Текст книги "История Рима от основания Города"

55. После родосцев приглашены были послы Антиоха. Следуя общему обычаю просящих милости, они признавали заблуждение царя и умоляли сенаторов при обсуждении дела руководиться больше своей снисходительностью, чем виновностью царя, который-де и без того понес слишком большое наказание. В конце речи они просили сенаторов закрепить своим решением мир, дарованный Сципионом, на тех условиях, на каких он был дан. Сенат высказался за сохранение этого мира, а через несколько дней и народ утвердил его. Договор был заключен на Капитолии с главой посольства Антипатром, племянником царя Антиоха.

После этого выслушаны были и остальные посольства, прибывшие из Азии. Все они получили один ответ, что сенат, следуя обычаю предков, для разбора и устройства дел в Азии отправит десять уполномоченных; что в общих чертах, однако, это устройство будет состоять в следующем: все, что по сю сторону Тавра лежало в пределах Антиохова царства, вплоть до реки Меандра, будет отдано Евмену, кроме Ликии и Карии, которые будут принадлежать родосцам. Из остальных государств Азии те, которые платили дань Атталу, будут платить ее Евмену, а платившие Антиоху останутся свободными и изъятыми от повинностей. В число десяти уполномоченных назначили Квинта Минуция Руфа, Луция Фурия Пурпуриона, Квинта Минуция Терма, Аппия Клавдия Нерона, Гнея Корнелия Мерулу, Марка Юния Брута, Луция Аврункулея, Луция Эмилия Павла, Публия Корнелия Лентула и Публия Элия Туберона.

56. Им предоставлено было решать все, что потребует разбора на месте, сущность же дела наметил им сенат, а именно: всю Ликаонию, обе Фригии, Мисию с царскими лесами, все города Лидии и Ионии, за исключением тех, которые были свободны в день битвы с царем Антиохом, затем обозначенные поименно: Магнесию, что при Сипиле, часть Карии, носящую название Гидрельской, и область Гидрельскую, обращенную к Фригии, далее укрепления, селения и города до реки Меандр, за исключением тех, которые были свободны до войны, и наконец обозначенные поименно – Тельмесс и лагерь тельмесцев, кроме области, принадлежавшей Птолемею Тельмесскому – все это, перечисленное выше, сенат повелел отдать Евмену. Родосцам отдали всю Ликию, за исключением Тельмесса, лагеря тельмесцев и области, принадлежавшей Птолемею Тельмесскому: эти места были изъяты из того, что отдавали Евмену и родосцам. Далее родосцам же постановили отдать ту часть Карии, которая за рекою Меандр лежит ближе к острову Родосу, с городами, деревнями, укреплениями и полями, обращенными к Писидии, кроме городов, бывших свободными накануне дня битвы с Антиохом в Азии.

Поблагодарив за все это, родосцы стали просить за город Солы, находящийся в Киликии, говоря, что жители этого города, как и они, происходят из Аргоса; что благодаря этому родству между ними существует братская любовь и что поэтому они просят, как особенного одолжения, освободить этот город от царского ига. Пригласив послов Антиоха, сенаторы переговорили с ними, но ничего не добились, так как Антипатр ссылался на договор, вопреки-де которому родосцы просят не город Солы, но Киликию и таким образом хотят переступить за Таврский хребет. Призвав снова родосцев, сенаторы объяснили им, как твердо противится их требованию посол царя, но прибавили, что если, по мнению родосцев, это дело особенно затрагивает честь их государства, то сенат всеми мерами постарается сломить упорство послов. Тогда, поблагодарив еще искреннее, чем прежде, родосцы сказали, что они скорее уступят неосновательным притязаниям Антипатра, чем подадут повод к нарушению мира. Таким образом относительно Сол все осталось по-старому.

