Текст книги "История Рима от основания Города"

13. Между тем и консул, чтобы не сидеть только праздным в неприятельской стране, послал Марка Попилия с 5000 воинов взять штурмом город Мелибею, расположенный при подошве горы Осса, там, где она обращена к Фессалии, очень удобно для того, чтобы угрожать Деметриаде. На первых порах появление неприятелей привело в ужас жителей этой местности; затем, опомнившись от неожиданного страха, они с оружием в руках бросились к воротам и стенам, где входы в город внушали подозрение, и сразу уничтожили надежду на то, что город можно взять при первом натиске. Поэтому начали готовиться к осаде и производить необходимые осадные сооружения.

Услыхав, что Мелибею осаждает консульское войско, а неприятельский флот стоит в Иолке, с целью оттуда напасть на Деметриаду, Персей послал в Мелибею одного из своих вождей – Евфранора с отборным двухтысячным отрядом. Ему же был дан приказ, в случае если он оттеснит римлян от Мелибеи, тайным путем войти в Деметриаду прежде, чем римляне двинутся туда от Иолка. Когда Евфранор вдруг показался на возвышенностях, осаждавшие Мелибею римляне в большом смятении оставили осадные работы и подожгли их. Таким образом они отступили от Мелибеи; освободив от осады один город, Евфранор немедленно повел войско в Деметриаду. Ночью он вступил в город и тем внушил жителям города уверенность в том, что они могут не только защищать стены, но даже не допускать опустошения самих полей; и действительно, против грабителей, бродивших врассыпную, они делали вылазки и многих ранили. Однако же претор и царь объехали кругом стены, осматривая положение города, чтобы определить, нельзя ли как-нибудь взять его или при помощи осадных машин, или открытой силой. Был слух, что критянин Кидант и начальник Деметриады Антимах вели переговоры об условиях мира между Евменом и Персеем. По крайней мере, от Деметриады отступили. Евмен поплыл к консулу; поздравив его с благополучным прибытием в пределы Македонии, он отправился в свое царство, в Пергам. Претор Марций Фигул, отправив часть флота на зимовку в Скиат, с остальными кораблями направился в Орей, город на Эвбее, считая его самым удобным местом, откуда можно посылать провиант войскам, находившимся в Македонии и в Фессалии.

Относительно царя Евмена историки передают совершенно противоречивые известия. Если верить Валерию Антиату, то, по его словам, Евмен не помог претору флотом, хотя тот неоднократно приглашал его письменно, и не в добром согласии с консулом удалился в Азию, негодуя на него за то, что он не позволил ему стоять в одном с ним лагере; нельзя было добиться у Евмена и того, чтобы он оставил галльскую конницу, которую привел с собою. Брат Евмена Аттал оставался при консуле и в этой войне обнаружил всегдашнюю нелицемерную преданность и отменное усердие.

14. В то время как велась война в Македонии, из Заальпийской Галлии от одного галльского царька по имени Балан – а к какому племени он принадлежал, неизвестно – явились в Рим послы, обещая помощь в войне с македонянами. Сенат выразил ему благодарность и послал дары – золотую цепь в два фунта весом, золотые чаши в четыре фунта весом, коня в полном уборе и вооружение для всадника. Вслед за галлами и послы памфилийцев принесли в курию золотой венок, изготовленный из 20 000 филиппиков[1232]1232
  …из 20 000 филиппиков… – Во II веке до н. э. филиппик (введен Филиппом II Македонским) был самой распространенной золотой монетой из поступавших в Рим.


[Закрыть]; на просьбу послов – разрешить возложить этот дар в храме Юпитера Всеблагого Всемогущего и принести жертву на Капитолии – было изъявлено согласие; дан был также благосклонный ответ на желание послов возобновить дружбу с римлянами, и каждому отправлен подарок в 2000 медных ассов.

