Текст книги "История Рима от основания Города"

23. Корнелию триумф был присужден единогласно. Расположение к этому консулу увеличили еще жители Плацентии и Кремоны, с благодарностью заявлявшие, что он избавил их от осады, а большинство даже освободил от рабства, так как они были во власти врагов. Квинт Минуций только попытался представить доклад, но, заметив, что весь сенат против него, сказал, что он и по праву верховной власти, и по примеру многих знаменитых мужей справит триумф на Альбанской горе. Гай Корнелий отпраздновал свой триумф над инсубрами и ценоманами, находясь в должности консула. В торжественном шествии несли множество военных знамен, везли на взятых у врагов повозках множество галльских доспехов; перед колесницей триумфатора вели много знатных галлов, среди которых, как уверяют некоторые, был карфагенский полководец Гамилькар. Впрочем, больше внимания обратила на себя следовавшая за колесницей толпа кремонских и плацентинских колонистов в шапках[1042]1042
  …в шапках. – Как знак освобождения от рабства.


[Закрыть]. Во время этого триумфа несли 237 500 медных ассов и 79 000 серебряных денариев[1043]1043
  …серебряных денариев. – Это испанские денарии с иберийскими надписями.


[Закрыть]. Каждому воину было дано по 70 медных ассов, а каждому всаднику и центуриону вдвое больше. Консул Квинт Минуций справлял триумф над инсубрами и бойями-галлами на Альбанской горе. Этот триумф был менее почетен как по месту празднества и славе о деяниях, так и потому, что, как все знали, издержки на него не были испрошены из государственной казны. Однако он был почти равен первому по количеству знамен, повозок и доспехов; даже сумма денег была почти равна: несли во время шествия 254 000 медных ассов и 53 200 серебряных денариев; пехотинцам, всадникам и центурионам дано было каждому столько же, сколько дал товарищ.

24. После триумфа происходили консульские комиции. Консулами избраны были Луций Фурий Пурпуреон и Марк Клавдий Марцелл [196 г.]. На следующий день были избраны в преторы Квинт Фабий Бутеон, Тиберий Семпроний Лонг, Квинт Минуций Терм, Маний Ацилий Глабрион, Луций Апустий Фуллон и Гай Лелий.

Почти в конце года пришло письмо от Тита Квинкция, в котором сообщалось, что он сразился в Фессалии с царем Филиппом и что неприятельское войско разбито и обращено в бегство. Это письмо сначала было прочитано в сенате претором Сергием, затем, с согласия отцов, в народном собрании, и за успешные действия назначено было пятидневное молебствие. Вскоре после того и от Тита Квинкция и от царя Филиппа явились послы. Македоняне были отведены за город на общественную виллу, и там им предоставлена была квартира и содержание на государственный счет, и дана аудиенция в храме Беллоны; говорено было там немного, так как македоняне заявили, что царь Филипп исполнит все, что бы ни постановил сенат. По обычаю предков назначены были десять уполномоченных, по совету которых главнокомандующий Тит Квинкций должен был предписать условия мира царю Филиппу; к этому постановлению было прибавлено, чтобы в число уполномоченных вошли Публий Сульпиций и Публий Виллий, которые раньше в качестве консулов[1044]1044
  …раньше в качестве консулов… – Сульпиций – в 200 году до н. э.; Виллий – в 199 году до н. э.


[Закрыть] управляли провинцией Македонией.

В тот же день, по просьбе жителей Кóзы увеличить им число колонистов, было приказано набрать тысячу человек с тем только условием, чтобы в это число не попал никто из тех, кто перешел к врагам после консульства Публия Корнелия и Тиберия Семпрония [218 г.].

25. В том году курульными эдилами Публием Корнелием Сципионом и Гнеем Манлием Вульсоном были устроены Римские игры в цирке и в театре с бóльшим великолепием, чем в другое время; зрители также смотрели с большей радостью по случаю удач на войне; игры целиком были повторены три раза. Плебейские игры повторены семь раз. Устраивали эти игры Маний Ацилий Глабрион и Гай Лелий; они же на штрафные деньги отлили три медные статуи: Цереры, Либера и Либеры.

