Текст книги "История Рима от основания Города"

38. Возвратившись после переговоров со старейшинами в крепость, Пинарий созвал воинов и сказал им следующее: «Воины! Вы, без сомнения, слышали, как на этих днях сицилийцы захватили римские гарнизоны и истребили их. Вы избежали подобного обмана прежде всего по милости богов, затем благодаря вашей доблести, так как день и ночь вы не покидали оружия и бодрствовали. О, если бы мы и впредь могли сами не испытывать и не причинять другим ужасов! Однако осторожность, которую мы до сих пор преследовали, действительна против скрытой засады, но так как она им не удается, то они явно и открыто требуют ключей от ворот. Лишь только мы их выдадим, Энна окажется тотчас в руках карфагенян, и мы будем истреблены здесь более гнусным образом, чем был избит наш гарнизон в Мургантии. Я с трудом выговорил себе у них только одну ночь для совещания, чтобы предупредить вас об угрожающей опасности. На рассвете они созовут собрание, чтобы оклеветать меня и восстановить народ против вас. Таким образом завтра Энна наводнится или вашей кровью, или кровью своих жителей. Если вас предупредят, то вы лишитесь всякой надежды; если вы предупредите, то будете вне всякой опасности. Победа будет на стороне того, кто первый обнажит меч. Поэтому ждите сигнала внимательно и с оружием в руках. Я буду в народном собрании и, пока все не будет готово, буду затягивать время разговорами и спорами. Когда я дам вам знак ногою, вы, подняв крик, со всех сторон бросьтесь в толпу, рубите всех мечом и смотрите не оставляйте в живых ни одного человека, от которого можно ждать или насилия, или обмана. Мать Церера и Прозерпина и вы, прочие небесные и подземные боги, живущие в этом городе, в этих, посвященных вам, озерах и рощах, умоляю оказать нам милостивую и благосклонную помощь, так как мы принимаем такое решение для того, чтобы избежать засады, а не для того, чтобы устроить ее. Воины! Я бы еще долее ободрял вас, если бы вам предстояла битва с вооруженными; но вы будете избивать до пресыщения врагов безоружных и не принявших мер предосторожности; лагерь консула вблизи, так что со стороны Гимилькона и карфагенян не может быть никакой опасности».

39. Ободрив воинов, Пинарий отпустил их подкрепиться пищей. На следующий день они расположились в разных местах, чтобы занять улицы и запереть выходы, наибольшая же часть разместилась выше театра[850]850
  …наибольшая же часть разместилась выше театра… – Собрание происходило в театре: Пинарий говорил с орхестры, народ занимал места, назначенные для зрителей и вырубленные в горе, на которой стояла крепость.


[Закрыть] и около него, так как и раньше они обыкновенно смотрели на народные собрания. Римский префект, выведенный должностными лицами в народное собрание, объяснил, что право и власть в этом деле принадлежат консулу, а не ему, и повторил большею частью то же, что сказал накануне. Сначала требовали выдачи ключей немногие, затем все большее и большее число и, наконец, уже все единогласно, а так как Пинарий медлил и давал уклончивые ответы, то граждане стали ему дерзко угрожать и, видимо, готовы были тотчас прибегнуть к насилию. Тогда префект дал условленный знак тогою, и воины, бывшие наготове и давно ожидавшие сигнала, подняли крик, и одни, бросившись сверху, напали с тыла, другие, плотно сомкнувшись, заняли выходы из театра. Жители Энны были заперты в местах зрителей и перебиты. Они гибли не только от меча, но и во время бегства, так как одни падали через головы других – раненые на невредимых, живые на мертвых, и так нагромождались целые кучи. Отсюда воины разбежались в разные стороны; везде видны были бегущие и умирающие, как в завоеванном городе, и, избивая безоружную толпу, воины были так же сильно раздражены, как если бы их подстрекали равная для обеих сторон опасность и тот же воинственный пыл. Был ли этот образ действий несправедлив, или он вызывался необходимостью, но Энна осталась в руках римлян.

