Текст книги "«Козни врагов наших сокруши...»: Дневники"

№ 170
Милостивое Царское слово

Нашему возлюбленному Государю благоугодно было, в 6 день сего мая, осчастливить меня Своею Высокомонаршею Милостию. Вот Его всемилостивейший Рескрипт, данный на мое имя:

“Преосвященный архиепископ Никон!

Долголетние и многополезные труды ваши по составлению книг и листков религиознаго содержания в бытность вашу иноком Троице-Сергиевой Лавры, а затем и во время вашего служения в епископском сане давно снискали вам всеобщее уважение в среде верующаго православнаго русскаго народа. Ныне вы призваны стать во главе учрежденнаго с Моего соизволения Издательскаго Совета при Святейшем Синоде, коему предстоит осуществить весьма трудную задачу объединения и планомернаго развития издательской деятельности Православной Российской Церкви во славу Божию и на благо Отечества.

Выражая твердую надежду, что на предлежащем вам высоком поприще служения Святой Православной Церкви вы успешно примените приобретенные вами опыт и знания к тому, чтобы вечно живые и спасительные источники религиозно-нравственнаго ведения – книги Священнаго Писания, а равно богатыя и назидательныя сокровища святоотеческой письменности сделались доступными широкому пользованию и ясному пониманию русскаго верующаго народа и чтобы не только раскрыты были упования нашей Православной веры, но и даны были основания к ея защите. Я признал справедливым возвести вас в сан архиепископа.

Бог в помощь вам в сем великом и святом деле.

Поручая Себя молитвам вашим, пребываю к вам благосклонный

Николай.

В Царском Селе

6 Мая 1913 г.”

Прочитал я эти золотыя строки, поцеловал подпись Помазанника Божия и… глубоко задумался…

Да, только надежда на помощь Божию, на обетование Господа, что сила Его в немощи совершается, да вот такое ласковое, бодрящее слово Царя Православнаго поддерживают мои слабеющия силы на предстоящее мне делание: буди во всем на мне воля Божия во славу Церкви святой, нашей матери!

Радует меня и то отношение ко мне верующаго православнаго русскаго народа, которое, признаюсь, столь неожиданно для меня и столь торжественно засвидетельствовано с высоты Царскаго Престола. Но боюсь, как бы по немощам моим не обмануть столь дорогой для меня “крепкой надежды”, о которой говорит Высочайший Рескрипт… Помогите и вы, мои добрые друзья-читатели, молитвами своими к Богу за немощь мою!

Читаю и перечитываю дорогия строки… “Вечно живые и спасительные источники религиозно-нравственнаго ведения – книги Священнаго Писания, а равно богатыя и назидательныя сокровища святоотеческой письменности” должны быть “доступными широкому пользованию и ясному пониманию Русскаго верующаго народа”… должны быть “не только раскрыты упования нашей Православной веры, но и даны основания к ея защите”… Это слова Царскаго Рескрипта. Это драгоценный завет Государя не мне только, многонемощному архиерею, но и всем пастырям и архипастырям Православной Церкви. Это завет всем православным русским людям.

Велика, прямо непосильна та задача, которая возлагается на меня и моих будущих сотрудников по Издательскому Совету! Предлежащее высокое поприще – необъятно. Не говорю уже о себе – весь наш будущий Совет безсилен сделать что-либо заметное на этом обширном поприще без деятельнаго сотрудничества всего православнаго пастырства, всех ревнителей Церкви. Дремлющее религиозное чувство в русской душе пробуждается и тревожно озирается, ищет удовлетворения духовнаго голода, просит духовной пищи… А ему предлагают какие-то рожцы вместо чистой пшеницы, камень вместо хлеба, отраву вместо врачевания… В “Церковных Ведомостях”, издаваемых при Святейшем Синоде, напечатано “Положение”, на основании котораго будет действовать Издательский Совет. Его деятельности дается такой простор, что “Положением” как бы предусматриваются все духовныя нужды народа, как простого, так и более или менее образованных классов. Само собою понятно, что нельзя ожидать быстраго осуществления всей намеченной программы этой деятельности: она будет осуществляться постепенно, по мере сил наших и тех средств, какими будем располагать. А пока и то хорошо, что как председатель, так и все члены Совета будут исполнять свои обязанности без всякаго жалованья, а сотрудники, конечно, будут получать заслуженный ими гонорар…

Итак: благослови, Господи!

