Текст книги "«Козни врагов наших сокруши...»: Дневники"

VII

Хитрость сатаны

В заключение позволяю себе привести еще один факт, подробно описанный в книге г. Быкова. Случай этот поразительно раскрывает самый метод сатанинскаго подхода к человеческой душе, способ вовлечения в его когти и коварный прием сталкивания человека в пучину гибели.

“Довольно известный финансист М., уже в преклонном возрасте, около 62–63 лет, теряет свою подругу жизни – жену.

Не имея детей, привязавшись за время 35-летняго совместнаго жительства к этой хорошей женщине всеми силами своей души, М., несмотря на всю свою религиозность, на глубокую веру в Божественный Промысл, впал в страшное отчаяние.

Он ни на одно мгновение не хотел и мысли допускать о том, чтобы его друг так-таки навсегда покинул его.

Нужно быть такому греху, что когда еще покойная была на столе, один из сострадавших М. в его утрате, желая впасть в тон основной мысли М., сказал ему, что он совершенно прав, Екатерина Александровна не умерла, она только перешла в новую форму бытия и находится и всегда будет находиться около своего осиротевшаго мужа. Если же он, М., пожелал бы убедиться в этом, он может представить ему возможность попасть в среду таких людей, которые называются спиритами и которые знают способы общения с нашими умершими друзьями. Они вызовут осиротевшему М. его дорогую жену, и он будет иметь возможность беседовать с ней.

Сыгравшему, вне всякаго сомнения, в этом случае безсознательно, роль помощника сатаны, добросердечному советчику удалось сразу захватить внимание М., и последний в этот же вечер был уже на спиритическом сеансе одного из крупных спиритических кружков.

Появилась покойная жена, говорила потерявшему нервное равновесие мужу, конечно, через медиума, красивыя слова; напомнила два-три интимных момента из их совместной жизни и сказала ему, что с сегодняшняго дня она будет регулярно посещать его, и, если он запасется карандашом, планшеткою или блюдечком, она даже может вести с ним беседу.

На следующий же день М. в восемь часов вечера окурил всю комнату ладаном, конечно, по совету своих новых друзей, “опытных спиритов”; положил на стол лист бумаги, на него планшетку, на планшетку свою руку и стал с благоговением ожидать обещаннаго духовнаго свидания.

Через короткий промежуток времени планшетка задвигалась, и, хотя М. старался держать на ней свою руку возможно легче, ни о чем не думал, дабы так или иначе не оказывать своего личнаго влияния на этот бездушный аппарат, на листе оказалось написанным: “Это я – Катя”.

Наученный опытными спиритами, М. торжественно встал и, не снимая с планшетки руки, громко спросил: “Исповедуешь ли ты и признаешь ли Господа нашего Иисуса Христа, пришедшаго во плоти?”

Получился утвердительный ответ: “Да”.

Почти все спириты поголовно верят в то, что для различения на спиритических сеансах низменнаго, шаловливаго, неверующаго духа от духа покровителя, достаточно предложить духу указанный выше вопрос о признании Господа Иисуса Христа Сыном Божиим, чтобы по полученному ответу судить, кто именно находится посреди них из незримых посетителей: высокий дух или дух заблуждения”.

