Текст книги "История Рима от основания Города"

14. В Пирее Эпикрат встретился с Луцием Эмилием Региллом, который шел принять начальство над флотом. Услыхав о поражении родосцев, он взял с собою обратно в Азию Эпикрата с его четырьмя кораблями, так как сам имел только две пентеры; за ним последовали также и беспалубные афинские суда. По Эгейскому морю он приплыл на Хиос. Туда же темной ночью прибыл от Самоса с двумя тетраерами родосец Тимасикрат; будучи приведен к Эмилию, он заявил, что прислан сюда для охраны, так как царские корабли частыми набегами со стороны Геллеспонта и Абидоса делали этот берег моря небезопасным для транспортных судов. В то время когда Эмилий плыл от Хиоса к Самосу, с ним встретились две родосские тетраеры, посланные Ливием навстречу ему, и царь Евмен с двумя пентерами. По прибытии на Самос Эмилий принял от Ливия флот и, совершив с надлежащими церемониями обычное жертвоприношение, созвал совет. На этом совете Гай Ливий – его мнение было спрошено первым – сказал, что никто не может подать лучший совет, чем тот, кто советует другому сделать так, как, будучи на его месте, сделал бы сам; он, Ливий, намеревался со всем флотом плыть к Эфесу, взяв с собою транспортные суда, нагруженные большим количеством песка, и затопить их во входе в гавань. Устройство-де этой преграды требует тем меньшего напряжения сил, что вход в гавань, наподобие реки, длинен, узок и мелок; таким образом он имел в виду лишить врагов возможности пользоваться морем и сделать флот бесполезным для них.

15. Это мнение никому не понравилось, а царь Евмен спросил: что же дальше? Закрыв выход в море затопленными судами, свободно ли располагая флотом, они удалятся отсюда, чтобы подать помощь союзникам и повергнуть в страх врагов, или все-таки будут стоять у гавани со всеми кораблями. Кто-де станет сомневаться, что, в случае их удаления, враги вытащат затопленные тяжести и откроют гавань с меньшим усилием, чем стоило ее загородить? Если же, несмотря на то, придется оставаться здесь, то к чему запирать гавань? Мало того, те, пользуясь вполне безопасной гаванью и очень богатым городом, спокойно проведут лето, так как все нужное будет доставлять им Азия. Римляне же, напротив, оставаясь в открытом море жертвою волн и непогод и во всем нуждаясь, будут постоянно находиться на страже, связав скорее самих себя и лишив возможности делать что следует, чем держа неприятеля взаперти.

Евдам, начальник родосского флота, больше высказывался о том, что ему не нравится предложенное мнение, чем выразил, как следует поступить по его мнению. Родосец Эпикрат предлагал оставить при настоящем положении дел Эфес и послать часть кораблей в Ликию, чтобы присоединить к союзникам Патары, главный город этой страны. Это-де будет полезно в двух отношениях, так как и родосцы, если будут умиротворены земли, лежащие против их острова, будут в состоянии обратить свои силы и заботы всецело на одну войну с Антиохом, и можно будет помешать соединиться с Поликсенидом тому флоту, который готовится в Киликии. Это мнение произвело наибольшее впечатление; однако решено было, чтобы Регилл со всем флотом подплыл к Эфесской гавани, с целью возбудить страх среди врагов.

16. Гай Ливий послан был в Ликию с двумя римскими пентерами, четырьмя родосскими тетраерами и двумя беспалубными смирнскими кораблями, причем ему было приказано зайти прежде в Родос и обсудить с родосцами все планы. Государства, мимо которых он плыл – Милет, Минд, Галикарнасс, Книд и Кос, – ревностно исполняли то, что им приказывали. По прибытии на Родос Ливий тотчас сообщил родосцам, для чего послан, и в то же время просил их совета. С общего одобрения, прибавив к имевшемуся у него флоту три тетраеры, он поплыл в Патары. Сначала, благодаря попутному ветру, они шли прямо к городу и надеялись вызвать в нем какое-нибудь волнение, устрашив горожан своим неожиданным появлением. Но затем ветер стал менять свое направление и море заколыхалось от волн, устремлявшихся в разные стороны. Римляне, правда, хотя и с трудом, достигли берега, но ни около города не было надежной якорной стоянки, ни перед входом в гавань в открытом море они не могли держаться, так как море было неспокойно и наступала ночь. Итак, проплыв мимо города, они направились в порт Феникунт, отстоящий оттуда меньше чем на расстоянии двух миль и для кораблей со стороны моря безопасный; но над ним поднимались высокие скалы, которые быстро заняли горожане, взяв с собою царских воинов, бывших в гарнизоне. Несмотря на то что местность была неровная и неудобная для высадки, Ливий послал против них вспомогательный отряд иссейцев[1103]1103
  …вспомогательный отряд иссейцев… – Исса – остров в Адриатическом море у далматинского берега; жители его были отличными моряками.


