Текст книги "«Козни врагов наших сокруши...»: Дневники"

Нужно ли говорить о “такой”, по выражению самого г. Царевскаго, “хрупкой соломинке”, как мнение покойнаго архиепископа Димитрия Херсонскаго, будто “монах, делаясь епископом, перестает быть монахом”: в ответ на это можно указать на святителя Митрофана, Воронежскаго чудотворца, который не только был монахом, но даже и схимником, что не препятствовало ему быть добрым пастырем и угодником Божиим…

Из сказаннаго ясно, что Церковь понимала обеты монашеские не так, как понимает их г. Царевский, что она не только не запрещала своими канонами избирать кандидатов епископства из монахов, но и избирала их предпочтительно из монахов; правило же VI Вселенскаго Собора может быть отменено только Вселенским же Собором, а отнюдь не поместным. А так как, по общецерковному пониманию, обеты иноческие не только не противоречат архиерейскому послушанию, но и содействуют его исполнению, то уклонение от них для кандидата епископства, без особенно уважительных причин, каждый раз рассматриваемых Церковною властию, было бы, по меньшей мере, уклонением от церковнаго предания и обычая, веками установленнаго… Чтый да разумеет!

Это письмо не было напечатано в “Новом Времени”: читатели сами могут понять, почему. Сказать что-либо против приводимых здесь доводов не было возможности, ибо тогда пришлось бы действительно признать, что Церковь допускала нарушение своих же канонов в продолжение 1500 лет. Оставалось молчать. А чтобы у читателей газеты осталось впечатление, что ея сотрудники взяли в споре верх, предпочли письмо мое вовсе не печатать. Так оборван спор о монашестве епископов, и у читателей “Нов. Времени” осталось впечатление одержанной надо мною победы со стороны г. Царевскаго, “Мирянина” и пр. Ясно, что кому-то нужно, во что бы то ни стало, доказать, что монашество несовместимо с епископством, а потому – пусть-де будут “белые” епископы. Для сей цели, умалчивая о безчисленных, буквально исчисляемых тысячами, епископах-монахах, откапывают в минувшем столетии несколько примеров поставления во епископы без пострижения, но – ни одного русскаго, а все – из бывших униатов, а один из грузин. Это – “рясофорные монахи”. Безпристрастный читатель видит, как слабы эти примеры. Ведь и я не отрицал возможности исключений в таких особенных обстоятельствах, какия были, например, при присоединении униатов целыми тысячами, когда и можно, и должно было делать исключения из тысячелетняго обычая. Но почему так настойчиво хотят, требуют, чтобы наша Церковь оставила тысячелетний обычай: в случае избрания во епископа лица из белаго духовенства предлагать ему принять монашеское пострижение? Что совмещение епископства с монашеством допустимо – в этом невозможно и сомневаться в виду тысяч архиереев-иноков. Умнее Церкви не будешь, как ни мудрствуй; Церковь говорит: монашество не препятствует, а напротив – помогает быть добрым архиереем; личное мудрование должно отложить, если хочешь быть во всем послушен Церкви; иначе – никто тебя не принуждает быть архиереем, не хочешь принимать пострижения – откажись и от епископства. Епископство – не карьера, а тяжелый подвиг, связанный с полнейшим самоотречением и самопреданием в волю Церкви.

Тот довод, который приводят в защиту своего положения, будто монах не знает жизни духовенства, – положительно не выдерживает никакой критики. Довольно указать на то, что в составе современнаго нам епископата имеется до 70 епископов из вдоваго духовенства (почти половина числа всех епископов), во главе с первосвятителем Русской Церкви: следовательно, церковная власть достаточно осведомлена о положении белаго духовенства, об их нуждах, да и кроме того, разве мы-то, монахи, с пострижением забываем все свое прошлое, все, чему были свидетелями, пока росли, росли большею частию в деревне, в нужде, разве мы не помним, как тяжело жилось нашим отцам, которые служили обедню за крошню мякины, устраивали своих дочерей, наших сестер, за крестьян или же за мастеровых на фабрики, сами пахали матушку-землю, сами работали, да и мы, семинаристы, с ними в полях и огородах работали наравне с мужичками – ужели, приняв монашество, так все это и забыли?.. Как хотите, а обидно думать об этом!

