Текст книги "История Рима от основания Города"

К этому же времени из Азии вернулись послы, ездившие к союзным царям, и сообщили, что с Евменом они виделись в Азии, с Антиохом – в Сирии, с Птолемеем – в Александрии. Всех их при посредстве посольств Персей старался побудить к восстанию, но все они остались верными и преданными римлянам и обещали в точности исполнить все приказания римского народа. Посетили они и союзные государства, которые нашли достаточно верными, кроме родосцев; эти колеблются и проникнуты замыслами Персея. Из Родоса приехали послы с целью оправдать себя от всех обвинений, какие, как они знали, взводили на их государство. Однако аудиенции в сенате им решено было назначить уже по вступлении в должность новых консулов.

27. Приготовления к войне решили не откладывать. Претору Гаю Лицинию было поручено починить и оснастить 50 кораблей из старых, но еще годных к употреблению пентер, вытащенных на верфи в Риме. Если бы до полного числа у него не хватило нескольких кораблей, то он должен был написать в Сицилию своему товарищу письмо с просьбой исправить и снарядить корабли, находящиеся там, чтобы их в самом непродолжительном времени можно было отправить в Брундизий. Кроме того, претору Гаю Лицинию был отдан приказ набрать для 25 кораблей моряков из римских граждан-вольноотпущенников; для остальных 25 кораблей Гней Сициний должен приказать союзникам выставить моряков. Ему же, сверх того, велено было потребовать еще от союзников латинского племени 8000 пехотинцев и 400 всадников. Принять эти войска в Брундизий и переправить их в Македонию поручили Авлу Атилию Серрану, претору предыдущего года. Чтобы претор Гней Сициний мог застать войско уже готовым к переправе, претор Га й Лициний по распоряжению сената написал консулу Гаю Попилию, чтобы тот приказал второму легиону, который дольше всех служил в Лигурии, 4000 пехоты и 200 всадникам из союзников латинского племени явиться в февральские иды в Брундизий. С этим войском и флотом претору Гнею Сицинию велено было занять Македонию до приезда преемника, причем ему продлили власть на один год. Все эти распоряжения сената были выполнены в точности. Тридцать восемь пентер были спущены на воду с верфи; Луцию Порцию Лицину поручили отвести их в Брундизий; двенадцать кораблей были присланы из Сицилии. Легаты Секст Дигиций, Тит Ювентий и Марк Цецилий были отправлены в Апулию и Калабрию с поручением закупить хлеб для флота и сухопутного войска. Таким образом, когда претор Гней Сициний, одевшись в военный плащ, уехал из Рима и прибыл в Брундизий, то там все уже было готово.

28. Консул Гай Попилий вернулся в Рим почти в конце года, значительно позже срока, назначенного сенатом, который полагал, что для государства весьма важно, ввиду такой серьезной войны, выбрать должностных лиц как можно скорее. Доклад его о действиях в Лигурии, сделанный им в храме Беллоны, был выслушан отцами неблагосклонно. Во время его речи часто раздавались неодобрительные возгласы, слышались вопросы, отчего он не возвратил свободы лигурийцам, которой они лишились по вине его брата. Комиции для выбора консулов, как и было назначено, происходили за двенадцать дней до мартовских календ. В консулы были выбраны Публий Лициний Красс и Гай Кассий Лонгин. На следующий день были назначены преторы – Гай Сульпиций Гальба, Луций Фурий Фил, Луций Канулей Дивит, Гай Лукреций Галл, Гай Каниний Ребил и Луций Виллий Аннал. Провинции этим преторам были назначены такие: две юрисдикции в Риме, Испания, Сицилия и Сардиния, а жребий одного не дóлжно было определять, чтобы сенат мог отправить его по своему желанию. Новоизбранным консулам сенат повелел в день вступления их в должность принести с соблюдением всех обрядов в жертву крупных животных и помолиться, чтобы война, которую намерен начать римский народ, имела благоприятный исход. В этот же день по постановлению сената консул Гай Попилий должен был дать обет устроить в честь Юпитера Всеблагого Всемогущего десятидневные игры и разослать ко всем ложам дары, если только Римское государство еще десять лет просуществует в таком же положении. Согласно этому постановлению консул дал на Капитолии обет устроить игры и разослать дары на такую сумму, какую ассигнует сенат в присутствии не менее ста пятидесяти членов. Попилий дал этот обет, повторяя слова за верховным понтификом Лепидом.