57. В то время как происходило все это, прибыли послы из Массилии с известием, что претора Луция Бебия на пути в провинцию Испанию окружили лигурийцы и убили большую часть сопровождавших его; что сам он, израненный, с немногими спутниками, без ликторов бежал в Массилию и на третий день умер. Выслушав это известие, сенат постановил, чтобы пропретор Этрурий Публий Юний Брут передал провинцию и войско тому из своих легатов, кому заблагорассудит, а сам отправился в Дальнюю Испанию и чтобы она была его провинцией. Об этом постановлении сената претор Спурий Постумий послал в Этрурию письменное извещение, и пропретор Публий Юний отправился в Испанию. В этой провинции, значительно раньше еще прибытия туда преемника, Луций Эмилий Павел, одержавший впоследствии замечательную победу над царем Персеем, после неудачи предыдущего года наскоро собрал войско и, встретясь с лузитанами, сразился с ними. Неприятели были разбиты и обращены в бегство; при этом они потеряли 18 000 убитыми, 2300 пленными и лагерь. Слух об этой победе восстановил некоторое спокойствие в Испании.

В этом же году за три дня до январских календ триумвиры Луций Валерий Флакк, Марк Атилий Серран и Луций Валерий Таппон согласно сенатскому постановлению вывели латинскую колонию в Бононию. Они вывели туда 3000 человек; всадникам дали по семьдесят югеров земли, а остальным колонистам – по пятьдесят. Эта область была отобрана от галлов-бойев, галлы же раньше изгнали оттуда этрусков.

В этом же году многие знаменитые мужи домогались должности цензора. Это обстоятельство, как будто оно в самом себе не заключало достаточной причины к большому соревнованию, возбудило еще другую, гораздо бóльшую борьбу. Домогались цензорства Тит Квинкций Фламинин, Публий Корнелий Сципион, сын Гнея, Луций Валерий Флакк, Марк Порций Катон, Марк Клавдий Марцелл и Маний Ацилий Глабрион, победивший при Фермопилах Антиоха и этолийцев. Расположение народа склонялось больше всего на сторону последнего, так как он имел случай раздать множество подарков и тем снискать признательность значительной части граждан. Вследствие недовольства многих лиц знатного происхождения на то, что отдают такое преимущество перед ними человеку «новому», народные трибуны Публий Семпроний Гракх и Гай Семпроний Рутул привлекли его к суду за то, что он будто бы не представил во время триумфа и не внес в государственную казну значительной части царских денег и добычи, взятой в лагере Антиоха. Показания уполномоченных и военных трибунов были разнообразны, особенно же обращал на себя внимание как свидетель Марк Катон, но его влияние, которое он приобрел постоянно примерной жизнью, ослаблялось тем обстоятельством, что он сам был в числе кандидатов; спрошенный в качестве свидетеля, Катон показал, что во время триумфа он не видел золотых и серебряных сосудов, которые видел среди другой царской добычи после взятия лагеря. Наконец Глабрион, чтобы возбудить недоброжелательство больше всего к Катону, заявил, что отказывается от своего домогательства, так как соперник его, человек, как и сам он, «новый», гнусно нарушая клятву, нападает на то, на что молча негодуют люди знатного происхождения.

58. Предложено было оштрафовать обвиняемого на сто тысяч ассов; два раза происходили прения о нем, в третий же раз, когда обвиняемый отказался от своего домогательства, народ не пожелал голосовать вопроса о штрафе, и трибуны не настаивали на этом деле. В цензоры были выбраны Тит Квинкций Фламинин и Марк Клавдий Марцелл.

В эти же дни сенат за городом в храме Аполлона дал аудиенцию Луцию Эмилию Региллу, одержавшему морскую победу над начальником флота Антиоха. Выслушав отчет о его действиях, с какими большими флотами неприятельскими он сражался, сколько кораблей затопил и сколько взял в плен, сенаторы с большим единодушием присудили ему триумф за победу на море. Этот триумф он праздновал в февральские календы. В триумфе несли 49 золотых венков, но количество денег вовсе не соответствовало блеску победы, одержанной над царем: несли только 34 200 аттических тетрадрахм и 132 300 кистофоров. После триумфа, согласно сенатскому постановлению, были совершены благодарственные молебствия за успехи, одержанные в Испании Луцием Эмилием.