Но надо же сказать откровенно и прямо: тут дело даже и не в монашестве епископов, а совсем в другом: кому-то нужно внести смуту в умы верующих, подорвать доверие к авторитету церковной власти, а чрез то и к божественному авторитету самой Церкви, посодействовать ея ослаблению, и если можно, – ея разложению посредством разных, несвойственных ея духу реформ в духе протестантства. Не хочу думать, что все такие реформаторы Церкви стремятся сознательно к такой цели, но, уклоняясь от руководства пастырей Церкви, безсознательно содействуют тем, кто работает уже сознательно в этом направлении. Верные сыны Церкви должны бы проникнуться убеждением, что ныне времена опасныя для Церкви, что под видом ея благожелателей развелось много ея тайных врагов, лукавых, скрытых Ахитофелов, советующих именно то, что ведет не к пользе, а ко вреду Церкви. И если бы поняли эту опасность, то стали бы стремиться не к реформам в церковном управлении, – это не дело мирян, а иерархии, – не к новым мудрованиям в области догматов веры, а к теснейшему единению с иерархией, дабы под ея руководством глубже усвоять и к жизни прилагать учение Церкви, а чрез то достигать и опытнаго познания: какое великое благо – жить жизнию Церкви и воспитывать себя для вечноблаженной жизни.

Есть и еще нечто, удобь приемлемое только верующими в простоте сердца чадами Церкви. Для таковых только и пишу сии строки. В деле избрания епископов, будут ли то монахи или белые иереи, как и во всем, что совершается в недрах Церкви, ничто не бывает без воли Того, Кто есть глава Церкви. Бывает избрание недостойных – попустительно, а избрание достойных – благоволительно. Порядок избрания точно определен Соборами, которые говорят, что избрание совершается епископами же, а отнюдь не мирянами. Лично для избраннаго весьма важно, чтобы его совесть была совершенно чиста от всякаго честолюбиваго помысла и пожелания быть епископом: если он не искал, если даже всячески уклонялся от сего высокаго звания, то может быть спокоен, может всецело положиться на благодать Божию, которая и будет ему содействовать в прохождении им своего высокаго послушания. Христос не оставит Своего “соработника” в деле спасения душ человеческих без благодатной помощи. Он и добрую мысль ему пошлет, и добрых людей к нему на помощь направит, и обстоятельства будет располагать так, что его тяжелый крест, его бремя, символизируемое его омофором, будет для него легким бременем. Господь Сам будет работать с ним и за него дивным образом. Для тех, кто стал епископом вопреки своей воле, кто лишь за послушание принял на себя сие иго послушания, кто всецело в своем служении епископском предал себя в руки Христовы, это – несомненная истина, аксиома, опытом доказанная. И этот опыт веры – залог их добраго служения и крепости в минуты тяжелых испытаний. Такие епископы, по преимуществу, являются “созидателями тела Христова”, яже есть Церковь Божия. Чрез них в особенности и действует Промысл Главы Церкви в судьбах Церкви. Потому и святая Церковь наиболее воздает честь и прославление отшедшим к Богу святителям своим, яко посредникам в общении земной Церкви с небесною в Таинствах и окормленини корабля церковнаго. Просмотрите святцы: большая часть святых Божиих, Церковию прославленных, за исключением мучеников, – все преподобные и святители. Мирян – наперечет, кроме, говорю, мучеников. Это, конечно, не значит, что в Царствии Божии их мало, но им земная слава не нужна, не нужна она и святителям, и преподобным, но нам нужен свет их добродетели, нам нужно взирать на их подвиги, чтобы укреплять в себе веру, какою они жили, как спасались, при помощи Божией благодати, и служили оружием спасения для ближних, для нас же самих. Великие уроки жизни по Богу дают и святые угодники Божии – миряне, но жизнь святителей и преподобных всецело была посвящена Богу и ближнему, и идеалы христианской жизни – жизни членов Церкви Христовой, в них сияют во всем своем блеске, во всей их красоте. Посему Церковь, а паче рещи Сам Бог, и прославляет их не только небесною славою, но и великою честию на земле, являя чрез их святыя мощи чудеса и знамения великия в Церкви Православной, в среде верующих. Для нас в высшей степени спасительна самая идея, что без Церкви, вне Церкви нет спасения, а представителями Церкви, церковнаго водительства ко спасению, и являются святители Божии. И вот, вне всякаго внешняго воздействия, как бы безсознательно, на самом же деле весьма жизненно, этою идеей живет само тело Церкви, верующий православный народ: он сам влечется Божией благодатию к избранникам благодати, преимущественно святителям Божиим, и, входя с ними в благодатное общение молитвы, прежде чем церковная власть признала их прославленными, указует сей власти – не какими-либо формальными бумагами, – это уж после, когда нужно будет возбудить дело формально, – а всеобщим всенародным преклонением пред памятью избранников благодати, так что местные епископы уже должны осведомлять высшую церковную власть о сем явлении в жизни Богом врученной им паствы. Дух Божий дышит, идеже хощет, и ими же Сам весть судьбами, помимо человеческаго вмешательства, располагает движениями сердца народа православнаго к прославлению святых Божиих.

