Текст книги "История Рима от основания Города"

36. Завладев неприятельским лагерем и потеряв при этом менее ста человек, Гракх поспешно возвратился в Кумы из опасения перед Ганнибалом, который стоял лагерем выше Капуи, на Тифатах[809]809
  …на Тифатах. – Тифаты – лесистые холмы к северо-востоку от Капуи.


[Закрыть]. И он не обманулся в своей предусмотрительности: ибо, как только в Капуе стало известно об этом поражении, Ганнибал рассчитывал, что неприятельское войско необыкновенно обрадовано удачей и, состоя большею частью из новобранцев и рабов, грабит побежденных и увозит добычу; полагая поэтому найти его у Гам, он прошел быстрым маршем мимо Капуи и приказал спасавшихся бегством кампанцев, которые встретились ему на пути, под караулом отвести в Капую, а раненых доставить туда на повозках. В лагере при Гамах он не нашел врагов, а лишь следы недавней резни и повсюду разбросанные трупы союзников. Некоторые советовали ему тотчас направиться оттуда в Кумы и осадить город. Хотя Ганнибал, не будучи в состоянии завладеть Неаполем, страстно желал иметь по крайней мере Кумы, приморский город, однако он возвратился в свой лагерь выше Тифатской горы, так как войско второпях ничего не захватило с собою, кроме оружия. Оттуда, вследствие настоятельных просьб кампанцев, он на следующий день возвратился к Кумам, со всеми орудиями, необходимыми для осады города. Опустошив окрестности Кум, он разбил лагерь на расстоянии тысячи шагов от города, Гракх же остался на месте, не столько потому, что вполне надеялся на свое войско, сколько потому, что стыдился оставить в таком отчаянном положении союзников, умолявших о помощи его и римский народ. Равным образом и другой консул, Фабий, стоявший лагерем у Кал, не решался переправить войско через реку Волтурн, так как был занят прежде всего повторением ауспиций, затем умилостивительными жертвами по поводу знамений, о которых беспрестанно доносили ему; при этом гаруспики объявили, что трудно ожидать благоприятного исхода жертвоприношений.

37. Эти обстоятельства задержали Фабия, а между тем Семпроний был окружен, и его уже теснили осадными сооружениями. Против огромной деревянной башни, придвинутой к городу, римский консул выстроил на самой стене другую, значительно выше, так как основанием для нее служила стена, сама по себе высокая, а на нее были положены крепкие балки. С этой башни защитники обороняли стену и город сначала камнями, кольями и другими метательными снарядами, а затем, когда заметили, что неприятели мало-помалу пододвинули башню вплотную к стене, зажгли ее зараз во многих местах, бросив в нее горящие факелы. Толпа вооруженных, напуганная пожаром, бросалась с башни, а в это время горожане, сделав вылазку одновременно из обоих ворот, прогнали неприятельские посты обратно в лагерь, так что в этот день Ганнибал имел вид скорее осажденного, чем осаждавшего. Убито было около 1300 карфагенян, живыми взято в плен 59 человек; эти были застигнуты врасплох, так как, стоя небрежно и беспечно на постах вокруг стен, менее всего ждали вылазки. Прежде чем неприятели оправились от неожиданного страха, Гракх приказал дать сигнал к отступлению и удалился с войском обратно в город. На следующий день Ганнибал выстроил войско между лагерем и городом, предполагая, что консул, довольный удачей, даст настоящее сражение; но, заметив, что никто в городе не трогается с обычного поста и что ничего не предпринимают, питая безумные надежды, он безуспешно вернулся к Тифатам.

В то же самое время, когда с Кум была снята осада, счастливо сразился с пунийцем Ганноном в Лукании под Грументом Тиберий Семпроний[810]810
  … Тиберий Семпроний… – Тиберий Семпроний, бывший консулом в первый год войны, теперь, по-видимому, состоял легатом Валерия Левина, о котором см. гл. 33.


[Закрыть] по прозвищу Длинный. Он убил свыше 2000 врагов, между тем как сам потерял только 280 воинов; знамен захватил до сорока одного. Ганнон, прогнанный из Лукании, вернулся обратно в Бруттий. Три города – Верцеллий, Весцеллий и Сицилин, отпавшие от римлян, отняты были силою у гирпинов претором Марком Валерием; виновники отпадения были обезглавлены. Более 5000 пленных продано было в рабство, остальная добыча была предоставлена воинам, и войско отведено в Луцерию.