Спустя немного времени к городу прибыл Луций Сципион; не желая уступить брату в прозвище, он хотел, чтобы ему дали титул Азиатского. Как в сенате, так и в народном собрании он подробно говорил о своих деяниях. Были люди, толковавшие, что эта война на деле представила меньше трудностей, чем можно было ожидать, судя по молве о ней: она была окончена одним большим сражением, и славу этой победы умалила предварительная победа при Фермопилах. Но, если судить справедливо, при Фермопилах шла борьба скорее с этолийцами, чем с царем; ибо с какою частью своих сил сражался там царь? Между тем как в Азии, где он собрал вспомогательные войска ото всех народов с самых отдаленных пределов востока, у него стояли в строю силы целой страны.

59. Справедливо поэтому и в честь богов устроили величайшее торжество, какое только могли, в благодарность за то, что они великую победу сделали еще и легкою, и главнокомандующему присудили триумф, который он праздновал во вставном месяце накануне мартовских календ[1126]1126
  …во вставном месяце накануне мартовских календ. – Чтобы сравнять лунный год (в 355 дней) с солнечным, Нума Помпилий установил через каждые 2 года прибавлять после 23 и 24 февраля вставной месяц, к которому присоединялись и остальные дни февраля. Таким образом, в данном месте Тит Ливий имеет в виду 27-й день вставного месяца.


[Закрыть]. Этот триумф представлял собою более пышное зрелище, чем триумф брата его, Сципиона Африканского; но, если припомнить совершенные ими деяния и оценить опасность борьбы, то их в такой же степени можно сравнивать, как если бы сравнить самих вождей или Антиоха с Ганнибалом. Во время триумфа несли 224 военных знамени, 134 изображения городов, слоновых бивней 1231, золотых венков 234, серебра весом 137 420 фунтов, тетрадрахм аттических 224 000, кистофоров 321 070, золотых монет-филиппиков 140 000, серебряных сосудов – все они были чеканной работы – весом 1423 фунта, золотых – весом 1023 фунта. Царских вождей, начальников и царедворцев шло перед колесницей 32 человека. Воинам было роздано по двадцать пять денариев, центурионам вдвое больше, а всадникам втрое. Жалованье и хлеб после триумфа они получили в двойном количестве; в двойном же количестве консул выдал все это и в Азии после сражения. Праздновал триумф он почти год спустя после своего консульства.

60. Около того же времени консул Гней Манлий прибыл в Азию, а претор Квинт Фабий Лабеон к флоту. У консула не было недостатка в поводах к войне с галлами, а на море после поражения Антиоха все было спокойно. Квинт Фабий, обдумывая, за какое дело лучше всего приняться, чтобы не казалось, что он получил назначение, не требующее дела, предпочел плыть к острову Криту. Там жители Кидонии вели войну с жителями городов Гортинии и Кноса, говорили также, что по всему острову находится в рабстве большое количество пленных римлян и италийцев. Лишь только претор пристал с флотом к берегу Крита, выступив из Эфеса, он тотчас разослал кругом по городам вестников с приказанием сложить оружие, разыскать по городам и селам пленников, привести их к нему и вместе с тем прислать послов, с которыми бы он мог переговорить о делах, одинаково касающихся как критян, так и римлян. Это приказание нисколько не подействовало на критян, и, кроме жителей Гортинии, никто не возвратил пленных. Валерий Антиат рассказывает, будто из страха перед угрозой войны было со всего острова возвращено до 4000 пленных и что хотя Фабий больше ничего не совершил, но это послужило ему основанием добиться от сената триумфа за морскую победу. С Крита Фабий возвратился в Эфес; послав отсюда три корабля к берегам Фракии, он приказал вывести гарнизоны Антиоха из Эноса и Маронеи, чтобы дать свободу и этим городам.