Повторяю: пишу я эти строки для людей православно верующих, а не для читателей газет известнаго лагеря: они не поймут нас, им покажется юродством то, что я говорю… Боюсь даже, что своими рассуждениями я введу их в такое искушение. Дай Бог, чтоб этого не случилось! А если случится, то пусть они прочтут в Евангелии от Матфея гл. 15, стихи 12–14…

№ 232
Уготовим себя к подвигу!

Все мысли, все сердца русскаго народа теперь сосредоточены на том великом испытании, какое было благоугодно Господу ниспослать нам для нашего вразумления, для нашего наказания, для нашего очищения от всех тех духовных нечистот, какими пропиталась духовно-нравственная атмосфера нашей жизни. Последние годы мы жили как бы окруженные как-то ядовитым туманом: чтобы рассеять, разогнать этот туман, Господь и попускает нам скорбь велию – эту ужасную общеевропейскую войну. И верится, что она сделает свое дело, что туман рассеется, и над Русской землей снова засияет яркое солнце Божией правды, Божия благословения и православнаго смирения, как это было встарь!

Газета “Вечернее Время” запросила меня, что я думаю о современных событиях, о смысле войны и пр. Я ответил кратко:

“Совершается суд Божий над народами земли.

Немцы согрешили гордынею – грехом сатаны. Много согрешили и мы пред Богом. Но грянул гром, и мы ограждаем себя крестным знамением. В народе заметно заговорила совесть. Он вспомнил Бога. Те нравственный начала, который глубоко заложены в основу народной души родною Церковию, несмотря на сильный на них натиск со стороны темных сил, еще живы, еще могут вспыхнуть ярким пламенем и очистить народ от греха. И вот Бог посылает народу великий крестоносный подвиг: полагать душу свою за страждущих братий по вере и по крови. Подвиг очистит и обновит народ. Это – общий нравственный закон.

Народ чувством сердца понимает это и с преданностью в волю Божию, возлагает на свои плечи тяжелый крест. Дал бы Бог, чтобы поняли наши передовые люди великий смысл грядущаго подвига! В помощи Божией мы не сомневаемся: славянские народы, доселе порабощенные тевтонам, будут освобождены от тяжкаго нравственнаго ига. Сице верую, сице уповаю!

