Текст книги "«Козни врагов наших сокруши...»: Дневники"

До чего можно договориться

Пока церковная власть собирается учредить некое наблюдение за литературой и повременною печатью, представители и руководители этой печати уже предупредили ее, учредив свой надзор за властью церковной и ея представителями и нашей церковной печатью. Лишь только “Речь” иудейская поймала слух о предполагаемом наблюдении, как исказила его в “проект о предварительной цензуре”, приписав его не кому другому, как мне, известному ретрограду, а господин Меньшиков из “Новаго Времени” разразился статьей в триста восемьдесят восемь строк против самой возможности такой цензуры. Попробовал я успокоить его письмом в “Новое Время”, сказав, что имеется в виду только наблюдение с целью ознакомления церковной власти с тем, что пишут в периодических изданиях, а не цензура, да еще предварительная; но на меня набросился известный представитель “Философии пола”, В. Розанов, стараясь доказать, что “самая мысль” о таком наблюдении за печатью есть уже большая опасность для свободы печати, причем, не имея никаких других средств подорвать в глазах читателей уважение к моему имени, напоминает известную сплетню о “пожарной трубе” при усмирении имебожников, будто бы мною пущенной в ход… А вслед за Розановым в том же “Новом Времени” выступил некий В. Анд-в, стыдливо пропуская в подписи из своей фамилии три буквы. Этот приводит якобы исторические справки о том вреде, какой приносила цензура когда-то. Но и этого мало: господин Меньшиков оказал внимание статье первосвятителя митрополита Владимира, напечатанной, кажется, еще весною прошлаго года в “Голосе Церкви” и вышедшей отдельным оттиском, и обрушился всею тяжестью – в двух статьях – больше восьмисот строк! – на Киевскаго первосвятителя. Доказывая разными софизмами, что не печать, а дурная жизнь соблазняет людей, а потому-де во всем виновато духовенство, виноваты пастыри и архипастыри: это они не умеют пасти свое стадо, они не умели за тысячу лет воспитать народ, а печать тут ни при чем, да ея и не было совсем в старину… Вот и подите толкуйте с такими господами. Им дайте полнейшую свободу развращать малых сих чрез печатное слово, – это еще не соблазн; вот соблазн, когда развращенныя печатью толпы станут безчинствовать, развратничать, кощунствовать, разрушать храмы Божии, низвергать власти, – вот этот соблазн преследуйте, искореняйте, но и опять не административным порядком, а судом и только судом… А печать, писатели, развращающие народ, станут в стороне; ведь надо судить не “свободное слово”, а только дело, лишь то, что произошло от слова… Не трогайте поджигателей: гасите только пожар. Меньшиков буквально так и говорит: “ждите преступлений, дабы карать их”. Он жалуется, что “у нас-де, к сожалению, все как-то хотят обойтись без здраваго смысла и справедливости”. “Не свобода дурна, а дела”. Но ведь писатель-то свое дело делает; или он только поджигает к дурному делу, а это, по-вашему, еще не дело? Что за сумбур понятий, что за софистика! А еще берутся учить пастырей и архипастырей Церкви…

В пылу своей полемики со святителем Киевским господин Меньшиков, сам того не замечая, доказывает то самое положение, какое высказал я. “Митрополиты наши, – говорит он, – едва ли хорошо осведомлены в газетном деле… Как церковным администраторам когда же митрополитам (надо бы сказать: и вообще епископам) следить за необъятным полчищем газет?” Вот именно потому-то и является неотложная нужда в наблюдении за литературой, о коем идет суждение в комиссии. Но Меньшиков рассуждает иначе: закройте глаза, не берите вовсе газет в руки, это – не ваше дело: “Есть ли вам нужда прислушиваться к тысячеголосой толпе?” Спите спокойно, не мешайте нам отравлять народ, вашу паству, чем нам угодно… Вот логика господина Меньшикова. Будьте затворниками, ничего не знайте, что творится на свете, что говорится в газетах всевозможных лагерей…

