Текст книги "История Рима от основания Города"

Ганнибал, понимавший, какой образ действий всего целесообразнее для врагов, собственно, не мог рассчитывать, что консулы станут действовать неосторожно и наобум; все же он знал, как опрометчив и самонадеян один из них, ознакомившись с его характером заранее по слухам, а затем и на опыте, и полагал, что удачный исход его стычки с грабителями сделал его еще самонадеяннее; ввиду этого он не терял надежды, что ему представится удобный случай дать сражение. Со своей стороны, он заботливо старался не пропускать такого случая именно теперь, пока воины врага были неопытны, пока наиболее дельный из обоих предводителей вследствие своей раны был неспособен руководить военными действиями, пока, наконец, галлы были бодры духом: он знал, что эта густая толпа последует за ним тем неохотнее, чем дальше он уведет ее из дому. Итак, он надеялся, что сражение вскоре состоится, и во что бы то ни стало желал дать его, даже если бы враги и стали медлить. А когда лазутчики из галлов (они безопаснее всего могли доставлять ему требуемые сведения, так как их соплеменники служили в обоих лагерях) донесли ему, что римляне готовы вступить в бой, Пуниец стал отыскивать место, удобное для засады.

54. Между лагерем и Требией протекал ручей с высокими берегами[726]726
  Между лагерем и Требией протекал ручей с высокими берегами… – По-видимому, нынешняя Нуретта, впадающая в Тидон. Полем сражения была узкая полоса между Требией и Нуреттой близ нынешнего Кампремольбо.


[Закрыть], обросшими камышом и разными кустарниками и деревьями, какие обыкновенно вырастают на невозделанной почве. На своих разъездах Ганнибал лично осмотрел это место и убедился, что тут легко можно скрыть даже всадников. Вернувшись, он сказал своему брату Магону: «Вот то место, которое тебе следует занять. Выбери по сотне человек из пехоты и конницы и явись с ними ко мне в первую стражу; теперь пора отдохнуть». С этими словами он отпустил военный совет. Вскоре Магон с избранными воинами явился. «Я вижу, что вы богатыри, – сказал им Ганнибал, – но чтобы вы были сильны не только удалью, но и числом, каждый из вас пусть выберет из своего отряда или манипула по девяти похожих на него молодцов. Магон покажет вам место, которое вам следует занять; вы имеете врагами людей, ничего в такого рода хитростях не смыслящих». В конце концов он отправил Магона с 1000 всадников и 1000 пехотинцев. На рассвете Ганнибал велит нумидийской коннице перейти Требию, подскакать к воротам неприятельского лагеря и, бросая дротиками в караульных, вызвать врага на бой, а затем, когда сражение загорится, медленным отступлением завлечь его по сю сторону реки. Таково было поручение, данное нумидийцам; остальным же начальникам как пехоты, так и конницы было предписано, чтобы они велели всем воинам закусить, а затем надеть оружие, оседлать коней и ждать сигнала к битве.

Лишь только нумидийцы произвели тревогу, Семпроний, сгорая жаждой вступить в бой, по установленному уже заранее плану вывел в поле сначала всю конницу – на эту часть своих сил он более всего полагался, – затем 6000 пехотинцев, а затем и все другие силы. Было как раз время зимнего солнцеворота, шел снег; местность, лежавшая между Альпами и Апеннинами, была еще суровее от близости рек и болот. К тому же и люди, и лошади были выведены торопливо, не успев ни позавтракать, ни каким бы то ни было образом защитить себя от холода; они и так уже зябли, а чем далее они входили в поднимавшиеся из реки туманы, тем более и сильнее пробирала их дрожь. Но вот они пустились преследовать бегущих нумидийцев и вошли в воду, а она, поднявшись вследствие ночного дождя, доходила им до груди. Когда они вышли на тот берег, у всех члены до того окоченели, что они едва были в состоянии держать оружие в руках; к тому же они, так как часть дня уже прошла, изнемогали от усталости и от голода.