Марцелл одобрил этот поступок и предоставил воинам на разграбление Энну, полагая, что сицилийцы настолько напуганы, что не осмелятся избивать римские гарнизоны. Во всяком случае, слух об этом избиении почти в один день распространился во всей Сицилии, так как город лежит в центре Сицилии и славится как своим естественным укрепленным положением, так и тем, что все тут было освящено следами совершившегося некогда похищения Прозерпины. И ввиду того, что гнусное убийство, по мнению сицилийцев, осквернило не только жилища людей, но и богов, – даже и те, которые до того времени колебались, перешли на сторону пунийцев. Гиппократ и Гимилькон, напрасно явившиеся по приглашению изменников со своими войсками к Энне, возвратились – первый в Мургантию, второй – в Агригент. Марцелл возвратился в Леонтины, свез хлеб и прочие запасы в лагерь, оставил там небольшой гарнизон и направился осаждать Сиракузы. Отсюда он отослал Клавдия в Рим домогаться консульства и вместо него назначил начальником флота и старого лагеря Тита Квинтия Криспина. Сам он выстроил и укрепил зимние квартиры на расстоянии пяти тысяч шагов от Гексапил – место это называлось Лев[851]851
  …место это называлось Лев. – «Лев» – вероятно, прибрежная скала (или силуэт скалистого берега); место лагеря – внизу под Эпиполами. Комментаторы считают, что Ливий спутал расстояние до Льва с расстоянием до полуострова Фапс, где некогда встали на якорь афинские корабли (у Ливия этот полуостров не упомянут). У Льва, несомненно, тоже была бухта.


[Закрыть]. Таковы были события в Сицилии до начала зимы.

40. В то же лето началась уже давно ожидаемая война с царем Филиппом. К претору Марку Валерию, оберегавшему флотом Брундизий и прилегавшие к нему берега Калабрии, прибыли из Орика послы с известием, что Филипп напал прежде всего на Аполлонию, подъехав к городу вверх по реке на 120 двурядных весельных легких кораблях; но так как осада города шла, сверх ожидания, слишком медленно, то он незаметно ночью подступил с войском к Орику и при первом же приступе взял этот город, лежащий в ровном месте, не защищенный стенами и не имевший вооруженных людей. Уведомляя об этом, послы просили помочь им и не допускать явного врага римлян на суше или на море к приморским городам, которых он домогается главным образом потому, что они служат ключом к Италии. Марк Валерий, оставив гарнизон в 2000 человек под начальством легата Публия Валерия, прибыл на другой день в Орик со снаряженным и готовым к бою флотом, переправив на грузовых судах тех воинов, которых нельзя было поместить на военных кораблях, и снова легко завладел этим городом, так как в нем находился небольшой гарнизон, оставленный Филиппом при удалении оттуда. Сюда прибыли послы из Аполлонии с известием, что их город в осадном положении, так как они не желают изменять римлянам, и что они не в состоянии далее сопротивляться македонянам, если к ним не будет прислан римский гарнизон. Пообещав исполнить их просьбу, он послал к устью реки на военных кораблях 2000 отборных воинов под начальством префекта союзников, Квинта Невия Кристы, человека энергичного и опытного в военном деле. Последний, высадив войско и отправив корабли к оставшемуся флоту обратно в Орик, откуда он прибыл, провел его недалеко от реки по дороге, не занятой врагами, и ночью незаметно для врагов вошел в город. Следующий день войско отдыхало, пока префект делал смотр молодежи Аполлонии и знакомился с вооружением и силами города. Этот осмотр придал префекту уверенность; к тому же разведчики дали ему знать о беспечности и небрежности в лагере неприятеля. Поэтому он вышел из города среди ночной тишины без всякого шума и вошел в неприятельский лагерь, который был так плохо защищен и так доступен, что, по достоверным данным, в окопы лагеря вошла тысяча человек прежде, чем заметил их враг, и, воздержись они от резни, могли бы дойти до царской палатки. Убиение ближайших к воротам встревожило врагов. После этого всеми овладел такой ужас и страх, что не только никто другой не взялся за оружие и не думал об изгнании врага из лагеря, но даже сам царь, пробужденный от сна, почти полунагой, в платье, едва ли приличном даже для простого воина, а тем менее для царя, бежал к реке, к своим кораблям. Туда же бежало и прочее войско. Немного менее 3000 человек взято было в плен и убито в лагере; однако значительно более было взято в плен, чем убито. После разграбления лагеря жители Аполлонии свезли в город для охраны стен, на случай повторения подобного нападения, катапульты, баллисты[852]852
  …катапульты, баллисты… – Из катапульт пускали стрелы в горизонтальном направлении. При помощи баллист бросали камни и бревна под углом в 45°.