38. Во время этих происшествий в стране луканцев и гирпинов пять кораблей, на которых везли пленных македонских и пунийских послов в Рим, объехали почти все прибрежье Италии от Верхнего до Нижнего моря. Когда корабли проходили мимо Кум, Гракх, не зная наверно, неприятельские ли это суда или союзные, выслал им навстречу корабли своего флота. Когда из взаимных расспросов выяснилось, что консул в Кумах, то корабли пристали к городу, пленные были отведены к консулу и письма переданы ему. Прочитав письма Филиппа и Ганнибала, консул запечатал их и отправил сухим путем сенату, а пленных приказал отвезти на кораблях. Письма и послы прибыли в Рим почти одновременно. Когда после допроса оказалось, что устные показания согласны с письмами, отцы были сначала очень озабочены, так как, с трудом выдерживая Пуническую войну, видели, что им грозит тяжелая война с македонянами. Однако они не только оставили свои опасения, но даже стали немедленно совещаться, как начать наступательную войну, чтобы тем отвлечь врага от Италии. Приказав пленных заключить в тюрьму, а их провожатых продать в рабство, они решили в дополнение к 25 кораблям, над которыми начальствовал Публий Валерий Флакк, снарядить еще 25. Когда корабли были снаряжены, спущены и к ним присоединены 5 кораблей, на которых доставлены были пленные послы, то всего 30 кораблей отправились из Остии в Тарент. Публий Валерий получил приказание посадить на корабли Варроновых воинов, бывших в Таренте под начальством легата Луция Апустия, и, имея флот в 50 кораблей, не только оберегать прибрежье Италии, но и собирать сведения о Македонской войне: если намерения Филиппа окажутся согласными с письмами и с показаниями послов, то он должен письменно уведомить претора Марка Валерия, а этот, передав войско своему легату Луцию Апустию, направиться в Тарент к флоту, как можно скорее переправиться в Македонию и постараться задержать Филиппа в его царстве. На содержание флота и расходы по Македонской войне назначены были те деньги, которые отправлены были Аппию Клавдию в Сицилию для возвращения царю Гиерону; они были доставлены в Тарент легатом Луцием Аутистием. В то же время Гиерон прислал 200 000 модиев пшеницы и 100 000 модиев ячменя.

39. Во время этих приготовлений римлян один из пленных кораблей, которые отправлены были в Рим[811]811
  …один из пленных кораблей, которые отправлены были в Рим… – Место не вполне понятное, так как раньше не указано Титом Ливием, что были отправлены в Рим пленные корабли.


[Закрыть], с дороги ушел обратно к Филиппу; благодаря этому стало известно, что послы с письмами захвачены. Вследствие этого царь, не зная, к какому соглашению пришли его послы с Ганнибалом и что должны были сообщить ему карфагенские послы, отправил второе посольство с таким же поручением. Послами к Ганнибалу были отправлены Гераклит, по прозванию Темный, беотиец Критон и Сосифей из Магнесии. Они благополучно выполнили поручение и доставили ответ. Но прежде чем царь мог предпринять что-нибудь, лето окончилось. Такое огромное влияние на отсрочку угрожавшей римлянам войны имело взятие в плен одного корабля с послами.

В окрестностях Капуи оба консула также начали войну, после того как Фабий окончил наконец умилостивительное жертвоприношение по случаю знамений и перешел Волтурн. Он взял штурмом города Комбультерию, Требулу и Австикулу, которые отпали к пунийцам. Вместе с тем взяты были в плен гарнизоны Ганнибала и много кампанцев. В Ноле, как и в прошлом году, сенат держал сторону римлян, плебеи – сторону Ганнибала; тайно составлялись планы избиения знати и передачи города. Чтобы помешать выполнению таких замыслов, Фабий прошел между Капуей и лагерем Ганнибала на Тифатской горе и расположился выше Свессулы в Клавдиевом лагере; оттуда он послал для защиты Нолы пропретора Марка Марцелла с бывшими у него войсками.