Затем выслушаны были послы от царя Прусия и немного позже – послы родосцев, совершенно различно говорившие об одном и том же предмете. То и другое посольство говорило о восстановлении мира с Персеем. Прусий не столько требовал, сколько молил, открыто заявляя, что он и до сих пор стоял на стороне римлян, и будет стоять, пока будет продолжаться война. Впрочем, когда к нему явились послы от Персея, чтобы переговорить о прекращении войны с римлянами, он обещал ходатайствовать за него перед сенатом; поэтому он просит, если только они могут решиться на это, прекратить свой гнев и зачесть восстановление мира в заслугу и ему, Прусию. Вот что говорили послы царя Прусия. Родосцы, с гордостью упомянув о своих заслугах по отношению к римскому народу и почти приписав себе большую часть победы, по крайней мере над царем Антиохом, прибавили, что, когда между македонянами и римлянами был мир, они завязали дружественные отношения с Персеем; эту дружбу они нарушили невольно, без всякой вины со стороны Персея, только потому, что римлянам угодно было привлечь их к участию в войне. Третий год они чувствуют большие тягости этой войны, так как море все это время закрыто; остров Родос обеднеет, если его не будут поддерживать торговые пошлины и подвоз провианта. Не будучи в состоянии выносить долее такого положения, они послали других послов к Персею в Македонию объявить ему требование родосцев, чтобы он заключил мир с римлянами; они присланы в Рим объявить о том же. Родосцы подумают, что им следует предпринять относительно тех, кто помешает окончанию войны. Я вполне уверен, что даже в настоящее время нельзя читать или слушать подобные слова без негодования. Отсюда можно заключить, каково было настроение духа у отцов, когда они слышали подобные речи.

15. Клавдий свидетельствует, что сенат не дал никакого ответа; прочитано было только сенатское постановление, по которому римский народ предоставлял свободу карийцам и ликийцам и повелевал немедленно послать к тому и другому народу письма с объявлением о настоящем решении сената. Выслушав это решение, глава посольства, высокомерную речь которого незадолго перед тем едва могли слушать сенаторы, упал замертво.

По показанию других историков, сенат ответил, что римский народ и в начале этой войны, на основании заслуживающего доверия свидетельства доподлинно знал, что родосцы вошли в тайные переговоры с царем Персеем против Римского государства, и если ранее это могло быть сомнительным, то недавние речи послов устранили всякое сомнение по этому поводу; коварство, хотя вначале и бывает очень осторожно, по большей части само себя изобличает. Теперь родосцы в целом свете являются решителями войны и мира, по мановению родосцев римляне будут браться за оружие или класть его; они будут считать свидетелями заключаемых договоров уже не богов, а родосцев. Да так ли это, наконец? В случае, если их не послушаются и не будет отозвано войско из Македонии, то родосцы увидят, что им нужно делать. Что решат родосцы, это им самим известно; по крайней мере, римский народ, после победы над Персеем – что, как они надеются, случится очень скоро – позаботится о том, чтобы воздать достойную благодарность каждому государству по его заслугам в этой войне. Тем не менее послам отправлен был дар – каждому в 2000 медных ассов, но они не приняли его.

16. Затем было прочитано письмо консула Квинта Марция о том, как он, пройдя горный проход, перешел в Македонию; там он обеспечил подвоз провианта на зиму из разных других мест и вместе с тем взял у жителей Эпира 20 000 модиев пшеницы и 10 000 модиев ячменя под условием, чтобы деньги за этот хлеб были уплачены послам эпирцев в Риме. Одежду для воинов следует прислать из Рима; требуется приблизительно 200 лошадей, преимущественно нумидийских, а в этой местности нет никакой возможности купить их. Состоялось постановление сената исполнить все согласно изложенному в письме консула. Претор Гай Сульпиций сдал подряд на поставку в Македонию шести тысяч тог, тридцати тысяч туник и двухсот лошадей с передачей их в распоряжение консула, уплатил послам эпирцев деньги за хлеб и ввел в сенат знатного македонянина Онесима, сына Пифона. Этот Онесим всегда советовал царю Персею жить в мире с римлянами и убеждал его, если не всегда, то, по крайней мере, часто следовать обычаю, которому был верен до самого последнего дня своей жизни отец Персея Филипп, – прочитывать ежедневно по два раза договор, заключенный с римлянами. Не будучи в состоянии удержать Персея от войны, Онесим сперва под разными предлогами начал уклоняться от участия в том, чего он не одобрял; наконец, замечая, что на него смотрят подозрительно и временами обвиняют в измене, перешел на сторону римлян и был весьма полезным человеком для консула. Когда Онесима ввели в курию и он рассказал об этом, то сенат приказал включить его в число союзников, дать ему помещение и бесплатное содержание, предоставить в его распоряжение двести югеров тарентинской земли, составляющей собственность римского народа, а также купить для него дом в Таренте. Озаботиться всем этим было поручено претору Гаю Децимию.