Значит, всем свобода: пиши, говори, кто что хочет; только архиереям затвор, не смей выглянуть на улицу, что там творится, что проповедуется, чем отравляется православная твоя паства, русский народ: это не твое дело. Знай свои “богословские сочинения” да Священное Писание, да и то только в известных пределах: если так называемые “богословы” начнут проповедовать ереси, то – не смей их обличать: они вышли уже из твоего поля зрения и наблюдения, им уже предоставляется полная “свобода слова, свобода печати”.

Вот что проповедуют господа Меньшиковы, эти защитники всяких свобод. Они доказывают свои положения ссылками на историю, даже допотопную: ведь до потопа никакой печати не было, а люди развратились, ведь в Содоме и Гоморре газет не издавалось, а разврат дошел до того, что вопль сих городов достиг высот небесных… Я не выдумываю: все это указывается в статье Меньшикова в защиту свободы печати. Он перетряхнул и историю еврейскаго народа, и историю Рима, Византии, монархий Востока, и историю бунтов Стеньки Разина, Пугачева, историю Англии, Канады, Северной Америки, Австралии, – везде находит подтверждение закону, который резко подчеркивает: “что касается революций, то самое спокойное время в истории наступило вместе с свободной печатью, и самое бурное время было, когда печать либо была угнетена, либо ея и совсем не было”. Выходит: до потопа не было ни пушек, ни удушающих газов, следовательно, ни пушки, ни газы не могут принести вреда… Господин Меньшиков в свободной печати хочет видеть только одну пользу, намеренно закрывая глаза на ея вред; мы видим и пользу, и вред, а современное положение печати, те условия, среди коих она работает, приносит больше вреда от свободы, чем пользы. Вот и митрополит Владимир, и все мы, верные сыны Церкви, взываем: обуздайте печать! Не позволяйте ей отравлять народ всякими лжеучениями, всякими пропагандами, вырвите ее из рук врагов веры и Родины… Ведь мы задыхаемся от этих газов, которые расстилаются по лицу родной земли в виде этих газетных листов, молодежь наша отравляется, печать стала иногда прямо школой разврата, безбожия, анархизма… Хорошее дело свобода, но лишь для того, кто может разумно ею пользоваться. Господин Меньшиков, кажется, и не подозревает, что есть писатели и издатели, особенно из того племени, которое считает только себя людьми, а прочих – скотами, писатели и издатели, которые ставят себе целью посредством лжи, клеветы и подобных средств подкапываться под устои всего, что дорого и свято для нас. И пора же, наконец, признаться, что большая часть газет теперь находится в руках этих господ и обслуживает их интересы. И вот такой-то печати и дайте полную свободу! Не значило бы это сознательно пускать вора в свой дом, безбожника-анархиста – в качестве воспитателя своих детей, поджигателя – в качестве приятеля и прочее. Господин Меньшиков всех считает людьми честными, умными и добросовестными, заслуживающими полнаго доверия, а на деле выходит как раз обратная пропорция: умных, честных, добросовестных несравненно меньше среди руководителей нынешней газетной литературы, чем продажных слуг иудейскаго племени. Ведь свобода печати несравненно опаснее свободы устнаго слова: печатное слово может всюду распространяться, куда могут попасть газетные листы. А об устном слове еще апостол Иаков, брат Божий, сказал: язык – небольшой член, но много делает. Посмотри, небольшой огонь как много вещества зажигает! И язык – огонь, прикраса неправды… язык укротить никто из людей не может: это – неудержимое зло; он исполнен смертоноснаго яда (Иак. 3, 5–6, 8). Вот такому и дайте полную свободу! Может быть, слова апостола для Меньшикова не убедительны и нас он считает фанатиками. Но тогда и он является фанатичным защитником во что бы