Текст книги "История Рима от основания Города"

34. Так как Квинкций своим противодействием не производил никакого впечатления на союзников, то, делая вид, что он переходит на их сторону, он привел всех их к тому, что они согласились с его решением. «Хорошо, – сказал он, – будем осаждать Лакедемон, когда так вам угодно. Впрочем, так как осада городов дело такое медленное – вы сами это знаете – и часто надоедает прежде осаждающим, чем осажденным, то вы теперь уже должны представить в своем воображении, что нужно будет зимовать около стен Лакедемона. Если бы эта проволóчка соединена была только с трудами и опасностями, то я увещевал бы вас быть готовыми и душой и телом к перенесению их; теперь же требуются, кроме того, еще большие затраты на осадные сооружения, на машины и метательные орудия для штурма такого большого города, а равно на заготовку съестных припасов вам и нам на зиму. Поэтому, чтобы вы или внезапно не растерялись, или начатое дело не оставили постыдно, я думаю, необходимо написать прежде вашим государствам и узнать, сколько у каждого из них мужества и сколько средств. У меня за глаза довольно вспомогательных войск; но чем больше нас, тем больше будут наши нужды. В области врагов нет уже ничего, кроме голой земли. К этому присоединится зима, когда доставка издалека затруднительна». Эта речь сперва обратила умы всех к обсуждению домашних зол, каковы: леность, зависть и недоброжелательство остающихся дома к тем, которые несут военную службу; свобода, затрудняющая согласие, бедность казны и скупость при взносах из частного имущества. Поэтому, изменив вдруг свои желания, они предоставили главнокомандующему делать то, что, по его мнению, согласно с интересами государства римского народа и союзников. 35. После этого Квинкций, пригласив только уполномоченных и военных трибунов, написал следующие условия мира с тираном. Шесть месяцев должно быть перемирие между Набисом, римлянами, царем Евменом и родосцами; Тит Квинкций и Набис должны тотчас отправить в Рим послов, чтобы мир утвержден был сенатом; с того дня, в который письменные условия мира будут сообщены Набису, должно начаться перемирие; и с этого дня должны быть выведены в течение десяти дней все гарнизоны из Аргоса и прочих городов, находящихся в области аргивян, и они должны быть переданы римлянам очищенными и свободными; и никакой раб царский ли, или общественный, или частный не должен быть выведен, а если какие рабы были выведены раньше, то они должны быть без обмана возвращены господам. Набис должен возвратить корабли, отнятые у приморских государств и сам не должен иметь ни одного корабля, кроме двух легких судов, приводимых в движение не более чем шестнадцатью веслами; он должен возвратить перебежчиков и пленников всем союзным государствам римского народа, а жителям Мессении все, что будет налицо и что признают владельцы как свою собственность; он должен также возвратить лакедемонским изгнанникам детей и жен, которые пожелают следовать за своими мужьями, но против воли ни одна жена не должна сопровождать изгнанника; тем из наемников Набиса, которые перейдут или в свои города, или к римлянам, должны быть без обмана возвращены все их вещи; на острове Крите он не должен иметь в своей власти ни одного города, а те, которые он имеет, он должен возвратить римлянам; он не должен ни вступать в союз, ни вести войну с кем-либо из критян или с каким-либо другим народом. Он должен вывести все гарнизоны из всех городов, которые он сам возвратил и которые передались со своею собственностью под покровительство и во власть римского народа, и он должен и сам не трогать их, и удерживать от того своих людей; он не должен основывать никакого города или крепости ни в своей, ни в чужой земле. В обеспечение исполнения этих условий он должен дать пять заложников, по выбору римского главнокомандующего, в том числе своего сына, заплатить сто талантов серебра теперь и уплачивать по пятьдесят талантов ежегодно в течение восьми лет.