55. Все это время воины Ганнибала грелись у костров, разведенных ими перед палатками, натирали тело оливковым маслом, которое им разослали по манипулам, и на досуге завтракали. Когда был дан сигнал, что враги перешли реку, они, бодрые душой и телом, взялись за оружие и выступили в поле. Балеарцев, свою легкую пехоту, Ганнибал поместил в авангарде; их было около 8000 человек; за ними тяжеловооруженных пехотинцев, ядро и силу своего войска; по обоим флангам была рассыпана десятитысячная конница, на флангах же поставлены и слоны. Консул же, заметив, что его конница, понесшаяся врассыпную вслед за нумидийцами, слишком неосторожно зашла вперед и встретила с их стороны неожиданное сопротивление, отозвал ее обратно, дав знак к отступлению, и расставил по обоим флангам, взяв в центр пехоту. Римлян было 18 000, союзников и латинов[727]727
  …и латинов… – Под латинами подразумеваются жители латинских городов, не получившие еще римского гражданства, но главным образом – жители так называемых латинских колоний в Италии, например Аримина, Брундизия, Кремоны, Плацентии.


[Закрыть] 20 000; к ним следует прибавить вспомогательные отряды ценоманов[728]728
  …вспомогательные отряды ценоманов… – Ценоманы, они же бриксианы (от имени их главного города, ныне Брешия); см. гл. 25.


[Закрыть], единственного галльского племени, сохранившего верность римлянам. Таковы были силы сразившихся.

Начали сражение балеарцы. Встретив, однако, сильный отпор со стороны легионов, легкая пехота поспешно разделилась и бросилась на фланги. Вследствие этого ее движения положение римской конницы сразу стало очень затруднительным. И без того уже трудно было держаться 4000 всадников против 10 000, людям уставшим против людей большею частью еще свежих, а тут еще балеарцы засыпали их целым градом дротиков. В довершение всего слоны, шествовавшие на краях флангов впереди конницы, наводили ужас на воинов, но еще более пугали лошадей, притом не только своим видом, но и непривычным запахом. И вот поле на широком пространстве покрылось беглецами. Римская пехота дралась не менее храбро, чем карфагенская, но была значительно слабее. Пуниец, незадолго до битвы отдыхавший, выступил в бой со свежими еще силами; римлянам, напротив, голодным, уставшим, с окоченевшими от мороза членами, всякое движение стоило труда. Все же они взяли бы одной своей храбростью, если бы против них стояла одна пехота; но здесь балеарцы, прогнав конницу, метали свои дротики им во фланги, тут слоны напирали уже на самый центр переднего строя, а там вдруг Магон с нумидийцами, мимо засады которых пехота тогда пронеслась ничего не подозревая, появился в тылу и привел задний ряд в неописуемое замешательство. И все-таки среди всех этих бедствий, окружавших ее со всех сторон, пехота крепко держалась некоторое время; наиболее успешно отразила она, вопреки всеобщему ожиданию, натиск слонов. Легкие пехотинцы, именно для этого отряженные, забросав их дротиками, обратили их в бегство, а затем, преследуя бегущих, кололи под хвост, где у них кожа тоньше и ранить их поэтому легче.

56. Заметив, что они в исступлении начинают уже почти бросаться на своих, Ганнибал велел удалить их из центра и отвести на края позиции, чтобы они пришлись против вспомогательных отрядов галлов. Тут они сразу произвели повсеместное бегство, и ужас римлян достиг крайних пределов, когда они заметили, что их союзники разбиты. Пришлось им образовать круг. При таких обстоятельствах 10 000 приблизительно, не видя возможности другого спасения, прорубились через центр африканской пехоты, где были помещены галльские подкрепления, нанеся врагу страшный урон. Отсюда они, не будучи в состоянии вернуться в лагерь, так как их отделяла река, и не видя вследствие дождя, куда им направиться, чтобы прийти на помощь своим, прямым путем проследовали в Плацентию. По их примеру было сделано много попыток пробиться в различные стороны; направившиеся к реке были или поглощены пучиной, или застигнуты врагами, если они не решались войти в реку; те, которые в беспорядочном бегстве рассыпались по равнине, последовали за отступающим отрядом и достигли Плацентии; другим страх перед врагами внушил смелость войти в реку, и они, перейдя ее, добрались до лагеря.

У карфагенян слякоть и невыносимые холода погубили много людей и вьючных животных и почти всех слонов. Далее Требии они врага не преследовали и вернулись в лагерь до того оцепеневшими от холода, что едва радовались своей победе. Поэтому они в следующую ночь, когда воины, оставленные в римском лагере для его охраны, а равно и спасшиеся туда бегством и большею частью почти безоружные, на плотах переправлялись через Требию[729]729
  …переправлялись через Требию… – Тит Ливий, по-видимому, представлял себе Плацентию на левом берегу Требии; поэтому у него Корнелий, стоявший лагерем на правом берегу, должен перейти Требию, чтобы провести остаток войска в Плацентию, а выше Семпроний с поля битвы (что на левом берегу) «прямым путем» следует в Плацентию. В действительности все наоборот.