Книга XXXVIII

Афамания отложилась от Филиппа (1). Попытка его вернуть эту область отбита (2). Дальнейшие успехи этолийцев; посольство их в Рим (3). Римляне осадили Амбракию (4). Неудачная попытка этолийцев освободить этот город (5–6). Осадные сооружения под Амбракией (7). Этолийцы просят мира и получают согласие на то консула (8–9). Сенат утверждает мирный договор (10–11). Война с галлогреками; движение римлян к границам толостобогиев (12–15). Происхождение галлогреков (16). Речь консула к воинам (17). Приготовления галлогреков к обороне (18–19). Поражение толостобогиев при горе Олимп (20–23). Тектосаги тоже разбиты (24–27). События в Риме; покорность Кефаллении; сопротивление жителей Самы; поражение их (28–29). События в Пелопоннесе (30). Распри Ахейского союза с Лакедемоном (30–34). Распределение провинций и армий на 566 год от основания Рима [188 г. до н. э.]; расширение прав кампанцев и жителей некоторых муниципий (35–36). Посольства от народов Азии у проконсула Манлия (37). Мир с Антиохом (38–39). Упорядочение дел в Азии (39). Обратный путь римлян из Азии; столкновение с фракийцами (40–41). Распределение провинций на 567 год от основания Рима [187 г. до н. э.] (42). Интриги консула Эмилия против Фульвия (43–44). Проконсул Гней Манлий просит триумфа за победы в Азии; возражения против этого требования (44–46). Речь Манлия (47–49). Триумф его (50). Публий Сципион Африканский привлечен к суду; удаление его из Рима (50–53). Суд над Публием Сципионом (54–55). Разногласие писателей о судьбе Публия Сципиона Африканского (56–57). Судьба Луция Сципиона (58–60).

1. В то время когда в Азии велась война, и в Этолии также произошли смуты, начало которым положило племя афаманов. Афамания в это время, по изгнании Аминандра, была занята царским гарнизоном под начальством Филипповых наместников, которые своим надменным и необузданным управлением заставили жалеть об Аминандре. У находившегося тогда в Этолии в изгнании Аминандра возникла надежда снова овладеть своим царством вследствие писем его приверженцев, которые извещали его о положении дел в Афамании. Отправив назад посланных, он дал знать через них старейшинам в Аргитею – то была столица Афамании, – что он, получив от этолийцев вспомогательное войско, прибудет в Афаманию, если ему будет точно известно настроение его соотечественников. Затем он вел переговоры с апоклетами этолийцев, которые составляют союзный совет народа, и с их претором Никандром. Увидев, что они на все готовы, он тотчас известил их, в какой день он вступит с войском в Афаманию. Сначала против македонского гарнизона было только четыре заговорщика. Из них каждый взял себе для исполнения предприятия по шесть помощников. Затем, полагаясь слишком мало на такое небольшое число, более удобное для сохранения дела в тайне, чем для исполнения его, они прибавили к прежнему числу еще такое же. Когда их таким образом стало пятьдесят два, они разделились на четыре части. Одна часть отправилась в Гераклею, другая в Тетрафилию, где прежде обыкновенно хранилась царская казна, третья в Тевдорию, четвертая в Аргитею. Все условились сначала спокойно показываться на форуме, как будто они явились по частным своим делам, а в назначенный день пригласить весь народ изгнать из крепостей македонские гарнизоны. Когда этот день настал и Аминандр с 1000 этолийцев находился в пределах Афамании, то, согласно уговору, македонские гарнизоны одновременно были изгнаны из четырех пунктов, и повсюду в остальные города были разосланы письма с увещаниями освободиться от необузданного господства Филиппа и снова подчиниться унаследованному от отцов законному царю. Отовсюду изгоняют македонян. Только город Тейон несколько дней оказывал сопротивление осаждавшим, так как начальник гарнизона Ксенон перехватил письмо, и царские войска заняли крепость. Затем и этот город сдался Аминандру, и вся Афамания находилась в его власти, за исключением Атенея, крепостцы у самой границы Македонии.