40. И в Сардинии Тит Манлий начал войну, которая была прервана, после того как претор Квинт Муций впал в тяжкую болезнь. Манлий велел вытащить военные корабли на берег у Карал, вооружил моряков, чтобы вести войну на суше, и, приняв войско от претора, собрал всего 22 000 пехотинцев и 1200 всадников. С этим пешим и конным войском он отправился в неприятельскую страну и расположился лагерем вблизи лагеря Гампсикоры. Последний отправился как раз в это время к пеллитским сардам[812]812
  …к пеллитским сардам… – Древнейшие обитатели Сардинии, названные так по своей одежде из козьего меха.


[Закрыть], чтобы вооружить молодых воинов и ими усилить свое войско; начальником лагеря был его сын, по имени Гостий. Как человек молодой и неустрашимый, он необдуманно завязал сражение и был разбит и обращен в бегство. Около 3000 сардов пало в этом сражении и около 800 взято было в плен. Остальное войско сначала в бегстве рассеялось по полям и лесам, а затем собралось в главный город этой страны Корн, куда, по слухам, бежал вождь. Этим сражением и окончилась бы война в Сардинии, если бы вовремя не прибыл под начальством Газдрубала пунийский флот, отброшенный бурей к Балеарским островам, и не подал надежды на возможность возобновить войну. Манлий, услышав о прибытии пунийского флота, возвратился в Каралы, что дало возможность Гампсикоре соединиться с пунийцами. Газдрубал высадил свое войско, а флот отослал обратно в Карфаген. В сопровождении Гампсикоры он отправился опустошать страну союзного с римлянами народа и прибыл бы в Каралы, если бы Манлий не выступил против него со своим войском и не помешал ему произвести опустошение на обширном пространстве. Сначала оба лагеря расположились один против другого на небольшом расстоянии, затем воины стали выбегать вперед, и начались легкие стычки с переменным счастьем; наконец, дело дошло до сражения: оба войска выступили одно против другого и вели правильное сражение в продолжение четырех часов. Хотя сарды обыкновенно скоро уступали, но пунийцы долгое время делали сражение нерешительным; наконец и они были разбиты, находясь под влиянием окружавшего их поражения и бегства сардов. Во время их бегства римляне окружили и задержали их тем флангом, которым разбили сардов. Тут произошла скорее резня, чем сражение: 12 000 сардов и пунийцев было убито, почти 3700 взято в плен и захвачено 27 знамен.

41. Особенно блистательно и достопамятно было это сражение потому, что взяты были в плен главнокомандующий Газдрубал и два знаменитых карфагенянина, Ганнон и Магон: первый происходил из рода Барки и был в близком родстве с Ганнибалом, второй был виновником восстания в Сардинии и, без сомнения, зачинщиком этой войны. Но немало блеска придала этой победе и гибель сардинских вождей: сын Гампсикоры Гостий пал в бою, а сам Гампсикора, бежавший с немногими всадниками, когда услыхал, помимо неудачного исхода сражения, еще о смерти сына, лишил себя жизни ночью, чтобы кто-нибудь своим приходом не помешал ему исполнить свое намерение. Прочие вожди спаслись бегством, как и прежде, в город Корн. Манлий напал на этот город со своим победоносным войском и взял его в несколько дней. Затем сдались и другие общины, отпавшие к Гампсикоре и пунийцам, и представили заложников. Приказав каждой из них, сообразно со средствами и виной, уплатить дань и доставить хлеб, он отвел войско в Каралы. Спустив военные корабли и посадив на них приведенных с собою воинов, Манлий направился в Рим, где сообщил отцам о покорении Сардинии и передал квесторам дань, эдилам хлеб, а претору Квинту Фульвию пленных.

В то же самое время претор Тит Отацилий переправился с флотом из Лилибея в Африку и опустошил Карфагенскую область. Направляясь оттуда в Сардинию, ввиду слуха, что Газдрубал переплыл недавно туда от Балеарских островов, он встретил возвращавшийся в Африку флот и в незначительном сражении в открытом море захватил семь кораблей с моряками. Прочие корабли вследствие страха, точно вследствие бури, рассеялись в разные стороны.