то ни стало либеральной фантазии, которой только жиды радуются. Многое хорошо только в мечтах, а при столкновении с жизнью эти мечты разлетаются как мыльные пузыри. Ведь вот, сам же господин Меньшиков говорит, будто существуют читаемые нашими владыками “листки, полные смрадного злословия и клеветы”. Что-то сомнительно, чтобы архиереи стали читать такую гадость. Или у всякаго свой взгляд на вещи: иное патриотическое издание кажется Меньшикову “полным злословия (да еще смраднаго) и клеветы” только потому, что слишком безцеремонно обличает ложь и клевету жидовских газет, “Просвещенные народы, – говорит господин Меньшиков, – слишком дорожат святыней своей мысли, чтобы допустить с нею столь жестокую и никакою выгодою не оправдываемую расправу”, как цензура. Слово “святыня” в устах христианина по отношению к мысли неуместно; но пусть так, пусть “просвещенные народы” – мы-то ведь еще не “просвещенные”, – куда нам! – пусть просвещенные народы считают свою мысль, как бы она ни была погрешительна, “святыней”, но у нас-то кто в большинстве ведет дело печати? Ужели эти господа пропперы, гессены, Милюковы и прочие, им же имя легион, ужели все это – “просвещенные” люди, представители просвещеннаго русскаго народа? Ужели их “мыслям” следует оказывать такое же уважение, как “святыне”? Ведь все и дело-то, и весь спор-то наш в том: кому можно дать свободу печатнаго слова? Вы говорите: всем. Мы говорим: отнюдь не всем. Надо иметь зоркий надзор над всеми этими иноплеменниками, нагло ворвавшимися в нашу печать и хозяйничающими там. Люди честные, блюдущие свою совесть пред Богом, не боятся никакой цензуры. Она может быть страшна только тем, кто хочет распространять “мысли” неумные, нечестные, противные закону Божию и государственному. А таким, особенно из тех, о коих мы говорили выше, таким, право же, иногда не худо бы и рот зажать. Надо иметь в виду, кроме вреда соблазна от их выступлений, еще и вред нередко глубокаго оскорбления самаго действительно священнаго в человеке – религиознаго чувства. С болью в душе мне пишут из разных концов матушки-Руси, что руководители газет не щадят их веры, оскорбляют как бы нарочито их религиозное чувство. Вот, например, сегодня мне прислали вырезку из жидовской газеты “Киевская Мысль”: какой-то князь Мышкин там дает отчет о новом произведении известнаго А. Андреева “Реквием” и позволяет себе так выражаться: “Он, то есть художник, сотворил (куклы) так хорошо, так близко к подлинным людям, что Сам Господь может ошибиться. А вдруг Он скажет: придите на Страшный суд Мой? И будет обращено это только к куклам, к дереву, к сурику”. К чему эта кощунственная, богохульная выходка? Думаю, что только для потехи жидов-читателей. А газета попадет в руки православных, попадет в армию нашу, да еще, как пишут мне, в немалом количестве, глубоко оскорбляет их сердце верующее, – что ж, во имя свободы печати и это кощунство терпеть? И терпят; под газетой стоит: “Дозволено военною цензурою”. Разве это не больно нам, православным? Особенно нам, пастырям Церкви? А таких выходок, все же не проходящих безследно в среде читателей и действующих на них отрицательно или же глубоко оскорбительно, в современной иудейской и иудействующей печати и не перечтешь. Нас глубоко оскорбляют, наших детей развращают, им навязывают богохульные мысли, а мы – не смей даже и пожаловаться, хотя бы в той же печати, на все это? Да где же, наконец, пресловутая свобода? Или она только для иудеев, для безбожников, для тех, кому нет ничего священнаго? Но ведь, в конце концов, эта свобода станет для нас, верующих, началом пленения и рабства, хуже вавилонскаго, – рабства иудейскаго… во имя “свободы” слова, “свободы” печати…

И можно же до этого договориться, дописаться умному человеку!