В декабрьские иды цензоры произвели ценз с большей строгостью, чем прежде: у многих были отняты кони, в том числе у Публия Рутилия, который, в звании народного трибуна, сильно нападал на цензоров; он был исключен из трибы и переведен в разряд эрариев. Когда квесторы, согласно сенатскому постановлению, ассигновали цензорам на производство общественных построек половину пошлин этого года, Тиберий Семпроний на ассигнованные ему деньги приобрел в собственность государства дом Публия Африканского, находившийся позади Старых лавок около статуи бога Вортумна[1233]1233
  …позади Старых лавок около статуи бога Вортумна… – Старые лавки стояли на южной стороне форума, статуя этрусского бога Вортумна – на Этрусской улице к юго-западу от форума, с которого была видна.


[Закрыть], а с ним – мясные и другие примыкающие к ним лавки, и озаботился постройкой базилики, которая впоследствии названа Семпрониевой.

17. Год уже заканчивался, и граждане, особенно озабоченные войной с македонянами, в разговорах между собой толковали о том, кого избрать консулами на следующий год, чтобы окончить наконец эту войну. Поэтому состоялось сенатское постановление, чтобы Гней Сервилий прибыл как можно скорее для председательствования в комициях. Претор Сульпиций послал к консулу сенатское постановление и спустя несколько дней прочитал полученное от консула письмо, в котором говорилось, что он, консул, явится в Рим перед <…>. И действительно, и консул поспешил своим прибытием, и комиции состоялись именно в тот день, который был назначен. Консулами были избраны Луций Эмилий Павел вторично, спустя четырнадцать лет после своего первого консульства, и Гай Лициний Красс. На следующий день были избраны преторы: Гней Бебий Тамфил, Луций Аниций Галл, Гней Октавий, Публий Фонтей Бальб, Марк Эбутий Гельва, Гай Папирий Карбон. Забота о Македонской войне побуждала делать все с большею поспешностью. Поэтому решено было, чтобы избранные должностные лица тотчас же распределили между собой по жребию провинции, с целью знать, которому из двух консулов достанется Македония и какому претору выпадет на долю командование флотом, чтобы они теперь же обсудили и приготовили все необходимое для войны, а также спросили мнение сената, если встретится в том надобность. Решено было, чтобы Латинские празднества, насколько это согласно с религиозными обрядами, состоялись тотчас же по вступлении в должность новых консулов, чтобы не было никакой задержки для консула, которому предстояло отправиться в Македонию. Когда состоялось это решение, консулам были назначены Италия и Македония, преторам, кроме двух юрисдикций в городе, поручено начальство над флотом и отданы провинции Испания, Сицилия и Сардиния; консулу Эмилию досталась Македония, а Лицинию – Италия. Претору Гнею Бебию досталась городская претура, Луцию Аницию – судопроизводство над иноземцами и, кроме того, он должен был оставаться в распоряжение сената, Гнею Октавию – флот, Публию Фонтею – Испания, Марку Эбутию – Сицилия, Гаю Папирию – Сардиния.