Считаю нужным остановиться на этих словах почтеннаго В. П. Быкова. Он называет “такой способ контроля над духами совершенно неумным пониманием” слов Апостола Иоанна Богослова, который именно этот способ указывает к “различению духов” в своем послании. Из всего, что говорит книга г. Быкова о спиритах, а равно, что приходилось читать о них в других сочинениях, можно заключить, что спириты относятся к слову Божию слишком легковерно, понимают его поверхностно, по букве, не вникая во внутренний его смысл. А в таком случае и поставляемый ими духу “контрольный” вопрос, хотя и берут из слов Иоанна Богослова, но произносят сии слова как слова известной формулы своего ритуала, заранее предрешая, что их “духи” ответят на вопрос утвердительно. В этом случае они делают то же, что иные христиане, когда творят крестное знамение небрежно, – без глубокой веры и должнаго благоговения: об этом давно сказано, что такому “маханию беси радуются”. Но мы видели выше, что когда слова Апостола приводились для подобнаго же “контроля духов” верующими сынами Церкви (два графа Толстых, А. С. Стурдза, П-та), приводились во исполнение заповеди Апостола, с должным благоговением и верою, то “духи” уклонялись от прямого ответа. Справедливо, что бесы “веруют и трепещут”, что и в Евангелии они многократно исповедали Господа Иисуса Христа Сыном Божиим, а потому они могут и теперь, для сокрытия своей хитрости, отвечать на “контрольный” вопрос спиритов утвердительно, тем более что сами спириты, в сущности, кажется, не придают большаго значения такому контролю. И это, конечно, нельзя назвать “умным пониманием” текста послания св. Апостола. Слова Св. Писания даны нам не для каких-то мистических, чтобы не сказать – волшебных опытов, и употреблять их в качестве формулы для контроля над какими-то неведомыми существами, с коими Церковь не позволяет иметь общения, – то же, что призывать имя Пресвятыя Троицы или творить крестное знамение при суеверных обрядах. Недавно в С. Синод была прислана с Дальняго Востока целая тетрадь протоколов заседаний какого-то спиритическаго кружка, где на каждой странице, при каждом вопросе духу упоминалось многократно крестное знамение и разныя молитвенныя слова; тем не менее, такое смешение святаго с грешным, с волшебством, каким мы признаем спиритизм, – есть тяжкий грех, и только. А где грех, там и благодатныя средства, недостойно и без благоговения, так сказать механически употребляемыя, служат не во спасение, а к сугубому осуждению. Что касается замечания В. П. Быкова о том, будто слова св. Апостола Иоанна о различении “духов” относятся только к людям – учителям и не могут относиться в собственном смысле к духам, то такое толкование без всякой нужды только суживает смысл слов Евангелиста: мы видели, что с верою поставляемый его вопрос ставил и духов в видимое затруднение…

Но возвращаемся к продолжению рассказа г. Быкова о беседе М. с духами.

“Очевидно, М. с перваго раза, несмотря на постановленный им контрольный вопрос, мало доверял полученному ответу на него и сомневался, чтобы около него сейчас находилась Катя, так как вслед за вышеуказанным вопросом поставил новый: “Если ты действительно Катя, то ты дай мне, для подтверждения этого, более яркое доказательство”.

Дух Кати отвечал: “Ну вот и отлично. Кстати, я и пришла для этого. Ведь ты ничего не знаешь, что находится в моих комодах?.. А я тебе скажу вот что: не сегодня – завтра начнутся дожди и холода (дело было в середине осени). У тебя простужены ноги. Так ты сейчас же перерви эту беседу со мной, пойди в мой комод, отодвинь второй от низу ящик и налево, внизу, на самом дне найдешь три пары только что связанных мною тебе шерстяных чулок, серых с синими полосками. И с завтрашняго дня начинай носить их”.

Перерывается беседа с планшеткою. М. со всех ног бросается к указанному комоду жены; открывает указанный ящик, находит на своем месте те чулки, о которых только что говорила ему его умершая жена, о существовании которых он, действительно, никогда не знал.

И он не только поверил, что с ним говорит именно его жена; а даже пришел в какое-то благоговение, в какой-то невыразимый восторг.

С этого момента для М. сомнения в достоверности беседующей с ним его жены не существовало.

Сеансы с последней вошли в обычный строй жизни осиротевшаго мужа.

Сначала он беседовал с своей умершей женой два раза в неделю. Потом стал беседовать три раза. Потом через день; наконец, каждый день. И эти последния беседы, начиная с семи часов вечера, продолжались до семи, восьми часов утра. Так что он, незаметно для себя, перевел ночь на день, а день на ночь; и жил только лишь ожиданием каждой следующей беседы.

Много в это время было переговорено. Много было вспомянуто. И, при этом, большая часть бесед отводилась на обсуждение вопросов о религии, о необходимости частаго посещения храмов Божиих; о необходимости выполнения всех церковных обрядов. Так что, по выражению самого М., в эту счастливую для него пору, он чувствовал, как он духовно рос, как он одухотворялся.

А уж о каких-либо сомнениях не было и речи.