По вступлении в консульскую должность Луция Фурия и Марка Клавдия Марцелла, когда зашла речь о провинциях и сенат решил назначить обоим Италию, консулы настаивали, чтобы был брошен жребий относительно и Италии, и Македонии. Марцелл, имевший более сильное желание занять эту провинцию, утверждал, что мир заключен притворно и фальшиво, что царь снова начнет войну, как только оттуда будет выведено войско; этим он заставил сенаторов колебаться в решении и, может быть, достиг бы цели, если бы народные трибуны Квинт Марций Ралла и Гай Атиний Лабеон не заявили, что они будут протестовать, если прежде сами не спросят плебеев, желают ли и повелевают ли они, чтобы был мир с царем Филиппом. Предложение это было сделано плебеям на Капитолии; все тридцать пять триб повелели: «Как ты предлагаешь». Печальное известие из Испании заставило всех еще более радоваться заключению мира в Македонии. Сделалось известным письменное сообщение о том, что Гай Семпроний Тудитан, проконсул Ближней Испании, побежден в сражении, войско его разбито и обращено в бегство, в битве пало много славных мужей, сам Тудитан, вынесенный из сражения тяжело раненным, вскоре умер.

Решено было дать в управление обоим консулам Италию с теми легионами, которые были у предшествовавших консулов, а также повелено, чтобы они набрали четыре новых легиона, два – для города, а два – для отправления туда, куда решит сенат. Титу Квинкцию Фламинину приказано было управлять провинцией с теми же двумя легионами; относительно же продления его власти признаны были достаточными уже ранее принятые меры[1045]1045
  …относительно же продления его власти признаны были достаточными уже ранее принятые меры. – В 199 году до н. э. См. XXXII, 28.


[Закрыть].

26. Затем бросали жребий относительно провинций преторы. Луцию Апустию Фуллону досталось судопроизводство между гражданами, Манию Ацилию Глабриону судопроизводство между гражданами и иностранцами; Квинт Фабий Бутеон получил в управление Дальнюю Испанию, Квинт Минуций Терм – Ближнюю, Гай Лелий – Сицилию, Тиберий Семпроний Лонг – Сардинию. Было решено, чтобы Квинту Фабию Бутеону и Квинту Минуцию, которым достались Испании, консулы дали по одному, какому угодно, легиону из четырех, набранных ими, и по 4000 пехоты и по 300 всадников из союзников латинского племени. Им приказано было отправляться в провинции возможно скорее. Война в Испании, окончившаяся одновременно с Пунической войной, снова началась пять лет спустя.

Прежде чем эти преторы отправились на войну – почти новую, так как тогда в первый раз испанцы взялись за оружие самостоятельно, без всякого карфагенского войска и предводителя, – или прежде чем консулы двинулись из города, приказано было принести умилостивительные жертвы, как обыкновенно, по поводу сообщения о чудесных знамениях. Римский всадник Публий Виллий на пути в Сабинскую область был убит молнией вместе с лошадью. На капенском поле молния ударила в храм Феронии; у храма Монеты сгорели концы двух копий; волк, войдя Эсквилинскими воротами и пробежав по самой населенной части города на форум, ушел почти невидимым по Этрусской улице, затем по Цермалу через Капенские ворота. По поводу этих чудесных знамений были принесены в жертву крупные животные.

27. В те же дни Гней Корнелий Блазион, который перед Гаем Семпронием Тудитаном управлял Ближней Испанией, согласно постановлению сената вступил в город с овацией. Перед ним несли 1515 фунтов золота, 20 000 фунтов серебра и 34 500 серебряных денариев. Луций Стертиний из Дальней Испании, не имея даже надежды на триумф, внес в государственное казначейство 50 000 фунтов серебра и из добычи построил две арки на Бычьем рынке перед храмами Фортуны и Матери Матуты и одну в Большом цирке и на них поставил позолоченные статуи. Вот почти все, что произошло в продолжение зимы.