В этом году умерли государственные жрецы: Луций Эмилий Пап, децемвир для совершения священнодействий, и понтифик Квинт Фульвий Флакк, бывший в предыдущем году цензором. Последний погиб позорной смертью. Из Иллирии, где служили оба его сына, пришло известие, что один из них уже умер, а другой тяжко и опасно болен. Печаль и страх овладели одновременно отцом, и наутро слуги, войдя в спальню, нашли его повесившимся. Ходили слухи, будто он после цензорства был не вполне в своем уме. В народе же говорили, что его лишила рассудка Юнона Лациния, разгневанная на него за ограбление ее храма. На место Эмилия в децемвиры выбрали Марка Валерия Мессалу, а в понтифики вместо Фульвия был назначен совсем молодой человек – Гней Домиций Агенобарб.

29. В консульство Публия Лициния и Гая Кассия [171 г.] не только Рим и Италия, но и все цари и государства Европы и Азии обратили все свои мысли на заботы о войне македонян с римлянами. Евмена побуждала к участию в этой войне не только старинная вражда с Персеем, но еще и недавно охватившая его злоба за то, что он вследствие преступности царя едва не был убит в Дельфах подобно жертвенному животному. Вифинский царь Прусий решил воздержаться от участия в войне и спокойно ждать ее конца; он полагал, что римляне не могут считать себя вправе требовать, чтобы он поднял оружие против брата своей жены, а у Персея, в случае его победы над римлянами, он легко может выпросить прощение через сестру. Ариарат, царь Каппадокии, сам обещал помочь римлянам; кроме того, породнившись с Евменом, он стал во всем действовать заодно с ним, как объявляя войну, так и заключая мир. Антиох имел виды на Египетское царство, презрительно относясь к малолетнему царю и его неспособным опекунам; он был уверен, что споры из-за Келесирии дадут ему повод к войне, которую ему можно будет вести беспрепятственно, так как в это время римляне будут заняты войной с Македонией. Между тем сенату он обещал все для этой войны через своих послов и сам лично римским послам. Птолемей по малолетству находился тогда еще под надзором опекунов, которые, стараясь отстоять Келесирию, готовились к войне с Антиохом и обещали римлянам доставлять все для войны с Македонией. Масинисса помогал римлянам хлебом и собирался отправить на войну своего сына Мисагена со вспомогательным войском и слонами. Он подготовил себя ко всякому исходу дела: если победа будет на стороне римлян, тогда и его положение останется прежним; дальнейших же движений предпринимать не следует, потому что римляне не позволят ему обижать карфагенян; если же могущество римлян, которые теперь покровительствуют карфагенянам, будет сломлено, тогда вся Африка станет его собственностью. Гентий, царь иллирийцев, возбудил только подозрения римлян, но не решил окончательно, к кому присоединиться; казалось, что он примкнет к той или другой сторонескорее по увлечению, чем по расчету. Фракиец Котис, царь одрисов, стоял уже на стороне македонян.