[Закрыть] и легковооруженных воинов из Смирны. Сначала, пока в дело употреблено было только метательное оружие и происходили незначительные схватки с небольшими отрядами, а настоящая же битва еще не начиналась, посланные выдерживали сражение. Но когда из города стало прибывать все большее число людей и уже высыпала вся толпа граждан, Ливием овладел страх, что и вспомогательные войска его будут уничтожены, и для кораблей явится опасность со стороны суши. Поэтому он ввел в дело не только воинов, но даже моряков и гребцов, вооружив их, кого чем мог. Но и после этого борьба оставалась нерешительной, и в беспорядочном бою пало не только несколько воинов, но и Луций Апустий. Однако в конце концов ликийцы были разбиты наголову и отброшены в город, но и римляне возвратились на корабли с победой, стоившей значительных потерь. Отсюда они поплыли в Тельмесский залив, который одной стороной прилегает к Карии, а другой к Ликии; дальнейшие попытки овладеть Патарами были оставлены, и родосцы отпущены домой, а Ливий, проплыв мимо берегов Азии, направился в Грецию, чтобы, повидавшись со Сципионами, бывшими в то время около Фессалии, переправиться в Италию.

17. Когда Эмилий узнал, что дело в Ликии брошено и что Ливий отправился в Италию, то, хотя сам тоже без успеха возвратился на Самос, будучи отогнан от Эфеса бурею, однако счел позорным, что попытка овладеть Патарами оказалась тщетной, и решил отправиться туда со всем флотом и напасть на город со всеми силами. Проплыв мимо Милета и других союзных государств на этом побережье, римляне высадились в Баргилийском заливе у города Иаса[1104]1104
  …в Баргилийском заливе у города Иаса. – Иначе – залив Иассийский, к северу от Минда.


[Закрыть]. Город занят был царским гарнизоном, римляне же враждебно опустошили окрестности. Затем Эмилий, послав выведать путем переговоров о настроении умов старейшин и должностных лиц и получив ответ, что они не имеют никакой власти, повел войско с целью напасть на город. С римлянами находились изгнанники из Иаса. Они, собравшись большой толпой, настойчиво просили родосцев не допустить незаслуженной гибели соседнего и родственного им города. Причиной-де их изгнания была только верность римлянам; те, которые остались в городе, терпят со стороны царских воинов то же насилие, от которого они сами ушли в изгнание; у всех жителей Иаса одно помышление – избавиться от царской неволи. Родосцы, тронутые просьбами, пригласили для содействия царя Евмена и, то напоминая о своем родстве, то стараясь возбудить сожаление к несчастной участи города, занятого царским гарнизоном, добились того, что от штурма отказались. Успокоив прочих союзников, римляне отправились отсюда и вдоль берега Азии приплыли в Лоримы, гавань, лежащую против Родоса. Здесь на сборных местах в лагере возникали сперва тайные разговоры между военными трибунами, дошедшие потом и до слуха самого Эмилия, о том, что флот удален от Эфеса, назначенного ему района войны, и таким образом неприятель, оставленный свободным с тыла, может безнаказанно нападать на союзные города, которых так много вблизи от него. Эти разговоры произвели впечатление на Эмилия. Поэтому, призвав родосцев, Эмилий спросил их, может ли стоять в Патарской гавани весь флот; получив отрицательный ответ, он нашел в этом достаточное основание оставить дело и отвел корабли обратно на Самос.

