровны, жены Романа Юрьевича Захарьина, прабабушки Михаила Феодоровича, и благословляя детей ея: Даниила, Никиту и Анастасию, сказал последней: “Ты, ветвь прекрасная, плодовитая, будешь нам Царицею”. Его предсказание сбылось в точности: Анастасия была первою супругою Царя Иоанна Грознаго, любимицей Царя и народа, и благоговейное воспоминание о ея добродетелях, как известно, много содействовало призванию на царство сына ея племянника – Михаила Феодоровича. Так, еще за семьдесят с лишком лет до сего события, Промысл Божий предуготовлял Дом Романовых к царственному служению родной Руси, а в ближайшие к смутному времени дни вся семья Никиты Романовича, Божиим попущением, была как бы приуготовлена страданиями и тяжким крестным подвигом к сему высокому служению. Отец и мать Михаила были оклеветаны пред царем Борисом Годуновым; их насильно разлучили и постригли в монашество, и оба они приняли этот невольный крест как волю Божию и в послушании воле Божней понесли его с таким же усердием, как несут его и добровольно возлагающие на себя монашеский подвиг. Тр и дяди Михаила, братья его отца – Василий, Александр и Михаил Никитичи, были сосланы Годуновым в далекие пределы севернаго края – Усолье, Пелым и Ныроб, где они, после тягостнаго года ссылки, были умерщвлены немилосердыми стражами. Особенно тяжко мучили Михаила Никитича: этого богатыря заключили в яму-землянку, кормили только черствым хлебом и водою и, наконец, уморили голодом, а по иным сказаниям просто – убили… Понятно, почему великий печальник земли Русской, святейший Патриарх Гермоген из своего подземнаго заключения указал на род праведников-страдальцев Романовых, как на единственно достойный восприять скипетр потомков равноапостольнаго Владимира. Не о царских почестях мечтал этот благочестивый род: Господь вел его путем крестным к великому подвигу царственнаго служения народу Русскому.

И вот настал час воли Божией. В начале февраля 1613 года в Москву собрались выборные люди со всех городов Русской земли. Собрались они, чтобы избрать Царя для осиротевшей земли своей и, по благочестивому обычаю древней Руси, назначили трехдневный пост и молитву, чтобы призвать на свое великое дело Божие благословение. На первом же Соборном совещании решено было единогласно: “Иных немецких вер никого не выбирать, а выбирать своего природнаго русскаго”. Стали выбирать своего; одни указывали на одного боярина, другие на другого… Какой-то дворянин из Галича подал письменное мнение, что ближе всех по родству с прежними царями – Михаил Феодорович Романов: его и надобно избрать в Цари. Вспомнили, что и покойный святейший Патриарх называл это имя. Вышел и донской атаман и подал такое же мнение. И Михаил Феодорович был провозглашен Царем. Но не все еще выборные тогда прибыли в Москву, не было и знатнейших бояр, и дело было отложено на две недели. Наконец, собрались все 21 февраля, в неделю Православия, и общим голосом утвердили это избрание. Тогда Рязанский архиепископ Феодорит, троицкий келарь Авраамий Палицын и боярин Морозов вышли на Лобное место и спросили у народа, наполнявшаго Красную площадь: кого они хотят в Цари? И народ единогласно воскликнул: “Михаила Феодоровича Романова!” И Собор назначил архиепископа Феодорита, Авраамия Палицына, трех архимандритов и нескольких именитых бояр ехать к новоизбранному Царю, чтобы просить его пожаловать в стольный град Москву на свой царский престол.

На окраине Костромы, почти при впадении реки Костромы в Волгу, стоит Ипатьевский монастырь. Он основан был в 1330-х годах татарским князем Четом, который, возвращаясь по Волге с севера, тут тяжко заболел, дал обет креститься, если выздоровеет, и действительно – выздоровел, крестился и построил этот монастырь. То был предок Бориса Годунова, и вот, судьбами Божиими, в обители, основанной предком гонителя Романовых, Годунова, находит себе убежище тот благословенный Богом отрок из Дома Романовых, которому Господь судил стать первым Царем из сего, гонимаго Годуновым, рода. Та к торжествует правда Божия, даже, по-видимому, в неважных обстоятельствах, свидетельствуя о непреложных путях Промысла Божия.