36. Эти письменные условия отправлены были в Лакедемон, и лагерь римлян придвинут был ближе к городу. Конечно, ни одно из условий не нравилось тирану, за исключением того, что, сверх ожидания, не сделано было никакого упоминания о возвращении изгнанников на родину; более же всего возмущало Набиса то, что у него отнимались корабли и приморские государства. А море ему приносило много выгод, так как при помощи разбойничьих кораблей он сделал все побережье Малеи опасным. Кроме того, он получал из тех государств молодых людей для пополнения самого лучшего рода воинов. Хотя тиран сам обсуждал эти условия с друзьями тайно, однако молва разносила их повсюду, так как царские телохранители, на верность которых вообще плохая надежда, не умеют хранить тайн своего повелителя. Не столько все порицали условия в целом, сколько отдельные лица нападали на те пункты, которые затрагивали личные интересы каждого. Те, которые женились на супругах изгнанников или владели чем-либо из их имущества, возмущались, точно им предстояло потерять свое, а не возвратить чужое. Рабам, которых освободил тиран, представлялось воочию, что не только свобода их сведется ни к чему, но и наступит гораздо более позорное рабство, чем было прежде, так как они возвратятся во власть раздраженных господ. Наемники сильно недовольны были тем, что плата за военную службу понизится во время мира, и не видели себе никакого возврата в свои города, так как прислужники тиранов были там не менее ненавистны, чем сами тираны.

37. Так они роптали сначала между собою в товарищеских кружках, потом вдруг бросились к оружию. Видя, что народ сам по себе достаточно возбужден этой суматохой, тиран приказал созвать народное собрание. Там он изложил все требования римлян, присочинив еще от себя кое-что более тяжелое и возмутительное, и когда на отдельные пункты условия мира, то все вместе, то часть собрания выражала криком свое негодование, он спросил, какой ответ они прикажут ему дать или как вообще поступить. Почти все единогласно закричали, чтобы он ничего не отвечал, а вел войну. И как народная толпа обыкновенно делает, всякий поощрял его не терять бодрости духа и надеяться на счастливый успех, говоря, что храбрым помогает счастье. Ободренный этими словами, тиран объявляет, что и Антиох с этолийцами будут помогать ему и что у него достаточно войска для того, чтобы выдержать осаду. Мысль о мире исчезла из умов всех, и они разбегаются на посты, решившись не оставаться больше в бездействии. Нападение немногих застрельщиков и метание дротиков отняли тотчас у римлян всякое сомнение относительно необходимости войны. Потом происходили стычки в продолжение первых четырех дней без всякого решительного успеха; на пятый день возгорелось почти настоящее сражение, и лакедемоняне в таком страхе прогнаны были в город, что некоторые римские воины, рубя спины бегущих врагов, проникли в город через прорехи, какие были тогда в городских стенах.

38. Напугав таким образом врагов и тем остановив их вылазки, теперь Тит Квинкций решил, что ничего больше не остается кроме осады самого города, послав призвать от Гития всех морских союзников, сам между тем с военными трибунами объезжал стены, чтобы осмотреть расположение города. Некогда Спарта была без стен; только в новейшее время тираны возвели стены в открытых и ровных местах; более возвышенные и малодоступные места они защищали вооруженными караулами, поставленными вместо укрепления. Достаточно осмотрев все, Квинкций признал нужным приступить к осаде города со всеми боевыми силами и со всех сторон окружил его кольцом; было же у него римлян и союзников, как пехоты и конницы, так и сухопутных и морских войск до 50 000 человек. Одни из наших воинов несли лестницы, другие огонь, иные другое, нужное не только для приступа, но и для устрашения неприятелей. Отдан был приказ нашим поднять крик и всем идти на приступ со всех сторон, чтобы лакедемоняне, боясь в одно и то же время всего, не знали, где сперва отбивать врага или где оказывать помощь своим. Лучшая часть римского войска разделена была на три отряда: с одним Квинкций приказывает напасть со стороны храма Аполлона, с другим – со стороны храма Диктинны[1066]1066
  …храма Диктинны… – Диктинна – критская богиня, впоследствии отождествленная с Артемидой. Почиталась и в Пелопоннесе. – Примеч. ред.