Моя мысль, откровенно говорю, сосредоточивается не столько на ходе внешних событий, сколько на проявлении внутренних настроений в разных слоях народной массы. Все дело теперь в том, чтобы народ оглянулся на себя, на свои немощи, на свои грехи и постарался исправиться, покаявшись пред Богом. И не один простой народ, нравственно опустившийся, но и его верхние слои, начиная с средних классов. Бога забыли, от Церкви отвращаются, заветы предков осмеивают. А в верхних слоях господствует практическое язычество… И вот, наблюдая из тишины своей кельи, с отрадою я замечаю, что как будто есть некоторый поворот к лучшему, есть признаки некотораго отрезвления, просветления. И слава Богу. И сказать ли?.. Если бы Богу было благоугодно ввести нас в больший подвиг временным над нами успехом врага, то и на сие мы должны быть готовы: да будет воля Твоя, Господи милосердый! Но не попусти нас впасть в уныние и сотвори со искушением и скорое избытие. Так бывало в нашей истории, в достопамятных годах 1612 и 1812. Тут приложим физический закон, чем сильнее пламень, тем лучше закаляется сталь; чем бедственнее, до степени, Богу ведомой, всенародное испытание, тем более очищается народная душа. Бог лучше нас ведает, какое врачевство потребно для нашего очищения и духовнаго обновления. Наше дело предать себя Богу, внимать Его гласу в грядущих событиях, каяться, просить помилования и идти к выполнению того великаго подвига, на какой Он зовет нас. Предавая себя всецело воле Господней, веровать должно, что непреложно слово Христово: елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам. Просите и приимете (Ин. 16, 23, 24). А совесть наша свидетельствует, что просим у Господа не худого: просим мира всему миру, просим Его помощи в борьбе с врагами Его Церкви святой, просим нашим братьям свободы от гонений за веру православную, за любовь к родному своему народу. Мы просим у Бога милости, но тогда и сами должны широко оказывать милость нуждающимся в милости. Таков у Господа закон: просишь прощения? Прежде сам прости. Просишь милости? Прежде сам помилуй, смилуйся, окажи милость. Сжалься над теми, которые изранены, изуродованы на поле брани: помоги, чем можешь, святому делу забот о раненых воинах. Смилуйся над их безпомощными семьями: сколько вдов и сирот теперь будет оплакивать своих отцов и мужей, душу свою положивших на поле брани! Сколько матерей, оставленных воинами без пропитания, может быть, без приюта! О, поистине, различен милования образ, по слову святаго Златоуста, и широка заповедь сия!

И сие широкое поле благотворения открывается пред нами милостию Божией, дабы мы сами заслужили сию милость, Самому Богу подражая в милосердии. Блажени милостивии, яко тии помилованы будут. И – суд без милости не сотворшему милости!

№ 233
Выступление гордыни и подвиг любви

Притча Христова говорит, что хозяин сеял пшеницу, а среди пшеницы появились и плевелы. Слуги предлагали ему выполоть плевелы, но он не позволил, жалея пшеницу, которую легко было вырвать с плевелами.

Господь щадит и грешников ради праведных и готов был пощадить преступные города Содом и Гоморру, если бы там нашлось хотя десять праведников. Пока грех порабощает себе отдельныя личности, пока он не становится характерною чертою целаго народа, дотоле Господь терпит грешникам, дотоле не губит их со беззакониями их. Но когда грех становится стихией народной жизни, когда им заражаются, ему порабощаются, им хвалятся, как каким-то достоинством, как национальной добродетелью, уже не только отдельныя лица, но и массы народныя, тогда наступает час суда Божия и изливается на народ пламенный фиал гнева Божия.

И прежде всего над таким народом исполняется древнее изречение: кого Бог хочет наказать, у того отнимает ум. Он теряет способность здраво рассуждать, он смотрит на все в те очки, какия подставляет ему его национальный порок, он все явления окружающей его жизни видит, оценивает, старается истолковать и использовать как средство служения обуревающей его страсти. И ему кажется, что он думает и действует разумно, законно, что лучше нельзя и действовать. А со стороны изумляешься его ослеплению, его помешательству на своей страсти.

Пример такого всенароднаго греха у нас пред глазами. Народы германскаго племени помешались на идее всемирнаго господства, и вот, в наши дни, весь мир возмущен их гордынею, и нет уголка на земле, где эта гордыня не заставляла бы, по крайней мере, говорить о себе, а десять держав, великих и малых, уже составили союз, чтобы смирить буйнаго помешаннаго тевтона, и к сим державам, возмущенным высокомерием немцев, шлют свое сочувствие, а может быть, в потребную минуту и примкнут содействием многие не только христианские, но и языческие народы: так всем стала ненавистна гордыня немецкаго народа, обуяннаго сатанинским грехом!