18. В то же время Селевк, сын Антиоха, простояв с войском все зимнее время в Эолиде, где частью подавал помощь союзникам, частью опустошал поля тех, кого не мог привлечь к союзу, решил перейти в пределы царства Евмена, пока тот вдали от дома с римлянами и родосцами нападал на приморские земли Ликии. Сначала он враждебно подступил к Элее, но затем, оставив осаду этого города, опустошил поля его и пошел, чтобы напасть на Пергам, столицу и твердыню царства. Расставив наблюдательные посты перед городом, Аттал[1105]1105
  … Аттал… – Имеется ввиду Аттал II, брат пергамского царя Евмена II. – Примеч. ред.


[Закрыть] сначала тревожил врагов нападениями конницы и легковооруженной пехоты, но не мог устоять против них; когда же наконец он увидел по незначительным схваткам, что враги превосходят его силами во всех отношениях, он удалился под защиту стен, и началась осада города.

Почти в то же время и Антиох двинулся от Апамеи и остановился лагерем сначала в Сардах, а потом недалеко от лагеря Селевка, при истоках реки Каик; он имел большое войско, составленное из разных народов; между ними грознее всех были 4000 наемных галлов; их-то, присоединив к ним немного других воинов, царь послал повсюду опустошать Пергамскую область. Когда известие об этом пришло на Самос, Евмен, отозванный войною, происходившей у него дома, сначала направился с флотом в Элею, а отсюда, под охраной конницы и легковооруженной пехоты, бывших там наготове, поспешил в Пергам, прежде чем неприятели узнали об этом и двинулись с места. Тогда снова начались вылазки и схватки, но незначительные, так как Евмен видимо уклонялся от решительного сражения. Спустя несколько дней от Самоса в Элею на помощь царю прибыли римский и родосский флоты. Получив известие о том, что они высадили войска в Элее и что столько флотов собралось в одну гавань, и в то же время услыхав, что консул с войском уже находится в Македонии и что готовится все нужное для переправы через Геллеспонт, Антиох сообразил, что пора вступать в переговоры о мире, прежде чем его стеснят одновременно и с суши, и с моря. Заняв под лагерь один холм против Элей и оставив на нем все пешие войска, он с конницей – а конницы у него было 6000 – спустился на равнину под самые стены Элеи и послал к Эмилию парламентера сказать о своем желании вступить в мирные переговоры.

19. Призвав Евмена из Пергама и пригласив родосцев, Эмилий держал совет. Родосцы были не прочь от мира; Евмен же говорил, что ни с честью их не согласно в это время вести переговоры о мире, ни делу это не может положить конца. «В самом деле, – говорил он, – каким образом мы почетно примем якобы условия мира, будучи заперты в стенах и осаждены? Да и кто будет считать мир прочным, когда он заключен без консула, без утверждения сената, без воли римского народа? Спрашиваю тебя, возвратишься ли ты тотчас по заключении тобою мира в Италию, уведя с собою войско и флот, или будешь ждать распоряжения консула, решения сената и повеления народа? Итак, остается следующее: ты должен ждать в Азии; войска, которые, в случае остановки военных действий, снова придется отвести на зимние квартиры, будут истощать союзников требованием провианта, а затем, если это найдут нужным те, в чьих руках будет власть, надо будет снова начать войну, которую с помощью богов мы можем окончить до зимы, если при настоящем течении дел ничего не упустить и не откладывать». Это мнение одержало верх, и Антиоху дан был ответ, что до прибытия консула невозможно вести переговоры о мире. Антиох же после тщетной попытки заключить мир опустошил сначала Элейскую область, а затем Пергамскую и, оставив здесь сына своего Селевка, враждебно пошел в Адрамиттей и прибыл в богатую область, носящую название Фивская равнина[1106]1106
  …Фивская равнина… – Исчезнувший город Фивы в Мизии, упоминаемый у Гомера (Ил. II, 691; VI, 397).


[Закрыть] и прославленную в песнях Гомера. Ни в каком другом месте Азии воины царя не нашли большей добычи. Туда же, в Адрамиттей, на защиту города прибыли Эмилий и Евмен.