18. Тотчас же всем стало ясно, что Луций Эмилий деятельно поведет эту войну; кроме того, что он был человеком энергичным в других отношениях, он дни и ночи был занят одной мыслью – думал только о том, что имело отношение к этой войне. Прежде всего он просил сенат отправить уполномоченных в Македонию с тем, чтобы они осмотрели войско и флот и по тщательном исследовании донесли, что именно требуется для войск сухопутных или морских; кроме того, они должны разведать, насколько значительны силы царя и какое пространство занимает наше войско и войско неприятельское; стоят ли римляне лагерем в горах или уже прошли все теснины и достигли ровной местности; кто наши верные союзники, кто – сомнительные, чья верность зависит от обстоятельств, и кто несомненные враги наши; сколько заготовлено провианта и откуда он должен быть доставлен сухим путем, откуда – морем; какие военные действия происходили этим летом на суше и на море; на основании этих точных сведений, по его мнению, можно будет составить определенные планы на будущее время. Сенат поручил консулу Гнею Сервилию отправить в Македонию в качестве послов трех человек, по усмотрению Луция Эмилия. Через два дня послами отправились Гней Домитий Агенобарб, Авл Лициний Нерва и Луций Бебий.

Получено было известие о том, что в конце этого года дважды шел каменный дождь – раз в римской области и раз в вейской, и оба раза совершались девятидневные умилостивительные жертвоприношения. В этом же году умерли жрецы: Публий Квинктилий Вар, фламин Марса, и децемвир Марк Клавдий Марцелл, на место которого был назначен Гней Октавий. Замечено, что с увеличением роскоши при курульных эдилах Публии Корнелии Сципионе Назике и Публии Лентуле на игры в цирке выведены были шестьдесят три африканские пантеры, сорок медведей и слонов.

19. В консульство Луция Эмилия Павла и Гая Лициния [168 г.], в мартовские иды, в начале следующего года, когда отцы напряженно ожидали в особенности того, что сообщит консул относительно доставшейся ему провинции Македонии, Луций Эмилий Павел сказал, что он ничего не имеет сообщить, так как не возвратились еще отправленные туда послы. Впрочем, прибавил он, послы находятся уже в Брундизии после того, как два раза течением относило их в Диррахий. Разузнав все, что прежде всего нужно знать в интересах государства, он, Эмилий Павел, немедленно доложит об этом сенату; все это будет сделано в течение нескольких дней, а чтобы ничто не задерживало его отъезда, для Латинских празднеств им назначен день накануне апрельских ид. Совершив надлежащим образом жертвоприношение, он и Гай Октавий отправятся из города, как только сенат выскажется по этому поводу. Его товарищ Гай Лициний позаботится в его отсутствие приготовить и отправить все, что потребуется для настоящей войны. А между тем можно выслушать посольства, присланные от чужеземных народов.

Прежде всего приглашены были александрийские послы от царственной четы – Птолемея и Клеопатры. Войдя в курию в траурной одежде, с отросшими бородами и волосами, держа масличные ветви в руках, они пали на землю, и речь их возбуждала еще большее сострадание, чем их вид. Антиох, царь сирийский, бывший заложником в Риме, под благовидным предлогом возвращения царской власти старшему Птолемею, вел войну с его младшим братом[1234]1234
  …под благовидным предлогом возвращения царской власти старшему Птолемею, вел войну с его младшим братом… – Старший Птолемей – Птолемей VI Филометор (180–145 до н. э.), младший – Птолемей VIII Эвергет II Фискон (145–116 до н. э.). – Примеч. ред.


[Закрыть], который в это время владел Александрией, в морском сражении одержал победу при Пелусии и, наскоро построив мост через Нил, переправился по нему с войском, угрожая осадой самой Александрии; по-видимому, дело клонится к тому, что он скоро овладеет богатейшим царством. Жалуясь на это, послы просили сенат подать помощь государству и царственной чете, дружественно расположенным к Римскому государству. Заслуги-де римского народа по отношению к Антиоху громадны, авторитет римлян в глазах всех царей и народов весьма велик; поэтому, если они отправят послов с извещением о том, что сенату не угодно, чтобы кто-нибудь воевал с союзными ему царями, то Антиох тотчас уйдет от стен Александрии и уведет войско в Сирию. Если же римляне замедлят это сделать, то вскоре Птолемей и Клеопатра, изгнанные из своего царства, явятся в Рим, к некоторому стыду римского народа, что он не оказал союзникам никакой помощи в крайней опасности. Сенаторы, тронутые просьбами александрийских послов, немедленно отправили в качестве послов Гая Попилия Лената, Гая Децимия и Гая Гостилия для прекращения войны между царями.