[Закрыть] и другие снаряды, приготовленные для штурма города; вся прочая добыча лагеря предоставлена была римлянам. Валерий, получив уведомление об этом в Орике, тотчас поторопился с флотом к устью реки, чтобы царь не мог спастись бегством на кораблях. Поэтому Филипп, убедившись в недостаточности своих сил для сражения на суше и на море, велел вытащить корабли на берег, сжечь их и направился сухим путем в Македонию с войском, большею частью безоружным и ограбленным. Римский флот провел зиму с Марком Валерием в Орике.

41. В том же году шла война в Испании с переменным счастьем. Именно: не успели римляне переправиться через Ибер, как Магон и Газдрубал разбили огромное войско испанцев, и Испания, лежащая по ту сторону реки, отпала бы от римлян, если бы Публий Корнелий не переправил поспешно войска через Ибер и не оказал своевременной помощи колебавшимся союзникам. Сначала римляне стояли у Белой Крепости – это место известно гибелью великого Гамилькара. То был пункт укрепленный, и римляне уже раньше свезли туда припасы. Но так как окрестности этого укрепления были переполнены врагами и неприятельская конница безнаказанно напала на римское войско и погубила до 2000 отставших и рассеявшихся по деревням, то римляне отступили оттуда ближе к умиротворенным местам и укрепились лагерем у горы Победы. Туда прибыл со всем войском Гней Сципион и третий карфагенский вождь Газдрубал, сын Гисгона, с правильно организованным войском; все они расположились за рекою против римского лагеря. Публий Сципион, отправившийся тайно с легковооруженными, чтобы ознакомиться с окрестностями, и замеченный врагами, был бы застигнут ими в открытом месте, если бы не занял соседнего холма. И здесь его окружили враги, но подоспевший брат выручил его из осады. Укрепленный и известный испанский город Кастулон, так тесно связанный союзом с пунийцами, что Ганнибал даже взял оттуда себе жену, перешел на сторону римлян. Карфагеняне приступили к штурму города Илитургиса, потому что в нем стоял римский гарнизон, и, по-видимому, хотели голодом заставить этот город сдаться. Отправившись с одним легионом налегке на помощь союзникам и гарнизону, Гней Сципион прошел в город между обоими лагерями, причем перебил много врагов, на следующий день сделал вылазку и сразился так же удачно. В обоих сражениях убито было свыше 12 000 врагов, более 1000 взято в плен и захвачено 36 знамен. Таким образом, карфагеняне отступили от Илитургиса и начали осаду города Бигерры, тоже союзного римлянам. Эту осаду снял Гней Сципион без сражения одним своим появлением.

42. После этого пунийцы передвинули свой лагерь к Мунде; римляне последовали немедленно за ними. Тут войска завязали сражение, которое продолжалось почти четыре часа. Римляне начали было одерживать блистательную победу, как дан был сигнал к отступлению, так как Гней Сципион был ранен копьем в бедро и бывшие вблизи него воины опасались за смертельный исход раны. Однако было несомненно, что, не случись этой задержки, пунийский лагерь мог быть взят в тот день, так как уже не только воины, но и слоны загнаны были до самого вала, и на нем было убито копьями 39 слонов. Говорят, что и в этом сражении было убито до 12 000 воинов, почти 3000 взято в плен и захвачено 57 знамен. Затем пунийцы отступили к городу Аврингу; римляне последовали за ними, чтобы не дать им оправиться от ужаса. Тут Сципион приказал вынести себя на носилках на поле битвы и дал опять сражение; победа была несомненно на его стороне; однако врагов было убито наполовину меньше против прежнего, так как число сражающихся уменьшилось. Но испанцы как бы были созданы для того, чтобы возобновлять войны и содействовать новым приготовлениям к ним. Магон, посланный своим братом, чтобы набрать воинов, вскоре пополнил ряды войска, и ободрившиеся карфагеняне снова попытались дать сражение. Бóльшая часть воинов были галлы, и они сражались за ту сторону, которая потерпела в течение нескольких дней столько поражений, с таким же мужеством, как и прежние, но и исход сражения был тот же: более 8000 человек было убито, несколько менее 1000 взято в плен и захвачено 58 знамен. Бóльшая часть добычи была взята от галлов; то были золотые ожерелья и браслеты в большом количестве. Пали в этом сражении и два знаменитых галльских вождя – Мениацепт и Висмар. Слонов захвачено 8, убито 3.