Но вот вдруг, совершенно неожиданно для него, однажды, вместо жены, к нему появляется дух… преподобнаго Сергия.

М. было оторопел, но угодник объяснил ему, что он за последнее время, зная давнишнюю любовь М. к себе, довольно часто приходит на его беседы с женой, с наслаждением слушает их и умиляется. И все это, наконец, побудило его самого вступить в беседу с М. Появившаяся вслед за преподобным Сергием Екатерина Александровна, так сказать, удостоверила личность преподобнаго Сергия, и М. получил новаго собеседника.

Преподобный так увлек М., что совершенно вытеснил из беседы с ним его жену, и М. даже как будто довольно легко примирился с ея отсутствием.

Необходимо заметить, что М. был очень состоятельный человек. Одно время он был биржевым маклером, потом довольно долгое время очень удачно спекулировал на биржевой игре, но уже лет за десять до этого эпизода все это бросил и жил на свой личный капитал.

Не имея, как я сказал выше, детей, будучи человеком религиозным, ведя такую скромную жизнь, которая лишала его возможности даже проживать проценты с капитала, он очень часто делал довольно крупныя пожертвования в бедные монастыри, приходы.

Беседы с преподобным Сергием, открывая ему все новые и новые горизонты в области духовнаго тайноведения, так захватили М., что он приканчивал эти беседы иногда далеко за полдень.

Но вдруг, в один из вечеров, вместо обычной темы разговоров, преподобный Сергий говорит М.: “Купи завтрашний день на 38 тысяч акций Рыбинске-Бологов-ской жел. дороги, через 23 дня продай их, и ты на эту сумму наживёшь 21 456 руб. 84 копейки”…

М. с ужасом отбросил планшетку и осенил себя крестным знамением.

Преподобный Сергий и… биржевой ажиотаж!..

Впервые, за всю свою спиритическую практику, М. столкнулся с мыслью, что “здесь что-то неладно”.

Но спустя час или полтора часа он снова усаживается за планшетку и получает приблизительно такую отповедь от преподобнаго Сергия:

“Как тебе не стыдно иметь такую слабую веру? Ведь, если бы с тобою говорил какой-либо другой дух, то он, несомненно, огорченный тобою, ушел бы и никогда не вернулся к тебе вновь и даже мог лишить тебя навсегда сладости общения с потусторонним миром… Но я понимаю твою верующую душу и спешу придти к тебе на помощь. Выслушай меня терпеливо. Я предложил тебе эту комбинацию не для тебя – нет, а для того, чтобы исполнить просьбу обращающихся ко мне насельниц С-каго женскаго монастыря. Ты выиграешь эти деньги и все их отошлешь от “неизвестнаго” этому монастырю. К тебе же я обратился с этим потому, что, во-первых, мне, благодаря продолжительным нашим беседам, легко поручить это дело тебе, а, во-вторых, потому, что ты знаком с вашими мирскими, на этот предмет, распорядками”…

Услышав это, М., залился слезами раскаяния, и, конечно, преподобный Сергий простил его.

В указанное время бумаги были куплены и проданы. Точь-в-точь получилась такая прибыль, какая была указана преподобным Сергием, и деньги были отправлены по назначению.

Снова начались обычныя духовныя беседы на обычныя духовныя темы.

Спустя некоторый промежуток времени, М. было дано опять поручение такого же характера.

Все было исполнено.

И опять с тою же математической точностью во времени и в сумме.

Потом опять обычныя беседы.

Потом снова заказы.

И все это последовательно, “по-хорошему”, как говорит простой русский народ.

Наконец, дух преподобнаго рекомендует М. для того, чтобы иметь постоянно наготове на случай экстренной помощи и благотворительности определенный капитал, так как-де “бывают случаи, что острая нужда не может подолгу ждать помощи”, спекулировать на различных ценных бумагах, по его указанию, более часто, – с тем, чтобы вся прибыль от спекуляции являла собой фонд для помощи нуждающимся.

И… понемногу М. втянулся в биржевой ажиотаж и уже вел жизнь так: день на бирже, а вечер в беседе с духами. Биржевая игра носила необычайный, по выигрышности и удаче, характер.

Через три года состояние М. в 2 ½ миллиона удвоилось. Играл на русских и на иностранных бумагах; играл на гарантированных и на негарантированных.