№ 171
Новый журнал, посвященный церковному искусству

Мы так осуетились, так погрузились в мутныя волны современности, что совсем забыли о том, чем живет душа, по природе своей всегда христианка, как сказал уже давно один христианский философ. А в потребности человеческой души входит неистребимое стремление к прекрасному наравне с стремлением к истине и добру. Ведь если так жить, как жили русские люди, в своем большинстве, в последнее десятилетие, то – чего ждать добраго? – пожалуй, и в животное обратишься…

Вот почему с радостью отмечаешь всякую искорку идеализма в области духа: будет ли то идеальный порыв к добру, или к истине, или к красоте. Вот почему я от души порадовался, когда, еще в январе месяце, получил программу новаго ежемесячнаго издания, посвященнаго церковному искусству, под названием “Светильник”. Вскоре затем г. редактор В. И. Оловянишников и лично пригласил меня принять участие в издании посильным трудом. Не имея возможности писать большия статьи, я послал в редакцию нижеследующее приветствие столь симпатичному изданию:

Мой привет “Светильнику”

Божие благословение благому начинанию православных русских людей!

Ароматом весны повеяло от программы “Светильника”, древнехристианским духом пахнуло от самаго его названия “Светильник”…

Это – терракотовая или просто глиняная лампочка, с которою ходили древние христиане по переходам священных катакомб; это та лампочка, о коей говорит Господь в Евангелии: “не затем зажигают светильник, чтобы ставить его под сосуд, но ставят на подсвечнике, чтобы он светил всем”.

И дай Бог, чтоб этот светильник горел и разгорался все ярче и ярче; чтоб все больше и больше пронизывал ту тьму, которая окутала нас со всех сторон; чтобы новое издание (не хотелось бы употреблять французское слово “журнал”) раскрывало современным русским людям всю красоту и духовность нашего родного миросозерцания, нашего великаго в своих идеалах творчества в области родного искусства…

Русский человек сердцем понимает, что в истинном искусстве, как солнце в малой капле вод, отображается одна из сторон богоподобия в душе человеческой, а именно, вечное стремление к красоте, не внешней пластической красоте, а той духовной, которая только воплощается во внешних формах изящнаго.

От веков древних первые опыты, первые плоды своего художественнаго творчества человек стал посвящать Богу в творениях религиознаго искусства. Та к было в Египте, Ассирии, Вавилоне, Риме и в прекрасной Греции. Та к было даже у евреев: их искусство, еще во дни странствования их по пустыне Аравийской, проявилось в художественных украшениях скинии.

Стремление к прекрасному, как черта образа Божия в человеке, искало себе и выражения в области религиознаго культа.

– Твоя от Твоих – Тебе приношу! – Как бы так говорил Всесовершенному Богу Творцу, Вечной красоте духовной, нерукотворной, неподражаемой, – человек, бренное творение Божие, в восторге духа сознавая, лучше сказать – ощущая в себе – инстинктивныя влечения идеи красоты, как животворящее веяние Духа Божия, как отображение Божия образа в своем существе.

И редакция “Светильника” верно отметила эту связь религии с искусством, посвятив свое издание именно религиозному искусству.

Искусство, оторванное от религиозных основ, – что лист, сорванный с ветки и носимый ветром. В нем засыхает самый источник вдохновения и жизни, из него улетает идея духовной красоты в ея первооснове.

Я не хочу сказать, что искусство должно иметь предметом вдохновения только религиозныя темы: оно должно воплощать, в доступных нашим чувствам формах, вложенную в нашу душу идею прекраснаго согласно с намерением Божиим, насколько может понять это намерение художник, руководимый своею совестью, как добрый христианин.