20. Случилось, что в то же время пришли из Ахайи в Элею 1000 человек пехоты и 100 всадников. Те и другие были под начальством Диофана. Когда они сошли на берег, посланные Атталом навстречу им люди провели их ночью в Пергам. Это были все ветераны, опытные в войне, а сам вождь их был учеником Филопемена, величайшего из всех греческих полководцев того времени. Два дня он употребил отчасти на то, чтобы дать отдых людям и лошадям, отчасти на обозрение неприятельских аванпостов, в каких местах и в какое время враги появляются и удаляются. Царские воины подходили почти к подошве холма, на котором был расположен город. Таким образом в тылу у себя они на свободе производили опустошения, так как из города никто не делал вылазки хотя бы с целью бросить издали копье в сторожевые пикеты. Но то обстоятельство, что жители города под влиянием страха заперлись, породило в царских воинах презрение к ним и вследствие этого небрежность к своим обязанностям: большая часть их держала лошадей неоседланными и невзнузданными, немногие только оставались при оружии в строю, прочие разбрелись и рассыпались всюду по всему полю; одни предавались юношеским играм и забавам, другие пировали под тенью деревьев, а некоторые даже спали. Рассмотрев это с возвышенной части Пергама, Диофан приказал своим взять оружие и быть наготове у ворот, а сам пошел к Атталу и сообщил ему о своем намерении сделать нападение на неприятельские аванпосты. Неохотно дозволил это Аттал, так как он видел, что придется сражаться сотне всадников против шестисот и тысяче человек пехоты – против четырех тысяч. Диофан, выйдя из ворот, остановился недалеко от неприятельского аванпоста, выжидая удобного момента. Жители Пергама видели в этом скорее безумие, чем отвагу, да и неприятели, едва обратив на вышедших внимание и увидев, что среди них не происходит никакого движения, сами не только не изменили своей обычной беспечности, но еще и насмехались над малочисленностью врага. Диофан же некоторое время держал своих спокойно, как будто вывел их только посмотреть; но когда увидел, что неприятели разошлись из строя, приказал пехоте следовать за собою как можно быстрее, а сам со своим отрядом во весь опор с криком, поднятым одновременно пехотой и конницей, неожиданно устремился на неприятельский аванпост. Не только люди, но и лошади пришли в ужас; последние, оборвав привязи, произвели замешательство и смятение среди своих. Только немногие лошади стояли, не пугаясь, но даже и их трудно было оседлать, взнуздать и сесть на них, так как ахейцы возбуждали гораздо больший страх, чем какого можно было ожидать, судя по малочисленности их всадников. Между тем пехота, построившись и приготовившись, напала на разбредшихся по своей беспечности и почти полусонных врагов; всюду по полям гнали и убивали их. Диофан преследовал разбежавшихся неприятелей, пока было безопасно, и, стяжав великую славу народу ахейскому – ибо со стен Пергама смотрели не только мужчины, но и женщины, – возвратился на свой пост в город.

21. На следующий день царские аванпосты расположились в большем порядке и стройности на пятьсот шагов далее от города. Ахейцы почти в то же время выступили на прежнюю позицию. Долго с обеих сторон с напряжением ждали нападения, как будто оно тотчас должно было последовать; но когда до заката солнца осталось уже немного времени и наступила пора возвратиться в лагерь, царские воины подняли знамена и, построившись строем более удобным для похода, чем для битвы, тронулись в путь. Диофан оставался спокойным, пока они были на виду; затем так же стремительно, как и накануне, набросился на арьергард и опять произвел такую панику и смятение, что в то время когда их рубили с тыла, никто не остановился, чтобы защититься. Царские воины, в смятении и едва сохраняя порядок движения, были отброшены в лагерь. Такая отвага ахейцев заставила Селевка удалиться из Пергамской области.

Услыхав, что для защиты Адрамиттея явились римляне, Антиох оставил этот город в покое, но, опустошив поля его, завоевал Перею, колонию митиленцев. Коттон, Корилен, Афродисиада и Принне были взяты при первом штурме. После этого через Тиатиру он возвратился в Сарды. Селевк, оставаясь на морском побережье, одним внушал страх, а для других служил защитою. Римский флот с Евменом и родосцами возвратился сначала в Митилену, а потом обратно в Элею, из которой выступил. Плывя отсюда в Фокею, они пристали к так называемому Вакхову острову, лежащему против города фокейцев, и, разграбив храмы и статуи, которыми остров был богато украшен и которых прежде они не трогали, подошли к самому городу. Разделившись на части, они подступили к нему, полагая, что можно взять его без осадных сооружений с помощью только оружия и лестниц. Но когда вступил в город отряд в 3000 вооруженных, посланный Антиохом на защиту его, осада была тотчас снята, и флот возвратился к острову, опустошив только неприятельскую область около города.