[Закрыть], – или действительно ничего не заметили среди шума, производимого дождем, или же, не будучи уже в состоянии двигаться от усталости и ран, притворялись, что ничего не замечают. Таким образом консул Сципион, не будучи тревожим пунийцами, в тихом шествии провел войско в Плацентию и оттуда через Пад в Кремону, чтобы зимовка двух войск не ложилась непосильной тягостью на одну колонию.

57. Ужас, распространившийся в Риме при известии об этом поражении, не поддается никакому описанию. Вот-вот, думали они, появятся знамена врага, приближающегося к городу Риму, и нет надежды, нет помощи, нет возможности спасти от его натиска ворота и стены столицы. Когда один консул был побежден на Тицине, мы могли отозвать другого из Сицилии. Теперь два консула, два консульских войска разбиты; откуда взять других предводителей, другие легионы? Так рассуждали они в своем испуге, как вдруг вернулся консул Семпроний. Подвергаясь страшной опасности, он пробрался сквозь рассеявшуюся повсюду для грабежа неприятельскую конницу, слепо полагаясь на свое счастье, а вовсе не на рассчет и даже не надежду обмануть бдительность врага или оказать ему сопротивление, если бы его открыли. Он провел консульские комиции, что было тогда наиболее насущной потребностью, и затем вернулся на зимние квартиры. Консулами были избраны Гней Сервилий и Гай Фламиний.

Римлянам, впрочем, даже зимовать не дали спокойно. Всюду рыскали нумидийские всадники, или же – если местность была для них слишком неровной – кельтиберы и лузитанцы. Римляне были, таким образом, отрезаны решительно ото всех подвозов, кроме тех, которые доставлялись им на кораблях по реке Пад. Была недалеко от Плацентии торговая пристань, окруженная сильными укреплениями и охраняемая многочисленным гарнизоном. В надежде взять эту крепость силой Ганнибал отправился, взяв с собой конницу и легкую пехоту; а так как он в тайне видел главный залог успешности предприятия, то нападение было произведено им ночью. Все же ему не удалось обмануть караульных, и внезапно был поднят такой крик, что его было слышно даже в Плацентии. Таким образом, на рассвете явился консул с конницей, велев легионам следовать за ним в боевом порядке. Еще до их прибытия обе конницы сразились, а так как Ганнибал, получив рану, был вынужден оставить битву, то враги пали духом, и гарнизон был блестящим образом спасен. Но отдых продолжался всего несколько дней. Едва дав ране время зажить, Ганнибал быстро двинулся к Виктумулам[730]730
  Едва дав ране время зажить, Ганнибал быстро двинулся к Виктумулам… – Ганнибал начал осаду этого местечка еще раньше (см. гл. 45), но битва на Тицине и необходимость следовать за врагом до Требии заставили его прекратить сражение. Теперь он на досуге завершает свое дело.


[Закрыть], чтобы взять их приступом. Место это в галльскую войну служило римлянам житницей; затем, так как оно было укреплено, туда стали стекаться со всех сторон окрестные жители, принадлежавшие к различным племенам, тогда же страх перед опустошениями заставил многих крестьян поселиться там. И вот эта толпа, услышав о доблестной защите крепости под Плацентией, воодушевилась мужеством, взялась за оружие и вышла навстречу Ганнибалу. Войска встретились на дороге, скорее в маршевом, чем в боевом порядке; а так как с одной стороны дралась нестройная толпа, а с другой – уверенные друг в друге вожди и войско, то 35 000 людей были обращены в бегство сравнительно немногими. На следующий день город сдался и принял в свои стены пунийский гарнизон. Горожанам было велено выдать оружие; они тотчас повиновались; вдруг раздался сигнал, чтобы победители пошли грабить город, как будто они взяли его приступом. Ни одно из бедствий, которые летописцы в подобных случаях считают достойными упоминания, не миновало жителей; все, что только могли придумать своеволие, жестокость и бесчеловечная надменность, обрушилось на этих несчастных. Таковы были зимние походы Ганнибала.