Профанация священнаго языка и святыни

Враги Церкви ведут под нея подкоп, как говорится, “тихою сапой”. Понемногу, но с удивительным постоянством делают они свое дело, стараясь незаметным образом вынимать из-под ея фундамента по небольшому камешку так, чтоб ни стражи церковные, ни власть предержащая, ни верныя чада Церкви этого не могли заметить. К числу таких хитростей наших непримиримых врагов относится, например, профанация священнаго языка Церкви. Я не говорю уже о тех славянизмах, которые вошли в область светской литературы в виде неуместных шуток, острословия, с легкой руки еще Фонвизина и его современников; в последнее время эта профанация идет дальше. В газетах постоянно попадаются на глаза афиши театров, кинематографов и подобных им заведений, в коих пиесы и живыя кинематографическия картины называются: “Благодать”, “Суд Божий”, “Не пожелай жены ближняго твоего”, “Сотворение мира” и подобное. Уместно ли это? Не оскорбляет ли религиознаго чувства православной души такое, выражаясь словами митрополита Филарета, “похищение слов из языка священнаго и идоложертвенное их употребление”? Если это в столицах не так еще заметно, то в провинциальных городах уже бросается в глаза такое оскорбительное явление. Я постоянно получаю от простых православных людей вырезки из газет с такими афишами, которыя кажутся им прямо кощунственными. Быть может, наша интеллигенция уже до того объязычилась, что не замечает этого кощунства, но для нас, верующих по-православному, это уж – оскорбление наших верований, нашего почтительнаго отношения к языку нашей Церкви. Судите сами: буквально берется для заголовка театральной пиесы, положим, даже и поучительной, но, может быть, и очень легкомысленной, смехотворной, не что иное, как заповедь Божия, одна из тех основных заповедей, которыя некогда возгремели с Синая избранному народу Божию, а теперь – вероятно, теми, которые считают себя потомками и наследниками этого народа (не тайна, что у нас большая часть театров, особенно в провинции, в руках иудеев) – теперь эта заповедь служит вывеской для забавнаго представления, а неразумные христиане идут под эту вывеску потешиться, ожидая грешнаго удовольствия… Разве это не больно для верующаго сердца? Разве не оскорбительно для религиознаго чувства? А когда это печальное явление повторяется, то невольно вопрошаешь: спроста ли это творится? Не намеренно ли заправилами театральных дел постепенно, капля по капле, вводится этот яд даже в самые заголовки пиес? Мы не знаем, существует ли какая цензура в этом отношении для театральных произведений; но что православные русские люди, благоговейно чтущие свою родную Церковь и ея священный язык, возмущаются, соблазняются и оскорбляются таким “идоложертвенным” употреблением церковнаго языка, – это неоспоримый факт, который невольно вызывает на вопросы: ради чего это допускается? Ужели свобода авторов таких произведений для театра так уж неприкосновенна, что нельзя от них потребовать изменить заглавие пиесы? Или никому нет дела, что православные русские люди страдают душой при виде такого кощунства? Легкомысленные люди позволяют себе острить при слове “благодать”; православные люди скорбят душою по поводу этих шуток и острот, а цензура не смеет будто бы и коснуться заголовков или названий театральных пиес во имя “свободы”?.. Да что же это, наконец?..

Мне говорят: что вы ратуете против названий? В самых пиесах уже выводятся на сцену священныя лица. Правда; кто не читал известнаго произведения “Царь Иудейский”? В подражение ему – не знаю, появилось ли в печати, но я уже читал в наборе – новое произведение А. Папкова под заглавием “Победа апостола Петра”, кажется, переделанное в другое название – “Поражение Симона волхва”. Там я насчитал до семидесяти отметок со словом “апостол”, то есть столько раз приводятся вымышленныя слова апостола Петра или других апостолов. Там отмечены такия действия: совершение брака, крещения, даже причащения, там выведены на сцену некоторые апостолы и другие лица времен Апостольских… С недоумением читал я это произведение, кстати сказать, очень неудачное и по изложению своему (к счастию, добавлю), и думал: неужели оно будет допущено на сцене? Тогда до чего же мы дойдем? Актеры будут рядиться в костюмы времен Апостольских, будут гримироваться, чтобы изображать собою апостолов, мучеников, преподобных?..