И вот мы являемся свидетелями поразительнаго явления. Мы как будто переживаем события, предсказанныя в апокалипсическом откровении: так все необычно, так все неожиданно и непредвиденно!

С одной стороны два государя: один, считающий себя преемником преданий благороднаго рыцарства, честности, лучших заветов средневековаго западноевропейскаго христианства; другой, носящий титул “апостолическаго величества”, величающий себя “христианнейшим” среди христианских государей, – два государя и их – в сущности – один, с ними единомысленный народ немецкий, гордящийся своею наукою, своим просвещением, считающий себя носителем культуры и цивилизации. Государи как представители сего народа и народ как исполнитель их воли объединились ненавистию к разрозненным, ими же угнетаемым народам только за то, что эти народы не принадлежат к их роду-племени, исповедуют христианскую веру не в том виде, как исповедуют они, хотят говорить на родном языке, не хотят, да и не могут, превратиться в немцев… Но за этими народцами стоит великий их старший брат, исполин – народ Русский, и вот вся сила злобы, ненависти обрушивается на этого могучаго заступника угнетенных народностей, и начинается война… Страшная, едва ли в летописях мира бывалая война.

Много и мы, русские, согрешили пред Богом. Быть может, мы, как мытари времен Христовых, и поделом заслужили Божие наказание: в нашей истории, подобно истории древняго избраннаго народа Божия, так часто проявлялись судьбы промысла Божия, то наказующаго, то милующаго, что самая история народа неразрывно сплетается с судьбами Церкви Божией на земле. И народ наш привык смотреть на все бедствия очами веры: то нашествие татар, то – поляков и литовцев, то – французов, а теперь – немцев – все это народ принимает, как Божие наказание за народные грехи: за уклонение от заветов отцов, от заветов матери-Церкви, за пьянство, нравственную распущенность; и, сознавая это, народ кается, подобно ниневитянам, подобно евреям лучших времен их исторической жизни; и Господь внемлет всенародному покаянию и, по ходатайству родных нам не только по вере, но и по крови угодников Своих, милует нас и паки возвращает нам Свое благоволение, и Русь паки обновляется, и народ паки служит Богу отцов своих. Но есть грех, так сказать, трудно поддающийся покаянию как в личной, так особенно в государственной жизни: это – “грех к смерти”, грех сатаны, грех гордыни. Наш Русский народ – дети Православия, а основная стихия православной жизни есть смирение. Русскому народу чужда национальная гордыня: для русскаго человека и немец, и француз, и всякий другой иностранец, даже и некрещеный еврей, татарин, и даже язычник – все люди, все по образу Божию созданы, и обижать их без крайней нужды, когда они не обижают, не следует – грешно, не по-Божьи. Вот почему даже с пленными врагами – турками и японцами – наши русские люди всегда обходились миролюбиво, сохраняя достоинство христианина, и это миролюбивое настроение русской души не только проявлялось, например, в добрых отношениях русскаго солдата к врагу во время перемирия или в отношении к пленным, когда солдат делился с пленным последним куском своего хлеба, но и в тех крайностях, с которыми нельзя мириться, когда, например, наши интеллигенты брали пленных французов в гувернеры к своим детям или наши дамы подносили цветы пленным туркам: это уже уродство какое-то! Мы знаем и помним, – ибо этому учит нас мать наша Церковь Православная, – что всякая гордость есть грех, – мы радуемся, мы счастливы, мы благодарим Бога, что мы – русские, но не гордимся этим: это милость Божия, за которую мы и благодарим Господа. Внимая судьбам Божиим, проявляемым в истории нашей Руси Православной, мы с благоговением и смирением видим, что Господь зовет наш народ и ныне на святое дело – не только освободить наших братьев-славян от духовнаго порабощения немцам, от пленения их неправославною культурой Запада, от вытравления в них тех начал, какия заложены были нашими первоучителями Кириллом и Мефоднем равноапостольными, – но и самому Западу показать, если только он захочет познать, сокровище православной духовной культуры нашей, всю красоту ея, всю ея животворность для человеческаго духа. Все это задачи будущаго, может быть, очень и очень не близкаго, и ко всему этому мы должны еще готовиться и готовиться не покладая рук: до гордости ли нам? До того ли, чтобы мерить себя и высоко о себе мудрствовать? Помог бы Бог, хотя в некоей малой мере, выполнить поставленную нам Промыслом Божиим задачу.