58. Затем был дан воинам кратковременный отдых, пока стояли невыносимые морозы; а с первыми, еще сомнительными, признаками приближения весны он оставил зимние квартиры и повел войско в страну этрусков, рассчитывая убеждением или силой привлечь и этот народ на свою сторону, подобно тому, как он сделал это с галлами и лигурийцами. Но во время перехода через Апеннины его застигла такая страшная буря, что в сравнении с ней даже ужасы Альп показались почти ничем. Дождь и ветер хлестали пунийцев прямо в лицо и с такой силой, что они или были принуждены бросать оружие, или же, если пытались сопротивляться, падали сами наземь, пораженные силой вьюги. На первых порах они только остановились. Затем, чувствуя, что ветер захватывает им дыхание и щемит грудь, они немного присели, повернувшись к нему спиною. Вдруг над их головами застонало, заревело; раздались ужасающие раскаты грома, засверкали молнии; пока они, оглушенные и ослепленные, от страха не решались двинуться с места, грянул ливень, а ветер от этого подул еще сильнее. Тут они, наконец, убедились в необходимости расположиться лагерем на том самом месте, где они были застигнуты непогодой. Но это было лишь началом новых бедствий. Нельзя было ни развернуть полотно, ни водрузить столбы; а если и удавалось раскинуть палатку, то она не оставалась на месте: все разрывалось и уносилось ураганом. А тут еще тучи, занесенные ветром повыше холодных вершин гор, замерзли и стали сыпать градом в таком количестве, что воины, махнув рукой на все, бросились на землю, будучи скорее зарыты своими палатками, чем прикрыты; за градом последовал такой сильный мороз, что, если кто в этой жалкой куче людей и животных хотел приподняться и встать, он долгое время не мог этого сделать, так как жилы окоченели от стужи и суставы едва могли сгибаться. Наконец благодаря усиленному телодвижению они размяли свои члены и несколько ободрились духом; кое-где были разведены огни; если кто чувствовал себя слишком слабым, то он прибегал к чужой помощи. В продолжение двух дней оставались они на этом месте, как бы в осаде; погибло много людей, много вьючных животных, а также и семь слонов из тех, которые остались живы после сражения на Требии.

59. Спустившись с Апеннин, Ганнибал опять двинулся к Плацентии и остановился в десяти милях от города; в следующий день он повел против врага 12 000 пехоты и 5000 конницы. Консул Семпроний, вернувшийся уже к этому времени из Рима, не уклонился от боя; в этот день расстояние между обоими лагерями не превышало трех миль. На другой день они сразились с замечательным мужеством, но с переменным счастьем. В первой стычке римляне имели решительный перевес: они не только победили в поле, но, прогнав врага, преследовали его до самого лагеря, а затем произвели нападение и на сам лагерь. Ганнибал, расставив немногих защитников по окопам и у ворот, остальным велел сплотиться вокруг него в средней площади лагеря и с напряженным вниманием ждать сигнала к вылазке. В девять часов дня римский полководец, видя, что воины только напрасно истощают свои силы и что все еще нет никакой надежды взять лагерь, дал знак к отступлению. Узнав об этом и заметив, что бой прекратился и неприятель отступает от его лагеря, Ганнибал тотчас же из правых и из левых ворот выпускает против врага конницу, а сам с отборной пехотой устремляется через средние ворота. Если бы время дня позволяло обоим войскам дать более продолжительный бой, то редкое сражение ознаменовалось бы бóльшим ожесточением и бóльшим числом убитых с обеих сторон; теперь же, как ни храбро дрались воины, а ночь заставила их разойтись. Таким образом потери было меньше, чем можно было ожидать по остервенению, с каким они бросились друг на друга; а так как обе стороны сражались с одинаковым почти успехом, то и число убитых к окончанию боя было одинаково; пало не более как по 600 пехотинцев и вполовину против этого числа всадников. Все же потеря римлян была ощутительнее, чем можно было предположить, судя по одному числу павших: было убито довольно много людей всаднического сословия, пять военных трибунов и три начальника союзников[731]731
  …пять военных трибунов и три начальника союзников. – Военный трибун – высшая командная должность (в легионе их было шесть); начальник (префект) союзников – в союзнических войсках, по рангу соответствовал военному трибуну в легионах; назначались консулами. – Примеч. ред.