Послам приказано было отправиться сначала к Антиоху, потом к Птолемею объявить, что если они не прекратят войны, то тот из них, кто будет виновником этого, не будет считаться ни другом, ни союзником римского народа.

20. Когда римские послы вместе с александрийскими в трехдневный срок отправились из города, в последний день праздника Квинкватрий явились послы из Македонии; прибытия их ждали с таким нетерпением, что если бы не наступил вечер, то консулы немедленно созвали бы сенат. На другой день было заседание сената, и выслушали послов. Они заявили, что римское войско не столько с выгодой, сколько с опасностью для себя через непроходимые горные ущелья введено в пределы Македонии; Пиерию, до которой оно дошло, занимает царь; лагерь римский так близко от неприятельского, что их разделяет только река Элпей. Царь не дает возможности сразиться, а у наших войск недостаточно сил, чтобы принудить его к тому. Сверх того, военным действиям помешала еще зима. Воинов кормят без всякого дела, а между тем провианта у них не более как на шесть дней. Говорят, что у македонян 30 000 воинов. Если бы у Аппия Клавдия было достаточно сильное войско около Лихнида, то можно было бы войной в двух местах разъединить силы царя; теперь же и Аппию, и всему гарнизону грозит величайшая опасность, если тотчас же не будет послана туда полная армия[1235]1235
  …полная армия… – «Полная» армия состояла из двух легионов и соответствующего числа союзников.


[Закрыть] или если Аппий с его отрядом не будут уведены оттуда. Отправившись из лагеря к флоту, они слышали, что часть моряков погибла от болезней, а другие, – преимущественно те, которые были набраны в Сицилии, – разошлись по домам, и на судах ощущается недостаток в людях; остающиеся там не получают жалованья и не имеют одежды. Евмен с флотом, точно их занесло ветром, без всякой причины и явились, и ушли обратно; обнаружилось, что настроение царя не надежно. Насколько сомнительны, по сообщению послов, все действия Евмена, настолько же непоколебима верность Аттала.

21. Когда выслушали послов, Эмилий заявил, что теперь он сделает доклад о войне. Сенат постановил, чтобы консулы и народ для восьми легионов избирали по равному числу трибунов; однако в этом году решено было никого не избирать, кроме тех, которые занимали какую-нибудь почетную должность. Затем из всех военных трибунов Луций Эмилий должен выбрать, кого из них он пожелает, для двух легионов в Македонии, и по окончании Латинских празднеств консул Луций Эмилий и претор Гней Октавий, которому было поручено командование флотом, должны отправиться в провинции. К ним прибавлен был третий – претор Луций Аниций, которому принадлежало судопроизводство между иноземцами; сенат назначил его преемником Аппия Клавдия в провинцию Иллирию, около Лихнида. Забота о наборе возложена была на консула Гая Лициния. Ему приказано было набрать 7000 римских граждан, 200 всадников, а от союзников латинского племени потребовать 7000 пехотинцев и 400 всадников; Гнею Сервилию, который управлял провинцией Галлией, послал письмо, чтобы он набрал 600 всадников. Это войско ему велено было послать в Македонию к своему товарищу как возможно скорее. В этой провинции должно быть не более двух легионов, в таком составе, чтобы в каждом было по 6000 пехотинцев и по 300 всадников; остальную пехоту и конницу следует распределить по гарнизонам, а тех из них, которые окажутся негодными для военной службы, распустить по домам. Кроме того, союзникам приказано было выставить 10 000 пехотинцев и 800 всадников. Эти подкрепления даны были Аницию, кроме двух легионов, которые ему велено было переправить в Македонию; каждый из них состоял из 5200 пехотинцев и 300 всадников. И для флота также набрано было 5000 моряков. Консулу Лицинию было приказано занять провинцию легионами и прибавить к этому числу 10 000 пехотинцев и 600 всадников.