Почти в то же время прибыл в Локры Бомилькар с воинами, посланными из Карфагена для прикрепления, со слонами и съестными припасами. Чтобы напасть на него врасплох, Аппий Клавдий быстро перевел войско в Мессану, под предлогом объезда провинции, и, благодаря попутному ветру и течению, прибыл в Локры. Но Бомилькар уже успел уйти в Бруттий к Ганнону, и локрийцы заперли перед римлянами ворота. Аппий, не сделав ничего, несмотря на большие усилия, вернулся в Мессану.

В то же лето Марцелл из Нолы, где он стоял с гарнизоном, делал частые нападения на земли гирпинов и самнитов и так опустошил их огнем и мечом, что напомнил самнитам о прежних поражениях.

42. Поэтому немедленно были отправлены к Ганнибалу одновременно от обоих народов послы, которые обратились к нему со следующею речью: «Ганнибал! Мы одни были врагами римского народа, пока могли защищаться своим оружием и своими силами. Затем, потеряв надежду на них, мы присоединились к царю Пирру, но, покинутые им, вынуждены были заключить с римлянами мир и соблюдали его почти пятьдесят лет, до твоего прибытия в Италию. Столько же своей доблестью и счастьем, сколько своим ласковым обхождением и добротою к нашим пленным гражданам, которых ты вернул нам, ты так расположил нас к себе, что, пока ты, наш друг, жив и здоров, мы не боялись не только римлян, но даже, если не грешно так выразиться, гнева богов. Но, поистине, когда ты не только полон сил и победитель, но и близок к нам и мог бы почти слышать плач наших жен и детей и видеть пламя наших домов, мы в это лето подверглись несколько раз таким разорениям, что победителем при Каннах можно считать Марка Марцелла, а не Ганнибала, и римляне с торжеством высказываются, что у тебя хватает сил только для одного удара, а затем, точно потеряв жало, ты теряешь мощь. В течение ста лет[813]813
  В течение ста лет… – Собственно семьдесят три года – от начала Первой Самнитской войны (343 до н. э.) до взятия Регия. – Примеч. ред.


[Закрыть] воевали мы с римским народом без помощи постороннего вождя или войска, если не считать того, что, в продолжение двух лет, Пирр не столько защищал нас своими силами, сколько подкреплял свои силы нашими воинами. Я не буду хвастаться нашими удачами, как мы провели под ярмом двух консулов и два консульские войска[814]814
  …провели под ярмом двух консулов и два консульские войска… – В 321 году до н. э. при Кавдинском ущелье; см. IX, 6.


[Закрыть], и вообще теми радостными и славными делами, которые выпали на нашу долю. О тогдашних несчастиях и невзгодах мы можем говорить с меньшим негодованием, чем о нынешних. Великие диктаторы со своими начальниками конницы, по два консула с двумя консульскими армиями вступали в нашу страну; после предварительной рекогносцировки, разместив резервные войска, под знаменами шли они производить опустошения; теперь же мы являемся добычей одного пропретора и небольшого гарнизона, назначенного для защиты Нолы; уже и не манипулами, а как разбойники, рыскают они по всей нашей стране беспечнее, чем если бы они бродили по римской земле. Вызывается же это тем, что ты не защищаешь нас, а наша молодежь, которая защитила бы нас, если бы была дома, вся служит под твоими знаменами. Я не знал бы ни тебя, ни твоего войска, если бы не думал, что ты, разбивший и истребивший столько римских войск, легко можешь раздавить рассеявшихся разорителей наших, которые беспорядочно бродят повсюду, куда только манит их, хотя бы тщетная, надежда на добычу. Они станут добычей немногих нумидийцев, и ты одновременно освободишь от римского гарнизона нас и ноланцев, если только, признав нас заслуживающими быть твоими союзниками и приняв нас под свое покровительство, ты сочтешь нас достойными защиты».