Древний грек ловил чутьем идею красоты и воплощал ее, как мог, в своих произведениях, воплощал, как язычник; оттого эта идея у него весьма слабо отображала духовную красоту, отливаясь вся в пластическия формы красоты телесной и не перенося духа зрителя в чистую область духовной красоты.

Наши древнерусские художники-иконописцы, художники-зодчие были, может быть, младенцами в деле техники, но зато в душе своей носили такие идеалы духовной красоты и величия, каких трудно встретить у нынешних представителей искусства…

Вот и пожелаем, чтобы “Светильник” освещал эти духовные идеалы нашей русской православной души, раскрывал бы тайны воплощения сих идеалов в современном искусстве, и, как при свете тихой лампады ощутительнее для сердца верующаго становится идея темная, на первый взгляд, лика святой древней иконы, так бы при чтении “Светильника” прояснялись в сознании православнаго читателя родные идеалы наших благочестивых предков, и в наших очерствевших сердцах начинали бы звучать те святые струны, какия звучали в их сердцах…

Теперь вышел первый выпуск “Светильника”. Книжка напечатана в большую четверть листа, что необходимо ввиду роскошных рисунков, в ней помещенных (всего 23 рисунка, наклеенных на 11-ти листах особой плотной бумаги); шрифт, бумага, заставки – роскошь; статьи профессора Н. Покровскаго и В. Трутовскаго – знатоков церковнаго искусства, очень интересны: первая – “Новое церковное искусство и церковная старина”, вторая – “Патриарх Филарет Никитич и некоторыя памятки его в Москве”. Его Императорское Высочество Великий Князь Петр Николаевич дал для “Светильника” проекты богадельни при храме, двух лампад и хоругви, а профессор Васнецов – эскиз для иконы Святителя Алексия, Митрополита Московскаго. Самая обертка книжки очень оригинальна: на ней изображен древнехристианский светильник из римских катакомб…

От души пожелаем добраго успеха и Божией помощи новому изданию.

Цена годовому изданию на 1 год – 6 р., на полгода – 3 р. 50 к. Адрес редакции: Москва, Никольская, Товарищество П. И. Оловянишникова С-я.

№ 172
Новая порция яда отрицания

Давно это было: лет двадцать назад. Ехал я из Петербурга по железной дороге; спутником моим оказался известный, теперь уже покойный, художник М. Какая-то грусть, разочарованность, почти безнадежность отражались на его усталом лице. Мы разговорились. Я, между прочим, заметил, что художники по самой профессии своей близки к духовному, идейному миру, и эта близость сама по себе может доставлять мир душе и нравственное удовлетворение. Мой собеседник как-то тяжело вздохнул и отрицательно покачал головой. Из беседы с ним для меня стало ясно, что его душа отравлена современными лженаучными бреднями, сердце опустошено, что он переживает духовное сиротство, одиночество, пустоту… Жаль было видеть человека, духовныя потребности котораго не заглохли благодаря художественному таланту, но и не находили себе удовлетворения. Бережно касаясь больной души, я пытался указать ему путь к Богопознанию, но он как-то безнадежно махнул рукой, сказав: “Поздно!” И – замолчал…

Этот случай пришел мне на память, когда на днях я прочитал “научное письмо” почтеннаго Эльпе в “Новом Времени”, под заглавием: “Сорок лет в поисках за истиной”. Всему ученому миру известный наш соотечественник, профессор И. И. Мечников издал сборник своих статей, “соединенных одной общей мыслью и направленных к установлению рациональнаго миропонимания, к выработке и уяснению основ общаго воззрения на человеческую жизнь”. Та к определяет смысл этого сборника сам автор. Видно, борьба света со тьмою не кончится в мире сем грешном дотоле, пока не придет Свет неприступный, чтобы окончательно сразить князя тьмы и низвергнуть его в вечную тьму кромешнюю. Видно, сынам света, чадам Церкви придется до скончания века бороться с той ложью, которая силится затмить учение Христово и закрыть чистую истину Божественнаго Откровения туманом всяческих мудрований якобы научнаго, да еще – положительнаго знания.