[Закрыть], с третьим – с того места, которое лакедемоняне называют Гептагониями; все это были открытые места, без стен. Когда такая грозная сила надвинулась на город со всех сторон, то тиран, слыша внезапные крики и получая тревожные вести, спешил сперва сам на помощь в то место, какое находилось в затруднительном положении, или посылал других; потом, когда страх распространился повсюду, он так растерялся, что не мог ни говорить, что было нужно, ни слышать, и не только потерял сообразительность, но даже едва не лишился рассудка.

39. Лакедемоняне удерживали сперва римлян в узких местах, и три армии в одно время сражались в разных пунктах; потом, с разгаром битвы, условия сражения никак не были равны. Лакедемоняне сражались метательными копьями, дротиками, от которых римляне весьма легко защищались, отчасти вследствие большого размера щитов, отчасти потому, что одни удары были неудачны, а другие очень слабы; ибо вследствие тесноты пространства и скопления массы войск враги не только не имели места для метания дротиков с разбега, что сообщает им наибольшую быстроту, но не могли даже свободно и твердо стоять, чтобы сделать попытку к этому. Поэтому из пущенных с вражеской стороны дротиков ни один не попадал в тело, редкие вонзались в щиты; только некоторые из римлян ранены были с возвышенных мест расставленными кругом воинами; затем, при дальнейшем движении вперед, наши поражаемы были неожиданно с крыш не только стрелами, но и черепицей. Тогда, подняв щиты над головой и сдвинув их друг с другом так, что не было никакого места не только для случайных ударов издали, но даже для того, чтобы просунуть с близкого места оружие, воины стали подступать, образовав «черепаху». Первые узкие места, битком набитые римлянами и врагами, немного задержали наступление; но после того, как римляне, тесня врага, выбрались мало-помалу на более широкую улицу города, то нельзя уже было больше устоять против их сильного натиска. Когда лакедемоняне обратили тыл и в беспорядочном бегстве неслись на более возвышенные места, Набис затрепетал от страха, как это бывает при взятии города, и озирался, куда бы ему самому спастись. Пифагор же, как в остальных случаях обнаруживал мужество и исполнял долг вождя, так и теперь один только был виновником того, что город не был взят. Он велел зажечь здания, ближайшие к стене. Так как те, которые в другой раз помогают тушить огонь, теперь разжигали его, то здания мгновенно вспыхнули, и на римлян рушились крыши и падали не только куски черепицы, но и обгоревшие бревна; пламя широко распространилось, и дым наводил еще больше страха, чем причинял опасности. Поэтому не только те римляне, которые были вне города и теперь именно наступали, отодвинулись назад от стен, но и некоторые, уже проникшие в город, отступили, чтобы не быть отрезанными от своих распространившимся с тыла пожаром. После того как Квинкций увидел, в чем дело, то приказал трубить отступление. Таким образом, когда город был уже почти взят, римляне отозваны были назад и возвратились в лагерь.

40. Не столько само дело, сколько страх врагов подавал добрую надежду Квинкцию, и он в продолжение следующих трех дней пугал лакедемонян, то вызывая их на сражение, то заграждая осадными сооружениями некоторые места, чтобы не было никакого выхода для бегства. Под давлением этих угрожающих мер тиран послал опять Пифагора для переговоров. Квинкций сперва гордо отказал ему и велел удалиться из лагеря, а потом, наконец, выслушал его, когда тот униженно умолял его, припав к его ногам. В начале речи Пифагор все предоставлял на волю римлян; потом, когда эти слова, как пустые и совершенно ничего не значащие, не имели никакого успеха, то дело сведено было к тому, что заключено было перемирие на тех условиях, которые были предложены письменно несколько дней тому назад: и деньги, и заложники были получены.