22. После этого решили Евмена отпустить домой готовить для консула и войска все необходимое для переправы через Геллеспонт, а флот римский и родосский должен был возвратиться на Самос и наблюдать здесь за тем, чтобы Поликсенид не двинулся из Эфеса. Царь возвратился в Элею, а римляне и родосцы – на Самос. Здесь умер Марк Эмилий, брат претора.

Торжественно совершив похороны, родосцы отправились со своими 13 кораблями и двумя пентерами – одной с Коса, а другой с Книда – на Родос, чтобы стоять там на страже против флота, плывшего, по слухам, из Сирии. За два дня до прибытия с Самоса Евдама с флотом против того же сирийского флота было послано 13 кораблей с Родоса под начальством Памфилида. Этот флот, взяв с собою четыре корабля, служивших прикрытием для Карии, освободил от осады Дедалы и некоторые другие укрепления Переи, которые подверглись нападению царских войск. Решено было, чтобы Евдам выступил немедленно. Также и ему к имевшемуся у него флоту прибавлено было шесть беспалубных кораблей. Отплыв, он спешил как только мог и догнал родосские корабли у гавани, носящей название Мегиста. Отсюда они поплыли вместе и, прибыв в Фаселиду, сочли за лучшее здесь ожидать неприятеля.

23. Фаселида лежит на границе Ликии и Памфилии; она далеко выдается в море, и плывущие из Киликии к Родосу замечают ее прежде других частей берега; равным образом и от нее далеко на море видны корабли. Это место было выбрано главным образом с той целью, чтобы быть на пути неприятельского флота, но, чего не предвидели, отчасти вследствие нездоровой местности, отчасти из-за времени года – была середина лета, – а также от непривычных для них испарений, люди стали заболевать, особенно гребцы. Опасаясь эпидемий, родосцы удалились отсюда; плывя по Памфилийскому заливу, они пристали к реке Евримедонт и здесь узнали от жителей Аспенда, что неприятель у Сиды[1107]1107
  …узнали от жителей Аспенда, что неприятель у Сиды. – Аспенд – город Памфилии. Сида – портовый город, расположен на востоке Памфилии.


[Закрыть]. Царские воины плыли очень медленно, так как то было время неблагоприятных для них пассатов; это время как будто установлено для северо-западных ветров[1108]1108
  …это время как будто установлено для северо-западных ветров. – Этесии – пассатные ветры, дующие с севера и северо-запада в Эгейском море в течение 40 жарких дней года.


[Закрыть].

У родосцев было 32 тетраеры и 4 триеры. Царский флот состоял из 37 кораблей большого размера, в числе которых было 3 гектеры и 4 гексеры[1109]1109
  …гектеры и гексеры… – Гектера и гексера – семи– и шестирядные корабли. Для этих малоупотребительных типов судов не было латинских названий, и Тит Ливий пользуется греческими.


[Закрыть]; кроме того, в нем было 10 триер. Также и царское войско с дозорной башни заметило появление неприятеля. На следующий день на рассвете оба флота выступили из гаваней, якобы с намерением сразиться в этот день. Когда родосцы обогнули мыс, выступающий в море со стороны Сиды, то тотчас были замечены неприятелем и сами увидали его. В царском флоте на левом фланге, выходившем в открытое море, командовал Ганнибал, а на правом Аполлоний, один из царедворцев; корабли у них уже были выстроены в линию. Родосцы шли длинной вереницей: впереди был преторский корабль Евдама, в арьергарде находился Хариклит; Памфилид командовал центром флота. Увидев неприятельский флот построенным в боевой порядок и готовым к сражению, Евдам тоже вышел в открытое море и отдал приказание, соблюдая порядок, строить следовавшие за ним корабли в линию один за другим. Это распоряжение сначала произвело замешательство, ибо Евдам выплыл в море не настолько далеко, чтобы до берега могли выстроиться в линию все корабли; кроме того, сам он вследствие поспешности опрометчиво встретился с Ганнибалом, имея только 5 кораблей, так как прочие, получив приказание строиться в линию, не следовали за ним. Кораблям, находившимся в арьергарде, совсем не хватало места у берега, а между тем, пока среди них происходило замешательство, на правом фланге уже сражались против Ганнибала.