30. Таковы были планы царей насчет этой войны. Чернь у всех свободных племен и народов почти повсюду, как это обыкновенно бывает, держалась худшей партии, склоняясь на сторону царя и македонян, что же касается знати, то ее симпатии были не одинаковы. Одни были так преданы римлянам, что своим особенным расположением к ним подрывали свой авторитет; немногих из этой группы подкупала справедливость римских правителей; большинство же надеялось, оказав теперь римлянам важные услуги, приобрести впоследствии влияние в своем государстве. Другие льстили царю: это были люди, которых долги и отчаянное положение при старом порядке вещей побуждали очертя голову стремиться к нововведениям. Некоторых склоняло к этому их непостоянство, потому что Персей больше пользовался любовью народа. Наконец, третьи, лучшие и благоразумнейшие люди, предпочитали жить под властью римлян, а не царя, если уже им непременно следовало выбрать себе лучшего властителя; будь у них возможность свободно распоряжаться своей судьбой, они не захотели бы, чтобы одна из сторон стала сильнее вследствие победы над другой; они скорее пожелали бы, чтобы обе стороны не истощали своих сил и чтобы между ними существовал мир, заключенный на равных условиях; для всех государств такое положение вещей было бы наилучшим, потому что тогда одна сторона защищала бы слабого от насилия другой. С такими мыслями и следили они, молча, со стороны за борьбой между приверженцами той и другой партии.

В день вступления в должность консулы по постановлению сената принесли в жертву крупных животных во всех тех храмах, в которых большую часть года совершаются лектистернии. Затем, получив указание, что молитвы их приняты бессмертными богами, они донесли сенату о том, что жертвы принесены с соблюдением всех обрядов и молитвы за предстоящую войну совершены. Гаруспики объявили, что если затевается какое-нибудь новое дело, то дóлжно начинать его поскорее: жертвы предвещают победу, триумф и расширение границ. Отцы, для блага и счастья Римского государства, поручили консулам возможно скорее войти к народу в центуриатные комиции с такого рода предложением: так как македонский царь Персей, сын Филиппа, вопреки договору, заключенному с его отцом, а после смерти отца возобновленному лично с ним, напал на союзников римского народа, опустошил их поля, занял города, так как, помимо этого, он задумал готовиться к войне с римлянами и с этой целью припас оружие, собрал войска и снарядил флот, то пусть будет начата с ним война, если он не даст за все это удовлетворения. Такого рода предложение было внесено к народу.

31. Затем состоялось сенатское постановление о том, чтобы консулы по взаимному соглашению или по жребию разделили между собой провинции Италию и Македонию. Кому достанется Македония, тот должен начать войну с Персеем и его сторонниками, если только они не дадут удовлетворения римскому народу. Новых легионов решено было набрать четыре – по два для каждого консула. Преимущество отдано было провинции Македонии в том, что для каждого легиона одного консула, согласно издавна установившемуся обычаю, выставляли по 5200 пехотинцев, а для Македонии велено было набрать по 6000 в легион, число всадников осталось одинаковым для всех легионов – 300 человек. Количество воинов в союзных войсках было также увеличено для одного консула: в Македонию он должен был переправить с собой 16 000 пехотинцев, 800 всадников, кроме тех 600, которые были уже переправлены туда Гнеем Сицинием. Для Италии нашли достаточным 12 000 пехотинцев и 600 всадников из союзников. Македонии было отдано предпочтение и в том, что консул мог набирать старых центурионов и воинов, каких он пожелает, не старше пятидесяти лет. В назначении лиц на должность военных трибунов ввиду войны с Македонией сделано было в этом году нововведение: консулы по постановлению сената вошли к народу с предложением, чтобы в этом году военные трибуны избирались не голосованием, но чтобы преторам и консулам было предоставлено право назначить их по своему усмотрению и желанию. Власть между преторами была разделена так: того из них, которому достанется жребий ехать туда, куда его пошлет сенат, решено было отправить в Брундизий к флоту; там он должен был произвести смотр морякам, распустить неспособных к службе и пополнить недостающее число вольноотпущенниками, стараясь, чтобы всего было две трети римских граждан и одна треть – союзников. Хлеб для флота и сухопутного войска должен быть привозим из Сардинии и Сицилии, и поэтому решили поручить преторам, которым достанутся эти провинции, потребовать от жителей десятину хлеба и отправить его в Македонию к войску. Сицилию получил по жребию Гай Каниний Ребил, Сардинию – Луций Фурий Фил, Испанию – Луций Канулей; Гай Сульпиций Гальба – судопроизводство в городе, а Луций Виллий Аннал – судопроизводство между иноземцами. Гаю Лукрецию Галлу достался жребий ехать туда, куда прикажет сенат.