С Михаилом неразлучна была и мать его, “великая старица” Марфа Иоанновна. Они ничего не знали о том, что происходило на Московском Земском Соборе; юному Михаилу и на мысль не приходило, чтобы на него мог пасть жребий великаго царскаго служения. Да и можно ли было ему, шестнадцатилетнему скромному юноше, мечтать о царском венце, когда было много именитых и знатных бояр, с честью послуживших Отечеству в тяжкую годину великих народных бедствий? Скорбныя думы Михаила в это время невольно уносились совсем в другую сторону, – туда, в Литовскую землю, где томился в тяжком плену его возлюбленный родитель, Ростовский митрополит Филарет Никитич Романов. Понятно, что те же мысли и чувства разделяла с ним и его благочестивая мать.

Между тем, 13 марта в Кострому прибыли соборные посланцы. На другой день, в достопамятный день 14 марта, с ранняго утра все улицы Костромы были покрыты многочисленными толпами народа. С крестным ходом шли соборные послы в Ипатьевский монастырь к юному избраннику, на коем покоились теперь все надежды многострадальной родной земли. Там, где река Кострома впадает в Волгу, к крестному ходу присоединилось костромское духовенство с чудотворною Феодоровскою иконою Богоматери. Когда торжественное шествие приблизилось к святым вратам обители, оттуда скромно вышел навстречу Михаил Феодорович с своею старицею-матерью. Шествие остановилось. Низко поклонились московские послы будущему Государю и объявили ему, зачем присланы. “С великим огорчением и слезами”, как говорит летописец, он отвечал послам, что Государем быть не хочет, а мать его Марфа Иоанновна прибавила, что она не даст сыну на то родительскаго своего благословения. И оба они хотели удалиться в свои палаты. Немалаго труда стоило послам упросить их войти с ними в соборную церковь Пресвятыя Троицы. Здесь подали им от Собора грамоты и стали бить челом Михаилу: “сжалиться над остатком рода христианскаго, не презрить всенароднаго слезнаго рыдания, принять многорасхищенное от врагов царство Российское под свою высокую десницу Государеву и пожаловать на свой царский престол в стольный град Москву”. Но юный Михаил и слышать о том не хотел; а мать его говорила послам, что “сын ея еще не в совершенных летах, а русские всяких чинов люди измалодушествовались и прежним Государям не прямо служили; тут и прирожденному Государю трудно с ними справиться, а что будет делать с ними ея сын – несовершеннолетний юноша?” Указывала Марфа и на то, что “Московское государство теперь в конец разорено, что будущему Царю нечем будет и своих служилых людей пожаловать и противу своих недругов стоять. Да к тому ж и отец его, Митрополит Филарет теперь в плену у короля в Литве, в большом утесненьи, и как сведает король, что сын его на Москве Государем стал, то сейчас же над ним велит сделать какое-либо зло”.

Долго говорила старица Марфа; со слезами на глазах послы ее слушали, а когда она умолкла, стали снова бить челом Михаилу Феодоровичу, умоляя его, чтоб “соборнаго моленья всей Русской земли он не презрил, что выбрали его по Божию изволению, а не по его желанию, что так положил Бог на сердце всем от малаго до велика на Москве и во всех городах”.

Целых шесть часов стояли соборные посланцы пред Михаилом и молили его, чтобы “воли Божией он не снимал”, а Михаил все не соглашался. Наконец старейший из послов, архиепископ Феодорит, сказал ему решительно: “Не противься, Государь, воле Божией; не мы предприняли сей подвиг: Сама Пречистая Матерь Божия возлюбила тебя: устыдись Ея пришествия”, – и при этих словах святитель указал на чудотворный лик Царицы Небесной на иконе, именуемой Феодоровскою.

Тогда и сама старица – мать Михайлова сказала своему смиренному сыну: “Видно дело сие – Божие, чадо мое, надобно покориться воле Всевышняго!”

С рыданием Михаил повергся пред иконою Богоматери и, обливаясь слезами, произнес: “Аще есть на то воля Твоя, я – Твой раб! Спаси и соблюди меня!”

Никто не в силах был в эту торжественную минуту удержаться от слез: плакал архипастырь, плакали послы, плакали все, кто был в соборе тогда.

Нареченный Царь встал, обратился к послам и сказал: “Аще на сие есть воля Божия – буди тако!”

С этой священной минуты, когда юный Михаил всецело отдал себя в волю Божию, он стал Великим Государем и Царем всей Русской земли. Благочестивая старица Марфа взяла своего сына за руку и вместе с ним благоговейно преклонила колена пред благодатным ликом Царицы Небесной и тихо сказала: “В Твои пречистыя руце предаю чадо мое; настави его на путь истины, устрой ему полезная, а с ним и всему православному христианству!”

