Текст книги "«Козни врагов наших сокруши...»: Дневники"

№ 279
Новый Сеннахирим и новые ассирияне

Великий святитель Московский митрополит Филарет говорил: “Изобретать орудия, усиливающия убийства и гибель, конечно, не ангелы помогают”.

А вот Вильгельм и его сотрудники думают иначе. В приказе германскаго штаба по войскам говорится: “Сам Бог с нами и за нас. Борясь с целым миром, мы волею Его получили в руки новое могучее оружие – газы, которыми мы победили врагов. Могущество и господство Великой Германии над Европой является единственною целию нашей германский борьбы, а потому мы ни перед чем не должны останавливаться и должны бороться до окончательной, уже обезпеченной победы. Не пройдет и двух месяцев, как враги наши будут разбиты”.

Приказ оканчивается обращением к солдатам не жалеть русских, ибо они – будто бы – издеваются и убивают немецких пленных.

Как видит читатель, немцы уже клевещут на Самого Бога, будто Он дал им новое оружие – удушливые газы. И клевещут – богохульно. Это “новое оружие” есть предательский, осужденный и воспрещенный международными соглашениями прием войны как массовое отравление противника. Утверждать, будто “Сам Бог” открыл немцам это средство – не значит ли богохульствовать? Нет, не Бог, а некто другой – враг Божий, этот союзник немцев, открыл им новое оружие для безпощаднаго истребления людей.

Хулил некогда Господа Бога ассирийский завоеватель Сеннахирим, угрожая царю Езекии уничтожением Иерусалима. “Пусть не обманывает тебя Бог твой, на котораго ты уповаешь, – писал он Езекии, – не уцелеть тебе”. – “И взял Езекия письмо из руки послов, повествует священный писатель, и пошел в дом Господень, и развернул его Езекия пред лицем Господним, и молился, и говорил: Господи Боже Израилев, седящий на Херувимах! Ты один – Бог всех царств земли, Ты сотворил небо и землю. Открой, Господи, очи Твои и воззри, и услышь слова Сеннахирима, который поносит Тебя, Бога Живаго! Спаси нас от руки его, и узнают все царства земли, что Ты, Господи, Бог один”… И услышал Господь жалобу благочестиваго царя и послал к нему слово Свое чрез пророка Исаию: “то, о чем молился ты против Сеннахирима, Я услышал. Вот слово, которое Господь изрек о Сеннахириме: за твою дерзость против Меня Я вложу кольцо Мое в ноздри твои, удила Мои в рот твой, и возвращу тебя назад тою же дорогою, которою пришел ты!”… “И случилось в ту ночь, говорит священная книга Царств: пошел Ангел Господень и поразил в стане ассирийском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот все тела мертвыя” (4 Цар. Гл. 19).

Гордыня сатанинская вскружила головы немцам. Они воображают уже, что “победа над всею Европою им обезпечена” этими газами, что Господь Бог с ними и за них. Но мы вправе, подобно Езекии, пожаловаться на них Господу Богу, “показать пред лицем Божиим” их богохульство и смиренно просить Божией помощи. И дерзаем веровать, что Господь не оставит нас. Мы не знаем, когда кончится это великое испытание нашей веры. Но молитва вдов и сирот наших воинов, молитва всей Церкви Православной сильнее газов и 54-дюймовых мортир немецких, и Господь силен послать ветры Свои и обратить газы на врагов наших и уничтожить все их злоухищрения[83]83
  Газеты сообщают, что уже были случаи, когда ветер направлял страшное облако на самих отравителей и уничтожал их поголовно, а наши воины видели в том великую правду Божия возмездия.


[Закрыть]. Сии на колесницах, и сии на конех, – они на цеппелинах, они с удушающими газами, с своею зверскою неукротимою жестокостью, а мы с упованием на милость Божию и заступление Матери Божией и святых угодников, наших молитвенников пред Престолом Божиим.

Дерзайте убо, дерзайте, людие Божии; ибо Той победит враги, яко всесилен!..