32. Консулы больше подзадоривали друг друга, чем действительно спорили о провинции. Кассий говорил, что он без жребия выберет для себя Македонию и что его товарищ, оставаясь верен своей клятве, не может метать с ним жребий. Ведь Лициний еще в бытность свою претором, не желая ехать в провинцию, под клятвой объявил в народном собрании о том, что он в определенном месте и в определенные дни совершает жертвоприношения, которые в его отсутствие не могут быть совершены надлежащим образом. Но эти жертвоприношения не могут быть совершены как следует и в отсутствии консула, и в отсутствии претора. Он во всяком случае подчинится воле сената, если бы даже последний и признал нужным обращать больше внимания на то, чего желает Публий Лициний теперь, став консулом, чем на то, в чем он поклялся будучи претором. Когда спросили мнения отцов, то те, считая высокомерным отказать в провинции тому, кому римский народ не отказал в должности консула, приказали бросить жребий. Публию Лицинию досталась Македония, Гаю Кассию – Италия. Затем были разделены по жребию легионы: первый и третий должны были переправиться в Македонию, второй и четвертый – остаться в Италии.

Набор консулы произвели гораздо усерднее, чем прежде. Публий Лициний набирал также старых воинов и центурионов, и многие, зная, что служившие в первую Македонскую войну и в Азии во время войны с Антиохом разбогатели, записывались добровольно. Военные трибуны вызывали первых попавшихся центурионов. Из числа вызванных двадцать три центуриона, командовавшие раньше первыми манипулами, обратились с апелляцией к народным трибунам. Двое из них, Марк Фульвий Нобилиор и Марк Клавдий Марцелл, предлагали отдать это дело на решение консулов, полагая, что те должны разобрать эти жалобы, кому поручен набор войска и ведение войны; остальные объявляли, что они сами расследуют дело, по поводу которого к ним апеллировали, и окажут помощь своим согражданам, если найдут какое-либо нарушение права.

33. Дело разбиралось у скамеек народных трибунов. На суд явились бывший консул Марк Попилий в качестве защитника центурионов, сами центурионы и консул Лициний. После требования консула разбирать дело в народном собрании был созван народ. Марк Попилий, бывший консулом два года тому назад, в защиту центурионов сказал следующее: «Воины эти, отслужившее законный срок и хилые от старости и беспрестанных трудов, все же не отказываются послужить на пользу государства. Они только просят о том, чтобы их не назначили на места ниже тех, которые они занимали в прошлом, служа в войске». Затем консул Публий Лициний приказал прочитать постановления сената – первое, в котором сенат повелел объявить Персею войну, и второе, которое предписывало набрать для этой войны как можно больше старых центурионов, не освобождая от службы никого моложе пятидесяти лет. После этого консул попросил не мешать военным трибунам производить набор войска для новой войны, которую придется вести так близко к Италии с могущественнейшим царем, и не препятствовать консулам назначать каждого на тот или другой пост, сообразно с интересами государства. В случае же возникновения сомнения по этому поводу споры должно отдавать на решение сената.

34. Когда консул высказал, что хотел, Спурий Лигустин, один из числа центурионов, апеллировавших к народным трибунам, стал просить консула и трибунов позволить ему сказать несколько слов народу. Все согласились, и он, как передают, говорил так: «Я, квириты, Спурий Лигустин, принадлежу к Крустуминской трибе, а родом сабинянин. Отец оставил мне югер земли и маленькую хижину, где я родился, вырос и где живу до сих пор. Как только я достиг совершеннолетия, отец женил меня на дочери своего брата, которая принесла с собой только благородство характера и целомудрие и родила мне столько детей, сколько их было бы вполне достаточно даже для богатого дома. У нас шесть сыновей и две дочери, обе уже вышедшие замуж. Четыре сына достигли совершеннолетия, двое еще мальчики. Я поступил в военную службу в консульство Публия Сульпиция и Гая Аврелия[1213]1213
  …в консульство Публия Сульпиция и Гая Аврелия… – В 200 году до н. э.; см. XXXI, 5.