В то время Тит Квинкций зимовал в Элатии; между многими другими просьбами союзников, беотийцы попросили и добились того, чтобы им были возвращены их единоплеменники, служившие у Филиппа. Тит Квинкций легко согласился на их просьбу не потому, что считал их достойными, но чтобы приобрести расположение государств к римскому имени, так как царь Антиох уже навлек на себя подозрение. По возвращении их тотчас обнаружилось, что Квинкций не добился от беотийцев никакой благодарности: они отправили к Филиппу послов благодарить за возвращение соотечественников, как будто это сделано было для них, а не ради Квинкция и римлян, и в начальники Беотии[1046]1046
  …в начальники Беотии… – Беотархи – высшие должностные лица Беотийского союза. Выбирались на год, но повторное избрание не возбранялось; в своих городах осуществляли исполнительную власть, представительствуя в то же время в союзной коллегии. В функции беотархов входило и военное командование.


[Закрыть] выбрали в ближайшем народном собрании некоего Брахилла только за то, что он был предводителем беотийцев, служивших у царя, а Зевксиппа и Писистрата, сторонников союза с римлянами, обошли. Последние и в настоящем были этим недовольны, и стали бояться за будущее; если делаются такие дела, думали они, когда римляне сидят почти у ворот, то что с ними будет, когда римляне отправятся в Италию, а Филипп под боком станет помогать своим союзникам, будучи враждебным к тем, которые принадлежали к противной партии?

28. Поэтому они решили уничтожить Брахилла, главу царских сторонников, пока римское войско находится вблизи. Для этой цели было выбрано время, когда он, выпивши, возвращался домой с пира, устроенного на общественный счет, в сопровождении женоподобных мужчин, которые присутствовали на торжественном пиру для забавы гостей. Его окружили шесть вооруженных людей, из которых трое были италийцы, а трое этолийцы, и убили. Спутники разбежались и подняли жалобный крик; по всему городу началась беготня с факелами; во время этого переполоха убийцы проскользнули в ближайшие ворота. На рассвете в театре образовалось многочисленное народное собрание, как будто оно было заранее назначено или созвано глашатаем. Там открыто заявляли, что Брахилл убит своими спутниками и теми отвратительными мужчинами, а в душе считали виновником убийства Зевксиппа. В настоящее время решено было схватить тех, которые были вместе с ними, и подвергнуть их допросу. В то время как их допрашивали, Зевксипп, желая спокойствием отклонить от себя обвинение, явился в собрание и сказал, что ошибаются те, которые думают, что такое ужасное убийство совершено теми полумужчинами; приведя в пользу этого соображения много вероятных доказательств, он уверил некоторых в том, что если бы он сознавал за собою вину, то никогда не предстал бы перед толпой и без всякого вызова не стал бы упоминать об этом убийстве. Другие, напротив, не сомневались, что он, бессовестно идя навстречу обвинению, отвлекает от себя подозрение. Немного спустя невинно подвергнутые пытке, сами ничего не зная, но опираясь на всеобщее убеждение, как на показание, назвали Зевксиппа и Писистрата, хотя не привели никакого доказательства тому, почему они, по-видимому, что-нибудь знают об этом. Однако Зевксипп вместе с каким-то Стратонидом ночью бежал в Танагру, боясь не столько доноса людей, ничего не знавших, сколько своей совести; Писистрат же, не обращая внимания на доносчиков, остался в Фивах. У Зевксиппа был раб, который был посредником и помощником во всем этом преступлении; боясь его доноса, Писистрат этим самым своим опасением заставил его донести; он отправил Зевксиппу письмо, прося уничтожить соучастника-раба: он-де был пригоден для того, чтобы совершить преступление, но для того, чтобы скрывать, не так удобен. Несший это письмо получил приказание передать его как можно скорее Зевксиппу; но так как он не имел возможности тотчас увидать Зевксиппа, то и передал письмо тому самому рабу, которого считал за самого преданного хозяину, и, передавая, прибавил, что письмо от Писистрата о деле, очень важном для Зевксиппа. Раб ответил, что он тотчас передаст его, но, подстрекаемый предчувствием, открыл его и, прочитав, в страхе прибежал в Фивы и сделал донос начальству. Зевксипп, встревоженный бегством раба, удалился в Антедон, находя это место более безопасным для изгнания. Писистрат же и другие были подвергнуты допросу под пыткой и казнены.