Та к благословила великая старица своего любимца на великий подвиг служения царскаго; так совершилось воцарение Михаила Феодоровича, спасителя веры и царства, – так благословил, наконец, Господь, Царь царствующих, многострадальную землю Русскую дарованием ей Царя по сердцу Своему, – благословеннаго родоначальника ныне царствующаго Дома Романовых. “И бысть, – говорит летописец, – в той день на Костроме радость велия, и составиша праздник чудотворной иконе Феодоровской”.

И не на одной Костроме была тогда радость велия: ликовала с Костромой и Москва, и вся Русская земля. Наконец-то, пережила она свое горе лютое, наконец-то взошло ея солнце красное, без котораго некому было обогреть ее, многоскорбную, некому было о ней позаботиться! И свободно вздохнули тогда Русские люди, измученные невзгодами междуцарствия.

Насколько глубоко воспринято было сердцем народным это избрание юнаго Михаила Феодоровича как великая милость Божия к народу Русскому, как явное указание Божие, свидетельствует великий самоотверженный подвиг простого крестьянина Ивана Сусанина. Он явился в свою очередь, избранником Божиим, чтобы запечатлеть своею мученическою кровию любовь народную к Царю, избраннику по сердцу Божию. Вот что говорит о его святом подвиге сам спасенный им Царь Михаил Феодорович в своей жалованной грамоте, данной зятю Сусанина, крестьянину Богдану Сабинину: “Как Мы, Великий Государь, были на Костроме (то есть, в Костромских пределах), и в те поры приходили в Костромской уезд польские и литовские люди, и тестя его, Богданова, Ивана Сусанина, литовские люди изымали и его пытали великими немерными муками, а пытали у него, где в те поры Мы, Великий Государь, были, и он, Иван, ведая про Нас, где Мы в те поры были, терпя от тех польских и литовских людей немерныя пытки, про Нас, Великаго Государя, тем польским и литовским людям не сказал, и польские и литовские люди замучили его до смерти”. Так, как бы от лица всей Руси православной, запечатлел любовь народную к Царю-Батюшке этот вечно достославный крестьянин: один, без сподвижников, он отстоял дорогую жизнь Михаила, а с нею отстоял спасение и всей Русской земли. Михаил Феодорович был последний в роде Романовых; его заменить было некем, да и кого из бояр любил так Русский народ, как Романовых и страшно подумать, что было бы тогда с Русскою землей, если бы удался адский замысел вражеский?..

2 мая 1613 года юный Царь Михаил Феодорович торжественно вступал в Москву, благословляемый молитвами ликующаго народа.

“Смотрите, – говорил один святитель-проповедник – какия благословения, какия воспоминания и какое родство окружало юную душу Михаила, перваго Царя из Дома Романовых! Благословение праведника из темницы; невинная казнь еще молодых дядей, отец-монах и митрополит, томящийся в плену, и мать-монахиня, столь неохотно отпустившая его из смиреннаго уединения на царство. Были ли когда-нибудь Цари, приявшие славу Царства в такой обстановке подвига, страдания, неповинных казней и добровольнаго приятия насильно навязанной разлуки? Мудрено ли после всего того, что не только сам Михаил, но и сын его Алексей, и его внук Феодор, ему наследовавшие, ходили пред Богом, как древние патриархи?”… Были ли Цари, избранные на царство, даже без их ведома, против их желания, принужденные к принятию царскаго венца духовенством и народом, почти насильно, именем Матери Божией?.. Во всей истории народов земных только наш Русский народ дает пример такого призвания своих князей и Царей по сознанию и глубокому убеждению, что без Верховной Власти в лице Единодержавнаго Властителя не может стоять прочно государство, и вот, в самом начале своего историческаго бытия призывает он Рюрика, а когда род Рюрика прекратился, то избирает ближайший по родству с Рюриковичами благословенный Дом Романовых…