43. На это Ганнибал ответил, что гирпины и самниты все делают зараз – объявляют о своих поражениях, и просят помощи, и жалуются на то, что оставлены без защиты и в пренебрежении. А между тем сначала им бы следовало сделать заявление, затем просить помощи и, наконец, только в случае безуспешности просьбы, жаловаться, что напрасно умоляли о защите. Войско свое он не поведет в область гирпинов и самнитов, чтобы, подобно римлянам, тоже не быть им в тягость, но поведет его в места соседние, к союзникам римского народа; разоряя их, он обогатит своих воинов и, наводя таким образом страх, удержит врагов вдали от них. Что касается войны с римлянами, то, если сражение при Тразименском озере было славнее сражения при Требии, а сражение при Каннах славнее сражения при Тразименском озере, то и это последнее он затмит большей и славнейшей победой.

Дав такой ответ послам, Ганнибал богато наградил их и отпустил, а сам, оставив небольшой отряд на Тифатах, двинулся по направлению к Ноле. Туда же прибыл из области бруттийцев Ганнон с дополнительным войском и слонами, присланными из Карфагена. Став невдалеке лагерем, он произвел точную рекогносцировку и убедился, что все обстоит совсем не так, как он слышал от послов союзников: Марцелл не предпринимал ничего такого, чтобы о нем можно было сказать, будто он полагается на счастье или необдуманно доверяется врагу: он выходил на добычу после предварительной рекогносцировки, под крепким прикрытием, обезопасив себе обратный путь и приняв все меры предосторожности, точно Ганнибал был вблизи. Заметив приближение неприятеля, он задержал войско в стенах города, а ноланским сенаторам приказал ходить по стенам и наблюдать кругом за всем, что делается у неприятелей, – Ганнон подошел к стене, пригласил Геренния Басса и Герия Петтия для переговоров и, когда они вышли с разрешения Марцелла, обратился к ним через переводчика. Он возвеличивал доблесть и счастье Ганнибала и вместе с тем унижал могущество и достоинство римского народа, как погибающее. «Если бы эти качества, – говорил он, – были, как некогда, одинаковы у карфагенян и римлян, то все-таки вам, как по опыту знающим, насколько тяжка римская власть для союзников и насколько велика снисходительность Ганнибала даже по отношению ко всем пленным италийского происхождения, следует предпочесть дружественный союз с пунийцами союзу с римлянами. Если бы оба консула со своими армиями находились при Ноле, то все-таки они не могли бы сравняться силами с Ганнибалом, как то было и при Каннах; тем более не в состоянии защитить Нолу один претор с небольшим числом воинов, притом еще новобранцев. Более в наших интересах, чем в интересах Ганнибала, возьмет ли он Нолу приступом, или она будет сдана ему; ибо он во всяком случае овладеет ею, как овладел Нуцерией и Капуей, а разницу в судьбе Капуи и Нуцерии вы сами знаете, живя почти посередине между этими городами. Какая участь постигнет взятый город, я не желаю вам предсказывать, но готов скорее обещать, что если вы выдадите Марцелла с гарнизоном и город, то никто другой, кроме вас самих, не продиктует вам условий дружественного союза с Ганнибалом».

44. На это Геренний Басс ответил, что уже много лет существует дружба между римлянами и ноланцами, и до сих пор обе стороны довольны ей: что если бы с переменою счастья следовало переменить верность, то теперь это уже поздно; если бы они намерены были сдаться Ганнибалу, то разве следовало призывать римский гарнизон? С теми, которые пришли к ним на помощь, у них все общее и будет общим до конца.

Такие переговоры лишили Ганнибала надежды занять Нолу посредством измены. Поэтому он окружил город сплошной цепью воинов, чтобы напасть одновременно со всех сторон на укрепления. Марцелл, заметив, что неприятель подошел к стенам, выстроил войско перед воротами в городе и с большим шумом сделал вылазку. При первом натиске несколько карфагенских воинов было застигнуто врасплох и убито, затем, когда все сбежались к месту сражения и силы сравнялись, начался горячий бой. Битва эта была бы весьма знаменательна, если бы сражающихся не разогнал проливной дождь со страшной бурей. В тот день после незначительного сражения, разгорячившего воинов, римляне вернулись в город, а пунийцы в лагерь; во время первой вылазки пунийцев пало не более 30, римлян – 50. Дождь шел непрерывно всю ночь до третьего часа следующего дня. Поэтому, хотя обе стороны жаждали сразиться, однако этот день держались в укреплениях. На третий день Ганнибал выслал часть войска в окрестности Нолы для грабежа. Как только Марцелл заметил это, то тотчас же вывел войско, и Ганнибал не уклонился от боя. Между городом и лагерем было приблизительно тысяча шагов; на этом пространстве – кругом Нолы все место ровное – они дали сражение. Поднявшийся с обеих сторон крик вернул к начавшемуся уже сражению ближайших воинов из тех когорт, которые отправились в поля для грабежа. Ноланцы усилили римские ряды; Марцелл ободрил их и приказал им оставаться в резерве, уносить раненых с поля битвы и не вступать в бой, пока он не даст им сигнала.