24. Но в один момент как качество кораблей, так и опытность в морском деле уничтожили в родосцах всякий страх. В самом деле, корабли, быстро подавшись в море, очистили место к берегу для плывших позади них; всякий же раз, как только какой-либо корабль сталкивался носом с неприятельским кораблем, он или разбивал переднюю часть его, или ломал весла, или же, минуя его в свободные между рядами кораблей промежутки, ударял в кормовую часть. Особенно сильный страх произвело то обстоятельство, что гораздо меньший родосский корабль одним ударом пустил ко дну царскую гептеру. Таким образом, уже не было сомнения, что правый фланг неприятелей готов бежать. Между тем в открытом море Ганнибал теснил Евдама главным образом численностью кораблей, ибо во всех прочих отношениях последний стоял далеко выше его; и он уничтожил бы его, если бы по сигналу, поднятому с преторского корабля, по которому рассеявшиеся суда обыкновенно собираются в одно место, не явились на помощь к своим все корабли. Они одержали победу на правом фланге. Тогда и Ганнибал, и бывшие при нем суда бросились бежать. Но родосцы не могли преследовать их, так как гребцы были по большей части больны и поэтому очень скоро утомились. В то время когда они, остановившись в открытом море, подкрепляли свои силы пищей, Евдам, смотря с башни преторского корабля на то, как неприятель на буксире беспалубных судов тащит потерявшие весла и поврежденные корабли и как неповрежденными уходят немного больше двадцати, сказал: «Встаньте и насладитесь прекрасным зрелищем!» Все встали и, видя торопливое бегство неприятелей, почти в один голос воскликнули, что нужно преследовать. Корабль самого Евдама во многих местах был поврежден ударами, поэтому он приказал преследовать врагов Памфилиду и Хариклиту, пока они сочтут это безопасным. Некоторое время продолжалось преследование, но когда Ганнибал стал приближаться к берегу, то, опасаясь быть задержанным у неприятельского берега, они возвратились к Евдаму, с трудом притащив в Фаселиду взятую гептеру, получившую удар при первом столкновении. После этого они возвратились на Родос, не столько радуясь победе, сколько обвиняя друг друга в том, что не затопили и не взяли в плен всего неприятельского флота, хотя и могли сделать это. Ганнибал, потрясенный одним неудачным сражением, не решался даже плыть мимо Ликии, хотя желал как можно скорее соединиться со старым царским флотом; да и родосцы, чтобы не дать ему возможности сделать это, послали к Патарам и к гавани Мегисте Хариклита с 20 кораблями, снабженными носами. Евдаму с семью самыми большими кораблями из того флота, который был под его начальством, приказали возвратиться на Самос к римлянам, чтобы там всею силой своих советов и авторитетом побудить их напасть на Патары.

25. Весьма обрадовало римлян сначала известие о победе, а затем прибытие родосцев. И действительно, становилось ясным, что если освободить родосцев от этой заботы, то они сделают безопасными все моря этого края. Но движение Антиоха из-под Сард, грозившее гибелью приморским городам, не позволяло оставить без охраны Ионию и Эолиду. Поэтому к флоту, бывшему около Патар, послали только Памфилида с 4 крытыми кораблями. Между тем Антиох собирал войска не только из окрестных городов, но отправил к Прусию, царю Вифинии, послов с письмом, в котором жаловался на переход римлян в Азию: идут-де они с намерением уничтожить все царства, чтобы повсюду на земле было одно только римское господство; что Филипп и Набис уже покорны и он, Антиох, будет третьим. И что подобно сплошному пожару пройдут они по владениям всех их соседей, участь которых тем скорее их постигнет, чем ближе они к порабощенному. Что от него, Антиоха, один только шаг до Вифинии, так как Евмен подчинился добровольно рабству. Эти соображения встревожили Прусия, но письма консула Сципиона, а еще больше его брата, Публия Африканского, избавили его от подобного опасения. Помимо напоминания о всегдашнем обыкновении римского народа возвышать достоинство союзных царей всяческими почестями, он приводил примеры своих собственных действий и побуждал Прусия стараться заслужить его дружбу; он писал, что царьков, отдавшихся под его покровительство в Испании, он оставил царями; что Масиниссе он не только возвратил наследственное царство, но возложил на него царскую власть и во владениях Сифака, которым прежде тот был изгнан, и теперь он не только богатейший из царей Африки, но по величию и силе равен любому царю на земле. Даже Филипп и Набис, хотя были врагами и побеждены на войне Титом Квинкцием, остались все же царями; Филиппу же в предшествовавшем году прощена даже дань и возвращен сын, бывший заложником; мало того, он с дозволения римских вождей овладел некоторыми городами вне пределов Македонии; что того же удостоился бы и Набис, если б его не погубило сначала собственное безумие, а потом коварство этолийцев. Особенно царь ободрился, когда к нему явился из Рима в качестве посла Гай Ливий, начальствовавший прежде над флотом, и доказал, насколько вернее надежда на победу у римлян, чем у Антиоха, и насколько у них священнее и крепче дружба.