В то время как тиран был в осаде, аргивяне, получая одно за другим известия, что Лакедемон уже почти взят, тоже ободрились; вместе с тем, так как Пифагор вышел из Аргоса с самой сильной частью гарнизона, то они, презирая малочисленность тех, которые остались в крепости, под предводительством некоего Архиппа, прогнали гарнизон. Тимократа из Пеллены, так как он был кротким начальником, они выпустили живым, взяв с него клятву. При такой радости прибыл Квинкций, даровавший мир тирану и отпустив из Лакедемона Евмена, родосцев и брата Луция Квинкция к флоту.

41. Обрадованное государство назначило к прибытию римского войска и вождя славнейший из праздников – знаменитые Немейские игры, празднование которых в установленный день прервано было вследствие военных бедствий; председательство на играх было предоставлено самому римскому главнокомандующему. Много было причин, увеличивавших радость: приведены были обратно из Лакедемона граждане, уведенные недавно Пифагором, а прежде его Набисом; возвратились те, которые бежали после открытого Пифагором заговора, когда уже началась резня; после долгого промежутка времени они видели свободу и виновников ее – римлян, для которых они сами служили причиной войны с тираном. В самый день Немейских игр засвидетельствована была свобода аргивян голосом глашатая. Но сколько радости доставляло ахейцам возвращение Аргоса в общий Ахейский союз, столько же омрачало эту радость то обстоятельство, что Лакедемон оставался в рабстве и что тиран был под боком. Этолийцы язвительно поносили это во всех собраниях, говоря, что война с Филиппом прекращена была только тогда, когда он удалился из всех городов Греции, между тем Лакедемон оставлен в руках тирана, а законный царь, находящийся в римском лагере, и прочие знатнейшие граждане будут жить в изгнании. Римский-де народ сделался приспешником деспотизма Набиса. Квинкций отвел войска из Аргоса в Элатию, откуда он отправился на спартанскую войну.

Некоторые передают, что тиран вел войну не из города, но расположился лагерем против римского лагеря и, долго промедлив в ожидании вспомогательного войска этолийцев, принужден был, наконец, сразиться в открытом поле, так как фуражиры его подвергались нападению римлян. В этом сражении он был побежден и, потеряв свой лагерь, просил мира; из войска его пало на поле битвы 14 000 воинов и взято было в плен более 4000.

42. Почти в одно и то же время доставлены были письма от Тита Квинкция о действиях у Лакедемона и от консула Марка Порция из Испании. От имени каждого из них назначено было сенатом трехдневное благодарственное молебствие. Консул Луций Валерий, после поражения бойев около Литанского леса, восстановив спокойствие в своей провинции, возвратился в Рим для созыва комиций и избрал в консулы Публия Корнелия Сципиона Африканского (во второй раз) и Тиберия Семпрония Лонга; отцы их обоих были консулами в первый год Второй Пунической войны. Потом происходили преторские комиции; избраны были Публий Корнелий Сципион и два Гнея Корнелия – Меренда и Блазион, Гней Домиций Агенобарб, Секст Дигитий и Тит Ювенций Тальна. После окончания комиций консул возвратился в свою провинцию.

В этом году ферентинцы старались получить новое право, чтобы латинам, приписавшимся к римской колонии, дано было римское гражданство. А именно: в Путеолы, Салерн и Буксент приписаны были к числу колонистов несколько ферентинцев, изъявивших на то желание; но так как они стали выдавать себя за римских граждан, то сенат решил, что это не так.