Не могу не отметить также летучей заметки, появившейся в “Русском Слове” еще в сентябре месяце (№ 209):

“Запрещение танца Саломеи”. Рига 9. IX: в театре миниатюр во время исполнения пьесы “Саломея” на сцену вышла танцовщица, державшая в руках блюдо с изображением главы Иоанна Крестителя” и так далее.

Итак, дело доходит уже до того, что на сцену выносят “изображение главы” великаго ревнителя правды и обличителя разврата и всяких пороков. Правда, заметка озаглавлена “Запрещение”, стало быть, какой-то умный администратор дерзнул запретить пиесу; но ведь кто-то неумный ее разрешил раньше. Ведь для пиес существует своя цезура. А если так, то можно думать, что запрещена пиеса только в Риге, где люди трезвее смотрят на дело, чем где-либо, ввиду близости страшной опасности от врага. Ведь для сердца верующаго такое кощунство кажется прямым вызовом грозному обличителю пороков – страшно становится при одной мысли об этом! О Предтече Господнем Сам Господь свидетельствует, что не восстал в рожденных женами больший его; он есть новозаветный пророк Илия, а вспомните, как грозен был ветхозаветный Илия: кто забыл, тот пусть прочитает в Библии первую главу Четвертой книги Царств.

А вот и еще кощунственная выходка жида Волынскаго из жидовской же газеты “Биржевыя Ведомости”: восторгаясь пред пляской балетной танцовщицы Павловой, этот кощун позволяет себе говорить, что “идеальная сущность женщины ему представляется в образе Мадонны…” Теперь каждый школьник знает, Кого называют западные христиане Мадонной, а стало быть, поймет, к Кому приравнивает этот жид плясовицу свою, а чтобы сомнений не было у читателей, кого он разумеет под Мадонной, он пишет с большой буквы слово: “Девушка, еще не знающая пожаров страсти, полная грез о герое”, и так далее… Сил нет терпеть это жидовское нахальство…

Я делаю предположение, что все это делается намеренно, хотя исполнители этих намерений действуют, вероятно, безсознательно. Пора нам убедиться, что против веры и Церкви, против всего человечества существует заговор, что эти всемирные заговорщики стремятся вытравить все святое из души верующей, чтобы весь мир поработить себе, что в этих целях они уже много сделали, они уже хвалятся, что почти все золото мира в их руках, что они захватили в свои руки всю почти печать, все нервы духовной и материальной жизни человечества… Заметьте: у нас как-то не принято, за исключением черносотенных изданий, говорить о масонах: их деятельность так искусно прикрывается, что даже один из святителей мне как-то высказал сомнение: да существуют ли в самом деле какие-то масоны? При таком положении дела естественно, что как будто стыдятся открыто говорить об этих заговорщиках: а что, если окажется, что это – не больше, как миф? Но кажется, дело становится с каждым днем яснее и яснее; враги сами себя выдают; теперь уже и сами они сознались, что “Протоколы Сионских мудрецов” не есть миф, а действительно бывший доклад одного из их старейших мудрецов Базельскому их съезду 1897 года. Теперь стоит только без предубеждения честному христианину прочитать еще раз эти протоколы, сличить их с тем, что мы переживаем, чтобы его глаза открылись на всю страшную опасность, грядущую на мир Божий, на все человечество… Тяжелым кошмаром ложится на сердце впечатление от чтения этих протоколов, как будто на вас веет откуда-то из темнаго смраднаго подземелья, но в то же время вы не можете не признать сатанински умнаго плана, очевидно, составленнаго на протяжении нескольких веков: вы скажете, что одному уму такой план не под силу…