Ввиду успешного хода дел в Испании римлянам стало наконец стыдно, что город Сагунт, послуживший поводом к войне, уже восьмой год находится во власти врагов. Поэтому, прогнав силою пунийский гарнизон, они снова заняли этот город и возвратили его прежним жителям, уцелевшим от жестокой войны. Турдетан, которые подали им повод к войне с карфагенянами, римляне подчинили себе, продали их в рабство, а город их разрушили.

43. Таковы были действия в Испании в консульство Квинта Фабия и Марка Клавдия. В Риме, едва только новые народные трибуны вступили в должность, как один из них, Марк Метелл, назначил цензорам Публию Фурию и Марку Атилию день явиться на суд народа. Год тому назад, когда он был квестором, они лишили его коня, исключили из трибы и сделали эрарием за его предложение при Каннах оставить Италию. Но благодаря содействию девяти трибунов им запрещено было выступить ответчиками, пока они занимают свою должность, и таким образом они были освобождены от суда. Окончить перепись цензорам помешала смерть Публия Фурия. Марк Атилий отказался от должности[853]853
  …отказался от должности. – В случае смерти одного цензора другой не доканчивал службу, а выбирали новых цензоров.


[Закрыть].

На консульских комициях председательствовал консул Квинт Фабий Максим. Оба новых консула, Квинт Фабий Максим, сын консула, и Тиберий Семпроний Гракх, во второй раз были избраны заочно. Преторами были избраны бывшие тогда курульными эдилами Публий Семпроний Тудитан и Гней Фульвий Центимал и из частных лиц Марк Атилий и Марк Эмилий Лепид. Сохранилось известие, что в этом году курульные эдилы устроили в первый раз сценические представления, продолжавшиеся четыре дня. Эдил Тудитан был тот самый, который пробился сквозь неприятельское войско при Каннах, в то время как все прочие, вследствие такого сильного поражения, оцепенели от страха. По окончании этих комиций, по предложению консула Квинта Фабия, предназначенные консулы призваны были в Рим, где вступили в должность и совещались с сенатом о войне, о назначении провинций им и преторам и о том, кому каким войском командовать.

44. И сенат распределил сферы деятельности и войска таким образом: ведение войны с Ганнибалом было поручено консулам, и им даны войска – одно, которым командовал сам Семпроний, другое – которым командовал консул Фабий. В них было по два легиона. Претору Марку Эмилию, ведавшему дела с чужестранцами, было предложено, передав свои судебные обязанности городскому претору Марку Атилию, принять пост в Луцерии с двумя легионами, состоявшими под командой тогдашнего консула Квинта Фабия в бытность его претором. Публию Семпронию был назначен пост в Аримине, Гнею Фульвию в Свессуле – каждому с двумя легионами, с тем, что Фульвий должен был взять городские легионы, а Тудитан принять легионы от Марка Помпония. Продлена власть и оставлены посты – Марку Клавдию в Сицилии в пределах прежнего царства Гиерона, пропретору Лентулу – прежний пост, Титу Отацилию назначен флот; новых войск никто не получил. Марку Валерию назначены были Греция и Македония с бывшими в его распоряжении легионом и флотом; Квинту Муцию – Сардиния с прежним войском, состоявшим из двух легионов; Гаю Теренцию – Пицен с одним легионом, состоявшим уже под его командой. Сверх того, было приказано набрать два городских легиона и 20 000 союзников. Такими вождями и такими войсками обеспечили римляне свое государство против многих одновременных войн, начатых уже или только ожидавшихся.

Набрав два городских легиона и пополнив прочие легионы, консулы до выступления из города принесли умилостивительные жертвы по случаю знамений, о которых было сообщено. Городская стена с воротами в Кайете и даже храм самого Юпитера в Ариции поражены были ударом молнии. Признаны были справедливыми и другие случаи обмана зрения и слуха: у Тарацаны на реке видели военные корабли, которых там вовсе не было; в храме Юпитера Вицилинского, в окрестностях Компсы, будто бы загремело оружие; в Амитерне будто бы вода в реке обратилась в кровь. Принеся умилостивительные жертвы по случаю этих знамений, согласно решению понтификов, консул Семпроний выступил в Луканию, Фабий – в Апулию. Отец последнего прибыл в качестве легата, в лагерь сына у Свессулы. Сын вышел к отцу навстречу; ликторы из уважения к величию отца шли молча[854]854
  …из уважения к величию отца шли молча. – Т. е. не останавливали отца и не приказывали ему, ввиду присутствия консула, слезть с лошади.