43. В начале года [194 г.], когда консулами были Публий Сципион Африканский (во второй раз) и Тиберий Семпроний Лонг, прибыли в Рим послы тирана Набиса. Им дана была ауденция сенатом вне города, в храме Аполлона. Послы просили, чтобы утвержден был мир, заключенный с Титом Квинкцием, и получили просимое. Когда доложено было о провинциях, то большинство сената склонялось к тому мнению, чтобы обоим консулам была назначена Италия, так как в Испании и Македонии война окончена. Сципион же полагал, что для Италии достаточно одного консула, а другому нужно назначить Македонию: тяжелая-де война угрожает со стороны Антиоха; он сам уже, по своей воле переправился в Европу; что же, по их мнению, он сделает потом, если с одной стороны этолийцы – несомненные враги римлян – будут звать его на войну, а с другой стороны будет подстрекать Ганнибал, полководец, прославившийся римскими поражениями? Пока разбиралось дело о консульских провинциях, бросили жребий преторы: Гнею Домицию досталось судопроизводство в городе, Титу Ювенцию – судопроизводство над иноземцами; Публию Корнелию досталась Дальняя Испания, Сексту Дигитию – Ближняя Испания, обоим Гнеям Корнелиям – Блазиону – Сицилия, Меренде – Сардиния. В Македонию решено было не посылать нового войска, напротив, то, которое было там, велено было Квинкцию привести назад в Италию и распустить. Решено было также распустить то войско, которое было в Испании с Марком Порцием Катоном. Обоим консулам назначена была провинцией Италия, и приказано им набрать два городских легиона, чтобы по распущении войск, указанных сенатом, всего было восемь римских легионов.

44. В прошлом году [195 г.] справлена была священная весна, в консульство Марка Порция и Луция Валерия. Когда верховный понтифик Публий Лициний возвестил сначала в коллегии понтификов, а потом, по решению ее, отцам, что весна справлена не надлежащим образом, то сенаторы решили снова устроить ее согласно с желанием понтификов и отпраздновать обещанные вместе с тем Великие игры, с такими издержками, как обыкновенно. В священную весну был принесен в жертву весь скот, родившийся между мартовскими календами и кануном майских календ, в консульство Публия Корнелия Сципиона и Тиберия Семпрония Лонга[1067]1067
  …между мартовскими календами и кануном майских календ, в консульство Публия Корнелия Сципиона и Тиберия Семпрония Лонга. – Т. е. в марте– апреле 194 года до н. э.


[Закрыть].

Затем происходили цензорские комиции. Избранные в цензоры Секст Элий Пет и Гай Корнелий Цетег назначили первенствующим членом сената консула Публия Сципиона, как поступили и прежние цензоры. Всего они обошли только трех сенаторов, из которых ни один не имел курульной должности. Цензоры получили от сенаторского сословия большую благодарность и за то, что они во время римских игр приказали курульным эдилам отделить сенаторские места от мест народа: прежде все зрители были перемешаны. У всадников, тоже весьма немногих, отобрали общественных коней; и вообще не было поступлено слишком строго ни с одним сословием. Портик Свободы[1068]1068
  Портик Свободы… – В Портике (Атрии) Свободы находилось служебное помещение цензоров и их архив.


[Закрыть] и Общественная вилла поправлены были и расширены теми же цензорами.

Священная весна и обещаннные консулом Сервием Сульпицием Гальбой игры были отпразднованы[1069]1069
  …и обещаннные консулом Сервием Сульпицием Гальбой игры были отпразднованы. – В 200 году до н. э. В имени здесь ошибка, правильно: Публий Сульпиций Гальба.


[Закрыть]. Когда народ был занят созерцанием этих игр, Квинт Племиний, заключенный в тюрьму за многие преступления перед богами и перед людьми, совершенные в Локрах, подговорил людей, которые бы произвели ночью пожар разом во многих местах города, чтобы можно было разломать темницу в то время, как граждане будут встревожены ночным смятением. Этот заговор раскрыт был показанием сообщников, и о нем донесено сенату. Племиний спущен был в нижнюю часть темницы и казнен.