Когда переносишься мыслию за триста лет назад и созерцаешь все эти события, когда вдумываешься в их глубокий смысл и значение в жизни нашего Русскаго народа, то невольно хочется обратиться к нашим умным предкам с мольбою: о, научите нас, ваших потомков, так крепко любить свою Русь, как любили вы, так верно понимать, чем живет русская душа, как понимали вы, и целым сердцем усвоять то сокровище, какое завещано нам всею родною историей нашей!.. Что было вам дороже всего? Святая вера православная да Царь Самодержавный, Царь – Отец народа, Царь – Помазанник Божий, коего сердце в руце Божией, на коем почивает Сам Дух Божий со дня Его священнаго миропомазания на царство (1 Цар. 16, 13). Не простому человеку вверяли вы судьбу Руси православной, когда умоляли юнаго Михаила “сжалиться над остатком рода христианскаго” и не отвергнуть соборнаго моления: вы видели в сем юноше избранника по сердцу Божию и крепко верили, что благодать Божия почиет на нем в святейшем Таинстве Миропомазания и будет руководить всеми его деяниями во благо родной земли. Для вас показались бы святотатством, кощунством, тяжким грехом пред Богом те модныя в наше время бредни об ограничении царской власти какою-то нерусскою конституцией, какими – увы! – заражены многие современные россияне: не хочется прямо называть таких людьми русскими, хотя и носят они имена русския!

Молитвою и постом начали вы святое дело избрания Царя на осиротевший тогда царский престол, и молитва ваша услышана: Сам Бог положил на сердце ваше призвать смиреннаго сердцем Михаила, благословил Его и род Его, а в Нем и с Ним и Русь Православную… Буди же благословенна и ваша память в роды родов на Святой Руси, на веки вечные!

№ 157
О духовных течениях в нашей интеллигенции

Афиняне же все и живущие у них иностранцы ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое.

Деян. 17, 21.

Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего новаго под солнцем.

Екклес. 1, 9.

Мы живем в век радия, век электричества и всевозможных открытий в области наук естественных. Что было еще вчера новостью, то завтра станет известно всему культурному миру и новое изобретение приложат к жизни, используют, и оно станет заурядным явлением, устареет, а неутомимая наука, называемая археологией, откроет, что то, что мы называем новым изобретением, было известно уже в глубокой древности египтянам или ассириянам. Но современный культурный человек жаждет и ждет еще и еще новаго, как те афиняне, о коих говорит евангелист, описывая прибытие Апостола Павла в Афины.

Что я сказал относительно наук естественных, то в последнее время стало замечаться в наших интеллигентных кругах и относительно жизни и явлений в области человеческаго духа. Правда, современный человек, погруженный в чувственность, ленив на то, чтобы почаще заглядывать в свою душу, в свое сердце: ему все времени на то не достает, все его “дома нет”, живет он почти исключительно интересами плоти и суетнаго мира: а все же, говорю, в последние два-три года замечается некоторый интерес и к области духа. К несчастью, враги Церкви подметили это явление, кажется мне, раньше тех, кто должен бы стоять на страже духовных интересов человека, и уже в значительной мере использовали замеченную склонность современнаго общества к так называемому мистицизму. Широкою волною стали распространяться такия учения, как спиритизм, месмеризм, оккультизм, буддизм и другия известныя с глубокой древности заблуждения, которыя, впрочем, теперь являются лишь под новыми названиями, чтобы привлечь тех, кто накидывается на всякую новинку. Но, как во дни великаго пророка Илии, когда сей ревнитель истинной веры жаловался Богу, что он один остался на свете верующий, на самом деле, как ему было открыто, оставалось еще 7000 не преклонивших колен пред Ваалом; так и в наши дни еще не все потеряли веру в жизнь духа, еще есть жаждущие познания: в чем состоит истинный мистицизм и где искать удовлетворения этой жажды. Есть и те, которые готовы помочь жаждущим найти источник живой воды, утоляющий сию жажду. Для нас, людей строго церковнаго мировоззрения, совершенно ясно, в чем дело: истина в Церкви Православной. Церковь может возгласить со Христом: “Кто жаждет, иди ко Мне и пей!” (Ин. 7, 37). Но, к несчастию, современная наша интеллигенция, в большинстве, так предубеждена против Церкви, так испортила свой вкус, в отношении к духовному, что простое слово евангельской истины, которое с такою любовию восприемлется в детской простоте верующим простецом, кажется интеллигенту черствым хлебом, и он, избалованный современной светской литературой, отворачивается от духовной: “Это-де старое, сухое, схоластическое; это – давно стало пережитком, давно наукою отвергнуто и опровергнуто”… И вот наша интеллигенция проходит мимо богатейшей сокровищницы писаний духоносных отцев и учителей Церкви, откуда она могла бы почерпнуть всю полноту православной мистики, где открылся бы пред ея духовным взором необъятный мир духовной жизни, мир, полный чудес и неизреченнаго блаженства для того, кто смиренным сердцем в него приникнет и послушно отдаст себя ея законам. Спросите современнаго интеллигента, читал ли он полную чудес и даже поэзии книгу, называемую Минеи-Четьи или “Жития святых”? Боюсь, что иной при этом слове если не скажет, то подумает: “Вот вздумал чем угощать!” О писаниях св. отцев, о “Добротолюбии”, например, я уже не решаюсь и напоминать… А ведь все же у некоторых из наших интеллигентов душа просит именно такой пищи, сердце пусто, тоскует от духовнаго неудовлетворения. Как же быть? Как помочь этим людям превозмочь свое предубеждение, победить себя, ввести их, так сказать, незаметно для них самих в эту область, которой жаждет их сердце, а гордый ум застилает глаза, чтоб они не видели открытых дверей?..