[Закрыть]. Старик отец уже проехал верхом мимо одиннадцати ликторов, как консул приказал последнему обратить на это внимание. Тот велел старцу слезть с коня, и тут только отец соскочил с лошади и сказал сыну: «Я хотел испытать, сын, сознаешь ли ты достаточно, что ты консул».

45. В этот лагерь тайно ночью явился Дазий Альтиний, арпиец, с тремя рабами, обещая предать Арпы за вознаграждение. Фабий передал это дело на обсуждение военному совету. Одни предлагали этого двоедушного врага высечь и казнить, как перебежчика, так как он, вероятно, вследствие убеждения, что верность должна стоять на стороне счастья, после поражения при Каннах перешел на сторону Ганнибала и склонил к отпадению Арпы, а затем, когда положение Римского государства, против его ожидания и желания, стало поправляться, он обещает, в виде вознаграждения, новую измену тем, которым изменил; он-де придерживается всегда одной стороны, а в душе склонен к другой; он – ненадежный союзник, легкомысленный враг. Наравне с изменниками из Фалерий и от Пирра[855]855
  Наравне с изменниками из Фалерий и от Пирра… – О перебежчиках из Фалерий см. V, 27. Об изменнике – личном враче Пирра рассказано в утраченной книге XIII, а также Плутархом (Пирр, 21). Этот врач предложил римскому командующему отравить царя, но римлянин отверг предложение и сообщил о нем самому Пирру. – Примеч. ред.


[Закрыть], пусть он будет третьим поучительным примером для перебежчиков. На это возражал отец консула, Фабий, что, не соображаясь с современными обстоятельствами, люди в самый разгар войны, точно в мирное время, высказывают о всяком свободно свое суждение; таким образом, в то время как нужно заботиться и думать, насколько возможно, об удержании прежних союзников римского народа и о приобретении новых, считают необходимым дать поучительный пример тому, кто образумится и обратится к прежнему союзу. Поэтому, если можно отпадать от римлян, но нельзя возвращаться к ним, то кто же сомневается в том, что вскоре Римское государство, потеряв доверие союзников, увидит, что все народы Италии связаны договорами с пунийцами. «Однако, – продолжал Фабий, – я не того мнения, что следует придавать какую-нибудь веру словам Альтиния, но предлагаю средний путь: не считать его в настоящее время ни врагом, ни союзником и держать его на время войны недалеко от лагеря, в какой-нибудь надежной общине, под домашним арестом, а по окончании войны обсудить, заслуживает ли он скорее наказания за прежнее отпадение или прощения за настоящее возвращение». Все согласились с Фабием и передали самого Альтиния с его спутниками каленским послам. Довольно большое количество золота, которое он принес с собою, было также приказано оставить ему. В Калах он ходил днем свободно, но стража следила за ним, ночью его держали взаперти и караулили. В Арпах прежде всего заметили отсутствие Альтиния его родные и начали искать его. Затем, когда слух об этом распространился по всему городу, началось, конечно, волнение, вследствие исчезновения первого лица в городе. Из опасения переворота были немедленно отправлены послы к Ганнибалу. Измена Альтиния нисколько не рассердила Пунийца, так как он уже давно подозревал его, как человека сомнительной верности, и усмотрел в сообщенном факте повод завладеть имуществом такого богача и продать его. Однако, чтобы люди думали, что он поступил так скорее в гневе, чем из жадности, он присоединил к алчности жестокость: вытребовав в лагерь его жену и детей, он сперва снял допрос о бегстве Альтиния, затем о количестве золота и серебра, оставшегося в его доме, и, заручившись точными сведениями обо всем, сжег их заживо.