45. В том году выведены были колонии римских граждан в Путеолы, Вольтурн и Литерн, по триста человек в каждую. Также выведены были колонии римских граждан в Салерн и Буксент. Колонии выводили триумвиры Тиберий Семпроний Лонг, который был тогда консулом, Марк Сервилий и Квинт Минуций Терм. Между поселенцами разделена была земля, принадлежавшая прежде кампанцам. Также в Ситон, местность, принадлежавшую прежде жителям Арп, была выведена колония римских граждан другими триумвирами – Децием Юнием Брутом, Марком Бебием Тамфилом и Марком Гельвием. Также выведены были колонии римских граждан в Темпсу и Кротон. Темпсанская область отнята была у бруттийцев, которые изгнали греков; Кротоном владели греки. Колонистов вывели в Кротон триумвиры Гней Октавий, Луций Эмилий Павел и Гай Леторий, в Темпсу – Луций Корнелий Мерула, Квинт <…> и Гай Салоний.

В этом году в Риме частью видели чудесные знамения, частью получали известия о них. На форуме, на Комиции и на Капитолии видели капли крови; шел несколько раз дождь из земли, и пылала голова Вулкана. Получены были известия о том, что в реке Нар текло молоко; родились свободные дети в Аримине без глаз и носов, а в Пиценской области – мальчик без рук и без ног. По поводу этих знамений совершено было умилостивительное жертвоприношение, согласно с решением понтификов. Кроме того, устроено было девятидневное празднество с жертвоприношениями, потому что жители Адрии возвестили, что в их области шел каменный дождь.

46. В Галлии проконсул Луций Валерий Флакк дал решительную битву в открытом поле близ Медиолана галлам-инсубрам и бойям, которые перешли через реку Пад под предводительством Дорулата, для того, чтобы возмутить инсубров. Было убито 10 000 врагов. В эти дни товарищ Валерия, Марк Порций Катон, праздновал триумф над Испанией. При этом триумфе он доставил в казну 25 000 фунтов серебра в слитках, 123 000 серебряных денариев, 540 фунтов оскского серебра и 1400 фунтов золота. Воинам он раздал из добычи по 270 ассов каждому, а всадникам втрое больше.

Консул Тиберий Семпроний, уехав в свою провинцию, повел сперва легионы в область бойев. Бойориг, тогдашний царь их, возмутил со своими двумя братьями весь народ и расположился лагерем в открытом поле, чтобы показать, что он готов к битве, если враг вступит в его землю. Узнав, сколько войска и сколько самоуверенности у врага, консул посылает к своему товарищу вестника сказать, чтобы он, если заблагорассудит, поспешил прийти к нему, а что сам он при помощи уверток затянет дело до его прихода. Что было причиной замедления для консула, то же самое служило для галлов причиной ускорения дела: кроме того что медлительность римлян придавала им мужество, они желали покончить дело до соединения войск консулов. Однако в продолжение двух дней они стояли только готовыми к битве, в ожидании, не выйдет ли кто с противной стороны; на третий день они подступили к валу и разом напали на лагерь со всех сторон. Консул тотчас велел воинам взяться за орудие; потом он некоторое время удерживал их, чтобы увеличить глупую самонадеянность у врага и распределить свои боевые силы, указав каждому отряду ворота, в которые он должен сделать вылазку. Оба легиона получили приказание идти на врага из обоих главных ворот. Но при самом выходе встретили их такие густые толпы галлов, что загородили им дорогу. Долго сражались в этом тесном пространстве и не столько действовали правой рукой и мечом, сколько напирали щитами и грудью, – римляне, чтобы вынести вперед знамена, а галлы, чтобы или самим проникнуть в лагерь, или помешать римлянам выйти из него. Римское войско не могло двинуться ни в ту, ни в другую сторону, прежде чем Квинт Викторий, центурион первого пила[1070]1070
  …центурион первого пила… – Центурион первой центурии первого манипула первой когорты – старший по рангу центурион в легионе. – Примеч. ред.


[Закрыть], и военный трибун Гай Атиний – последний из четвертого, а первый из второго легиона, – выхватили знамена из рук знаменосцев и бросили их к врагам, – средство, часто испытанное в жестоких битвах. Стараясь изо всех сил возвратить знамена, воины второго легиона вырвались из ворот раньше других.