29. Это убийство возбудило непримиримую ненависть к римлянам у фиванцев и у всех беотийцев, так как они были уверены, что Зевксипп, глава племени, совершил это преступление не без совета римского главнокомандующего. Но для восстания у них не было ни сил, ни вождя. Тогда они взялись за разбой, что было ближе всего к войне, и стали перехватывать римских воинов, одних принимая в гости, других – когда они во время зимней стоянки разъезжались в отпуск по разным делам. Некоторые были убиваемы на самих дорогах в известных скрытых местах из засады, другие коварно были завлекаемы в пустынные гостиницы. Наконец преступления стали совершаться не только из ненависти, но и из жадности к добыче, так как воины, бывая в отпуске почти всегда ради торговли, носили за поясом серебро. Сначала пропадали немногие, затем число пропавших увеличивалось со дня на день, и Беотия стала приобретать дурную славу; воины начали выходить из лагеря с бóльшим опасением, чем в неприятельской стране. Тогда Квинкций отправляет по государствам послов для производства расследования относительно разбоев. Весьма много трупов найдено было около Копаидского болота: там были вырыты из грязи и вытащены из болота трупы с привязанными к ним камнями или кувшинами, чтобы тяжесть увлекала их в глубину; много преступлений открыто было в Акрефии и в Коронее. Сначала Квинкций потребовал от беотийцев выдачи виновников и уплаты пятисот талантов за пятьсот воинов – столько было убитых. Так как ни то ни другое требование не было выполнено и государства только извинялись словесно, что никакого преступления не было совершено по общему решению, то Квинкций отправил послов в Афины и Ахайю заявить союзникам, что он станет преследовать беотийцев справедливой и законной войной. Затем приказал Аппию Клавдию идти с частью войск против Акрефии, а с другой частью сам осадил Коронею, опустошив предварительно поля в разных направлениях, где прошли из Элатии два отряда. Пораженные таким бедствием, которое всюду наводило страх и заставляло обращаться в бегство, беотийцы отправляют послов. Когда они не были допущены в лагерь, то явились на помощь афиняне и ахейцы. Просьба ахейцев имела более силы, так как они решили, если не добьются мира для беотийцев, вести вместе с ними войну. Через ахейцев и беотийцы получили доступ и возможность говорить с Квинкцием. Мир был заключен с ними, но им приказано было выдать виновных и уплатить тридцать талантов штрафа; затем была прекращена осада.

30. Немного дней спустя прибыли из Рима десять уполномоченных, по совету которых с Филиппом заключен был мир на следующих условиях: все греческие государства, находящиеся в Европе и в Азии, должны быть свободны и пользоваться своими законами; из тех, которые были под властью Филиппа, он должен вывести свои гарнизоны и передать их римлянам свободными до наступления Истмийских игр[1047]1047
  …до наступления Истмийских игр… – Истмийские игры – общегреческие праздничные состязания в честь Посейдона. Они проводились в сосновой роще на Истмийском перешейке с 581 года до н. э. каждые два года, в первый и третий год каждой Олимпиады, весной. С 228 года до н. э. в играх стали участвовать и римляне.


[Закрыть]; должен вывести гарнизоны также и из находящихся в Азии городов: Эврома, Педиасов, Баргилий, Иаса, Мирины, Абидоса, Фасоса и Перинфа – их также решено было сделать свободными. О решении сената и десяти уполномоченных относительно свободы киосцев Квинкций должен написать царю вифинскому Прусию. Затем Филипп должен был возвратить римлянам пленных и перебежчиков, выдать все крытые корабли, кроме пяти и одного царского, почти негодного к употреблению по своей величине, так как его приводили в движение из рядов весел; не держать вооруженными более 5000 воинов и ни одного слона; не вести войн за пределами Македонии без разрешения сената; уплатить римскому народу 1000 талантов, половину – теперь, а половину по частям в продолжение десяти лет. Валерий Антиат передает, что на царя была наложена дань по 4000 фунтов серебра в течение десяти лет; Клавдий – в течение тридцати лет по 4200 фунтов и сразу же 20 000 фунтов. По его же свидетельству, особо было прибавлено, чтобы Филипп не вел войну с Евменом, сыном Аттала – он в то время только что вступил на престол. В обеспечение этого были взяты заложники, в числе их Деметрий, сын Филиппа. Валерий Антиат прибавляет, что Атталу заочно были подарены остров Эгина и слоны, родосцам – Стротоникея и другие города Карии, которыми владел Филипп; афинянам отданы острова Лемнос, Имброс, Делос и Скирос.