И на всем выигрывал.

Но в одно прекрасное время дух рекомендует на все имеющияся у М. деньги купить каких-то бумаг американскаго фондового рынка, на которых он мог еще удвоить свое состояние.

Само собою разумеется, с трогательной пунктуальностью было выполнено и это поручение угодника; а через полгода все это предприятие, бумаги котораго были куплены М., вылетело в трубу, и у него от многомиллионнаго состояния осталось что-то немного более 150 тысяч.

Когда же М. сел за планшетку с просьбой объяснить, как должно отнестись к этому факту, планшетка безпрерывно писала только лишь два слова: “Хаха… ха-ха”…

М. вполне правильно рассмотрел в этом начертании сатанинский хохот.

Минуту спустя он услыхал этот хохот в своей собственной душе, в своем собственном сердце.

Затем вокруг себя, во всей своей комнате, во всей своей квартире….

……………………………………………………………………………………

И если бы случайно не вошла в его кабинет перед утром прислуга, М. не сообщил бы нам этого эпизода, унеся его с собой в тот мир, с которым он так добросовестно, с такой верой вступал в общение, так как его нашли повесившимся на шнурке в своем кабинете.

Конечно, немедленно вытащили старика из петли и привели в чувство.

Шесть лет пролежал он после этого в параличе; теперь поправился, жив и посейчас, но к спиритизму относится так: если кто желает получить от него оскорбление действием, то такому любителю нужно только в присутствии М. произнести слово “спиритизм”.

Послепись. Некто, подписавшийся “простец” (а из письма видно, что писал вовсе не простец, а человек образованный), хочет уверить меня, что “спиритизма в сущности не существует, что это – одни лишь фокусы шарлатанов” и пр. Жаль, что автор прячется за аноним и не сообщает своего адреса: можно было бы ответить ему подробнее письмом, а писать особую статью для печати вновь не стоит. Ужели автор думает, что сатана так прост, что вот так и откроет себя “ученой комиссии”, исследовавшей спиритизм? Разумеется, это не в его интересах. Я в свое время следил за работами этой комиссии и заранее предсказывал, что сатана проведет ее отлично, спрятавшись за шарлатанство. Писал я тогда проф. Вагнеру по сему поводу, но увы – по обычаю наших “ученых” не удостоился ответа. Пусть автор письма без предубеждения прочтет две указанныя мною выше книги – Лодыженскаго и Быкова – оне освобождают меня от ответа на его письмо.

Не могу не заметить, что писать анонимно мне, подписывающему свое имя, по меньшей мере, неблагородно… Зачем прятаться, когда имеешь дело с человеком, открыто выступающим в печати? Ужели автор подозревает меня – архиерея – в чем-либо для него, автора, неблагоприятном?.. Не учит ли и его все тот же адский фокусник так поступать, чтоб сего фокусника не вывели на чистую воду?

№ 248
Наши скорби – крест от руки Христовой

Многи скорби праведным, многи раны грешным, говорит слово Божие (Пс. 33, 20; 31, 10). От скорбей никто никуда не может укрыться. Потому и земная наша жизнь нередко называется юдолию плачевной. И много книг написано в утешение скорбящим, и все же сии скорбящие просят утешения и будут просить дотоле, пока придет Сам Утешитель – Христос Спаситель и отрет слезы всех, кто призывает Его в скорбях своих, – придет и позовет всех таковых в царство Отца Своего Небеснаго, уготованное им от сложения мира. Блажени плачущий, яко тии утешатся утешением радости нескончаемой – вечной.

Нередко получаю я письма от скорбящих, – а их так много в наши многоскорбные дни, – и из сих писем видно, что многие люди, верующие, ищущие Бога, в то же время младенчествующим умом своим, пускаются в суждения, которыя выше меры их разумения, а в деле духовной жизни даже излишни… Вместо того, чтобы в простоте сердца предавать себя в волю Божию, упокоившись на твердом убеждении, что Бог выше сил скорбей нам не посылает, что если посылает, попускает, то лишь по безмерной любви Своей к нам грешным, что Он же и силы подает к перенесению сих скорбей, – вместо сего дают волю своему смышлению и начинают ставить себе вопросы: что, как и почему?.. Вот одно из таких писем.