№ 280
Русь под крестом

Святая Русь – под тяжким крестом… Стомиллионный православный русский народ смиренно склоняет свои рамена под этот крест с молитвою: “Да будет воля Твоя, Господи”. Не впервые нести ему такой крест, его история есть история постояннаго крестоношения. И он знает, где источник благодатных сил этого великаго подвига крестнаго: он спешит к своей благодатной матери-Церкви. И сия матерь широко раскрывает свои объятия для чад своих, и под ея благодатным кровом совершается великая тайна общения православных людей с небом и небесными гражданами родной земли.

Поучительно, отрадно, в высшей степени животворно это общение с небом верующих душ. Кто хочет освежиться душой, обновиться, укрепиться духом, соделаться причастником этого общения, тот пусть уйдет хотя не надолго из омута житейскаго в тихую пристань какой-либо, особенно чтимой народом святой обители и, не мудрствуя лукаво, сольется с народной волной простецов-богомольцев. Бог привел мне провести три недели в родной мне Лавре Пренодобнаго Сергия. С ранняго утра до поздней ночи, а иногда и всю ночь эти чада Божии тянутся непрерывной вереницей от святых ворот обители до самой раки угодника Божия, терпеливо выжидая по несколько часов своей очереди, чтоб прикоснуться своими устами к священному покровцу на главе его. И не только взрослые, но и малыя дети тут же, жмутся около своих матерей, несмотря на усталость, на полночную тьму, а иногда и на дождь и непогоду… И чувствует сердце, что угодник Божий ходит среди них, с любовью всех их принимает, безмолвно, по сердцу их внятно утешает их, укрепляет на великий подвиг послушания воле Божией и по вере их творит среди них чудеса.

Иноки славной Лавры преподобнаго печальника Русской земли свидетельствуют, что давно не было такого стечения богомольцев, какое замечается в нынешнем году. Под праздник св. Апостолов Петра и Павла святыя ворота не запирались всю ночь. Усталые путники, достигнув своей святой цели, приложившись к св. мощам Преподобнаго Сергия, уже не покидали обители до первой ранней литургии и располагались на короткий отдых на кладбищах Лавры между могил. Монастырская трапеза также была полна народа. В этот день обедало до 5 000 человек. То же было и 5 июля в праздник Преподобнаго Сергия.

Рассказывают, что ночью на Петров день совершилось тут чудо: муж привел больную жену, у которой одна рука висела, как плеть. Бедная женщина крепко веровала, что угодник Божий поможет ея горю, исцелит парализованную руку. И совершилось чудо: усталая богомолка в укромном уголке под открытым небом, у соборной стены, крепко заснула пред утром. Ударили к первой ранней литургии, и муж разбудил ее. Она стала приводить в порядок платок на голове, и муж видит, к своему великому изумлению, что она действует обеими руками… А та даже и не замечает, что чудо уже совершилось: ея рука исцелела. Муж называет ее по имени и говорит ей: “Смотри, да ты владеешь больной рукой”. И бывшия тут старушки – случайныя свидетельницы чуда, – прославили Бога, дивнаго во святых Своих…

Я записал это со слов старушек. Кто была исцеленная, откуда – оне не догадались спросить. А сама она и муж ея, поблагодарив угодника Божия, уже ушли в путь свой, радуяся. Немало таких чудес совершают святые Божии. Такия чудеса в глазах простого нашего верующаго народа – как бы совершенно естественныя явления: простые люди не считают нужным объявлять о них начальству монастырскому, по своей скромности опасаясь, чтобы не подумали, будто хвалятся они своею верою: “Смиловался угодник Божий, утешил, исцелил, и слава Богу и благодарение чудотворцу милостивому”. Уже после, иногда спустя довольно времени, узнаешь, что совершилось такое чудо, и вместе с простецами верующими умилишься сердцем и поблагодаришь Бога, что еще жива вера народная, творящая чудеса чрез святых Божиих.