22. После того как состоялись сенатские постановления, консул Луций Эмилий из курии вышел в народное собрание и держал такую речь: «Я, кажется, заметил, квириты, что, после того как мне досталась по жребию провинция Македония, меня поздравляли гораздо больше, чем в то время, когда меня приветствовали консулом, или в тот день, когда я вступил в отправление этой должности. Это случилось не по другой какой-либо причине, а только потому, что вы считаете меня способным положить достойный величия римского народа конец этой, так долго затянувшейся, войне в Македонии. Я надеюсь, что и боги содействовали моему избранию и что они помогут мне в моих предприятиях. Это отчасти я могу предчувствовать, а отчасти и надеяться на это; но я осмеливаюсь утверждать за верное, что я употреблю все усилия к тому, чтобы не обмануть ваших ожиданий. Все, что нужно для войны, указал сенат, и так как он решил, чтобы я немедленно отправился к месту своего назначения, а я со своей стороны не замедлю исполнить это постановление, то мой товарищ Гай Лициний, превосходный человек, устроит все с таким же рвением, как будто бы ему самому предстояло вести эту войну.

Вы же верьте тому, что я напишу сенату или что сообщат вам должностные лица; но вашей доверчивостью не давайте пищи слухам, для которых нет свидетеля. По крайней мере, теперь, в нынешнюю войну, я особенно заметил то, что бывает обыкновенно: никто не пренебрегает молвой настолько, чтобы ум его не мог поддаться ее влиянию. Ведь нынче повсюду и даже – если угодно богам – на пирах находятся люди, которые готовы вести войско в Македонию: они-то знают, где следует расположиться лагерем, какие местности занять гарнизонами, когда и через какой проход вступить в Македонию, где устроить хлебные склады, где провезти провиант сухим путем, где морем, когда вступить с врагом в открытый бой и когда лучше оставаться спокойным. И такие люди не только решают, что следует делать, но во всем, что сделано иначе, чем они думали, они обвиняют консула, точно перед судом. Это служит большой помехой для тех, кто действует на войне. Ведь не все могут быть так тверды и устойчивы против неблагоприятной молвы, как был Квинт Фабий, который предпочел, чтобы легкомыслие народа умалило его власть, но не пожелал дурно вести государственные дела, пользуясь в то же время лестными отзывами о нем народа. Я не таков, чтобы думать, будто не следует обращаться с советами к вождям; напротив, того, кто действует во всем исключительно только по своему убеждению, я считаю скорее гордым, чем мудрым человеком. Так в чем же дело? Прежде всего, полководцам должны подавать советы люди благоразумные, сведущие собственно в военном деле, умудренные опытом; затем те, которые принимают участие в делах, которые видят место, неприятеля, благоприятные обстоятельства, которые, как бы находясь на одном и том же корабле, принимают участие в опасности. Поэтому, если кто-нибудь уверен в том, что он может подать мне совет, полезный для государства, в войне, которую я должен вести, то пусть он не откажет в своем содействии общему благу и отправляется со мной в Македонию. Я предоставлю в его распоряжение корабль, коня, палатку и помогу даже путевыми деньгами. Если кому это представляется затруднительным и он предпочитает спокойную жизнь в городе трудностям военной службы, пусть тот с берега не управляет кораблем. Для разговоров много пищи и в самом городе; пусть каждый ограничивает свою болтливость этими пределами и знает, что с нас довольно будет и тех советов, которые мы получим в лагере».

После этой речи, совершив надлежащим образом жертвоприношение на Альбанской горе, во время Латинских празднеств, бывших накануне апрельских календ, консул и претор Гней Октавий немедленно отправились оттуда в Македонию. Повествуют, что консула провожала более многочисленная толпа, чем обыкновенно, и народ питал почти полную уверенность, что близок конец Македонской войне и что консул скоро возвратится, получив блестящий триумф.