“Как надо переносить скорби, особенно духовныя? – Надо терпеть и даже благодарить Бога за них. Но благодарить разве может за них грешник? Не будет ли это дерзостью с его стороны? Благодарить Бога за скорби – не удел ли святых?”

Казалось бы, если Церковь учит благодарить Бога за скорби, если это заповедуют все подвижники, то к чему этот вопрос? Сказано, благодари – и нечего рассуждать, нечего ставить вопросы, значит вовсе не “дерзость”, если так учат люди духовно опытные. Нет ни одного праведника, который считал бы себя святым, а они благодарили Бога за скорби и нас тому же учат: значит, это – не грешно, а до́лжно. Ведь это только сектанты, штундисты, баптисты да лютеровы последователи называют себя “святыми”, а все праведники считали себя искреннейшим образом самыми последними грешниками. Вспомните Апостола Павла, что он говорит о себе: от нихже, то есть из грешников, первый семь аз. А если бы кто дерзнул помыслить о себе, что он праведник, то он-то и оказался бы самым грешным человеком, как зараженный гордынею и самооправданием. Итак: благодарить Бога за скорби должен всякий христианин, – нужно только, чтобы он делал это в сознании своей греховности: “поделом мне, Господи, еще не того стою, Боже мой!”

Но вот другой вопрос:

“Как я могу благодарить, когда на сердце такая теснота и холод от переживаемой скорби, и я притом же не могу понять ея пользы?”

В том-то и беда наша, что мы все хотим “понять” да взвесить, а не отдать себя всецело, по-детски, в руки Божии. Да если бы на сердце не было “тесноты и холода”, то ведь и самой скорби не было бы. А вот сделай над собою усилие, принудь себя открыть и показать Господу свое сердце, пожалуйся Ему на эту “тесноту”, на этот “холод”, да пожалуйся-то в простоте детскаго сердца, так и скажи Ему, Сердцеведцу: “Ты, Господи, знаешь, как мне тяжело, как мне холодно – смилуйся надо мною”, и тебе легче станет на душе, особенно если при этом искренно, без малейшей тени самооправдания, найдешь – не в людях, а в самом себе причину этой холодности, этой душевной тесноты. А сознав свою вину, как не поблагодарить Господа, что Он вразумляет тебя скорбию, призывая тебя к покаянию? Что такое скорбь душевная, как не удаление от души благодати Божией, по грехам нашим? Благодать, как добрая мать, учит нас ходить по пути заповедей Божиих: как мать, поставив дитя на пол, оставляет его без поддержки и, отступив на шаг, манит его к себе, так и благодать Божия иногда как бы отходит от нас на время, чтобы мы познали опытом скорби, как она нам необходима в духовной жизни. И когда человек познает свою вину, а вместе и свою немощь в борьбе с нашедшим на него искушением, то смирится, а смиренным-то и дается благодать. Когда же она возвратится, то и сердце согреется, и тесноты не будет на душе. Так учат отцы-подвижники, так пишет святитель Феофан Затворник в своих безценных письмах о христианской жизни.