Идешь по монастырю – со всех сторон стремятся людие Божии, чтоб принять благословение. Нередко слышишь: “Помолись, батюшка, о воине Петре или Иване, помолись об упокоении убиеннаго воина такого-то”… И чувствуя свое недостоинство, невольно в умилении сердца возносишь к Богу сердечный вздох, чтоб слиться в молитве с сими чадами Божиими, чтобы на крыльях их крепкой веры вознеслась к небу и твоя немощная молитва. О Русь святая, наша Русь Православная! Велика вера твоя! Веруем, что призрит Господь на смирение твое и услышит сердечныя мольбы твои за молитвы как тех сынов твоих, которые уже отошли к Богу, так и ныне еще страждущих и обремененных в сей юдоли земной…

Вот еще проявление той же веры тех же простых сердцем людей. В 4 часа дня против святых ворот обители Сергиевой на площадь вышел крестный ход во главе с наместником Лавры архимандритом Кронидом. Совершался молебен о победе на супостаты. Это – молитва простых русских женщин, мужья и сыновья которых подвизаются там, на полях брани, в окопах, в кровавых битвах, проливая свою кровь за Русь родную, за веру Православную, за Царя-Батюшку. Это оне – жены и матери наших воинов – просили отслужить в утешение им такой молебен.

Можно ли было не откликнуться на это святое желание верующих простых сердец? И о. наместник сказал им теплое слово утешения и добраго назидания, и нет сомнения: после такого моления им легче будет нести свой тяжелый крест.

Да, война, как великое испытание Божие, сделала великое дело – проснулась народная душа, заговорила совесть христианская, и русские люди вспомнили заветы отцев своих, совсем было забытые под гипнозом пьянства и других пороков, и обратились на пути стародавней старины… Дай Бог, чтоб это пробуждение не было временным, чтоб оно охватило не только народныя массы, но и верхние слои народа, которые, надо сознаться, еще не глубоко прониклись этим покаянным чувством. А без этой благодатной закваски невозможно обновление духа, ненадежны все те законодательныя меры, о коих много толкуют в печати и обществе. Начни каждый сам с себя, с своего внутренняго человека, и Бог даст – будет положено прочное начало твоему духовному возрождению. Внешнее делание, говорят святые отцы, без внутренняго – цены не имеет и плода не приносит. Оно имеет свою цену только при внутреннем подвиге, как содействующее сему последнему средство и как его плод. Посему первее всего должно заботиться о перевоспитании человека в духе смиренной веры и послушания Церкви, а все прочее – само собою приложится уже в силу требований совести, руководимой страхом Божиим. Посейте семя, и оно само найдет себе формы своего произрастания при Божием благословении. Останется только оберегать эти формы от искажения их неблагоприятными влияниями…

№ 281
О великом “отступлении”

Да не обольстит вас никто никак, ибо день тот не придет, доколе не придет прежде отступление…

(2 Сол. 2, 3)

Нем дольше идет война, тем больше с ужасом думаешь: да уже не пришло ли время исполниться пророчеству Апостола Павла об “отступлении”?.. (2 Сол. 2, 3).

“Отступление” было всегда, во все времена христианства: всегда были отдельныя личности, вроде Иулиана Отступника, всегда находились хульники и безбожники, отвергавшие бытие Божие, и Божество Господа нашего Иисуса Христа, но никогда, сколько запомнит история, не было такого массоваго, всенароднаго отступничества от Христа, какое являет теперь миру немецкое племя.