Свобода лжи и клеветы

Мы, кажется, так и умрем, не понимая некоторых идей, усердно кем-то проводимых в нашу жизнь в последние годы. Такова идея свободы слова и печати. Мы привыкли рассуждать прямолинейно: зло есть зло; власть существует на то, чтобы полагать преграды злу и защищать добро от зла; закон должен ясно отличать добро от зла и признавать право бытия только за добром. Когда зло хочет проявиться под личиной добра, закон должен тотчас же срывать личину эту и обличать зло, заграждать ему путь в жизнь. Мы знаем, что это не всегда возможно, но это – идеал закона, к осуществлению коего и должна стремиться власть. Все это такия простыя истины, которыя мы всасываем с молоком матери и с которыми не разстанемся по гроб. И никто, думаю, из людей благоразумных спорить против сего не станет.

Но зло имеет обычай незаметно прилипать к добру, прикрываться его именем, действовать от его имени. Давно святые отцы заметили, что ложь никогда не выступает во всем своем безобразии, а святой апостол Павел говорит, что сатана преобразуется в Ангела светла, когда хочет соблазнять людей. И нигде так ярко это видно не бывает в современной жизни, как в современной печати. На словах – “свобода”, “любовь”, “служение истине”, а на деле – стеснение этой свободы, ненависть, служение лжи. Сказал Господь, что сыны века сего мудрее сынов света, и мы постоянно видим эту истину в нашей жизни. Сыны века, служители лжи, коих мысль и сердце всецело отданы грешному миру и страстям, к стыду некоторых сынов света, оказываются догадливее и заботливее всех тех, кто призван быть сыном света; они тщательно следят, что для них выгодно, и не упускают случая использовать им полезное. А есть области жизнедеятельности, в которых подобало бы сынам света иметь перевес над сынами века и служителями тьмы: такова область печатнаго слова, которое и должно бы служить исключительно областью света и просвещения. Вот в эту-то область и ворвались сыны века, и – не будем скрывать от себя истины – они больше чем наполовину превратили эту область в область тьмы…

Казалось бы, при свободе печати неопасна никакая ложь: ведь ее можно тотчас же и разоблачить в той же печати. Но на деле это очень нелегко, ложь появилась в одном издании; попытайтесь ее опровергнуть в том же издании, что было бы всего естественнее: пусть те же читатели, которые отравлены ложью, примут и противоядие против нея; но слуги тьмы не допустят этого, они просто не поместят вашего опровержения. Можете обратиться к закону, который, после известных формальностей, может заставить клеветников поместить опровержение, но оно должно заключать только фактическия сведения, не касаясь их освещения. Если вы употребите слово: “это – ложь”, вам предложат выразиться более деликатно: “это не соответствует истине” и подобное. Но всякие клеветники так изощрились в своем искусстве, что или найдут основание не помещать опровержения вашего, или же, поместив, на другой же или третий день снова будут клеветать, и вам придется снова выступать с опровержением, и так без конца. А за это время вас станут каждый день обливать клеветою так, что вы будете не рады, что связались с клеветниками.

Может быть, вам скажут: “суды суть, и анфипаты суть” – жалуйтесь… Еще хуже: пока суд да дело, – а это тянется иногда месяцы, даже годы, – вас не перестанут травить без конца… Да и то, нельзя же забывать: и в судах у нас не везде благополучно, и там есть анфипаты, не всегда праведные.