Ты скорбишь, ты страдаешь душою и не видишь исхода из этой скорби?.. Но представь себе, что вот явился тебе Сам Господь Иисус Христос и предложил тебе из Его собственных рук принять крест, какой Он на тебя возложит: ужели ты отказался бы от этого креста? Слышишь, что Он говорит: аще кто хощет по Мне ити, да возмет крест своей и по Мне грядет… Без креста нельзя идти за Христом, нельзя быть христианином. А крест и есть те скорби, какия Бог попускает нам в жизни. Господь нес Свой всемирный крест и умер на нем: и христианин должен нести свой крест, дабы быть участником страданий Самого Христа Спасителя. Некогда Симон Киринейский нес за Господом крест: так и каждый из нас, неся свой крест скорбей, должен неуклонно идти за Господом, подражая сему Симону-крестоносцу. Он нес крест Христов, но и наши кресты, в сущности, все объединяются в кресте Христовом, и не будь креста Христова – никому из нас не понести бы своего креста. Христос понес и несет все наши кресты, если только мы не разлучаемся с Ним, нашим Спасителем и Искупителем, если целуем мысленно Его десницу, возлагающую на нас наши кресты. Господь, по неизреченной благости Своей, благоволил породниться с нами, восприяв естество наше и воплотившись от Марии Девы; Он и нас роднит с Собою, питая нас телом и кровию Своею в таинстве святаго Причащения. Но Он хощет, чтобы мы были и причастниками креста Его, Его страданий, хотя в некоей малой мере, посильной естеству нашему, а посему и возлагает на нас кресты, на каждаго противу силы его. Он хочет, чтобы мы своею доброю волею, своим усердным произволением, как свободно разумныя существа, участвовали в деле нашего спасения, дабы, искупленные честною кровиго Его, могли делом показать любовь свою к Искупителю нашему. Не по мере беззаконий наших, а по мере отеческой любви Своей к нам, грешным, Он возлагает на нас кресты скорбей и каждую минуту готов помочь нам в несении сих крестов, помочь Своею благо датию. Хорошо понимал это великий страдалец ветхозаветный Иов и потому говорил: “Блажен человек, котораго вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителева не отвергай” (Иов. 5, 17). А великий Апостол Христов Павел свидетельствует, что кого Господь любит, того и наказывает, бьет же всякаго сына, котораго принимает. В наказаниях, в скорбях, Апостол видит признак отеческой любви Божией: “Если вы терпите наказание”, – говорит он, – “то Бог поступает с вами, как с сынами, а если остаетесь без наказания, то вы незаконные дети, а не сыны. (Евр. 12, 6–8). А если так, то как же не лобызать нам десницы Христовой, возлагающей на нас знак отеческой любви Его к нам, как не благодарить Его за скорби, которыя Он попускает не в меру беззаконий наших, а лишь в меру Своей любви, дабы дать нам возможность и с своей стороны явить любовь свою к Нему, нашему Искупителю и Спасителю?.. Он есть Глава тела Церкви, мы – члены сего тела Христова: если Глава страдала, то подобает спострадать и членам тела.

Есть тайна в несении креста христианином, тайна, постигаемая не столько умом, сколько сердцем его, – именно: когда человек предает себя Богу и приемлет скорби с благодарением, то в его сердце является благодатное утешение и крест превращается для него в лествицу, возводящую на небо. Как крест вещественный слагается из пересечения двух линий, так крест духовный слагается, в сущности, из пересечения двух воль: воля Божия влечет человека горе – к небу, а его собственная, грехом поврежденная воля склоняет его долу – к земле и становится как бы поперек воли Божией. Отсюда – боль для ветхаго, плотянаго человека. Но как из креста вещественнаго можно сделать лестницу, так и крест духовный можно обратить в лествицу к небу. Для сего надобно в вещественном кресте снять поперечную линию и поставить ее рядом с вертикальной: останется только сделать ступени. Так и в духовном кресте: стоит только свою волю сломить, поставить ее рядом с волею Божией, то есть сказать в своем сердце: не хочу своей воли, хочу, чтоб воля Божия совершалась на мне: да будет воля Твоя, Отче Небесный, – и сделать это от всего сердца, в убеждении, что лучше воли Божией ничего быть не может, – и острота боли сердечной, ощущение, так сказать, – крестнаго страдания в душе сразу смягчится, сердце согреется и успокоится в самопредании воле Божией. Это свидетельствуют все верующие, живущие духовною жизнию. Так наш внутренний крест обращается в лествицу к небу. Богу угодно было послать крест скорбей, ты отдаешь себя в волю Божию, твоя воля не становится поперек воле Божией, она становится, так сказать, рядом с волею Божией, и – креста, в сущности, нет уже, ибо твоя воля сочеталась с волею Божией нераздельно, хотя и неслиянно, ибо ты в каждую минуту свободен пойти против воли Божией, но, конечно, сознавая и ощущая все благо в самопредании воле Божией, ты не сделаешь этого. Пусть враг искушает тебя, как искушал Самого Господа устами книжников и фарисеев: “сниди со креста!” – ты не послушаешь его, ты не расстанешься с своим крестом, дотоле, пока Сам Господь, возложивший его на тебя, не снимет его… Неся крест свой, ты будешь чувствовать, что с тобою Господь, что Он помогает тебе нести крест твой, услаждает горечь его, что сбросить с себя крест – значит разлучиться с Господом. Скорбями Господь держит нас поближе к себе, не дает нам увлекаться суетою мира сего многогрешнаго, как говорит муж великан) духовнаго опыта, Оптинский старец Макарий: “Душа, устрашаемая шумом искушений, со многим смирением прибегает к Богу и тщится укрыться от угрызения скорбьми под покровом Его промысла; очищаемая же частою памятию Его, приходит в познание самой себя, уединяется зрением безчисленности грехов и зачинает плач, иже есть дверь во внутреннейшую клеть или в жительство новаго человека”. Как дуб, колеблемый ветром, глубже пускает корни свои, так душа наша, обуреваемая напастей бурею, крепче емлется за милосердие Божие и укрепляется в вере. Подумать только, что было бы с нами, если бы не было никаких скорбей? Да мы совсем забыли бы Господа Бога, предались бы служению своим страстям и – погибли бы на веки… Как же нам не благодарить Господа за скорби, как не лобызать Его руку, нас иногда наказующую, но чаще – милующую и ласкающую нас отечески?.. В письме, выдержки из котораго я привел в начале этого дневника, есть еще строки, на которыя надо кратко ответить. Автор пишет: “Если я и безропотно покоряюсь воле Божией, если говорю: “Не моя, но Твоя да будет воля”, – то этими словами я лгу, так как сейчас же начинаю читать другия молитвы, где прошу у Господа: дай то-то, избавь от того-то; значит: хочу я этого, а Ты не даешь мне его; я не хочу того, а Ты посылаешь мне то, – я протестую против этих Твоих повелений… Значит, я не покоряюсь воле Божией безропотно, а потому обманываю Господа первою своею молитвой. Любезна моему сердцу первая молитва, но не знаю: как же мне быть с другими молитвами? Пожалуйста, разрешите мое недоумение”.