[Закрыть]; два года я служил рядовым в войске, переправленном в Македонию против царя Филиппа; на третий год службы Тит Квинкций Фламинин назначил меня за храбрость центурионом десятого манипула гастатов. После окончательной победы над Филиппом и македонянами нас привезли обратно в Италию и распустили по домам. Немедленно я отправился добровольцем в Испанию вместе с консулом Марком Порцием. Все, кто долго служил с ним и другими полководцами, знают, что из всех теперешних вождей никто лучше его не умел заметить и оценить доблесть. Этот-то главнокомандующий удостоил меня звания центуриона первого манипула гастатов. В третий раз, опять добровольцем, я служил в том войске, которое было послано против этолийцев и царя Антиоха[1214]1214
  …я служил в том войске, которое было послано против этолийцев и царя Антиоха. – 191 год до н. э. См. XXXVI, 1 сл.


[Закрыть]. Маний Ацилий назначил меня первым центурионом первого манипула принципов. Когда Антиох был изгнан, а этолийцы покорены, мы снова вернулись в Италию. Затем я дважды служил в легионах, остававшихся под знаменами только один год; дважды был в Испании: в первый раз с Квинтом Фульвием Флакком, а во второй – с претором Тиберием Семпронием Гракхом[1215]1215
  …в первый раз с Квинтом Фульвием Флакком, а во второй – с претором Тиберием Семпронием Гракхом. – В 181 и 180 годах до н. э. См. XL, 35; 40.


[Закрыть]. Флакк вместе с другими воинами и меня, в награду за храбрость, взял из провинции в Рим для своего триумфа. По просьбе Тиберия Гракха я поехал с ним в провинцию. За несколько лет я четыре раза был центурионом первого манипула, получил от полководцев тридцать четыре награды за храбрость и шесть “гражданских” венков. Я прослужил в войске двадцать два года и мне больше пятидесяти лет. Если срок моей службы еще не окончился, если мои лета не дают мне права не служить, то меня, Публий Лициний, все-таки следовало бы освободить от службы, хотя бы потому, что я имею возможность выставить вместо себя четырех воинов. Но, прошу вас, смотрите на все это как на защиту моего дела; сам же я никогда не стану отказываться от службы, раз тот, кто набирает войска, найдет меня годным. Достойным какого звания признают меня военные трибуны, это их дело, я же постараюсь, чтобы никто в войске по своей доблести не стоял выше меня; и мои полководцы, и сослуживцы – свидетели, что я всегда так поступал. И вам, товарищи, которые в молодости никогда ничего не делали против воли должностных лиц и сената, и теперь, несмотря на ваше право апелляции, следует не выходить из повиновения сенату и консулам и считать почетным всякий пост, на котором вы будете защищать государство».

35. Когда Спурий окончил свою речь, консул, осыпав его похвалами, повел его из народного собрания в сенат; здесь он тоже получил благодарность по постановлению сената, а военные трибуны назначили его за его доблесть центурионом первого манипула в первом легионе. Остальные центурионы, отказавшись от апелляции, покорно стали являться на призыв трибунов.