46. Фабий выступил из Свессулы и предполагал прежде всего взять Арпы. Расположившись лагерем на расстоянии почти пятьсот шагов от города, он осмотрел вблизи положение города и его стены и решил направить главное нападение на ту часть, которая была лучше всех защищена стенами, так как она менее всего была охраняема. Приготовив все необходимое для штурма города, он выбрал из всего войска лучших центурионов, поставил во главе их храбрых военных трибунов, дал им 600 воинов – такое количество было, по-видимому, достаточно – и приказал им нести лестницы к этому месту, как только будет дан сигнал четвертой стражи. Ворота в этом месте были низки и узки, вследствие того, что по дороге, ведшей через них, ездили мало, так как она пролегала по пустынной части города. Консул приказал прежде всего перелезть по лестницам через стену, отворить ворота изнутри или сломать запоры и, заняв эту часть города, дать сигнал, чтобы и прочие войска подвинулись к городу, а у него-де будет все наготове. Приказание было старательно исполнено, и то обстоятельство, которое, по-видимому, могло помешать предприятию, больше всего помогло обмануть врагов: начавшийся после полуночи сильный дождь заставил всю стражу покинуть посты и искать убежища под кровлей, а бушевавшая вначале сильная буря помешала распознать шум, происходивший при взломе ворот; а затем, когда она стала стихать и до ушей доходили более однообразные звуки, то это усыпило бóльшую часть населения. Когда отряд занял ворота, приказано было трубачам, расставленным по дороге на равных расстояниях, дать сигнал для вызова консула. Как только дан был условленный сигнал, консул приказал войску выступать и еще до начала дня вошел в город через выломанные ворота.

47. Тут только неприятели проснулись, когда дождь уже перестал и стало светать. В городе был гарнизон Ганнибала приблизительно в 5000 человек, а у самих арпийцев было 3000 вооруженных. Их пунийцы выставили первыми против римлян, чтобы не подвергнуться измене с тыла. Сначала сражение шло в полумраке и в узких улицах. Когда римляне заняли не только улицы, но и ближайшие к воротам дома, чтобы не подвергаться сверху обстреливанию и ранам, то некоторые арпийцы и римляне, узнавшие друг друга, стали переговариваться. Римляне спрашивали арпийцев, что это они вздумали и чем провинились римляне против них, или какую услугу оказали им пунийцы, что они, италийцы, ведут войну за чужестранцев и варваров против прежних союзников и готовы заставить Италию платить дань и пошлины Африке. Арпийцы приводили в свое оправдание, что они, ничего не ведая, проданы были своими старейшинами Пунийцу, что немногие перехитрили и подчинили их. Начало было сделано: все большее и большее число арпийцев и римлян стало вступать в разговоры. Наконец арпийцы привели своего претора к римскому консулу и, заручившись перед знаменами и рядами войска обещанием поддержки, вдруг обратили оружие на защиту римлян против карфагенян. И испанцы, в количестве немного менее 1000 человек, выговорив у консула только свободный выход пунийского гарнизона, перешли на его сторону. Ворота были отворены, и карфагеняне, выйдя беспрепятственно согласно обещанию консула, прибыли к Ганнибалу в Салапию. Арпы без ущерба для кого бы то ни было, за исключением одного прежнего изменника и нового перебежчика, перешли опять на сторону римлян. Испанцам было приказано отпустить двойной паек: Римское государство очень часто пользовалось их отважной и верной службой.

Когда один консул находился в Апулии, а другой в Лукании, из Капуи, под видом опустошения неприятельской страны, прибыло, с дозволения своих начальников, к римскому лагерю, что стоял выше Свессулы, 112 знатных кампанских всадников; объяснив сторожевому посту, кто они такие, они заявили, что желают переговорить с претором. Лагерем командовал Гней Фульвий. Когда ему доложили о прибывших, он приказал десятерых из них привести к себе безоружными и, выслушав их требование – просьба же их состояла только в том, чтобы римляне приняли сдачу Капуи, но возвратили им их имущество, – обещал оказать им всякую поддержку. Другой претор, Семпроний Тудитан, взял город Атрин. Более 5000 человек было захвачено в плен, и приобретено значительное количество чеканной меди и серебра.

В Риме две ночи и один день продолжался сильный пожар: выгорело дотла все пространство, находящееся между соляными амбарами и Карментальскими воротами, с Эквимелийским и Югарийским кварталами, с храмами Фортуны и Матери Матуты. Огонь, широко распространившийся и за воротами, уничтожил много священных и частных зданий.