2. Услыхав об отложении Афамании, Филипп отправился с 6000 вооруженных и очень быстро прибыл в Гомфы. Оставив здесь большую часть войска – у него не хватило бы сил для таких больших переходов, – он прибыл с 2000 в Атеней, единственную крепость, которую его гарнизон удержал за собою. Оттуда он пытался разузнать настроение ближайших мест и, легко убедившись, что все прочее ему враждебно, возвратился в Гомфы и вместе со всем войском отправился обратно в Афаманию; затем послал вперед Ксенона с 1000 пехотинцев и приказал ему занять Этопию, выгодно расположенную под Аргитеей. Увидев, что этот пункт занят его войском, сам он расположился лагерем около храма Зевса Акрейского; здесь на один день задержала его ужасная непогода, а на другой день он решился двинуться к Аргитее. Но когда они выступили, вдруг показались афаманы, которые спешили на холмы, возвышающиеся над дорогой. При виде их первые ряды остановились; страх и смятение овладели всеми колоннами, и каждый про себя думал, чтó будет, если войско спустится в долины, лежащие у подножия скал. Царь желал быстро выйти из теснины и вышел бы, если бы последовали за ним; но эта суматоха заставила его отозвать передовых воинов и отступить той же дорогой, которой он пришел. Сначала афаманы спокойно следовали в некотором расстоянии, но когда с ними соединились этолийцы, то они оставили последних позади для того, чтобы они теснили войско с тыла, а сами окружили его с флангов; некоторые поспешили более короткой дорогой по знакомым тропинкам вперед и заняли проходы. И македоняне до того растерялись, что, лишившись множества оружия и людей, перешли через реку, скорее беспорядочно убегая, чем правильно отступая. Здесь преследование прекратилось. Оттуда македоняне безопасно возвратились в Гомфы, а из Гомф в Македонию. Афаманы и этолийцы сбежались со всех сторон в Этопию, чтобы уничтожить Ксенона и 1000 македонян. Македоняне же, полагаясь слишком мало на свою позицию, отступили из Этопии на более высокий и со всех сторон крутой холм. Афаманы же, найдя с нескольких сторон доступ к нему, прогнали их оттуда и частью взяли в плен, частью перебили, так как они разорялись и по непроходимым местам и неизвестным скалам не могли найти дороги, чтобы бежать. Многие со страха бросались в пропасть; очень немногие с Ксеноном спаслись к царю. Затем им дана была возможность во время перемирия похоронить убитых.

3. Завладев снова своим царством, Аминандр отправил послов как в Рим к сенату, так и в Азию к Сципионам, которые после великой битвы с Антиохом находились в Эфесе. Он просил мира и извинялся, что при помощи этолийцев снова овладел отцовским царством, на Филиппа же жаловался.

Этолийцы из Афамании отправились в область амфилохов и с согласия большинства подчинили весь народ своей власти. Завладев снова Амфилохией – она некогда принадлежала этолийцам, – они с такой же надеждой отправились в Аперантию; большая часть и этой области подчинилась без борьбы. Долопы никогда не были подчинены этолийцам, а находились под властью Филиппа. Сначала они взялись за оружие; но, узнав, что амфилохи заодно с этолийцами, что Филипп бежал из Афамании и что его гарнизон истреблен, они тоже перешли от Филиппа на сторону этолийцев. Уже этолийцы благодаря этим окружавшим их племенам считали себя со всех сторон безопасными от македонян, как пришла к ним весть о том, что Антиох побежден в Азии римлянами. Вскоре после этого возвратились из Рима и их послы без надежды на мир и с известием о том, что консул Фульвий уже переправился с войском через море. Эти обстоятельства встревожили их. Поэтому они предварительно выхлопотали у родосцев и афинян посольства с тем, чтобы при помощи влияния этих государств их недавно отвергнутые просьбы имели более легкий доступ к сенату; затем, с целью сделать последнюю попытку в надежде на мир, они отправили в Рим старейшин народа, нисколько не позаботившись об отвращении войны прежде, чем когда враг почти был перед глазами.