47. Они сражались уже вне вала, а четвертый легион все еще не мог сделать шагу из ворот, как вдруг произошло другое смятение сзади лагеря. Галлы ворвались в квесторские ворота[1071]1071
  …в квесторские ворота… – Имеются в виду задние (декуманские) ворота лагеря.


[Закрыть] и убили упорно сопротивлявшихся квестора Луция Постумия, по прозванию Тимпан, префектов союзников Марка Атиния и Публия Семпрония и около 200 воинов. Лагерь римлян был взят с той стороны, пока отборная когорта, посланная консулом для защиты квесторских ворот, отчасти избила, отчасти выгнала из лагеря тех галлов, которые находились внутри вала, и дала отпор врагам, которые рвались вперед. Почти в то же самое время и четвертый легион вырвался из ворот с двумя отборными когортами. Таким образом, одновременно происходило три сражения около лагеря в различных местах, и нестройные крики, при неуверенности в успех своих, отвлекали внимание сражающихся от настоящей битвы. До полудня бились с равными силами и почти с равной надеждой на успех. Но когда усталость и жара принудили покинуть битву изнеженных и слабых телом галлов, вовсе не привыкших переносить жажду, то римляне сделали сильный натиск на немногих еще сопротивлявшихся врагов и, разбив, прогнали их в лагерь. После этого консул дал сигнал к отступлению; и бóльшая часть римлян отступила, часть же, страстно желая боя и надеясь завладеть лагерем врагов, упорно подступала к валу. Презирая их малочисленность, галлы все бросились из лагеря; разбитые римляне в ужасном страхе возвращаются в свой лагерь, чего не желали сделать раньше по приказанию консула. Так с обеих сторон попеременно были то поражение, то победа. Тем не менее у галлов было убито до 11 000 человек, а у римлян – 5000. Галлы отступили во внутренние области своей страны, а консул повел легионы в Плацентии.

48. Некоторые писатели сообщают, что Сципион соединился со своим товарищем и шел через область бойев и лигурийцев, опустошая ее на своем пути, пока позволяли идти вперед леса и болота, а другие – что он возвратился в Рим для созыва комиций, не совершив ни одного достопамятного дела.

В том же году Тит Квинкций провел все зимнее время в Элатии, куда он отвел свои войска на зимние квартиры, и занимался судопроизводством и отменой распоряжений, сделанных в городах или по произволу самого Филиппа, или его префектов, в то время, когда они, усиливая могущество людей своей партии, стесняли права и свободу других. В начале весны Квинкций прибыл в Коринф, назначив собрание. Там он обратился с речью к посольствам всех государств, которые обступили его наподобие народного собрания. Начал он с возникновения, прежде всего, дружбы римлян с греческим народом и с подвигов главнокомандующих, бывших раньше его в Македонии, и своих собственных. Все выслушано было с необычайным одобрением, пока не дошло дело до упоминания о Набисе; казалось вовсе не приличным для освободителя Греции, что он оставил тирана, не только тягостного для собственного отечества, но и опасного для всех соседних государств, засевшего в самых недрах знаменитейшего города.