Каждый день мы читаем об их безсмысленных, именно – безсмысленных жестокостях, совершаемых над нашими пленными, но этого мало: теперь мы читаем уже показание одного пленнаго офицера о том, что высшее военное начальство в Германии нарочито обучает солдат жестокостям, – да – обучают жестокостям… “Только озверелые солдаты хорошо сражаются, говорят германские офицеры, но для этого наши солдаты должны упражнять свою жестокость на русских пленных, которые, как изменники своей родины и добровольно сдавшиеся в плен, ничего, кроме пытки, не заслуживают”. Видите, тут уже не простое варварство, тут издевательство над несчастным пленником, над его чувством любви к Отечеству, пытка над его душой… И вот, для “упражнения солдат в жестокостях”, наших братьев, имевших несчастье попасть в плен этим сверхзверям, жгут, заживо хоронят, режут на части, топят в реках и болотах, прикалывают и пристреливают, как бешеных животных. С ужасом читаешь: 3 600 пленных заживо погребено, 3 000 расстреляно и пр… И это делают так называемые “христиане”… Нет, это уже не христиане, это даже не звери, это выходцы из ада, это слуги сатаны, это не только не христианство, даже не человечество, – это – “дьявольство”, как выразился недавно в своей новой книге почтенный А. А. Тихомиров. Да, ради этих отступников от Христовых заветов приходится изобретать новыя слова, ибо в христианском словаре их не находится. Они порешили, что весь шар земной должен им, и только им, принадлежать, а потому они имеют право истреблять всех людей, все народы земные, чтоб очищать себе место на земле. По их понятиям, кроме немцев, и людей на свете нет: есть человекоподобныя животныя, которых позволительно истреблять как тараканов или клопов. Тут уже не может быть и речи о христианстве, о любви к ближним, о справедливости, человечности: тут жидовский талмуд вступает во все свои права. Ведь и жиды никого, кроме своего племени, за людей не считают. Их талмуд учит, что Бог дал “гоям”, то есть не жидам, человеческий облик только для того, чтоб им, жидам, было непротивно пользоваться услугами этих “гоев”, как животных. Вот так же смотрят на людей и немцы и не стыдятся говорить это открыто… Скажите, добрые люди: не есть ли это в полном смысле “отступление”, отречение от христианства, от заветов Господа нашего Иисуса Христа? А если так, то не близок ли час пришествия того, кто “откроется как человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего называемго Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога” (2 Сол. 2, 4)?

Времена и лета Бог положил в Своей власти; нам не дано знать их; но указаны признаки совершения времен, и один из таких признаков – “отступление” от веры, от Христа. На протяжении всей истории Церкви Христовой были отступники – отдельныя лица или некоторыя сообщества лиц; это – еретики и лжеучители.

Первое великое “отступление” от Церкви было – отпадение папы с подчиненными ему Западными Церквами, великий раскол, посеявший семя самочиния в недрах Церкви, последствием чего было второе отступление или отпадение уже от Западной Церкви того же папы, – это протестантство во главе с еретиком Лютером. На наших глазах совершается новое великое отступление уже от христианства в среде народов, увлеченных Лютером в гордыню самочиния, самосмышления, отречения от всякаго авторитета Церкви. Это уже отречение и от всякаго сознания братства сынов Адамовых, отречение от всякаго человечества и – страшно сказать – духовный союз, сочетание, сродство с исконным врагом Бога и людей – сатаною… Одно некое малое утешение: это породнение, побратание с сатаною пока происходит со стороны только немецкаго племени, духовнаго потомства злостнаго врага Церкви отступника Лютера и его единомышленников, подписавших некогда решения тайнаго съезда масонов в 1536 году. Еще тогда несчастный народ немецкий стал уже на невозвратный путь отступничества сначала от Церкви, а потом и от Христа. Тайна беззакония, этого страшнаго отступления совершалась на протяжении почти четырех столетий, незаметно для самих немцев под неослабным руководством масонов, этих давних союзников сатаны.

Промыслом Божиим для всего христианскаго мира обнаружилась эта тайна богоотступничества, прикрываемая слишком прозрачным, лицемерным покровом яко бы “христианства”: пусть на всех оружиях, на амуниции, на касках и поясах у немцев стоит святое слово “С нами Бог”, – не Бог с ними, а враг Божий – сатана, научающий их всем ужасам истребления безоружнаго населения соседних с ними стран, потопления в море плавающих мирных путешественников, безсмысленнаго, отвратительнаго издевательства над святынями, дорогими христианскому сердцу. Великий урок дает всем народам христианским эта великая война: вот до какого осатанения доводит отступничество от заветов Церкви, самочиние в вере, гордое отвержение всякаго авторитета в области духа. За осатанением неизбежно последует одичание, вырождение и гибель народа-самоубийцы. Сохрани Бог весь род человеческий от такого пути: он неизбежно поведет к взаимному истреблению, к великому рабству, сначала духовному, а потом и политическому – рабству грядущему врагу Божию – антихристу.