31. Все греческие государства одобряли этот мир, одни только этолийцы, тайно выражая неудовольствие, порицали решение десяти уполномоченных. Это, говорили они, пустые слова, подкрашенные призраком свободы; почему иные города передаются римлянам и не поименовываются, другие поименовываются и делаются свободными без передачи, как не потому, что освобождаются азиатские города, более безопасные по самой отдаленности, греческие же города, не будучи даже поименованы – Коринф, Халкида, Орей, Эретрия и Деметриада – захватываются. Обвинение было не совсем неосновательно, ибо было сомнение относительно Коринфа, Халкиды и Деметриады, так как в сенатском постановлении, на основании которого были отправлены из города десять уполномоченных, прочие города Греции и Азии освобождались без всякого сомнения, а относительно этих трех городов приказано было уполномоченным постановить и полезное для государства, и согласное с их добросовестностью решение, какого потребуют политические обстоятельства. Причина тому заключалась в царе Антиохе, который, было несомненно, переправится в Европу, как только признает свои силы достаточными; ему-то они и не желали оставлять такие удобные города, чтобы он свободно мог занять их.

Квинкций с десятью уполномоченными отправился из Элатии в Антикиру, а оттуда переправился в Коринф. Там почти целые дни шли совещания о свободе Греции в присутствии десяти уполномоченных. Квинкций неоднократно повторял, что нужно освободить всю Грецию, если хотят связать языки этолийцев, если хотят всем внушить любовь и уважение к римскому имени, если хотят уверить, что римляне переплыли море для освобождения Греции, а не для того, чтобы отнять власть у Филиппа и взять себе. Другие ничего не возражали относительно свободы городов, однако заявляли, что для них самих было бы безопаснее некоторое время оставаться под охраной римлян, чем взять в повелители Антиоха вместо Филиппа. Наконец было решено так: передать Коринф ахейцам с тем, однако, чтобы в его крепости оставался римский гарнизон; Халкиду и Деметриаду удержать, пока не исчезнет опасность со стороны Антиоха.

32. Наступало обычное время празднования Истмийских игр, которые и в другую пору были многолюдны, как вследствие врожденной греческому народу любви к зрелищу, на котором происходили всякого рода состязания в искусствах, силе и ловкости, так и потому, что вследствие удобства места, доставлявшего людям при посредстве двух противолежащих морей все потребные предметы, тут происходило торжище, собиравшее жителей Европы и Азии; а в ту пору стеклись со всех сторон не только для удовлетворения обычных нужд, но и потому, что напряженно ожидали узнать, каково будет далее положение Греции, какова будет судьба каждого государства в частности; не втихомолку только, но и открыто в своих беседах одни высказывали одни, другие – другие предположения о том, как поступят римляне; но едва ли кто-нибудь был убежден, что они совсем уйдут из Греции. Заняли места для того, чтобы смотреть на зрелище; глашатай с трубачом по обычаю выступил на средину арены, откуда обыкновенно объявлялось празднество торжественной формулой, и, водворив трубой молчание, произнес следующее: «Римский сенат и главнокомандующий Тит Квинкций, победив царя Филиппа и македонян, приказывают, чтобы были свободны, не платили податей, имели свои законы все коринфяне, фокейцы, локрийцы, остров Эвбея, магнесийцы, фессалийцы, перребы и фтиотийские ахейцы». Он перечислил все племена, которые были под властью Филиппа. Когда выслушаны были слова глашатая, наступила большая радость, чем какая вообще доступна людям; каждый едва верил тому, что слышал; все с изумлением смотрели друг на друга, точно при виде призрака во сне; каждый спрашивал ближайших о том, что касается его, не веря своим ушам. Глашатай снова был позван, так как каждый желал не только слышать, но и видеть вестника своей свободы; и он снова сказал то же самое. Затем, когда радость была уже несомненна, начались громкие рукоплескания, сопровождавшиеся криками, и много раз были повторены; таким образом было вполне очевидно, что для народа из всех благ нет ничего приятнее свободы. Затем игры были окончены весьма быстро; зрелище не привлекло ни внимания, ни взоров зрителей: до такой степени одна радость заглушила чувство ко всем другим удовольствиям.