Но есть еще способ распространения лжи, в котором иголочки не подсунешь: лжецы всегда будут правы потому, что они, кроме правды, ничего не говорят… Да говорят только правду, но не всю – вот и секрет их клеветы. Самое важное они в таких случаях замалчивают, и правда остается недосказанною. И пускают такую “правду”, обрезанную умолчанием, как раз в таких изданиях, в которых и пополнить-то ее нельзя, например, в книгах, календарях. и вот под видом “правды” гуляет по миру Божиему самая вопиющая неправда, и делают из нея читатели свои неправедные выводы, и порочится доброе имя того, кто имел несчастье попасть в такую гласность… Вот небольшой пример такого рода лжи: в одном отрывном календаре на нынешний год читаем под 4 августа: “В Рязанской епархии находятся двадцать восемь монастырей. Земельныя владения их составляют свыше двадцати пяти тысяч десятин. Из двадцати восьми монастырей пожертвования на нужды войны в октябре и ноябре 1914 года сделали двадцать три монастыря, а именно: Полунинская община пожертвовала за ноябрь два рубля; Ряжский Дмитриевский монастырь пожертвовал в октябре на нужды войны три рубля; Казанский женский монастырь за два месяца – октябрь и ноябрь – восемь рублей; Сергиевский, Мещеряковский, Ольгинский и Покровский монастыри пожертвовали в октябре и ноябре по десять рублей каждый; остальные двадцать два монастыря в течение двух месяцев в общей сложности 331 рубль”. Вот и все сообщение календаря, далее следует уже меню на 5 августа.

Читатель может сам делать вывод. Вывод ясный: монахи скупы, безсердечны, жестоки, непатриотичны… Дальнейшие выводы подсказываются сами собой: это – дармоеды, монастыри – ненужные, вредные учреждения и подобное.

А на самом деле что? Во-первых, земельныя владения всех Рязанской епархии монастырей составляет не двадцать восемь, а только десять тысяч десятин. Увеличено, значит, почти втрое, и цифра “двадцать восемь” вместо “тридцати” взята, вероятно, для большей вероятности, будто точная. Во-вторых, почему-то сумма пожертвований взята только за два месяца, и притом поименованы самые бедные монастыри, годовой приход-расход коих простирается не свыше трех-четырех тысяч в год; как видите, бюджет по нашему времени не больше бюджета зажиточнаго крестьянина. Далее, ни слова о лазаретах, открытых при монастырях, а таковых оборудовано больше десяти, смотря по средствам обителей: где на пять – десять человек, а в иных и больше; например, Раненбургская Петропавловская пустынь имеет лазарет на сорок человек. О посильных жертвах монастырей натурою: бельем, холстом и подобными – также ни слова. И в лазаретах, и на фронте есть монашествующие из рязанских монастырей, как священнослужители, так и послушницы – сестры милосердия. По доставленным мне из Рязанской духовной консистории сведениям, несмотря на бедность монастырей этой епархии, они все же пожертвовали на военныя нужды за два года и восемь месяцев вместе с архиерейским домом, как из сумм монастырских, так и из личных средств братии и настоятелей, до 11 659 рублей, да в монастырских церквах собрано на Красный Крест 5 928 рублей 80 копеек.