23. Пока в Италии происходили эти события, Персей и не собирался доводить до конца начатое уже дело, так как это сопряжено было с денежными тратами, а именно – взять к себе в союзники Гентия, царя иллирийцев; но после того как он узнал, что римляне вступили в горный проход и что настает последний решительный момент войны, то, не считая возможным откладывать дело далее, при посредстве посла Гиппия он заключил по этому поводу договор с Гентием, обещая ему 300 талантов серебра, причем та и другая сторона должна была представить заложников; для приведения в исполнение этого плана он послал Пантавха, одного из самых преданных ему друзей. В Метеоне, в земле лабеатов, Пантавх встретился с царем иллирийцев; там принял он и клятву от царя, и заложников, и со стороны Гентия был отправлен посол по имени Олимпий потребовать клятвы и заложников от Персея. С тем же Олимпием были посланы для получения денег Парменион и Морк; по совету Пантавха они были избраны, чтобы отправиться послами на Родос вместе с македонянами. Им было поручено отправиться на Родос только тогда, когда царь даст им клятву, заложников и деньги; именем-де двух царей зараз можно побудить родосцев к войне с римлянами.

Если присоединится государство, пользовавшееся в то время исключительной славой на море, то ни на суше, ни на море не останется римлянам надежды на победу.

При приближении иллирийцев Персей, двинувшись со всей конницей из лагеря при реке Элпей, встретил их у Дия. Там выполнено было то, относительно чего состоялось соглашение; при этом кругом стояла толпа всадников: царь желал, чтобы они присутствовали при торжественном заключении союзного договора с Гентием, полагая, что это придаст им значительную долю мужества. В присутствии всех та и другая сторона обменялась заложниками; отправив в Пеллу к царскому казнохранилищу послов Гентия за получением денег, Персей отдал приказание сесть на корабль в Фессалонике тем, которые были уполномочены вместе с иллирийцами отправиться на Родос. Там был Метродор, который недавно прибыл с Родоса и, ссылаясь на Динона и Полиарата, стоявших во главе государства, уверял, что родосцы готовы к войне. Он был поставлен во главе соединенного посольства македонян и иллирийцев.

24. В то же самое время и к Евмену, и к Антиоху отправлены были послы с одинаковыми поручениями, которые могло подсказать положение дел: по самой-де природе своей свободное государство и монархия враждебны друг другу. Римский народ нападает на каждое государство в отдельности и, что еще более возмутительно, побивает царей царскими же силами. При содействии Аттала римляне стеснили отца его, Персея; при помощи Евмена, а отчасти и его отца Филиппа, они победили Антиоха; против него, Персея, вооружены теперь Евмен и Прусий. Если Македонское царство будет уничтожено, то ближе всего Азия, которую римляне, под предлогом освобождения государств, уже отчасти подчинили себе, а затем – Сирия. Уже Прусию оказывают больше почестей, чем Евмену, Антиоха-победителя лишают победной награды – Египта. Поэтому Персей советовал каждому царю в отдельности позаботиться о том, чтобы или побудить римлян заключить мир с ним, Персеем, или, если они будут упорно продолжать беззаконную войну, считать их общими врагами всех царей.

Антиоху было дано поручение открыто; к Евмену отправлен был посол под предлогом выкупа пленных; но на самом деле велись тайные переговоры, которые в настоящее время делали Евмена ненавистным и подозрительным в глазах римлян и навлекали на него ложные, но тяжкие обвинения, ибо его считали изменником и почти врагом, между тем как два царя, стараясь уловить друг друга, состязались в обманах и алчности. В числе самых задушевных друзей Евмена был критянин Кидас. Этот Кидас вел переговоры сначала при Амфиполе с неким Химаром, своим соотечественником, находившимся на службе у Персея, а после того при Деметриаде, под самыми стенами города, в первый раз с Менекратом, а вторично с Антимахом, царскими вождями. И Герофонт, отправленный тогда для переговоров, уже ранее участвовал в двух посольствах к тому же самому Евмену. Эти переговоры были тайными, и о миссиях этих шла дурная молва, но неизвестно было, что решено и какое соглашение состоялось между царями. А дело было так.