Чтобы дать возможность должностным лицам поскорее уехать в провинции, Латинские праздники назначили в июньские календы; по окончании их претор Гай Лукреций ухал в Брундизий, отправив наперед туда все необходимое для флота. Претору Гаю Сульпицию Гальбе было поручено сформировать, кроме войск, набранных консулами, еще четыре городских легиона с установленным количеством пехотинцев и всадников и выбрать из числа сенаторов четырех военных трибунов для командования ими. Кроме того, он должен был потребовать от союзников латинского племени 15 000 пехотинцев и 1200 всадников. Это войско должно быть готовым к выступлению туда, куда его найдет нужным послать сенат. По просьбе консула Публия Лициния к его войску, составленному из граждан и союзников, были добавлены вспомогательные отряды: 2000 лигурийцев, критские стрелки (неизвестно, какое количество прислали критяне, когда у них потребовали вспомогательных войск), а также нумидийские всадники и слоны. С этой целью к Масиниссе и карфагенянам римляне отправили послами Луция Постумия Альбина, Квинта Теренция Куллеона и Гая Абурия. И на Крит также решено было отправить трех послов – Авла Постумия Альбина, Гая Децимия и Авла Лициния Нерву.

36. В то же время в Рим прибыли послы царя Персея. Так как война с их царем и с македонянами была уже решена сенатом и повелена народом, то не признали возможным впустить их в город. Введенные в сенат в храме Беллоны, они держали такую речь: царь Персей удивлен, зачем переправились римские войска в Македонию; он готов дать, какое будет угодно сенату, удовлетворение за все обиды, причиненные, по мнению римлян, их союзникам, если только сенат согласится отозвать эти войска назад. Здесь же в сенате был и Спурий Карвилий, нарочито на этот случай присланный из Греции Гнеем Сицинием. Он стал уличать послов в том, что македоняне взяли приступом Перребий и захватили несколько фессалийских городов, и говорил о замыслах и приготовлениях царя. Сенат потребовал от послов ответы на эти обвинения; так как они затруднялись ответить, ссылаясь на то, что им не дано более никаких поручений, то сенат велел им передать царю, что в скором времени в Македонии будет консул Публий Лициний с войском; если царь намерен дать удовлетворение римлянам, то пусть к нему отправит послов, а присылать их в Рим нет более нужды: никому из них не будет разрешен проезд через Италию. С таким ответом послы были отпущены. Консулу Публию Лицинию поручено было приказать им в течение одиннадцати дней покинуть Италию и послать Спурия Карвилия наблюдать за ними, пока они не сядут на корабль. Вот что произошло в Риме еще до отъезда консулов в провинцию. Между тем претор Гней Сициний, посланный еще до оставления своей должности к флоту и войскам в Брундизий, переправив 5000 пехоты и 300 всадников в Эпир, расположился лагерем в области аполлонийцев, близ Нимфея. Отсюда он отрядил трибунов с 2000 воинами занять крепостцы дассаретов и иллирийцев, которые сами просили прислать им гарнизоны, с целью обезопасить себя таким образом от нападения своих соседей-македонян.

37. Несколько дней спустя на остров Коркиру приехали с 1000 пехотинцев отправленные в Грецию в качестве послов Квинт Марций, Авл Атилий, Публий и Сервий Корнелии Лентулы и Луций Децимий. Здесь они разделили между собой и области, какие каждый из них должен был посетить, и воинов. Децимий был послан к Гентию, царю иллирийцев, с поручением, если он имеет какое-нибудь уважение к дружбе с римлянами, попытаться склонить его и к союзу с римским народом для предстоящей войны. Лентулы были отправлены на Кефаллению, чтобы отсюда переправиться в Пелопоннес и до наступления зимы побывать во всех государствах, лежащих на западном берегу. Марций и Атилий должны были посетить Эпир, Этолию и Фессалию, заехать отсюда в Беотию и на остров Эвбею, а затем в Пелопоннес, где они условились встретиться с Лентулами. Прежде чем послы разъехались с Коркиры, от Персея было получено письмо, в котором он спрашивал, по какой причине римляне переправляют свои войска в Грецию и занимают греческие города. Письменно ответить ему на это не сочли нужным, сказали только гонцу, привезшему письмо, что римляне делают это для защиты самих городов. Посещая государства Пелопоннеса, Лентулы одинаково призывали все без различия общины помочь римлянам в войне с Персеем с той же готовностью и добросовестностью, с какой они помогали сперва в войнах с Филиппом, а затем с Антиохом. Вследствие этого на собраниях ахейцев слышался ропот: они негодовали на то, что римляне уравняли их с мессенцами и элейцами, между тем как они с самого начала Македонской войны делали для римлян все и в войне с Филиппом были врагами македонян, а мессенцы и элейцы воевали против них, помогая их врагу Антиоху, и будучи же недавно присоединены к Ахейскому союзу, жаловались на то, что римляне отдали их победителям ахейцам, как бы в награду за войну.