[Закрыть]. После этого сражения Ганнибал отступил к лигурийцам, а Семпроний к Луке[732]732
  …а Семпроний к Луке. – Ошибка: Лука – город близ Пизы, южнее Апеннин, куда Семпроний проникнуть не мог. Как видно из гл. 63, он вернулся в Плацентию.


[Закрыть]. Лигурийцы выдали входящему в их пределы Ганнибалу двух римских квесторов, Гая Фульвия и Луция Лукреция, которых они захватили обманом, и, сверх того, двух военных трибунов и пять лиц всаднического сословия, большею частью сыновей сенаторов; это они сделали для того, чтобы он убедился в их мирном настроении и желании быть союзниками карфагенян.

60. Пока все это происходит в Италии, Гней Корнелий Сципион, будучи послан с флотом и войском в Испанию, отправился от устьев Родана и, обогнув Пиренеи, пристал в Эмпориях[733]733
  …в Эмпориях. – Эмпории (греч. «торговые порты») – греческая колония у подножия Пиренеев, где они граничат со Средиземным морем. Оставшаяся независимой после завоевания Ганнибалом Каталонии, она была для римлян ключом к Испании.


[Закрыть]. Высадив здесь войско, он начал с леетанов и мало-помалу подчинил Риму все побережье до реки Ибер, то возобновляя прежние союзы, то заключая новые. Приобретя при этом славу кроткого и справедливого человека, он распространил свое влияние не только на приморские народы, но и на более дикие племена, населявшие гористую область внутри страны, и не только заключил с ними мир, но и сделал их своими союзниками и набрал среди них несколько сильных вспомогательных отрядов.

Испания по сю сторону Ибера была провинцией Ганнона; его Ганнибал оставил защищать эту страну. Полагая, что следует идти навстречу врагу, не дожидаясь всеобщего отпадения, он остановился лагерем в виду неприятеля и вывел свое войско в поле. Римский полководец также счел лучшим не откладывать сражения; зная, что ему войны с Ганноном и Газдрубалом не миновать, он предпочитал иметь дело с каждым порознь, чем с обоими вместе. Войска сражались без особого напряжения; 6000 неприятелей было убито, 2000 взято в плен, сверх того еще охрана лагеря, который также был взят, и сам полководец с несколькими вельможами. При этом было завоевано и местечко Циссис[734]734
  …местечко Циссис… – Циссис – главный городе цессетанов, иберийского племени, недалеко от Тарракона (ныне Таррагона).


[Закрыть], лежавшее недалеко от лагеря; впрочем, найденная в нем добыча состояла из предметов небольшой стоимости – главным образом грубой утвари и негодных рабов. Зато захваченная в лагере добыча обогатила римских воинов, так как не только побежденное войско, но и то, которое под знаменами Ганнибала сражалось в Италии, оставило всю свою более или менее ценную собственность по ту сторону Пиренеев, чтобы она не оказалась тяжелым бременем для несущих.

61. Газдрубал, прежде чем достоверная весть об этом поражении могла дойти до него, перешел через Ибер с 8000 пеших и 1000 всадников в тщетной надежде выйти навстречу римлянам при первом их появлении в стране. Узнав, что карфагеняне разбиты на голову под Циссисом и их лагерь взят, он повернул к морю. Недалеко от Тарракона он застиг флотских воинов[735]735
  …флотских воинов… – «Флотские воины» – солдаты, служившие на кораблях (на квинквереме их было около 120, на триреме – 80–90); моряки-матросы и гребцы, набиравшиеся из союзников (отсюда их название socii navales – букв.: «корабельные союзники»; на квинквереме было около 50 матросов и 300 гребцов). – Примеч. ред.


[Закрыть] и моряков, бродивших отдельными шайками по полям в полной безопасности, как это бывает обыкновенно после успеха. Пустив против них врассыпную свою конницу, он многих перебил, а остальных в крайнем замешательстве прогнал к кораблям. Не решаясь, однако, более оставаться в этих местах, чтобы его не застиг Сципион, он удалился за Ибер. В самом деле, Сципион, узнав о прибытии новых врагов, поспешно двинулся со своим войском против них; наказав нескольких капитанов и оставив в Тарраконе небольшой гарнизон, он вернулся с флотом в Эмпории. Не успел он удалиться, как вдруг опять появился Газдрубал, побудил к возмущению племя илергетов[736]736
  …племя илергетов… – Самое могущественное из племен Каталонии, имя которого сохранилось в названии города Лерида (древн. Илерда). Оно отличалось верностью Карфагену.