Уже Марк Фульвий, переправив войско в Аполлонию, совещался со старейшинами эпирцев, в каком пункте ему начать военные действия. Эпирцы советовали напасть на Амбракию, которая в то время была в союзе с этолийцами. Они говорили, что если этолийцы придут защищать ее, то кругом открытое поле для сражения, если же они откажутся от сражения, то осада не будет трудна: поблизости находится и множество материала для возведения насыпей и прочих сооружений, и судоходная река Аретонт, удобная для подвоза всего необходимого, течет подле самих стен, и лето, удобное время для военных действий, наступило. Этими доводами они убедили его двинуться через Эпир.

4. Когда консул прибыл к Амбракии, ему показалось, что осада будет очень трудна. Амбракия лежит у подошвы скалистого холма, называемого жителями Перрантом. Город с той стороны, где стена тянется к равнине и реке, обращен к западу, а крепость, находящаяся на холме, к востоку. Река Аретонт, текущая из Афамании, впадает в морской залив, названный по имени близлежащего города Амбракийским. Кроме того, что с одной стороны город защищен рекой, с другой холмами, он был окружен также крепкой стеной, немного больше четырех тысяч шагов в окружности. Фульвий построил со стороны равнины два лагеря, в небольшом расстоянии друг от друга, и один форт на возвышенном месте, напротив крепости. Все это он намеревался соединить между собою валом и рвом таким образом, чтобы ни осажденным не было выхода из города и извне не было в город доступа для вспомогательного войска. При известии об осаде Амбракии этолийцы уже собрались в Страте по приказу претора Никандра. Отсюда первоначально они намерены были явиться со всеми силами, чтобы воспрепятствовать осаде. Потом, увидев, что город большею частью уже окружен осадными сооружениями и что лагерь эпирцев находится по ту сторону реки на ровном месте, они решили разделить свои силы. Эвполем отправился с 1000 легковооруженных в Амбракию и проник в город через не совсем еще соединенные между собою укрепления. У Никандра сначала было намерение с прочим войском ночью напасть на лагерь эпирцев, потому что римляне не легко могли бы подать им помощь, будучи отделены от них рекой. Затем, считая это предприятие опасным вследствие боязни, чтобы римляне как-нибудь не заметили и не отрезали ему оттуда отступления, он отказался от этого плана и повернул в Акарнанию, чтобы опустошить ее.

5. Консул, окончив уже укрепления для того, чтобы окружить город, и построив уже осадные машины, которые он намеревался пододвинуть к стене, начал штурмовать стену одновременно в пяти пунктах. Три осадных машины он велел пододвинуть на одинаковом расстоянии друг от друга против так называемого Пиррея[1127]1127
  …против так называемого Пиррея… – Вероятно, дворец Пирра.


[Закрыть], где доступ с равнины был удобнее, – одну против храма Эскулапа и одну против крепости. Таранами он потрясал стену; шестами, снабженными серпообразными крючьями, ломал брустверы. Это зрелище и удары в стену, производившие страшный грохот, навели сначала на жителей города ужас и смятение. Затем, увидев, что стена, сверх ожидания их, уцелела, они собрались снова с духом и посредством подъемных рычагов стали бросать в тараны тяжелые куски свинца, камни или же крепкие бревна, захватывали железными крючьями шесты, притягивали их во внутреннюю часть стены и отламывали серпообразные наконечники. Сверх того, они наводили еще страх как ночными вылазками на сторожевые посты у осадных сооружений, так и дневными – на аванпосты.