38. Марций и Атилий, прибыв в Гитаны, город Эпира, находящийся на расстоянии десять тысяч шагов от моря, и созвав собрание эпирцев, были выслушаны ими при всеобщем одобрении и отрядили в страну орестов четыреста молодых людей для охраны свободы, предоставленной сенатом македонянам. Затем они отправились дальше – в Этолию, где пробыли несколько дней, ожидая избрания другого претора вместо умершего, а когда был избран Ликиск, державший, как было известно, сторону римлян, Марций с Атилием перешли в Фессалию. Туда прибыли послы акарнанцев и беотийские изгнанники. Первым было предложено сообщить своим согражданам, что им представляется случай загладить все то, в чем они, соблазнившись обещаниями царей, провинились перед римлянами сначала во время войны с Филиппом, затем – с Антиохом; если они, несмотря на свои дурные поступки, добились милости римского народа, то своими заслугами могут добиться и щедрости его. Беотийцам поставили в упрек союз, заключенный ими с Персеем. Когда же они сваливали всю вину на Исмения, главу другой партии, и говорили, что в это дело были вовлечены некоторые государства, державшиеся другого мнения, Марций ответил, что все это вскоре обнаружится, так как римляне представят каждому государству возможность решить свою судьбу. Собрание фессалийцев происходило в Ларисе. Здесь они имели удобный случай выразить свою признательность римлянам за дарованную свободу, равным образом и римские послы – фессалийскому племени за деятельную помощь, полученную от них сперва во время войны с Филиппом, а позднее – с Антиохом. Это обоюдное упоминание заслуг побудило толпу решить все вопросы в смысле, желательном для римлян.

По окончании этого собрания пришли послы от царя Персея, надеясь больше всего на частные дружеские отношения, которые Персей поддерживал с Марцием, унаследовав их от отца своего. Начав с упоминания об этой тесной дружбе, послы просили, чтобы Марций дал возможность царю явиться для переговоров с ним. На это Марций возразил, что он слышал от своего отца о дружбе и гостеприимстве с Филиппом и, хорошо помня об этих добрых отношениях, принял на себя обязанности посла; он не откладывал бы переговоров, если бы был вполне здоров; впрочем теперь, при первой возможности, он придет к реке Пеней, к тому месту, где находится переправа из Гомолия[1216]1216
  …из Гомолия… – Гомолий – гора и город в Магнесии, к северу от Оссы.


[Закрыть] в Дий, отправив предварительно людей сообщить об этом царю.