Совершенно детское недоумение. Господь Сам дал нам молитву, в коей научает нас не только говорить: “да будет воля Твоя”, но и просить хлеба насущнаго, и Царства Небеснаго, и прощения грехов, и избавления от искушений лукаваго: ужели Он противоречит Сам Себе? Не ясно ли, что все, чего мы просим у Господа, просим под условием, аще воля Его на сие будет, что всякое прошение наше, подобно Гефсиманской молитве Самого Господа, должно подразумевать: обаче не моя, но Твоя воля да будет, Отче наш. При таком настроении молитвы может ли быть речь о каком-то “протесте” против воли Божией? Господь разрешает нам просить того, что не противно его Святой воле, – ибо мы не станем же просить того, что служит к угождению нашим страстям: этого совесть нам не позволит, – а исполнение прошения мы должны представлять Его воле святой и уготовлять свое сердце так, чтобы в случае, если придет неисполнение, сказать покорно: Твоя воля да будет… Вот и все. Не следует давать воли своему грешному смышлению и пускаться в суждения выше меры ума своего. Надо посадить эту птичку, ум, в клеточку послушания Церкви Божией, иначе он залетит в мудрования сектантския и тогда трудно будет с ним сладить, и гибель души будет почти неизбежна…

В заключение повторю то, что уже сказал я в предисловии к моей книжке “Всем скорбящим во утешение”.

Скорби для христианина сами по себе суть великая милость Божия; это – целебный бальзам на раны души, обуреваемой страстями; это – лучшее средство для очищения нашей души от тех нечистот, какия вносит в нее грех; это – отрадный крест, который, как лествица, может возвести нас на небо; это – бремя Христово, которое может обратиться в крылья, возносящия нас в Царство Небесное; а потому скорби суть залог любви Божией к нам, ибо дают нам возможность самым делом идти за Господом с своим собственным крестом на раменах. Вот почему и были такие любители скорбей, которые скорбели, когда их долго не посещал Господь скорбями. Вот почему и сказано: блажени плачущий, блажени изгнана правды… Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех. Всяку радость имейте, егда во искушения впадаете различна…

“Неискушен – неискусен”, – говорят святые отцы.