Когда дела у Амбракии находились в таком положении, этолийцы, опустошив Акарнанию, уже возвратились в Страт. Затем претор Никандр, получив надежду смелым предприятием прекратить осаду, послал некоего Никодама с 500 этолийцев в Амбракию. Думая, что вследствие поднявшейся с двух сторон суматохи и ночного времени, увеличивающего ужас, можно совершить замечательный подвиг, он определил, в какую ночь и в котором часу амбракийцы должны напасть со стороны города на осадные неприятельские сооружения, обращенные напротив Пиррея; сам он должен был поднять тревогу у римского лагеря. И действительно, Никодам через соединительную линию укреплений в темную ночь пробрался в город, причем не был засечен некоторыми из караульных постов, а через другие проложил себе дорогу дружным натиском. Прибытие его сильно увеличило у осажденных надежду и решимость отважиться на все, и как только назначенная ночь наступила, он вдруг напал, согласно уговору, на осадные сооружения. Однако это предприятие важнее было по началу, чем по выполнению, так как извне не было произведено никакого нападения, потому ли, что страх овладел этолийским претором, или потому, что предпочли поспешить на помощь недавно принятым в союз амфилохам, которых сильно теснил Персей, сын Филиппа, посланный для того, чтобы снова завоевать Долопию и Амфилохию.

6. У Пиррея были воздвигнуты, как выше сказано, в трех пунктах римские осадные сооружения; на все их этолийцы напали одновременно, но не с одинаковым вооружением и энергией. Одни явились с горящими факелами, другие с просмоленной паклей и зажигательными стрелами, так что вся их боевая линия была освещена пламенем. При первом наступлении они убили много караульных. Затем, когда крик и шум проникли в лагерь и консул дал сигнал, римляне взялись за оружие и бросились из всех ворот на помощь. В одном месте этолийцы пустили в дело огонь и меч; в двух остальных пунктах они отступили без всякого результата, после того как сделали одну лишь попытку начать, но на самом деле не начали боя; в одном только пункте сосредоточился жестокий бой. Здесь с двух разных сторон оба вождя, Евполем и Никодам, ободряли сражавшихся и поддерживали в них твердую надежду, что Никандр тотчас явится, как было условлено, и нападет на врагов с тыла. Это обстоятельство поддерживало некоторое время мужество сражавшихся; но, не получая от своих никакого сигнала, как это было условлено, и видя, что число врагов все растет, они, не дождавшись поддержки, повели менее энергично атаку. В конце концов они отказались от своей затеи и, когда отступление уже становилось небезопасным, убегая, были загнаны в город; в ходе боя этолийцы подожгли часть осадных сооружений и убили гораздо больше врагов, чем сами потеряли убитыми. И не подлежит сомнению, что можно было бы, в особенности в одном пункте, овладеть осадными сооружениями с большим уроном для врагов, если бы дело велось, как было условлено. Амбракийцы и находившиеся в городе этолийцы отказались действовать не только в эту ночь, но и на будущее время и, считая себя преданными своими, менее охотно подвергались опасностям. Уже никто больше не делал вылазок на неприятельские аванпосты, как бывало прежде, но, стоя на стенах и на башнях, сражались только с безопасных мест.

7. Услыхав о появлении этолийцев, Персей прекратил осаду города, который штурмовал, и, опустошив только поля, удалился из Амфилохии и возвратился в Македонию. С другой стороны и этолийцы удалились оттуда вследствие опустошения их приморской области. Плеврат, иллирийский царь, вступил с 60 легкими судами в Коринфский залив и, соединившись с ахейскими кораблями, стоявшими в Патрах, опустошал приморские части Этолии. Против них были посланы 1000 этолийцев, которые везде, куда бы флот ни направлялся по извилинам морского берега, спешили по более коротким тропинкам ему навстречу. Хотя, с другой стороны, у Амбракии римляне и потрясали таранами стену в нескольких местах и тем лишили защиты значительную часть города, однако они не могли проникнуть в город: вместо обрушившейся стены враги с одинаковой скоростью воздвигали новую, и стоявшие на развалинах воины заменяли собой укрепление. Итак, ввиду того, что при открытом нападении дело подвигалось вперед слишком медленно, консул решил подвести потайной подземный ход, прикрыв предварительно это место винеями; несмотря на то что работы шли день и ночь, неприятели довольно долго не замечали не только тех, которые рыли подземный ход, но даже и тех, которые вытаскивали землю. Только внезапно выросший холм земли послужил жителям города указанием на то, что производятся работы; опасаясь, что стена уже подкопана и дорога в город проложена, они решили копать ров по сю сторону стены, напротив того сооружения, которое было прикрыто винеями. Дойдя до такой глубины, на какой могло находиться дно подземного хода, осажденные среди господствовавшей здесь тишины в разных местах прикладывали уши к стене рва и прислушивались, стучат ли роющие люди. Услыхав стук, они начали пролагать прямую дорогу по направлению к подземному ходу. И это было не трудно, ибо они тотчас дорылись до пустоты, где враги укрепили стену подпорками. Когда там подземные сооружения сошлись и из рва открылась дорога в подземный ход, то завязали скрытую битву под землей сначала рабочие теми же инструментами, которыми пользовались при работе, а затем и быстро подоспевшие вооруженные. Впоследствии битва ослабела, так как подземный ход преграждали, по желанию, то завешиваясь кошмами, то быстро заставляясь дверьми[1128]1128
  …то быстро заставляясь дверьми. – В нашем тексте Полибия, которому следует в данном месте Ливий, читается слово, обозначающее «большой четырехугольный щит», что гораздо более соответствует контексту.