Что такое “рациональное миропонимание?” Это попытка слепорожденнаго написать сочинение о художественной картине Рафаэля, попытка глухого от рождения сочинить трактат о музыке и пении. Известно ведь, что рационализм стремится стоять исключительно на почве материализма; подобно древним саддукеям, рационалисты чистой воды не хотят знать ни духа, ни ангела, ни духовнаго сверхчувственнаго мира; для них вся область бытия заключена в тесных рамках чувственнаго мира; в своей гордыне они не хотят примириться с мыслию об ином мире, который познается не пятью чувствами, а тем органом духа, котораго нет ни у одного в мире живого существа, кроме человека, и который называется “верующее сердце”. Казалось бы, с древнейших времен, с той поры, как стало помнить себя человечество, люди верили в бытие этого иного мира, – правда, представляли его различно, но важен факт этой веры, этой потребности веры, чтобы и так называемое “положительное знание” признало его как факт, не отрицало его, если хочет быть честным… Но вот, подите же, как будто пришельцы с луны, наши научники притворяются, что и не подозревают о существовании этого факта, а когда факт сей бьет в глаза – отделываются самым нелепым, не выдерживающим никакой критики объяснением его и затем уж больше не хотят и говорить о нем… Что им за дело до истории, до миллионов душ верующих, до поразительных чудес, совершающихся в Церкви, даже просто – до того величайшаго всемирнаго чуда истории, каким является Христианство?.. Что им за дело до того чуда, какое представляет собою их собственный ум с его законами мышления, с его способностью воплощать идеи в слово, распределять их по категориям, разбираться во всем том хаосе, какой представляет мир идей, представлений, образов и отвлеченных понятий?.. Ведь, это же все факты, ведь все это, если угодно уж сочинять “рациональное миропонимание”, надо поставить на свое место, объяснить, изложить, и притом на основании тех именно принципов, какие положены в основу рационализма, т. е. принципов исключительно материалистическаго объяснения всех сил явлений. Нет ни духа, ни ангелов, ни чуда, ни Бога… Все – естественно, все – законы природы, все объяснимо… Да в том-то и вопрос: как вы, господа, объясните хотя бы вот это чудо – вашу собственную духовную деятельность, вот этот ваш ум, который мыслит сейчас? Полсотни лет тому назад ваши предшественники Фохты и Молешотты пытались ведь толковать нам, что мысль выделяется из мозга так же, как моча из почек, да что-то ничего из такого объяснения не вышло, кроме остроумных шуток насчет изобретателей таких теорий. Нет, не теории нам нужны, а – если уж вам так угодно – воистину точное знание, аксиомы науки, ясныя и для детей, опытныя доказательства ваших теорий, стремящихся объяснить все, что касается духовнаго мира, духовной жизни… Но ведь этого пока еще нет, пока мы слышим только одни гадания и гипотезы, и – ни одного факта. И простительно было бы вам, господа научники, довольствоваться своими гипотезами, если бы вы жили не среди христиан, если бы не имели вы возможности безпристрастно и научно проверить то, что проповедуем мы, если бы не могли наблюдать воочию факты нашего соприкосновения с тем миром, который так отрицаете, который, очевидно, так вам не мил, а нашему сердцу так близок… И сбывается на вас вечное слово Христово: утаил еси сея от премудрых и разумных, и открыл еси та младенцам. Ей, Отче, яко тако бысть благоволение пред Тобою!

Слава Богу, есть и среди ученых люди честные, которые откровенно говорят, когда коснется вопрос о предметах духовнаго мира: “Доступное науке знание пока есть не более как невежество с открытыми глазами. Великий океан истины продолжает пребывать неисследованным пред нами. Современный ученый исследователь сущаго есть не больше как младенец, сидящий на берегу моря и пытающийся переливать морскую воду в выкопанную им луночку в песке – ложечкой, своим маленьким умом. Истинная наука и истинная религия никогда не противоречили друг другу. Они движутся по параллельным путям и никогда не могут столкнуться одна с другой”. Вот почему всякое “миропонимание” помимо веры есть ложь, ибо понимать мир можно только при свете Божественнаго откровения. И как скоро рационализм отвергает сей источник истины, созидаемое им мировоззрение строится на песке человеческих мудрований, которыя вчера еще казались подобием истины, а сегодня стали несомненною ложью.