33. По окончании же игр все почти бегом бросились к римскому полководцу, так что он не далек был от опасности быть задавленным: толпа валом валила, желая подойти, пожать руку, бросить венок или ленты. Но ему было около тридцати трех лет; как юношеская крепость, так и радость, последствие такой отменной славы, доставляли ему силы. Восторг выказался не только в то время, но и потом в продолжение нескольких дней возобновлялся в благодарных воспоминаниях и разговорах: есть-де на земле некий народ, который на свой счет, подвергаясь трудам и опасностям, ведет войны за свободу других и делает это не для соседей или близко живущих, даже не для обитателей одного и того же материка, но переплывает моря с тем, чтобы нигде в мире не было несправедливой власти, чтобы везде было царство справедливости, естественного права и закона; одним словом глашатая освобождены все города Греции и Азии; надеяться на это было бы дерзостью, привести же это в исполнение свойственно только великой доблести и счастью.

34. После Истмийских игр Квинкций и десять уполномоченных выслушали посольства царей и народов. Прежде всех были приглашены послы царя Антиоха. На их такую же речь, какую они держали и в Риме, не возбуждавшую доверия, не обиняком, как прежде, когда не было решено дело с Филиппом, но ясно было высказано требование: очистить города Азии, бывшие под властью Филиппа или Птолемея; не трогать свободных государств и не вызывать их на войну; все греческие города везде должны пользоваться миром и свободой. Прежде же всего было заявлено, чтобы ни сам он не переходил в Европу, ни войск не переправлял. По удалении царских послов началось собрание общин и племен. Оно тем скорее шло к концу, что решение десяти уполномоченных объявлялось государствам каждому поименно. Македонскому племени орестов за то, что они первые отпали от Филиппа, дано право пользоваться своими законами; магнесийцы, перребы и долопы также объявлены свободными. Фессалийцам, кроме дарования свободы, предоставлены земли фтиотийских ахейцев, исключая Фтиотийских Фив и Фарсала. Требование этолийцев, чтобы им согласно договору были возвращены Фарсал и Левкада, передали на решение сената. Фокейцев и локрийцев, отданных им прежде, утвердили за ними. Коринф, Трифилия и Герея – и этот город в Пелопоннесе – возвращены ахейцам; Орей и Эретрию десять уполномоченных хотели подарить царю Евмену, сыну Аттала, но так как Квинкций не соглашался, то это одно дело было передано на решение сената. Сенат даровал этим государствам свободу, присоединив еще Карист. Плеврату подарены были Лихнид и Парфины; жители того и другого города – иллирийцы, бывшие под властью Филиппа. Относительно Аминандра решено было, чтобы он удержал те крепости, которые отнял во время войны у Филиппа.