Такова правда. Но неправда упредила ее и рассыпалась в виде листка отрывного календаря по всей Руси Святой в количестве нескольких сот тысяч, и враги Церкви, враги монашества смакуют эту ложь, бросая упреки по адресу православных, которые не знают, как ответить на эти поношения… Я привел, в сущности, маленький пример того, как работает, как пользуется “свободою” печати известная враждебная Церкви клика. Будь цензура для календарей, вероятно, этим лживым известиям не дано было бы хода. Мне присылали календарные отрывные листки и прямо безбожнаго, кощунственнаго, анархическаго содержания. И не мудрено: что хотят, то и печатают в них издатели. А что пишется в газетах, о том и говорить уж слишком тяжело; ведь все равно: говори не говори – безполезно! Когда-то покойный В. К. Плеве в разговорах со мною о свободе печати спросил меня: как я смотрю на это дело? Я, не обинуясь, сказал: “Если бы можно было обязать законом каждую газету без всяких отговорок, немедленно, на другой же день, печатать то, что будет прислано в опровержение лжи, в ней напечатанной, печатать целиком, тогда еще можно было бы ожидать со стороны безчестной печати хотя бы некоторой осторожности, а теперь, когда всюду в печать пробрались враги Церкви и государственнаго строя, не приходится и думать об этой свободе”. Это было еще в 1903 году. С той поры много воды утекло, печать почти вся порабощена иудеями и их союзниками, а черный год 1905-й показал, до какой безсовестности она может дойти. Ведь печатали же тогда жидовския газеты, будто наши Лавры обладают не миллионами, а прямо миллиардами, и для вящей вероятности писали, например, о нашей Троицкой Сергиевой Лавре, будто у нея имеется ни больше ни меньше как семьдесят пять миллиардов – не миллионов даже, а миллиардов: это я сам тогда читал в жидовских газетах! Да и теперь разве мы не читаем мифы о богатствах монастырей, печатываемые с явным намерением возбуждать в массах зависть к этим мнимым богатствам и вражду против Церкви и всего церковнаго? И теперь нам, инокам, приходится защищать себя, печатая листки вроде изданнаго Троицкой Сергиевой Лаврой под заглавием “Русскому народу от обители преподобнаго Сергия. Бойтесь клеветников!”. Господь сказал: блажени есте, егда поносят вам; можно бы и не выступать в печати с опровержениями, не разглашать о том, сколько добра делает та или иная обитель, но надо пожалеть простых людей, которых так безсовестно обманывают, клевеща на монашество, надо оградить от смущения не ведущих истины, надо предостеречь их от злостной клеветы, распространяемой смутьянами. Притом же обители наши если что и имеют, то не считают своим: все – Божие, а Божиим достоянием надо распоряжаться так, как поступал апостол Павел: остерегаясь, чтобы нам не подвергнуться от кого нареканию при таком обилии приношений, вверяемых нашему служению; ибо мы стараемся о добром не только пред Господом, но и пред людьми (2 Кор. 8, 20–21).

Свобода лжи, клеветы, обмана, развращения народа во всех отношениях, во всех смыслах, вся эта свобода, прикрывающаяся именем свободы печатнаго слова и требующая все большей и большей безконтрольности, есть величайшее зло, грозящее неисчислимыми бедами родной Церкви, родному народу, родной земле. Печать стала орудием врагов веры, врагов народа: сначала вырвите ее из их рук, не подпускайте их близко к этому делу, издайте законы, в силу коих у печатнаго дела стояли бы только люди честные, верующие, достойные сыны родного народа, верные слуги Царя, и тогда дайте им свободу говорить о всем, что Бог им положит на сердце для пользы Церкви и государства. А у нас каждый юнец, изгнанный из гимназии за безуспешность или озорство, имеет право быть редактором, издателем, писателем – чем угодно, может печатать что угодно, лгать, клеветать сколько угодно, – поди там, судись с ним, привлекай его! А между тем ложь, клевета, им пущенныя, делают свое дело, отравляют массы, сеют смуту в умах. Сами, своими руками, своими законами насаждаем зло и видим плоды этого зла, но не смеем – что правду таить – говорю прямо: не смеем пресечь это зло, ибо боимся, что скажут о нас разныя “Марьи Алексеевны”, коим выгодны эти свободы, боимся, другими словами, прослыть нелиберальными, отсталыми, обскурантами и так далее, – словом, стыдимся сотворить крестное знамение и исповедать Христа пред лицом мира лукаваго и прелюбодейнаго… И этот “мир”, мир идей антихристовых, порабощает нас и отдает в руки врагов наших, – будь то иудеи, немцы или масоны… И горе нам, если не проснемся от гипноза этих идей лукавых и прелюбодейных в духовном отношении!..