39. Персей, усмотрев слабый луч надежды в словах Марция, что он принял на себя посольство ради него, возвратился из Дия во внутренние области своего государства. Спустя несколько дней они пришли к указанному месту. Царь явился с большой свитой, состоявшей из его друзей и телохранителей. Не с меньшей свитой прибыли и римские послы, так как их сопровождали многие из жителей Ларисы и посольства тех государств, которые собрались в Ларису, из желания принести домой достоверные сведения о том, что они сами слышали. Всех их влекло врожденное людям желание видеть встречу прославленного царя с послами первенствующего на земле народа. Когда они стояли на виду друг у друга, будучи разделены только рекой, произошло на некоторое время замедление, пока с обеих сторон ходили вестники для переговоров о том, кому переправиться через реку. Одни считали справедливым оказать некоторое уважение царскому достоинству, другие – имени римского народа, тем более что Персей просил о переговорах. Удачной шуткой Марций сумел подействовать на колебавшихся македонян, сказав: «Пусть младший перейдет к старшему, сын – к отцу»; его звали тоже Филиппом. Царь легко поддался этому доводу. Затем возникло другое затруднение – по вопросу, с каким количеством людей переправиться через реку. Царь находил справедливым, чтобы ему дозволено было перейти со всей свитой, между тем как послы римские настаивали, чтобы он или взял с собою только трех человек, или, если желает перевести такую большую свиту, дал заложников в обеспечение того, что при переговорах не будет допущено никакого коварства. Персей представил заложниками знатнейших из своих друзей, Гиппия и Пантавха, которых он отправлял к Марцию также в качестве послов. Заложников требовали не столько в обеспечение верности, сколько для того, чтобы показать союзникам, что свидание состоялось у царя с послами далеко не на равных. Они приветствовали друг друга – не как враги, а дружески – и сели на поставленных креслах.

40. После непродолжительного молчания Марций начал: «Я думаю, ты ожидаешь нашего ответа на твое письмо, отправленное на Коркиру, в котором ты спрашиваешь, почему это мы, послы, прибыли с воинами и рассылаем гарнизоны по отдельным городам. Этот твой вопрос я не решаюсь оставить без ответа, чтобы не вызвать обвинения в высокомерии, но затрудняюсь и отвечать на него по правде, из опасения, что она покажется тебе слишком горькой. Но так как лицо, нарушающее договор, должно быть наказано или словами, или оружием, то я, предпочитая, чтобы война с тобой была поручена кому-либо другому, а не мне, – что бы там ни было, возьму на себя труд выразить тебе, как другу, на словах всю горечь правды, подобно тому как врачи для сохранения жизни употребляют сильные средства. С тех пор как ты вступил на престол, по мнению сената, ты сделал лишь одно, что должен был сделать, – отправил послов в Рим для возобновления договора; но в то же время сенат находит, что было бы лучше не возобновлять его, чем, возобновив, нарушать. Ты изгнал из царства Абрупола, союзника и друга римского народа; ты дал у себя убежище убийцам Арфетавра, желая этим самым, чтобы не сказать больше, выразить свою радость по поводу убийства, а между тем они убили самого верного из всех иллирийских царьков; далее ты, вопреки договору, прошел с войском через Фессалию и Малийские владения в Дельфы, византийцам выслал вспомогательные войска, так же вопреки договору с беотийцами, нашими союзниками[1217]1217
  …вопреки договору с беотийцами, нашими союзниками… – См. ХХХIII, 29; последовавшее затем отпадение к Антиоху (XXXVI, 20), по-видимому, было прощено.


[Закрыть], ты заключил отдельный, скрепленный клятвой, договор, что также не было позволено; что касается фиванских послов Еверсы и Калликрита, которые хотели прийти к нам, то вместо того, чтобы обвинять, я лучше спрошу: кто убил их? А в Этолии кем, как не твоими приверженцами, затеяна была междоусобная война и избиты знатные граждане? Ты сам ограбил долопов. Далее, я не хочу говорить, кого обвиняет царь Евмен в том, что он, на пути из Рима в свое царство, чуть не был умерщвлен в Дельфах на священном месте, перед алтарем, подобно жертвенному животному. О каких твоих тайных злодеяниях говорит брундизийский друг, тебе, я точно знаю, сообщено письменно из Рима и рассказано твоими послами. Одним только способом ты мог бы избежать того, чтобы я не говорил этого, – не спрашивая, по какой причине переправлены войска в Македонию или почему мы посылаем гарнизоны в города наших союзников. Но так как ты спрашиваешь, то молчание наше было бы более оскорбительно, чем правдивый ответ. Со своей стороны я, во имя дружбы наших отцов, готов благожелательно выслушать твою речь и желаю, чтобы ты своим ответом дал мне хотя какое-нибудь основание защищать тебя перед сенатом».