Я сказал, что отношение немцев к пленным и вообще к населению воюющих с ними стран напоминает дух талмуда. Достойно внимания, что Иудеи, последователи талмуда, усвоили себе в качестве роднаго языка – немецкий язык, хотя в самом искаженном виде, а немцы, как мы видим, восприняли дух их талмуда. Не напрасно же наши военачальники выселяют иудеев из пределов военнаго района: иудеи слишком резко подчеркнули свое духовное родство с немцами фактами измены, предательства, встречами немцев с хлебом-солью и под. Стоит прочитать знаменитые “Протоколы Сионских мудрецов”, чтоб видеть, что немцы неуклонно следуют заветам этих мудрецов. Очевидно, они усвоили их принципы, предвосхитили их идею о всемирном владычестве и не отказываются от их сотрудничества в этом преступном деле. Надолго ли этот союз – кто кого обманет, превратит в раба – время покажет. А всем народам земли дается предостережение Промыслом Божиим: смотрите, куда ведет отступление от заветов Христа, во что обратится все человечество, если пойдет по пути сего отступления. Земля тогда обратится в ад кромешный, люди станут без смысла истреблять друг друга, это будет какой-то всемирный дом сумасшедших, дышащих друг против друга адской ненавистью и злобой… Напрасно немцы думают, будто, разжигая ненависть и жестокость против русских, французов и англичан, они станут любить друг друга – немцы немцев: сердце, зараженное ненавистью, обученное жестокости, не способно к любви к кому бы то ни было. Ненависть становится стихией его жизни, ад, весь ад со всеми его обитателями, приходит в такое сердце и вселяется тут… И настанет день, когда, если не покаются, эти люди станут пожирать друг друга, как бешеные звери…

Вот куда пошли несчастные немцы. Человечество должно благодарить Бога, что имеет возможность еще целым сердцем ухватиться за заветы Христа и отшатнуться от народа – изменника Христу, оберечься от заражения его гордынею, злобою и ненавистью. А чрез это – отдалить и появление среди себя того “человека беззакония и сына погибели”, о коем говорит Апостол Христов. Чтый да разумеет!..

№ 282–283
Думы и заботы

“Газеты” приветствуют семинаристов с разрешением поступать во все университеты по окончании четырех классов семинарии. Сорок лет мечтали об этом питомцы духовных семинарий; давным-давно и опыт, и простой здравый смысл свидетельствовали, что курс духовной семинарии, кончая четвертым классом, нисколько не ниже классических гимназий, а по философскому развитию семинаристы всегда стояли выше гимназистов. Стало быть, простая справедливость с этой точки зрения требовала уравнения семинаристов в правах с гимназистами…