25. Евмен не сочувствовал победе Персея и не имел намерения помогать ему в войне, не потому, что между ними существовала унаследованная от отцов вражда, а из-за их взаимной ненависти друг к другу. Таково было соперничество между царями, что Евмен не мог равнодушно смотреть, как Персей достигает такого могущества и такой славы, какая ожидала его после победы над римлянами. Евмен замечал, что и Персей уже с самого начала войны всячески пытался заключить мир, и чем ближе становилась опасность, тем быстрее он ничего другого не предпринимал и ни о чем другом не помышлял. Да и римляне – как сами вожди, так и сенат – склонны были окончить такую невыгодную и трудную войну, так как она затянулась сверх ожидания. Узнав о таком желании обеих сторон и веря, что это может случиться даже само собою, вследствие нежелания сильнейшей стороны вести войну и вследствие робости слабейшей, он предпочел скорее продать свое содействие воюющим сторонам, чем снискать их расположение к себе; ибо он то договаривался о том, чтобы не помогать римлянам в войне ни на суше, ни на море, то выговаривал себе плату за посредничество в заключении мира с ними, за то, чтобы не принимать участия в войне, он выговаривал себе тысячу талантов, чтобы устроить мир – тысячу пятьсот. В том и другом случае он выражал свою готовность не только поручиться честным словом, но и представить заложников.

Персей, под влиянием страха, выказывал величайшую готовность начать дело и без всякой отсрочки стал толковать о принятии заложников; было условлено, чтобы принятые заложники были посланы на Крит. Как только дело дошло до упоминания о деньгах, он начал колебаться и говорил, что во всяком случае плата для таких знаменитых царей гнусна и позорна, как для того, кто дает деньги, так еще более для того, кто получает их; впрочем, в надежде на мир с римлянами он не отказывается от издержек, но отдаст эти деньги только тогда, когда дело будет окончено, а пока положит их в храме на Самофракии. Так как этот остров принадлежал Персею, то Евмен не видел никакой разницы, там ли будут деньги или в Пелле; поэтому он старался только о том, чтобы взять хоть какую-нибудь часть денег наличными. Так цари, тщетно стараясь обмануть друг друга, ничего не приобрели, кроме бесславия.

26. И не это только дело упустил Персей вследствие своего корыстолюбия, когда, уплатив деньги, он мог или иметь через посредство Евмена мир, который следовало купить хотя бы за часть своих владений, или, в случае обмана, выставить к позорному столбу своего врага, получившего огромную плату, и вполне справедливо вооружить против него римлян; но и ранее вследствие той же жадности он упустил готовый союз с царем Гентием и огромное вспомогательное войско галлов, рыскавших по Иллирии. Шли 10 000 всадников и столько же пехотинцев, которые быстротой движения равнялись с конницей и вместо упавших всадников брали их коней и выступали в бой. Они выговорили себе по условию получить немедленно по прибытии: всадник по десять золотых монет, пехотинец по пять, а вожди – по тысяче. При их приближении Персей выступил им навстречу из лагеря при Элпее с половиной войск и, желая иметь в изобилии хлеб, вино и скот, стал объявлять по селениям и городам, лежавшим близко к дороге, чтобы собирали провиант. Сам Персей взял с собою лошадей, уборы для них, военные плащи в дар предводителям и небольшое количество золота с тем, чтобы распределить его между немногими, полагая, что остальную массу народа можно увлечь одними только обещаниями. Он достиг города Алмана и на берегу Аксия расположился лагерем. Около Десудабы, в Медийской области, расположилось галльское войско, дожидаясь условленной платы. Царь отправил туда Антигона, одного из своих придворных, с приказанием галльскому войску подвинуть лагерь к Билазоре – это место находится в Пеонии, – а предводителям явиться к нему в большом числе. Они находились на расстоянии семидесяти пяти миль от Аксия и от царского лагеря. Когда Антигон передал галлам то, что было ему поручено, и прибавил, среди какого изобилия припасов всякого рода, заготовленных заботливостью царя, галлы будут следовать и с какими подарками, состоящими из одежд, денег и коней, встретит царь предводителей при их прибытии. На это галлы отвечали, что в этом они убедятся лично, и спросили, привез ли он с собой, согласно условию, золото, которое следовало раздать каждому пехотинцу и всаднику. Когда на это не последовало никакого ответа, Клондик, царек галлов, сказал: «Ступай и скажи царю: если галлы не получат золота и заложников, то никуда не двинутся далее».