Слава Богу, что есть люди, из самой же интеллигенции, которым Бог помог выйти на прямой путь, которые опытом изведали все трудности этой борьбы с предубеждением против духовной литературы. Сказано: кто сам был искушен, тот может и искушаемым помочь. Зная по опыту, в чем сила искушения, такой автор сможет осторожно подойти к душе и бережно коснуться ея больного места, найдет в современном интеллигентском языке выражения, которыя могут обратить внимание интеллигента и увлечь его к внимательному чтению его книги, а потом и ввести во святая святых нашей святоотеческой литературы. Для нас, церковников, это покажется излишним, но те из светских людей, которые, как древние Афиняне, везде и во всем ищут новаго, ознакомившись чрез книгу с тем новым для них духовным миром, какой она раскроет пред ними, только поблагодарят автора за такое изложение.

Вот именно такою книгою является, по моему мнению, новая книга М. В. Лодыженскаго, одно заглавие которой уже привлекает читателя своею новизною: “Свет Незримый. Из области высшей мистики”. Далее, в подзаголовке, кратко изложено и содержание: “Серафим Саровский. Франциск Ассизский. Мистика Востока и мистика Запада. Яркия черты из жизни святых. Мистическия радости. Как умирали святые и как умер Толстой. Борцы за Логос”. Как видит читатель, темы все интересныя, как будто даже новыя, особенно если он считает книгу не специально духовною, а светскою, как будто из области философии и мистики… На самом же деле, книга, если можно так выразиться, самая духовная: она говорит о самой сущности духовной жизни, о тех путях, какими люди подвига шли к Богу, сравнивает эти пути в среде христиан Западной церкви и Церкви Восточной, показывает все превосходство, чистоту, возвышенность, облагодатствованность путей Церкви Православной в сравнении с церковью Римскою, раскрывает; на основании авторов “Добротолюбия” и вообще святоотеческаго учения, отличие философии христианской от других философских систем, старается определить что есть мистика высшая, или божественная и что – мистика ложная, состояние прелести; дает понятие о типах подвижника созерцательной и деятельной жизни. Автор прекрасно характеризует экзальтированную восторженность латинскаго святаго Франциска и в противоположность ему, как тип, простоту чувства нашего преподобнаго Серафима. Он прекрасно разобрал и основныя начала “духовных упражнений” знаменитаго Игнатия Лойолы и показал сходство этих упражнений с индусской йогой. Читатель ясно видит все превосходство православной, облагодатствованной мистики пред западной, лишенной благодати и истины. Читатель найдет у него и объяснение чудес в Лурде, сопоставление с ними чудес в Сарове, краткое, но меткое и верное определение сущности подвига юродивых и предостережение от лжеюродивых и хлыстов. Умело, осторожно, но в то же время и довольно ярко он изображает так им называемыя “мистическия радости”, – те духовныя переживания, какия испытывали подвижники в молитве, конечно, в меру понимания нас, людей не столько духовных, сколько душевных. Он строго следует в этом руководству таких великих подвижников-аскетов, как Симеон Новый Богослов. Из множества рассказов в “Житиях святых” он умело подобрал и сгруппировал несколько примеров спокойной и радостной кончины святых Божиих, указал на то, как умирает простой русский народ и – в противоположность сему, в назидание нашим интеллигентам, описал трагическую смерть богоотступника Толстого, с которым был лично знаком, о чем с интересом могут прочитать в его книге наши интеллигенты, столь увлекающиеся всем, что касается этого лжеучителя. В заключение он изображает “борцов за Логос”, то есть, святых мучеников за Христа, раскрывает характер мученичества в наши дни и указывает на близкую возможность и опасность такой борьбы в наше лукавое, богоотступническое время.