[Закрыть], которое дало было Сципиону заложников, и с их же молодежью стал опустошать поля верных римлянам союзников. Но лишь только Сципион выступил с зимних квартир, он опять оставил всю землю по сю сторону Ибера; Сципион же вторгнулся с войском в пределы илергетов, брошенных виновником их возмущения, загнал их всех в их главный город Атанагр и осадил. Через несколько дней ему удалось снова принять в подданство илергетов; он велел им поставить еще более против прежнего заложников и наказал их сверх того еще денежной пеней. Отсюда он двинулся к авсетанам, которые также были союзниками пунийцев, и осадил их город. Когда же лацетаны поспешили выручать соседей, он ночью, недалеко от города, когда они намеревались войти в него, устроил им засаду. Около 12 000 было убито; почти все потеряли оружие и, рассеявшись по полям, убежали восвояси. Да и осажденных защищала только зима, от которой осаждающие терпели много невзгод. Тридцать дней продолжалась осада, и все это время глубина снега была редко менее четырех футов; но зато он так закутал римские осадные щиты и винеи, что только им они были спасены от поджигательных снарядов, которые враги неоднократно бросали в них. В конце концов, когда их начальник Амузик спасся бегством к Газдрубалу, они сдались, обязавшись уплатить двадцать талантов серебра. Римляне вторично отправились на зимние квартиры, на этот раз в Тарракон.

62. В Риме и его окрестностях много тревожных знамений или действительно было замечено в эту зиму, или же – как это обыкновенно бывает, коль скоро умы объяты суеверным страхом, – о них только доносили в большом числе, и рассказчикам слепо верили. В числе прочих, передают, будто шестимесячный ребенок свободных родителей на Овощном рынке крикнул «Триумф!»; на Бычьем рынке бык сам собою взобрался на третий этаж и бросился оттуда, испуганный тревогой, которую подняли жильцы; на небе показались огненные изображения кораблей; в храм Надежды, что на Овощном рынке, ударила молния; в Ланувии копье шевельнулось[737]737
  …в Ланувии копье шевельнулось… – Юнона Спасительница (Юнона Соспита), культ которой был признан государственным (храм находился в Ланувии), изображалась с копьем.


[Закрыть], и ворон влетел в храм Юноны и сел как раз на ложе богини; в окрестностях Амитерна во многих местах показались издали привидения в белом саване, но ни с кем не повстречались; в Пицене шел каменный дождь; в Цере вещие дощечки[738]738
  …вещие дощечки… – Имеются в виду дубовые дощечки со старинными письменами, по которым жрецы предсказывали вопрошающим их судьбу.


[Закрыть] утончились; в Галлии волк выхватил у караульного меч из ножен и унес его. Относительно прочих знамений определено, чтобы децемвиры справились в Сивиллиных книгах; по поводу же каменного дождя в Пицене было объявлено девятидневное празднество. По истечении его приступили к другим очистительным обрядам, в которых приняли участие почти все граждане. Прежде всего было произведено очищение города; богам, по постановлению децемвиров, заклали известное число взрослых животных; в Ланувии поднесли Юноне дар из сорока фунтов золота; а замужние женщины посвятили Юноне на Авентине медную статую; в Цере, где вещие дощечки утончились, были объявлены лектистернии и вместе с тем молебен Фортуне на горе Альгид; также и в Риме были объявлены лектистернии Юности и молебен в храме Геркулеса для определенных участков, а затем для всего народа молебствие во всех храмах. Гению[739]739
  Гению… – Т. е. Гению (духу-покровителю) римского народа. – Примеч. ред.


[Закрыть] было заклано пять взрослых животных, и сверх того определяли, чтобы претор Гай Атилий Серран произнес обеты на случай, если бы положение государства не изменилось к худшему в течение следующих десяти лет. Эти обряды и обеты, совершенные и произнесенные по откровению Сивиллиных книг, в значительной степени успокоили взволнованные религиозным страхом умы.

63. Фламиний, один из предназначенных консулов, получив по жребию зимовавшие в Плацентии легионы, послал консулу при письме приказ, чтобы это войско к мартовским идам[740]740
  …к мартовским идам… – Консульский год начинался 15 марта.