35. Распустив собрание, десять уполномоченных разделили между собою обязанности и разошлись для освобождения государств назначенной каждому страны: Публий Лентул в Баргилии, Луций Стертиний – в Гефестию, Фасос и во фракийские города, Публий Виллий и Луций Теренций – к царю Антиоху, а Гней Корнелий – к Филиппу. Последний, передав то, что ему было поручено о менее важных делах, спросил царя, согласен ли он выслушать не только полезный, но и спасительный совет. Царь ответил, что он даже будет благодарен, если Корнелий выскажет что-нибудь, клонящееся к его пользе; тогда последний настоятельно посоветовал ему, добившись мира, отправить в Рим послов просить союза и дружбы, чтобы не могло казаться, что он выжидал какого-нибудь движения со стороны Антиоха и ловил благоприятный момент для восстания. Встреча с Филиппом состоялась у Темпейской долины в Фессалии. Получив от него ответ, что он тотчас отправит послов, Корнелий прибыл в Фермопилы, где в установленные дни обыкновенно бывает многочисленное собрание греков, называемое Пилейским. Он особенно советовал этолийцам быть с римским народом в постоянной и верной дружбе. На это одни из этолийских старейшин слегка высказали жалобу по поводу того, что римляне после победы иначе относятся к их племени, чем относились во время войны, другие же обвиняли очень дерзко и упрекали, что римляне без этолийцев не могли бы не только победить Филиппа, но даже переправиться в Грецию. Не желая отвечать на это, чтобы дело не дошло до пререканий, римлянин сказал, что все их справедливые требования будут уважены, если они отправят в Рим послов. Поэтому по его совету назначены были послы. Таков был конец войны с Филиппом.

36. Одновременно с этими событиями в Греции, Македонии и Азии заговор рабов чуть не вовлек во враждебные отношения Этрурию. Для производства следствия и подавления заговора послан был претор Маний Ацилий Глабрион, на долю которого выпало судопроизводство между гражданами и чужестранцами, с одним из двух городских легионов. Одних, уже собравшихся в одно место, он победил в сражении; из них много было убито, много взято в плен; других, которые были вождями заговора, после бичевания он распял на кресте, иных возвратил их господам.

Консулы отправились в провинции. Марцелл вступил в область бойев; несмотря на усталость воинов вследствие целодневного пути, он стал строить лагерь между какими-то холмами; в это время на него напал с большим отрядом один князь бойев, Королам, и перебил до 3000 человек; во время этого беспорядочного сражения пало несколько знатных мужей, в числе их начальники союзников Тит Семпроний Гракх и Марк Юний Силан и военные трибуны из второго легиона Марк Огульний и Публий Клавдий. Однако римляне проворно укрепили лагерь и удержали его, хотя враги, гордые счастливой битвой, напрасно штурмовали его. Затем Марцелл несколько дней продержался в том же постоянном лагере, чтобы между тем вылечить раненых и дать воинам оправиться от такого страха. Бойи, как народ совсем не выносящий скучного ожидания, когда встретится препятствие в деле, разошлись туда и сюда по своим крепостям и селениям. Тогда Марцелл, поспешно перейдя через реку Пад, повел легионы в область города Кома, где стояли лагерем инсубры, подстрекнув к возмущению жителей этой области. Галлы, отважные вследствие бывшей немного дней тому назад битвы с бойями, завязали сражение во время самого похода и сначала напали с такой энергией, что сбили с позиции воинов первой линии. Увидев это и опасаясь, как бы, будучи сбиты с позиции, они не обратились в бегство, Марцелл выставил вперед когорту марсов и выпустил на неприятеля все отряды латинской конницы. Когда первый и второй натиск ее отразил отважно наступавшего врага, то и остальной римский строй ободрился, сначала занял свои позиции, а затем стал энергично наступать. Галлы не выдержали долее боя, обратились в бегство и побежали в беспорядке. Валерий Антиат сообщает, что в том сражении было убито более 40 000 человек, отнято 87 военных знамен, 732 повозки и много золотых цепей, из которых одна, очень тяжелая, по словам Клавдия, принесена была как дар Юпитеру, в храме на Капитолии. Лагерь галлов был в тот день взят и разграблен, а спустя немного дней был взят и город Ком; затем 28 крепостей отпало к консулу. Между писателями существует разногласие и относительно того, куда прежде повел консул войско, против ли бойев или против инсубров, и затем удачной ли битвой загладил неудачную, или победа, одержанная над Комом, была омрачена поражением, понесенным в области бойев.