В целых народах, в их жизни и истории, повторяются законы духовной жизни отдельных лиц. Известно, что святые Божии, чем выше поднимались по ступеням духовной жизни, чем более приближались к Богу, тем более смирялись, считали себя как бы полными нулями в среде людей, и за то Бог избирал их орудиями Своей Божественной жизнедеятельности в человечестве и даже облекал их силою свыше творить чудеса. Прилагая этот закон к жизни народов, можно сказать: чем более наш народ будет смиряться, всецело вручая себя Богу, сознавая, что без Божией помощи, без Божия благословения он не может исполнить возложеннаго на него Промыслом Божиим дела, тем скорее придет к нему эта помощь Божия. Такие великие праведники, как покойный отец Иоанн Кронштадтский, совершая своею молитвою чудо исцеления, всячески гнали от себя самую тень мысли, будто они тут “при чем-то”; все – Бог, все Его сила благодатная да вера тех, кто просил их молитв. А они – они ничто, только свидетели сей чудотворящей веры, привлекающей силу Божию. Не то же ли бывает и с народами – исполнителями судеб Божиих? Когда Моисей воздевал руки в своей пламенной молитве во время битвы евреев с амаликитянами в пустыне, тогда евреи брали верх; когда же опускал руки, то брали верх амаликитяне. Поднятие рук – символ крепкой, все побеждающей веры, возносящей к Богу ум и сердце молящагося пророка и низводящей от Бога чудотворящую силу Божию, поражающую врагов. Подобно Моисею, и святая Церковь ныне непрестанно воздевает свои руки, простирает к Богу свои горячия молитвы в то время, когда Русский народ, в лице своих воинств, выступает против новаго Амалика, в гордыне своей возносящагося превыше облак небесных и безпощадно, зверски истребляющаго беззащитных жителей и даже детей, имевших несчастие быть застигнутыми в своих местах пребывания. Сердце обливается кровью, когда читаешь об этих зверствах. Справедливо говорит один публицист, “Ничем иным, кроме поразительнаго безбожия и потери совести (без Бога – какая уж совесть!), нельзя объяснить чудовищных случаев насилия, проявленнаго немцами над несчастными нашими соотечественниками, среди мира захваченными ими в плен. Исчерпаны все виды издевательства, брани, побоев, лишения свободы, томления голодом, оплеваний, истязаний. Исчерпано воровство, ложь, клевета, ограбление церквей и икон, изнасилование женщин и, наконец, самое циничное – человекоубийство. Все заповеди христианской веры растоптаны немцами и осмеяны”.

Не перечислишь всех видов зверства, каким подвергали немцы русских людей, случайно оказавшихся в их владениях во время объявления войны. Тем хуже для них. Бог все видит и воздаст каждому по делам его. А так как в преступлениях сих повинен не один человек, а как это видно из сообщений очевидцев, весь немецкий народ, наущаемый своим кайзером, то и ответит Богу весь немецкий народ. Мне отмщение, Аз воздам, глаголет нелицеприятный Судия! И чем глубже падает он в гордыне своей, тем выше должен стать наш народ, носитель Божией правды в душе своей, тем дальше должен он поставить себя от сих извергов рода человеческаго, открещиваясь, по своему русскому обычаю, от всякаго подражания немцам-безбожникам. И чем выше станет он, наш родной народ, в нравственном подвиге, тем скорее привлечет к себе благословение и благоволение Божие, тем скорее Господь простит ему грехи его и совершит чрез него дело Свое, как чрез избранное орудие Свое. Выступление немцев – дело гордыни сатанинской; наш подвиг – есть подвиг любви в защиту Православия, в защиту братьев по крови, в защиту родной земли, которой грозит нашествие воистину безбожных тевтонов, потерявших образ человеческий.