Но это решение стараго вопроса заставляет невольно задуматься над многим… Конечно, “невольник – не богомольник”, как говорит пословица, и не полезно для самой Церкви насильно держать в духовном звании тех молодых людей, которые бегут из него, как бы безмолвно отрекаясь от служения родной Церкви. Это, в некотором смысле “разгрузит” наши духовно-учебныя заведения от излишняго, безполезнаго для самой Церкви, балласта в высших классах, где преподаются уже специальныя пастырския дисциплины. Бог с ними, с этими “беженцами” из рядов кандидатов пастырства: Господь никого не привлекал к служению апостольскому насильно: пусть идут “погребать своих мертвецов” – меняя небесное на земное, церковное на мирское… Но вот вопрос, есть ли тут чему радоваться, с чем поздравлять? Радоваться ли тому, что юношам, как-никак воспитывающимся на средства Церкви, предоставлена возможность уйти от Церкви, от служения ей – матери заботливой, ничего не щадившей на их воспитание? Я не говорю о нужде задерживать это бегство, мне хотелось бы отметить это отсутствие чистаго идеализма в самих беженцах, эту их холодность к матери-Церкви, скажу больше – неблагодарность к ней, хотя бы только в отношении тех материальных средств, какия на них издержаны Церковью: в самом деле, придет ли в голову этим юношам возвратить хотя бы то, что она издержала на них? Увы, было бы безполезно напоминать им – а так бы хотелось напомнить, – что самое рождение под крылышком Церкви многих из них, самое воспитание под покровом храма Божия, одно это уже должно бы нравственно обязывать их пойти путем отцов своих, стать смиренно у подножия престола Божия на ту божественную стражу, с коей уходят в иной мир их старики-отцы… Подумали бы: кто их заменит? Кто послужит Церкви Божией с таким знанием церковной жизни, народнаго духа, народных воззрений, как это могли бы делать дети духовенства, воспитанные среди народа, по селам и деревням, учившиеся большею частию с детьми народа первоначальной грамоте, в церковноприходских школах, жившие одною жизнию с деревней, а потому и понимающие простецов лучше всякаго интеллигента? Увы, кажется, нынешним семинаристам лучше не напоминать обо всем этом… Не оглядываясь, они, эти юноши, мечтающие об университетах, бегут от звания отцов своих, прогоняя от себя всякую мысль о Церкви, о том, как она теперь нуждается в приливе бодрых, свежих сил в состав своих служителей, – бегут, обманывая себя, будто они тоже хотят “служить народу” на других поприщах, забывая, стараясь забыть, что наш “народ-богоносец” прежде всего ищет царствия Божия и правды Его, а ему теперь предлагают разные непрошеные просветители – то отраву сектантства, то яд безбожия и социализма… Хотелось бы громко взывать к этим юношам: остановитесь, одумайтесь, вернитесь!.. Но, повторяю: это безполезно… В их мечтах, кажется, выше всего свобода от рясы, как-никак связывающей и обязывающей, простор в выборе службы, жалованье, крупное жалованье, в несколько раз превосходящее те крохи, какия получают их отцы в виде 300-рублеваго казеннаго оклада и тех копеек, какия собираются с прихожан… О том, что часто из сотен мечтателей достигают в некоторой степени удовлетворения своей мечты только единицы, а большая часть к концу жизни начинают завидовать своим сверстникам, скромно трудящимся в звании пастырей Церкви на месте своих отцов, никому и в голову не приходит… Знаю я таких счастливцев, которые получают тысячи, но, во-первых, много ли их? Именно единицы. А во-вторых, и это главное: действительно ли счастливы они? Ведь чем выше положение, тем больше ответственность; чем больше обезпечение, тем больше искушений; чем больше удовлетворяются наши, никогда, по свойству нашей души, ненасытимыя желания и мечты, тем больше разгораются страсти к еще большим стяжаниям, еще более высшим положениям… Это уж закон грешнаго сердца нашего, если только человек не предаст себя всецело водительству благодати, смиряющей и спасающей от такого рабства закону греха… Духовным-то юношам, казалось бы, надо знать все это… Но вот я пишу эти строки и боюсь, что иной юноша, читая мои строки, уже готов с жаром молодости возразить мне: “Все это мы не хуже вас знаем, но ужели вы не знаете той нужды, в какой живут отцы наши? Ужели вы хотите, чтобы и мы, видя эту нужду, добровольно и сознательно пошли на непосильный подвиг, который подневольно несут наши отцы?” – Знаю я, добрые юноши, хорошо знаю нужду лютую наших батюшек; видал даже больше, чем воображение ваше теперь может нарисовать ее вам… Например: батюшка идет служить заупокойную обедню за крошню мякины, чтоб было чем покормить свою корову, сам возит навоз на свое поле, потому что нечем заплатить крестьянину, да и не перечтешь всех тех случаев, в коих проявляется, – прежде, по крайней мере, проявлялась нужда наших сельских пастырей. И вот за этот-то подвиг смирения, незримо и безмолвно назидающий паству и созидающий крепость народнаго духа – низкий поклон этому батюшке от лица родной земли, за это смирение и ниспосылается ему Божие благословение… Но поймут ли наши беженцы из духовной школы тайну этого смирения, стяжавшаго Божие благословение?.. Ведь для этого надобно крепко веровать в Божий Промысл, а такой-то веры и не видно у них… Меня поймут те же батюшки, по полсотни лет прослужившие в одном и том же приходе, так сроднившиеся с своим родным приходом, что и на предложение своего архипастыря не согласившиеся перейти на лучшее место, на опыте видевшие чудеса Божия, телесными очами незримаго, но духом ощущаемаго промышления. Вот такими-то старцами и крепка наша Русь Православная, ими-то и стоит она, матушка, вот уже около тысячи лет, и народ крепко любит таких батюшек, любит и бережет их по-родному… Но все меньше и меньше их становится на Руси… На их место появляется совсем иной тип, тип сель-скаго священника – второразрядника, мечтающаго даже и не об академии, а уж об университете… Да простят мне эти батюшки-мечтатели: такой тип мне кажется каким-то уродливым явлением в среде пастырства нашего… Обручился человек с Церковью в святейшем Таинстве хиротонии, дал обеты пред алтарем Господним служить “единому на потребу” душ христианских, получил в Таинстве благодатный силы для сего служения, и вдруг – поворот: хочу в университет, меня “сжигает жажда высшаго знания”, хочу “занять место среди корпораций учителей на подбор с высшим образованием”, не хочу “быть отсталым невеждой пред своей паствой” и так далее, и так далее… И это пишет, печатает сельский батюшка… Семинаристы-беженцы из своего звания, по крайней мере, хоть еще люди свободные, повторяю: если не хотят служить родной Церкви-матери – пусть себе с Богом ищут счастья на стороне, пусть будут врачами, адвокатами, даже ветеринарами. А вот сельский батюшка не стыдится говорить в газете: “Поневоле пойдешь в ветеринарный институт, когда вход в академию старательно забаррикадирован”. Он не хочет “пребывать на задворках знания”, какими, очевидно, считает родную семинарию с ея богословскими предметами. По его убеждению, если он не пройдет высшую школу, хотя бы то было даже не университет, а только ветеринарный институт, то – “кому будет интересно видеть его отсталым невеждой пред своею паствой”? Не стоит, конечно, много говорить о таком иерее: грустно думать, что есть у нас вот такие иереи, и нет сомнений: они-то и внушают своим детям-семинаристам то презрительное отношение к своему званию, которое заставляет их бежать в светския высший учебныя заведения. Больно сознавать, что так гаснет идеал добраго пастыря для нашего добраго простого народа в сознании кандидатов пастырства и самих пастырей. Утешаешься мыслию, что таких любителей “высших знаний” не так уж много, чтобы по ним судить о всем сельском духовенстве. Да, идеал гаснет, светильники угасают, как я писал об этом печальном явлении еще пять-шесть лет тому назад. Семинарист сороковых годов прошлаго столетия еще мечтал о пастырском служении как о предстоящем ему подвиге, готовился к нему по мере сил и уменья, а нынешний кандидат священства как будто стал неспособен даже и представить себе подвиг такого служения: дайте ему прежде всего хорошее жалованье, почетное положение в обществе, ну тогда он, может быть, и пойдет во священники, – не забывайте: ведь он кончил курс в первом разряде, а теперь такое блаженное время, что и второразрядники свободно могут поступать в высшия учебныя заведения, а там он получит ярлык – простите – диплом, открывающий ему двери для всякой государственной и общественной службы… Горько писать эти строки, скорбно сознавать, что так понизились идеалы в среде нашего юношества духовнаго, но, по-видимому, – это факт… И нельзя не задуматься над ним: ведь это – признак недобрый…