Вот такою ложью, к сожалению, пропитаны и статьи нашей ученой знаменитости – г. Мечникова, собранныя в его книге. Он и знать не хочет о существовании христианскаго мировоззрения, вся цель жизни, весь ея смысл, по его учению, сводится “к возможности человеку прожить полный и счастливый цикл жизни, заканчивающийся спокойной естественной смертью, когда наступит известнаго рода пресыщение, помимо веры уничтожающее страх смерти”. Вот и все…

Стоило ли сорок лет искать такой “истины”, такого “рациональнаго мировоззрения”? Оно давно известно от времен языческих: да ямы и пием, утре бо умрем! В статьях идет речь о том, нужны или не нужны толстыя кишки, даже желудок, что “уже четыре человека (какая точная статистика!) живут без желудка и этим доказывают безполезность его”, что человек, по складу своей организации, в одно и то же время есть и “обезьяний урод”, и “действительно усовершенствованная обезьяна” и т. п. И все это объединяется под новым модным словом “ортобиоз”…

Тяжелое впечатление производит на читателя эта новинка. Если бы профессор дал что-нибудь новое в той специальной области, в которой он работает, может быть, ему сказали бы спасибо. Но он пустился в область, совершенно ему чуждую, в область метафизики и философии, и своими рассуждениями из физиологии и патологии дискредитирует сам себя в глазах читателей: так и видно, что ему хотелось бы подслужиться духу века сего лукаваго и безбожнаго, сказать “новое” слово, а сказалось-то старое, давно изношенное и брошенное, и стало ясно, что знаменитый в своей области ученый оказался школьником, списавшим чужую задачку, да еще и неудачную.

А подумал ли наш почтенный соотечественник, издавая свой сборник, что из сего выйдет? Не надо быть пророком, что иудейская и иудействующая печать поднимет шум около его книги: “Наш славный ученый Мечников! Сам профессор Мечников сказал, доказал, что вся цель нашей жизни – пожить подольше и умереть от пресыщения жизнью! Дальше нет цели! А если видишь, что эта цель недостижима, то зачем и жить?.. За гробом нет ничего!”

И вот наша, падкая на всякую новинку, преклоняющаяся пред всяким авторитетом, лишь бы он поблажал ея вольностям, молодежь набросится на издание г. Мечникова и будет впитывать в себя новую порцию яда отрицания всего, чем жива наша христианская душа, а там – долго ли до греха – начнутся и самоубийства “по Мечникову”…

И что за помешательство такое у современных ученых и – заметьте: у наших соотечественников как будто в особенности?

№ 173
На память о светлом торжестве

Исполнилось, наконец, сердечное желание православных русских людей, удовлетворена потребность их сердца, совершилось давно ожидаемое событие: еще раз разверзлось небо над Русью православной и оттуда в сиянии славы небесной благословил родную землю ея великий печальник, страдалец за нее, Святейший Патриарх Ермоген. Триста лет почивал он безмолвно в благоухании святыни под сводами первопрестольнаго храма Успения Владычицы, и вот теперь, будто живой, встает он из своего гроба, чтобы во время благопотребно поддержать родную свою Русь в минуту трудную, во дни новой смуты, новой борьбы за святыя идеалы Русской земли, за веру Православную, за Русскаго Царя Самодержавнаго, и являет свое заступление в знамениях и чудесах многих.