45. Сражение было нерешительно: вожди усердно ободряли воинов, а воины сражались изо всех сил. Марцелл приказывал наступать на побежденных им три дня тому назад, прогнанных несколько дней тому назад от Кум, отбитых в прошлом году с другим войском от Нолы. Не все-де неприятели участвуют в сражении; они разбрелись по полям для грабежа, а те, которые сражаются, обессилели от кампанской роскоши: их доконало вино, развратные женщины и, вообще, распутный образ жизни в течение целой зимы. Исчезла та сила и выносливость, рушилась крепость тела и духа, благодаря которой они перешли пиренейские и альпийские вершины. Теперь сражаются только остатки прежних воинов, которые с трудом могут держать оружие и поддерживать свои члены. Капуя обратилась для Ганнибала в Канны: там погибли военная доблесть, дисциплина, слава прошлого времени и надежды на будущее. В то время как Марцелл, так порицая неприятелей, ободрял своих воинов, Ганнибал бранил своих еще сильнее, говоря, что узнает оружие и знамена, которые видел при Требии, Тразименском озере и, наконец, при Каннах, но войско привел на зимние квартиры в Капую совсем не такое, каким выводил оттуда. «Неужели, – говорил он воинам, – вы при большом напряжении сил с трудом выдерживаете бой с римским легатом, с одним легионом и одним конным отрядом, тогда как прежде против вас никогда не могли устоять два консульских войска. Неужели Марцелл со своими новобранцами и ноланскими резервами уже во второй раз безнаказанно вызывает нас на бой? Где тот мой воин, который стащил консула Гая Фламиния с коня и снес ему голову? Где тот, который убил Луция Павла при Каннах? Или мечи теперь тупы? Онемели руки? Или с вами случилось какое другое чудо? Вы, которые обыкновенно в небольшом числе побеждали большое число, теперь, будучи в большем числе, с трудом можете выдерживать натиск меньшего войска. Храбрые на словах, вы хвалились, что завоюете Рим, если вас кто поведет туда; а вот дело менее трудное: здесь я хочу испытать вашу силу и храбрость. Завоюйте Нолу, город, лежащий в равнине, не огражденный ни рекою, ни морем. Отсюда, когда вы нагрузите себя добычей и трофеями такого богатого города, я вас поведу или последую за вами туда, куда вы пожелаете».

46. Ни добрые, ни едкие слова не содействовали оживлению бодрости духа. Так как карфагенян теснили со всех сторон, а у римлян мужество росло, благодаря не только ободрению вождя, но и тому, что ноланцы своим криком, выражая расположение, воспламенили пыл к бою, то пунийцы обратились в бегство и были загнаны в лагерь. Римское войско желало взять лагерь штурмом, но Марцелл отвел его обратно в Нолу к великой радости и торжеству даже плебеев, которые ранее склонялись больше на сторону пунийцев. В этот день убито было неприятелей более 5000, 600 живыми взято в плен, захвачено 19 знамен и два слона, а четыре убито в сражении; римлян убито менее 1000. Следующий день при перемирии, установившемся само собой, оба войска провели в погребении павших в сражении. Неприятельские доспехи Марцелл сжег, как жертву Вулкану. На третий день после этого – вследствие ли некоторого недовольства или надежды на более выгодную службу – 272 нумидийских и испанских всадника перебежали к Марцеллу. Римляне часто пользовались в этой войне их отважной и верной помощью. После войны за храбрость испанцы получили землю в Испании, а нумидийцы в Африке.