37. Тотчас после этих событий, совершившихся с таким переменным счастьем, другой консул – Луций Фурий Пурпуреон прибыл в область бойев через Сапинскую трибу. Он уже приближался к укреплению Мутилу, когда, опасаясь быть запертым бойями и лигурийцами, повел войско назад тем же путем, каким привел, и, сделав большой обход, прибыл к товарищу по открытым и потому безопасным местам. Затем, соединив армии, они сначала стали опустошать область бойев и дошли до города Фельсины. Этот город и находящиеся около него крепости сдались, равно как и все бойи, кроме юношей, которые вооружились ради грабежа и в то время ушли в непроходимые леса. Затем войско было переведено в область лигурийцев. Бойи, рассчитывая, что римляне поведут войско очень небрежно, так как неприятель, по-видимому, далеко, и что, следовательно, их нападение будет неожиданно, последовали за ними в непроходимые леса. Обманувшись в этом, они внезапно переправились на кораблях через Пад и опустошили области левов и либуев, а возвращаясь оттуда по окраинам земли лигурийцев с добычей, взятой с полей, наткнулись на римский отряд. Завязалось сражение скорее и ожесточеннее, чем если бы встретились заранее приготовившись в назначенное время и в назначенном для сражения месте. Там было очевидно, как сильно гнев раздражает людей: римляне во время сражения настолько более обнаружили желания убивать, чем победить, что едва оставили врагу вестника поражения. Когда в Рим пришло письменное сообщение об этом от консулов, то там было назначено трехдневное молебствие. Вскоре после того консул Марцелл прибыл в Рим, и ему при большом единодушии отцов был присужден триумф. Он праздновал триумф во время отправления должности над инсубрами и жителями Кома, товарищу же предоставил надеяться получить триумф над бойями, так как один он начал неудачное сражение с этим племенем, а вместе с товарищем – удачное. Во время триумфа на повозках, отбитых у неприятеля, везли много неприятельских доспехов и военных знамен, несли 320 000 медных ассов и 234 000 серебряных денариев. Каждому пехотинцу было дано по 80 медных ассов, а всадникам и центурионам втрое больше.

38. В том же году царь Антиох, перезимовав в Эфесе, попытался поставить в прежнюю зависимость все азиатские государства. Он видел, что все они без труда наденут на себя ярмо или потому, что расположены были на ровных местах, или потому, что не надеялись ни на свои стены и оружие, ни на юношей; но Смирна и Лампсак наслаждались свободой и, в случае согласия на их претензии, можно было опасаться, как бы примеру Смирны не последовали другие города в Эолиде и Ионии, а примеру Лампсака – города на Геллеспонте. Поэтому и сам он отправил из Эфеса войско для осады Смирны, и те войска, которые были в Абидосе, приказал вести на штурм Лампсака, оставив только небольшой гарнизон. Он действовал не страхом только, но и обращаясь через послов с ласковой речью и порицая их безрассудство и упорство, старался внушить надежду, что они вскоре будут иметь то, чего добиваются, но только после того как сделается очевидным и для них самих, и для других, что они получили свободу от царя, а не случайно ее похитили. На это отвечали, что царь Антиох не должен ни удивляться, ни гневаться, если они не равнодушно относятся к тому, чтобы откладывалась надежда на свободу. Сам царь в начале весны направился на кораблях из Эфеса в Геллеспонт; сухопутные же войска приказал перевести из Абидоса в Херсонес. Соединив у херсонесского города Мадита сухопутные и морские силы, он окружил войском стены этого города, так как жители его заперли перед ним ворота; уже когда он стал придвигать осадные орудия, последовала сдача. Тот же страх заставил сдаться жителей Сеста и других городов Херсонеса. Затем он подошел со всеми морскими и сухопутными силами к Лисимахии. Найдя ее покинутой и почти всю обращенной в развалины – ее несколько лет тому назад взяли фракийцы, разграбили и сожгли, – он пожелал восстановить этот знаменитый город, расположенный на удобном месте. Поэтому он взялся одновременно за все: восстанавливать дома и городские стены, выкупать находившихся в рабстве лисимахийцев, отыскивать и собирать других, разорявшихся во время бегства по Геллеспонту и Херсонесу, привлекать новых колонистов, обещая им привилегии, и вообще всячески стараться населить город; вместе с тем, чтобы уничтожить страх перед фракийцами, он сам с половиной сухопутных войск отправился опустошать ближайшие местности Фракии, другую же половину сухопутных войск и весь флотский экипаж оставил при работах по восстановлению города.