Другая забота: наши семинарии, доселе имевшия своею главною задачею готовить пастырей для народа, самым положением дела теперь как бы устраняются от этого дела, превращаясь в общеобразовательныя заведения и лишь по имени еще оставаясь “духовными”. Я говорю об общеобразовательном курсе их. Власти церковной предстоит решать вопрос: откуда брать священников для деревни? Надежда на то, что в специальные классы богословские пойдут юноши из других сословий, что они-то и дадут достаточный запас вполне правоспособных кандидатов священства, едва ли в полной мере оправдается. Нет сомнений, что явятся юноши добрые, способные, как ныне принято выражаться, “внести свежую струю” в служение пастырское, но таких будет немного; среди даже таких немало будет людей, недостаточно обвеянных тою церковностью, которая столетиями внедрилась в наше духовное сословие и которая в церковном строении нужна как связующий цемент, как незримая, часто неуловимая стихия народно-церковной жизни. “Свежая струя” отнюдь не должна уносить из народно-церковной жизни эту стихию, напротив, должна очищать и укреплять ее; но когда священник недостаточно крепко впитал ее в себя, в свою личную жизнь и свое мировоззрение, то есть опасность, что он безсознателыю, по неведению, может внести в нее нечто вредное… Будут, без сомнения, и такие, которые пойдут в семинарии вовсе не ради Иисуса, а ради того же хлеба куска, ради коего шли и дети духовенства, – ради обезпечения в жизни как мало пригодные на других поприщах жизни. Где пройдут эти кандидаты на семинарию свой общеобразовательный курс – это тоже небезразлично. Например: проходить богословские предметы, особенно Священное Писание, без знания древних, особенно греческаго языка, дело непрочное. Не для деревни нужно знание этих языков, а просто для основательнаго усвоения такого предмета, как Священное Писание. А этот предмет должен стоять в наше время всяких сект и лжеучений особенно прочно, как фундамент всего богословскаго образования. Наше время требует, чтобы семинария, как специально пастырская школа, не понижала, а напротив – повышала общий уровень богословскаго образования в сравнении с дореформенными семинариями. Батюшка, “сжигаемый жаждою высшаго знания”, о коем я говорил выше, жаждет какого-то мирскаго “знания”, ищет его в университетах, институтах, а пастырю Церкви, особенно сельскому-то, едва ли оно и нужно. Ему необходимо вот это – действительно высшее знание, основательное изучение Священнаго Писания и курса богословских наук, а оно должно даваться пастырскою школою, а не какими-то особыми еще “законоучительскими институтами”… Уж если говорить об институтах, то прежде всего и нужнее всего требуется институт для специальной подготовки к борьбе с сектантской пропагандой, и мы не сомневаемся, что такой будет открыт при первой возможности: его устав уже готов, место назначено, даже половина средств найдена.