Отослав Ганнона с теми войсками, с которыми он прибыл, из Нолы в страну бруттийцев, сам Ганнибал поспешил на зимние квартиры в Апулию и расположился вокруг Альп. Как только Квинт Фабий услыхал об удалении Ганнибала в Апулию, он приказал свезти хлеб из Нолы и Неаполя в лагерь выше Свессулы, усилил укрепления, оставил для защиты этого места в зимнее время достаточный гарнизон, а сам подошел ближе к Капуе и опустошал огнем и мечом Кампанскую страну, пока не заставил кампанцев выйти из ворот, хотя они совсем не надеялись на свои силы, и стать лагерем в открытом месте перед городом. У неприятелей было 6000 войска: пехота была слаба, конница была лучше, вследствие чего они и тревожили римлян конными схватками.

В числе многих знатных кампанских всадников был Церрин Вибеллий, по прозвищу Таврея. Он был гражданин Капуи, один из храбрейших кампанских всадников, так что, во время его службы у римлян, только один римлянин-конник, Клавдий Азелл, не уступал ему в воинской славе. В то время Таврея долго объезжал неприятельские отряды, осматривая их, и наконец, когда наступила тишина, спросил, где Клавдий Азелл; почему он, часто оспаривавший у него славу храбрости, не желает решить спора мечом: уступив победу, выдать ему «тучные доспехи» или, победив, получить таковые же.

47. Как только известие об этом сообщено было Азеллу в лагерь, он только спросил консула, можно ли ему вне рядов воинских сразиться с неприятелем, вызывающим его на бой. Получив разрешение, он тотчас же взял оружие, миновал верхом передовые посты, назвал Таврею по имени и предложил ему помериться силами, где ему угодно. Римляне вышли из лагеря в большом числе посмотреть на бой, и кампанцы, наблюдавшие за боем, заняли не только вал, но и городские стены. Возбудив уже раньше своим дерзким разговором интерес к бою, они теперь, с копьями, готовыми поразить, пришпорили коней; затем, отражая удары в открытом поле, они, не ранив друг друга, затягивали сражение. Тут кампанец сказал римлянину: «Это будет бой коней, а не всадников, если мы с открытого поля не спустимся на эту дорогу в ложбину. Там не будет места увиливать, и мы вступим в рукопашный бой». Едва успел он это сказать, как Клавдий бросился на коне в ложбину; Таврея, храбрый более на словах, чем на деле, воскликнул: «Только, пожалуйста, не в ров с конем!» [815]815
  … Таврея, храбрый более на словах, чем на деле, воскликнул: «Только, пожалуйста, не в ров с конем!» – Таврея не предполагал, что Клавдий примет его предложение. Когда Клавдий спустился в ложбину, сконфуженный Таврея объяснил свое предложение шуткой: «Без нужды не следует подвергать себя такой опасности, в какой бывает конь во рву. Я, Таврея, во всяком случае, не последую за Клавдием».


[Закрыть] С этого времени слова эти вошли в поговорку у крестьян. Клавдий долго ехал по этой дороге, но, не встретив никакого врага, выехал опять в открытое поле, бранил врага за малодушие и к великой радости и торжеству своих вернулся победителем в лагерь. Некоторые летописцы прибавляют к этому единоборству во всяком случае удивительное обстоятельство, о справедливости которого предоставляется судить всякому, а именно: Клавдий, преследуя убегающего к городу Таврею, въехал в открытые ворота неприятельского лагеря и среди оцепеневших от удивления врагов невредимо ускакал в другие ворота.

48. С этого времени в лагере царило спокойствие. Консул даже подвинулся назад, чтобы дать возможность кампанцам заняться севом, и опустошил их поля только тогда, когда высокие стебли посевов могли уже доставить корм лошадям. Корм этот он свез в Клавдиев лагерь выше Свессулы и там устроил зимнее жилище. Проконсулу Марку Клавдию он приказал, оставив в Ноле необходимый для защиты города гарнизон, прочих воинов отпустить в Рим, чтобы не обременять союзников и не вводить государство в расход. Тиберий Гракх, отведя легионы из Кум в Луцерию, в Апулию, послал оттуда претора Марка Валерия с войском, которое у него было в Луцерии, в Брундизий, приказав оберегать прибрежье Саллентинской области и принимать меры против Филиппа и войны с Македонией.