[Закрыть] стояло лагерем в Аримине. Он действительно намеревался вступить в должность там, в провинции, помня о своих старинных спорах с сенатом в бытность свою трибуном, а позже и консулом, когда у него сначала хотели отнять консульство, а затем триумф[741]741
  …когда у него сначала хотели отнять консульство, а затем триумф… – В качестве трибуна (в 232 году до н. э.) Фламиний предложил аграрный закон, который сильно не понравился знати. Будучи в первый раз консулом в 223 году до н. э., он предпринял поход против инсубров и дал им сражение, несмотря на то что сенат признал его выбор в консулы недействительным; выиграв сражение, он получил триумф, но не от сената, который ему отказал, а от народа.


[Закрыть]; к тому же ненависть к нему сенаторов увеличилась по поводу нового закона, предложенного народным трибуном Гаем Клавдием против воли сената и при содействии одного только Гая Фламиния из среды сенаторов – чтобы никто из сенаторов или сыновей сенаторов не владел морским кораблем вместимостью свыше трехсот амфор[742]742
  …вместимостью свыше трехсот амфор. – Т. е. грузоподъемностью 7–8 тонн (амфора как мера объема составляла около 26 л). Этот (Клавдиев) закон был принят в 218 году до н. э.


[Закрыть]. Эта вместимость считалась законодателем достаточной для ввоза в город из деревни предметов потребления; торговля же признавалась для сенаторов, безусловно, позорной. Закон этот, поднявший очень много шуму, доставил Фламинию, который отстаивал его, ненависть знати, но зато любовь народа и, таким образом, вторичное консульство. Ввиду этого он стал опасаться, как бы его не пожелали задержать в городе вымышленными ауспициями, откладыванием Латинского празднества[743]743
  …откладыванием Латинского празднества… – Которое ежегодно новые консулы должны были справлять на Альбанском холме.


[Закрыть] и другими помехами, которыми обыкновенно пользовались против консулов, и поэтому под предлогом поездки в качестве частного лица тайком уехал в свою провинцию. Когда об этом узнали, негодование сенаторов, и без того уже сильное, еще возросло. «Гай Фламиний, – говорили они, – ведет войну уже не с одним только сенатом, но и с бессмертными богами. Еще прежде он, выбранный консулом при зловещих ауспициях, отказал в повиновении богам и людям, когда они отзывали его с самого поля битвы; теперь он, помня о своей тогдашней непочтительности, бегством уклонился от обязанности произнести в Капитолии торжественные обеты. Он не пожелал в день вступления своего в должность помолиться в храме Юпитера Всеблагого Всемогущего, увидеть кругом себя собранный для совещания сенат, который его ненавидит и ему одному ненавистен, назначить день Латинского празднества и совершить на горе торжественное жертвоприношение Юпитеру Латиарису; не пожелал, после ауспиций, отправиться на Капитолий для произнесения обетов и затем в военном плаще, в сопровождении ликторов, уехать в провинцию. Он предпочел отправиться наподобие какого-нибудь маркитанта, без знаков своего достоинства, без ликторов, украдкой, как будто он удалялся в изгнание. По-видимому, ему показалось более соответствующим величию своей власти вступить в должность в Аримине, чем в Риме, надеть порфировый плащ в каком-нибудь постоялом дворе, чем у богов своего очага!» Все решили, что его следует – честью ли или силой – вернуть и заставить сначала лично исполнить все обязанности перед богами и людьми, а затем уже отправиться к войску и в провинцию. Послами (постановлено было отправить таковых) избраны были Квинт Теренций и Марк Антистий; но их слова так же мало подействовали на него, как в его первое консульство письмо сената.

Через несколько дней он вступил в должность; но, когда он приносил жертву, телец, раненый уже, вырвался из рук священнослужителей и обрызгал своей кровью многих из присутствовавших; вдали же смятения и тревоги было еще больше, так как не знали, в чем причина испуга. Многие видели в этом предзнаменовании большие ужасы. Затем он принял два легиона от прошлогоднего консула Семпрония и два от претора Гая Атилия[744]744
  …и два от претора Гая Атилия… – Неясно, откуда у претора Атилия, который, согласно гл. 39, передал свой единственный легион Корнелию и, согласно гл. 62, находился в Риме, взялись еще два легиона в Галлии.


[Закрыть] и повел свое войско по горным тропинкам Апеннин в Этрурию.