49. Очень хорошо понимая такое настроение умов, Квинкций сознавался, что если бы можно было обойтись без разрушения Лакедемона, то не нужно было бы допускать даже упоминания о мире с тираном. Теперь же, когда тирана нельзя было раздавить иначе, как под ужаснейшими развалинами города, римлянин признал за лучшее оставить его ослабленным и лишенным почти всех сил, которыми бы он мог вредить кому-нибудь, а не допускать гибели города от более сильных средств, чем он может перенести, имея в виду, что он неминуемо погибнет при самой защите своей свободы. К упоминанию о прошлом Квинкций прибавил, что он намерен уехать в Италию и увезти все войско; не далее как на десятый день они услышат, что выведены гарнизоны из Деметриады и Халкиды. Акрокоринф он тотчас очистит на их глазах и передаст ахейцам, чтобы все они знали, у римлян ли в обычае лгать, или у этолийцев, которые своими речами распространили мнение, что плохо доверена свобода римскому народу и что господство македонян сменилось господством римлян. Но этолийцы никогда нисколько не заботились ни о том, что им говорить, ни о том, что им делать; граждан прочих государств он увещевает ценить своих друзей по делам, а не по словам, и понимать, кому доверять, а кого опасаться. Пусть они умеренно пользуются свободой; умеренная свобода спасительна как для отдельных лиц, так и для целых государств, а чрезмерная свобода тяжела для других и гибельна и необузданна для самих тех, которые ею пользуются. Правители и сословия и вообще все граждане должны заботиться для общего блага о согласии в государстве. Если они будут единодушны, то ни один царь, ни один тиран не будет достаточно силен против них; раздор же и мятеж дают полный простор проискам, так как та пария, которая оказывается слабее во внутренней борьбе, охотнее примкнет к иноземцу, чем уступит гражданину. Свободу, прибретенную чужим оружием и возвращенную согласно с обещанием иноземца, они должны заботливо оберегать и охранять, чтобы римский народ знал, что свобода дарована людям достойным и что дар его помещен в хорошие руки.

50. Когда греки услыхали эти слова, как бы слова отца, то все пролили слезы от радости, так что растрогали и самого оратора. Несколько времени продолжался шум, пока они выражали одобрение его словам и увещевали друг друга запечатлеть эти слова в своем сердце и уме, как слова оракула. Потом, когда наступила тишина, Квинкций просил их разыскать в течение двух месяцев и послать к нему в Фессалии римских граждан, которые были у них в рабстве; он говорил, что даже им самим не делает чести, если в освобожденной земле освободители будут рабами. Все воскликнули, что они благодарны ему, между прочим, и за то, что он подал им мысль исполнить такой благочестивый и обязательный долг. А было огромное число римлян, взятых в плен в Пуническую войну, которых продал Ганнибал, потому что они не были выкуплены родными. Доказательством многочисленности их может служить то обстоятельство, что это дело, по словам Полибия, стоило ахейцам 100 талантов, причем назначена была цена 500 денариев за каждую голову, каковая сумма должна была быть уплачена господам. По этому расчету в Ахайе было 1200 рабов. Прибавь теперь соразмерно с этим, сколько, по всему вероятию, было рабов во всей Греции.

Еще не распущено было собрание, как видят, что гарнизон сходит с Акрокоринфа, идет тотчас к воротам и уходит из города. Главнокомандующий последовал за ним в сопровождении всех, называвших его спасителем и освободителем. Простившись и отпустив всех, он возвратился в Элатию по той же дороге, по которой пришел. Оттуда он отсылает со всеми войсками легата Аппия Клавдия и приказывает ему идти через Фессалию и Эпир в Орик и там ждать его, говоря, что он намерен переправить оттуда войско в Италию. Он пишет также брату своему Луцию Квинкцию, легату и начальнику флота, чтобы он стянул грузовые суда туда же со всего берега Греции.

51. Сам Квинкций отправился в Халкиду и, выведя гарнизоны не только из Халкиды, но и из Орея и Эретрии, созвал там собрание всех эвбейских общин и, напомнив им, в каком положении он их принял и в каком оставляет, распустил собрание. Потом он отправляется в Деметриаду и, выведя оттуда гарнизон, в сопровождении всех граждан, как в Коринфе и Халкиде, продолжает свой путь в Фессалию, где нужно было не только освободить города, но и привести их из полного замешательства и расстройства в какое-нибудь сносное положение. В Фессалии господствовал беспорядок не только от пороков времени и царской жестокости и произвола, но и от беспокойного характера народа, не допускавшего уже с самого начала вплоть до нашего времени ни народных, ни судебных, ни других каких-либо собраний без того, чтобы не произвести мятежа и раздора. Квинкций избрал сенат и судей, главным образом руководствуясь цензом, и дал больше значения той части граждан, для которой выгоднее было всеобщее спокойствие и порядок.