12 мая, когда Церковь празднует память его друга и сотрудника в служении Церкви и Отечеству, преподобнаго Дионисия, Радонежскаго чудотворца, совершилось торжественное прославление памяти Патриарха Ермогена. Три-четыре дня во время этих торжеств священный Кремль Москвы был переполнен массами народа, со всех концов Руси православной стекшагося к гробнице новоявленнаго чудотворца. Канун, 11 мая, был днем последняго поминовения святителя по чину поминовения усопших. В последний раз Церковь приносила имя его, яко единаго от нас, в молитве ко Господу, да упокоит его душу Господь во Царствии Небесном; в последний раз совершены по нем заупокойный парастас накануне и литургия в сей день; после литургии сонм святителей и мног собор священнослужителей приблизились к месту его упокоения и совершили последнюю панихиду, которая, скорее, напоминала последование утрени Великой Субботы с ея торжественно-величавым предчувствием близкаго Воскресения, чем поминовение покойника. Гулко под сводами древняго собора раздалось последнее пение “Вечной памяти” святейшему Ермогену, чтобы смениться пением до скончания веков: “Святителю отче Ермогене, моли Бога о нас!”

В 6 часов ударили к всенощному бдению. Прибыл блаженнейший Патриарх Антиохийский Кир-Григорий. Богу было угодно, чтобы один из восточных патриархов был в числе тех святителей, которые впервые воспели у гроба Русскаго Патриарха, страдальца за Православную веру и Русь: “Величаем тя, священномучениче Ермогене…” Началась одна из тех служб, которыя ощутительно для верующаго объединяют Церковь земную с Церковию небесною, которыя заставляют забывать всякую усталость, переносят душу в мир радостей небесных. А русская душа, кроме того переносилась и за триста лет назад, когда вот с этого священнаго амвона раздалось могучее слово святейшаго Ермогена, который благословлял и призывал верных сынов Родины на ея защиту, на ея освобождение от злых врагов веры Православной, и гремел проклятиями против ея изменников, не страшась ни пыток, ни темниц, ни самой мучительной смерти… Святыя минуты, когда целым сердцем чувствуешь себя сыном родной Руси Святой, верным чадом Церкви-матери, когда сливаешься с этою Русью, живешь одною с нею жизнию, когда от всей души благодаришь Бога, что родился ты русским, православным и имеешь великое счастие быть таковым навеки… Как несчастны те из наших сородичей, которые отщепились от самой души народной в своем миросозерцании, которые, вместо вот этого благодатнаго общения с небом и старою Русью, питаются рожцами жалких западных мудрований, не дающих душе ничего, кроме ощущения страшной пустоты и безцельности жизни…

Чинно, стройно, благолепно шла служба Божия до самаго полиелея. Хор синодальных певчих, в новых, своеобразных костюмах, сшитых по рисункам великаго знатока старой Руси В. М. Васнецова наподобие боярских кафтанов, исполнял священныя песнопения образцово. Запели Хвалите имя Господне… Отверзлись царския врата, и оттуда выступил и направился к гробнице Патриарха сонм мног святителей и священнослужителей. Во главе – блаженнейший Патриарх, два митрополита и 19 архиепископов и епископов. Окружив священную раку, они сняли с нея покров и святительскую мантию и, сотворив земное поклонение, громогласно, торжественно воспели: “Величаем тя, священномучениче Ермогене, и чтим святую память твою, ты бо молиши о нас Христа Бога нашего!”

В эти торжественныя минуты вся церковь поклонилась новопрославленному чудотворцу, заступнику Русской земли…

Началось крестное обхождение собора. Высоко несли икону Святителя среди других святынь и множества хоругвей. Соборы, особенно колокольня Ивана Великаго, горели разноцветными электрическими огнями. Ярко горела исполинскими буквами надпись, длиною в 18 аршин, на стене колокольни, над ея галереей:

“Радуйся, священномучениче Ермогене, Российския земли великий заступниче!”