48. В том же году Публий и Гней Корнелии простерли свои надежды и на покорение Африки, так как в Испании у них все шло удачно: они склонили на свою сторону много прежних союзников и приобрели новых. Нумидийский царь Сифак сделался неожиданно для карфагенян их врагом. Сципионы отправили к нему в качестве послов трех центурионов заключить с ним дружественный союз и уверить его, что если он будет продолжать теснить карфагенян войною, то этим сделает приятное сенату и римскому народу и что они постараются своевременно отблагодарить его сторицей. Это посольство пришлось варвару по сердцу. Выслушав в разговоре с послами о способе ведения войны взгляды старых воинов и сравнив организацию своего войска с такой благоустроенной военной дисциплиной римлян, он увидел, как многого он не знает. Тут прежде всего он стал просить их поступить с ним, как подобает хорошим и верным союзникам: чтобы двое из них отправились к своим главнокомандующим с ответом, а один остался у него в качестве инструктора; нумидийцы-де не способны вести войну пешими и ловки только на конях: так вели войну их предки уже с незапамятных времен, к этому же привык и он с детства. Но он имеет дело с противником, который силен своею пехотой, и если он, Сифак, желает сравняться с ним своими силами, то и ему необходимо снарядить пехоту; и есть у него в царстве достаточно людей для этого, но он не обладает искусством вооружить их, снабдить всем необходимым и обучить строю. Ни в чем нет порядка и плана, как в случайно сбежавшейся толпе. Послы изъявили готовность исполнить его желание, но просили дать слово отпустить немедленно того из них, который останется, если главнокомандующие не одобрят их образа действий. Имя оставшегося у царя было Квинт Статорий. Вместе с двумя римскими послами царь отправил в Испанию и нумидийских послов, чтобы заручиться словом верности у римских главнокомандующих. Им же он поручил немедленно склонить на свою сторону тех нумидийцев, которые служили в карфагенских гарнизонах в качестве вспомогательного войска. И в самом деле, Статорий набрал царю пехоту из многочисленной молодежи, разделил ее подобно римскому войску, обучил при построении и маневрировании следовать за знаменами и соблюдать ряды и приучил ее к воинским работам и обязанностям. Вскоре царь столько же мог положиться на пехоту, сколько и на конницу, и когда дело дошло до столкновения на ровном месте, то разбил карфагенян в настоящем сражении. Прибытие царских послов оказалось весьма выгодным и для римлян в Испании, так как, узнав об этом, нумидийцы стали часто переходить на сторону римлян. Так началась дружба римлян с Сифаком.

Как только карфагеняне узнали об этом, то отправили немедленно послов к Гале, царю другой части Нумидии, жители которой назывались мезулии.

49. У Галы был семнадцатилетний сын Масинисса[856]856
  …семнадцатилетний сын Масинисса… – Вероятно, ошибка Тита Ливия, так как Масинисса умер в возрасте 90 лет в 149 году до н. э., и, следовательно, в 213 году ему было 27 лет.


[Закрыть], настолько даровитый, что уже тогда видно было, что он расширит и обогатит царство, которое унаследует. Так как Сифак соединился с римлянами, чтобы при помощи этого союза иметь больше силы против царей и народов Африки, то карфагенские послы объяснили Гале, что и ему выгоднее будет немедленно соединиться с ними еще до перехода Сифака в Испанию или римлян в Африку: можно-де одолеть Сифака, у которого от союзного договора с римлянами пока нет ничего, кроме имени. Галу было легко склонить к тому, чтобы отправить войско, так как его сын настойчиво требовал поручить эту войну ему; присоединив к себе карфагенские легионы, он наголову разбил Сифака в большом сражении. Говорят, что в этом сражении было убито 300 000 человек. Сифак бежал с поля битвы с немногими всадниками к маврусийским нумидийцам, жившим далее всех африканцев у Океана, против Гадеса, и так как с известием об его прибытии к нему отовсюду стали стекаться варвары, то он в короткое время вооружил огромное войско, с тем чтобы переправиться с ним в Испанию, отделенную узким проливом. Между тем сюда явился Масинисса с победоносным войском и вел здесь самостоятельно, без всякой помощи карфагенян, весьма славную войну с Сифаком.

В Испании не случилось ничего особенного, кроме того, что римские главнокомандующие склонили на свою сторону кельтиберскую молодежь за такое же вознаграждение, какое она выговорила себе у карфагенян, и отправили свыше 300 знатнейших испанцев в Италию сманивать своих соотечественников, служивших во вспомогательном войске Ганнибала. Из событий этого года в Испании только это обстоятельство и обращает на себя внимание, так как кельтиберы были первым наемным войском, которое когда-либо существовало в римском лагере.