[Закрыть]. Кроме того, придумали еще новую, не стоившую большого труда, меру против находившихся в подземном ходе. Они сделали в дне бочки отверстие, так что в него можно было вставить небольшую трубку; затем сделали железную трубку и железную крышку для бочки, также с отверстиями во многих местах; эту бочку наполнили пухом и положили так, что верх был обращен к подземному ходу. Для того чтобы не подпускать неприятелей, в отверстия крышки вставлены были очень длинные копья, называемые сариссами. В пух положили небольшой горящий уголь и раздували его посредством вставленного в отверстие трубки кузнечного меха. Когда затем дым, не только густой, но и особенно едкий вследствие противного смрада от зажженных перьев, наполнил весь подземный ход, то едва кто-нибудь мог оставаться в нем.

8. Когда дела у Амбракии находились в таком положении, явились к консулу послами от этолийцев Феней и Дамотел с неограниченными полномочиями, основанными на постановлении народа. Ибо претор этолийский, видя, что, с одной стороны, Амбракию штурмуют, с другой, что неприятельские корабли угрожают приморской части, далее, что Амфилохию и Долопию опустошают македоняне и, наконец, что у этолийцев нет достаточно сил для того, чтобы вести войну одновременно в трех различных пунктах, созвал совет и спросил у этолийских старейшин, чтó надо делать. Мнения всех сходились к тому, чтобы просить мира, если возможно, на равных условиях, если же нет, то хоть бы на сносных. Они говорили, что начали войну, полагаясь на Антиоха; но какая может быть у них надежда выдержать войну, после того как Антиох побежден на суше и на море и почти изгнан за пределы земного круга, за хребты Тавра? Поэтому пусть Феней и Дамотел делают то, что считают при таких критических обстоятельствах согласным с интересами этолийцев и со своей совестью: ведь какое решение или какой выбор оставила им судьба? Отправленные с такими поручениями послы просили консула пощадить город, пожалеть некогда союзный народ, который принудили безумствовать бедствия (если нельзя сказать – обиды). Кара, которую заслужили этолийцы во время войны с Антиохом, не превышает услуг, оказанных раньше, во время войны против Филиппа; и тогда их не щедро отблагодарили и теперь их не следует подвергать слишком строгому наказанию. На это консул ответил, что этолийцы, правда, часто, но всегда неискренно просили мира. Пусть они, прося о мире, подражают Антиоху, которого вовлекли в войну; он уступил не только те немногие города, из-за свободы которых спорили, но и всю Азию по сю сторону Тавра, самое богатое царство. Предложений этолийцев о мире он не станет выслушивать иначе, как когда они положат оружие; поэтому они должны прежде выдать оружие и всех лошадей, затем уплатить римскому народу тысячу талантов серебра, половину каковой суммы должны внести тотчас, если хотят получить мир. К этим пунктам он прибавит еще в договоре, чтобы они считали друзьями и врагами друзей и врагов римского народа.