Предоставляя все дело, всю судьбу Русскаго народа и народов славянских суду Божию, будем крепко вопиять к Богу: Господи Сил! С нами буди! Иного бо разве Тебе помощника в скорбех не имамы: Господи Сил, помилуй нас! Суди, Господи, обидящия нас и братьев наших, побори борющия нас! Приими оружие и щит и востани в помощь нашу! Не помяни беззаконий наших, но призри на нас милостивым оком ради Пречистая Матери Твоея и всех святых Твоих, наипаче же присных нам по плоти угодников Твоих! Аминь.

Как бы в дополнение и раскрытие Высочайших Манифестов о войне с Германией и Австрией, Верховный Главнокомандующий наших сил опубликовал два воззвания: к полякам и к русскому народу, до сего времени находящимся под властию немцев. Он призывает и тех и других к объединению под знаменем Русской державы. Особенно много выстрадали русские люди в Галиции и Буковине от немцев. Я напечатал в “Нов. Времени”, № 13793, следующее:

Привет братьям – сынам Червонной Руси

Сегодня пасхальным благовестом раздался голос Руси Православной, обращенный к древней вотчине славнодержавнаго князя Владимира, к Галицкой Руси, – голос, призывающий эту многострадальную область в полное единение с великою матерью, в ея объятия, к новой свободной жизни… Да благословит угодник Божий, великий святитель Петр, митрополит Московский и всея Руси, в благоухании святыни почивающий в самом сердце России – в священном Кремле, в Успенском соборе, да благословит он свою далекую родину – Галицкую землю – паки вернуться в великую семью общерусскую, да будут и Великая, и Малая, и Белая, и Червонная Русь – единою святою Русью!..

Сотни лет тосковала Червонная Русь, оторванная от родной матери, гонимая за веру православную фанатиками-папистами, лишенная непосредственнаго общения с родным народом, вечно подозреваемая в измене гонителям, отданная на растерзание жидам и немцам и их приспешникам, – и вот, наконец, желанный час настал: слышите ли, братья-Галичане – Христос воскресе!!!

Это было лет 25 назад. Мою тихую келью в Троицкой Сергиевой Лавре посетил незабвенный печальник Галицкой Руси, отец протоиерей Иван Григорьевич Наумович. Что за милый, умный, добрый был старец – Царство ему Небесное! Бывало, встретишься с ним – не наговоришься.

И вот я спрашиваю его:

– Как мирится ваша русская совесть с тем, что вы оторваны от родной Руси, что вынуждены, на виду у матери, быть в подданстве у чужого царя, быть в разобщении народной жизни, как будто вы и не русские? Не болит ли ваше сердце? Не скорбите ли вы на матушку-Россию, что она будто забыла вас?..

Вздохнул добрый старец глубоко-глубоко. С полминуты помолчал, а потом и говорит:

– Нет, не забыла нас матушка родимая, – мы верим, крепко верим в это; наш Царь-Батюшка, наш настоящий Император – это Русский Самодержец, а австрийский – это только арендатор: нашему Батюшке, Царю Белому, Правславному угодно, чтоб мы до времени оставались в подчинении австрийскому императору, как бы в аренде были у него – мы и слушаемся: в Петербурге наш настоящий император, а австрийский – только арендатор!

Так мирилась русская душа Галичанина с нуждою политическою, неизбежною, и вот срок аренды приближается: довольно иноплеменному царю владеть достоянием древних русских князей, пора вступить в права Державному наследнику их – Царю Белому, Православному! Пора воскреснуть Червонной Руси, пора русской душе ея отдохнуть на груди матушки родимой, под ласковым взором Царя-Батюшки! Да возрадуется душа великаго борца за нее – о. Иоанна Наумовича!

Итак, Христос воскресе, братья-Галичане! Друг друга обымем и – ненавидящим нас, по русскому православному обычаю – простим вся воскресением!!!