Нужно ли говорить о торжественном звоне знаменитаго на Руси Ивана Великаго? Он ликовал за всю Русь, а ему вторили тысячи московских колоколов-богатырей, и волны святых звуков, как небесные хоры незримых певцов, носились над старою Москвой, которая, в прославлении новаго чудотворца, праздновала и свое освобождение от заклятых врагов Руси и Православия…

Около 11 часов окончилось всенощное бдение. Душа была переполнена таких впечатлений, которыя не забываются на всю жизнь. Но на утро готовились новыя впечатления, новыя духовныя радости. Бог привел мне совершить Божественную литургию в кремлевском Вознесенском женском монастыре, откуда крестным ходом мы, четыре архиерея и служащие с нами, проследовали в Успенский собор, чтобы присоединиться к общему крестному ходу оттуда на Красную площадь. Этот крестный ход, совершенный при чудной весенней погоде, когда, казалось, сама природа радовалась нашею радостью, и солнце так дивно играло лучами на святых иконах и хоругвях, этот крестный ход, в коем белая лента священных облачений растянулась от Успенскаго собора почти до Спасских ворот, представлял такую картину, которой не представить никакому воображению, которая не поддается никакому описанию… Вся кремлевская площадь была залита морем голов, вся противоположная Кремлю сторона набережной Москвы-реки пестрела тысячами народа, издали участвовавшаго в молитве, а по выходе из Кремля на Красную площадь зрелище было не только торжественно, но и умилительно; многотысячныя массы народа, обнажив головы, подняли руки для крестнаго знамения и слились в единодушной молитве, устремляя взоры на смиренный лик Святителя Ермогена, несомый во главе крестнаго хода. Патриарх взошел на Лобное место с святителями; священнослужители образовали два длинных ряда вдоль площади по направлению к Никольским воротам; на Лобном месте Патриарх по-славянски прочитал Евангелие и осенил народ святым крестом “воздвизальным”, т. е. большим, обычно предносимым Патриарху в его служениях, на все четыре стороны… И опять вспомнилось, как с этого самаго Лобнаго места, триста лет назад, неустрашимый первосвятитель Русской Церкви своим огненным словом безпощадно обличал измену и призывал народ к исполнению долга…

Шествие возвратилось в Кремль чрез Никольския ворота и направилось в Успенский собор. Молебное пение завершилось здесь громогласным многолетствованием, которое исполнено хором разными напевами.

Не буду говорить о праздничной трапезе, имевшей, между прочим, ту особенность, что на ней не было никаких вин, замененных “квасом хлебным выкислым, монастырским, медами: вишневым казанским, малиновым кашинским, яблочным коломенским и кофием аравийским”. Роспись кушаньям была составлена по древнему праздничному обиходу патриаршаго столования.

Вечером по всей Москве снова совершены всенощныя бдения, всецело посвященныя прославлению святителя Ермогена. А воутрие – были везде совершены Божественныя литургии. В Чудовом монастыре, в самом месте заточения Святителя в сей день освящен храм – первый храм на Руси во имя сего страдальца за Русь. Мирския люди собираются ставить ему памятник на Красной площади. Я уже имел случай в “Троицком Слове” высказать свое мнение о таких памятниках. Не по душе они русскому человеку. Не памятников-статуй просит она для своих благодатных мужей, Богом прославленных. А вот храмы Божии, посвященные их памяти, – вот лучшие им памятники. В сих храмах православные русские люди и будут беседовать в молитве с своими небесными молитвенниками, духовными вождями родного народа. И это будет не мертвое воспоминание о заслугах пред Отечеством сих благодатных вождей, а живое общение с ними. Не думаю, чтобы и угодникам Божиим, чуждым и тени всякаго земнаго славолюбия, были угодны эти статуи-памятники, пред которыми ведь не будет и столь милаго русскому сердцу символа молитвы – горящей лампады, – статуи, стоящия среди шумной площади, оскорбляемыя самым равнодушием этого шума толпы людской, – нет: иноземный это обычай, и никогда русская душа не примирится с ним, а разве только будет терпеть его…

Слава Богу, прославляющему святыя Своя во утешение церкви Своей, на земли бедствующей, в укрепление немоществующей веры нашей, во свидетельство истины Православия и в показание благодати, обитающей в Церкви Православной!..