Для Церкви большая опасность в наше время – это стремление духовнаго юношества куда-то все вверх и вверх; не удалось кончить курс в первом разряде, чтоб поступить в академию, поступил в священники – позволь ему держать экзамен на студента (был случай: прошение об этом подавал даже один почтенный батюшка – член Государственной Думы), не дозволяют – еще проще: откройте двери в академию для всех семинаристов без различия разрядов… Что это, как не карьеризм какой-то? Ведь если в академию не принимают второразрядных, то это совершенно понятно: не всякий и в первом разряде кончивший курс бывает способен проходить курс высших наук по своему развитию, умножать число “кончивших” академию с претензиями, но без достаточной зрелости в умственном отношении неполезно для Церкви. И без того у нас интерес лица так часто берет верх над интересом дела, что дело всюду почти страдает от этого неестественнаго порядка вещей. А внизу, в деревне, нет людей сколько-нибудь пригодных для дела: во священники приходится посвящать не кончивших уже не только семинарию, но и духовное училище. Присоедините к этому безконечныя ходатайства со стороны прихожан и неприхожан о недостойных кандидатах, и вы поймете, как тяжело архиерею право править слово истины и оберегать свою, почти всегда слишком многолюдную, паству от вторжения в нее разных волков хищных во образе сектантов и раскольников.