Таково, в общих чертах, содержание этой интересной книги. В изложении, приспособляясь к пониманию мирских людей, мало осведомленных в терминах духовной литературы, касающихся духовной жизни, автор употребляет свои термины, как например: “малый и большой разум”, “мистическия радости” и т. п. Мы говорим: “жизнь во Христе”, автор говорит “жизнь в Логосе”; мы говорим: “жизнь по стихиям мира, жизнь душевная”, автор выражается: “жизнь в гаtio”; вместо обычнаго слова “Жития святых” у него стоит слово “хроника”… Конечно, можно бы обойтись и без таких оригинальных выражений, но и они нисколько не мешают впечатлению при чтении, какое, очевидно, имел в виду автор. Можно от души поблагодарить автора вот хотя бы за следующую страничку, которую мы позволяем себе привести почти целиком:

“Если мы сопоставим некоторые характерные взгляды, вошедшие в практику нашей обыденной жизни, с взглядами, которыми руководились на своем пути люди христианскаго подвига, то пред нами предстанут контрасты прямо поразительные, указывающие, как резко расходятся между собою наша рассудочная жизнь в ratio с жизнью в Логосе, о которой нам говорят Евангелие и христианские святые. Возьмем для этого несколько примеров:

– Ты не можешь идти по пути, не сделавшись сам этим путем, – говорит в сознании своего могущества человеческий рассудок. Чем более будешь дерзать, тем более получишь.

“Мы всегда должны быть твердо уверены, говорят христианские подвижники, что никак не можем достигнуть совершенства своими трудами и подвигами… если Сам Господь не будет нам в этом содействовать” (Св. Кассиан Римлянин. Добротолюбие II, стр. 125).

– Счастье в могуществе и обладании, – говорит наш рассудок.

“Мы допускаем ставку только на сильнаго и богатаго”, – поучает нашу Думу представитель высшей государственной власти.

“Бог всеблагий оставил сильных, мудрых и богатых мира и избрал немощных, немудрых и бедных по великой и неизреченной благости Своей”, – говорят христианские подвижники (Св. Симеон Новый Богослов. Слова, вып. 1, стр. 175).

“Приидите ко Мне все труждающиися и обремененные”, – читаем мы слова своего Спасителя (Мф. 11, 28).

– Я не какой-нибудь нищий, чтобы молиться, я не безполезный парий, чтобы тратить на это время, – говорит человек гордаго богатства и стяжательной энергии.

“Если ты лишаешь себя молитвы, – говорит св. Иоанн Златоуст, – то делаешь то же, что вынимаешь рыбу из воды, ибо как этой рыбе вода, так тебе нужна молитва”. (Доброт. V, стр. 344).

– Нет противнее того чувства, которое люди называют смирением, говорит наш рассудок. Смирение есть самоунижение. Первое качество человека заключается в том, что он должен сохранять свое достоинство и не терять уважения к себе.

“Если в человеке не будет смирения, то он царствия Божия не наследует”, – говорят христианские подвижники (Изреч. Антония Великаго, Доброт. 1, стр. 31).

– Нищета отвратительна, – говорит наш рассудок. – Всякаго, кто не надрывает свои силы в погоне за деньгами, мы считаем уже безсильным и лишенным честолюбия человеком (Вильям Джемс, “Многообразие религиознаго опыта”, стр. 358).

“Если имеешь лишнее для дневной потребности, – говорит подвижник VI века св. Исаак Сириянин, – раздай то нищим. Ничто не может так приблизить сердце к Богу, как милостыня, и ничто не производит в душе такой тишины, как произвольная нищета” (Доброт. II, стр. 705).

– Прирост процента на капитал есть акт вполне законный, – говорит наш рассудок. – Проценты на капитал освящены практикой государственных займов; они вошли во все людския экономическия отношения.

“Чада! Не давайте денег в рост”, – поучают христианские подвижники. (Варлаам Хутынский, Четья-Минея, стр. 123). – “Если, дав кому что взаймы, простишь ему, то будешь подражатель природе Иисуса, а если взыщешь, то природе Адама; если же возьмешь рост, то это будет не по естеству даже и Адама”. (Доброт. I, Слова Аввы Исаии, стр. 323).