В конце того лета, в которое совершились описанные нами события, пришли известия от Гнея и Публия Сципионов о важных и удачных действиях в Испании, но при этом они сообщили, что у них нет денег для уплаты жалованья и для обмундирования, нет провианта для войска и всего необходимого для моряков. Что касается жалованья, то, если в казне нет денег, они надеются принять какие-либо меры, чтобы достать средства от испанцев; все же прочее должно быть непременно выслано из Рима, так как иначе нельзя ни содержать войска, ни удержать за собою провинцию. По прочтении письма все сенаторы признали сообщение правдивым и требование справедливым; но приходило на мысль, какое большое сухопутное и морское войско приходится им содержать и какой большой флот придется вскоре снарядить, в случае войны с Македонией; Сицилия и Сардиния, до войны платившие подать, едва содержат войска, защищающие эти провинции; расходы покрываются военным налогом, но число платящих его уменьшилось вследствие таких значительных поражений при Тразименском озере и при Каннах; если же немногих оставшихся плательщиков обременить усиленным налогом, то они погибнут от другого рода зла. Таким образом, если государству не дадут взаймы, то на свои средства оно не в состоянии будет существовать. Претор Фульвий должен выступить перед народным собранием, объявить народу настоятельную нужду государства и убедить тех, которые увеличили свое наследственное имущество посредством подрядов, продлить государству, благодаря которому они разбогатели, срок уплаты и принять на себя поставку всего нужного испанскому войску на том условии, что, когда в казне будут деньги, им будет уплачено прежде всех. Претор объявил в народном собрании об этом, а равно о дне, в который он будет сдавать подряд на поставку обмундировки и провианта испанскому войску и всего необходимого для моряков.

49. Когда настал этот срок, три общества[816]816
  …три общества… – Имеются в виду общества, в которые входили лица, вступавшие в деловые отношения с государством – так называемые публиканы (обычно откупщики государственных доходов, а также и те, кто брал подряды на снабжение войска, строительство храмов и т. п.).


[Закрыть], состоявшие из девятнадцати человек, изъявили готовность взять на себя подряд, но при этом заявили два условия: во-первых, они требовали, чтобы во время этой службы государству они были освобождены от военной повинности, во-вторых – чтобы государство приняло ответственность за убытки, которые могут причинить враги или буря всему тому, что будет нагружено на корабли. Требования эти были уважены, и общества взяли на себя подряд; таким образом, государственные расходы были покрыты частными средствами. Такие чувства граждан и такая любовь их к отечеству обнаружились одновременно во всех сословиях. С каким великодушием приняты были все подряды, с такой же величайшей добросовестностью они были выполнены, и потому в содержании не делалось никаких сокращений, как будто бы воины продовольствовались богатой, как некогда, казной.

Когда подряд был доставлен в Испанию, Газдрубал, Магон и Ганнибал, сын Бомилькара, осаждали город Илитургис за то, что он отпал к римлянам. После горячего боя и поражения противников Сципионы сквозь тройной неприятельский лагерь прибыли в город союзников, доставили провиант, в котором чувствовался недостаток, уговорили горожан защищать свои стены с таким же мужеством, какое они увидят в римском войске, когда оно будет сражаться за них, и отправились штурмовать главный лагерь, бывший под командой Газдрубала. Туда же прибыли два карфагенских вождя с войсками, так как видели, что главное дело будет там. И вот сражение началось вылазкой из лагеря. В битве в этот день было 60 000 врагов, на стороне римлян около 16 000. Тем не менее победа римлян была так решительна, что они убили неприятелей больше, чем было их самих, взяли в плен более 3000 человек, захватили несколько менее 1000 лошадей, 59 знамен, 7 слонов, и 5 убито было в сражении. В тот день они завладели тремя лагерями. Сняв осаду с города Илитургиса, пунийские войска направились осаждать город Интибилис, так как их силы пополнены были войском в провинции, которая более других была падка до войны, лишь бы только была добыча или плата, и в то время располагала очень многими способными в службе юношами. Снова оба войска сразились, и результаты битвы были те же. Более 13 000 врагов было убито, взято в плен более 2000 с 42 знаменами и 9 слонами. Тогда-то почти все испанские народы перешли на сторону римлян, и в это лето совершились в Испании гораздо более важные события, чем в Италии.