26. Потеряв надежду на союз с Прусием, Антиох двинулся из Сард в Эфес, чтобы осмотреть флот, который готовился и снаряжался в продолжение нескольких месяцев. Он сделал это больше потому, что видел невозможность с сухопутными войсками устоять против римского войска под предводительством двух Сципионов, а не потому, чтобы его попытки в морской борьбе сами по себе были удачными когда-либо или чтобы в то время она внушала ему значительную и верную надежду. Однако при настоящем положении дел было основание надеяться, так как он слышал, что большая часть родосского флота находится около Патар, а царь Евмен со всеми своими кораблями отправился в Геллеспонт навстречу консулу. В некоторой степени возбуждало в нем высокомерные надежды также и истребление родосского флота у Самоса, хотя удобный момент для этого был подготовлен обманом. Рассчитывая на это, он послал Поликсенида с флотом всячески постараться испытать счастье в борьбе на море, а сам повел войска к Нотию. Этот колофонский город лежит у самого моря и отстоит от старого Колофона приблизительно на две тысячи шагов. Во-первых, Антиох хотел подчинить себе сам город, ибо он был близок к Эфесу, и потому ни на море, ни на суше ничего не делалось без того, чтобы этого не заметили колофонцы и тотчас не сообщили римлянам; во-вторых, царь хотел доставить удобный случай действовать Поликсениду, ибо не сомневался, что римляне, узнав об осаде, двинут флот от Самоса на помощь союзному городу. Итак, приступив к осаде города при помощи сооружений и проведя к морю одновременно с двух сторон окопы, он к самой стене подвел виней и насыпь и под защитой «черепах» придвинул тараны. Колофонцы, устрашенные такими грозными приготовлениями, послали на Самос к Луцию Эмилию послов просить заступничества претора и римского народа. Эмилий своим бездеятельным и продолжительным пребыванием на Самосе был недоволен, так как вовсе не ожидал, чтобы Поликсенид, которого он дважды тщетно вызывал на бой, дал ему возможность сразиться, и считал позором для себя, в то время как флот Евмена содействует консулу в переправе легионов в Азию, быть связанным необходимостью подать осажденному Колофону помощь, исход которой возбуждал сомнение. Но родосец Евдам, который и раньше удержал его на Самосе, несмотря на желание его отправиться в Геллеспонт, и все другие настоятельно доказывали ему, насколько лучше освободить от осады союзников или, победив во второй раз флот, однажды уже побежденный, совершенно отнять у врага обладание морем, чем, покинув союзников и предоставив Антиоху господство в Азии на суше и на море, из указанного ему района военных действий удалиться в Геллеспонт, где достаточно Евменова флота.

27. Двинувшись от Самоса за провиантом, так как уже все припасы вышли, римляне готовились плыть на Хиос: он был для них житницей, и туда направляли свой путь все транспортные суда, посылаемые из Италии. В то время когда они, проплыв от города кругом острова к противоположной стороне его, обращенной к северу, по направлению к Хиосу и Эритрам, готовились плыть дальше, претора известили письмом о том, что к Хиосу из Италии прибыло большое количество хлеба, но что корабли с вином задержаны бурями; одновременно с этим пришло известие, что жители Теоса[1110]1110
  …жители Теоса… – Теос – ионийский город на берегу Лидии, с двумя гаванями, из которых одна называется Герестиком.


[Закрыть] доставили царскому флоту вдоволь съестных припасов и обещали пять тысяч сосудов вина. Тогда с полпути претор вдруг поворотил флот к Теосу, чтобы или с согласия теосцев воспользоваться запасами, приготовленными для неприятеля, или же поступить с ними самими, как с врагами. Когда римляне направили свой флот к берегу, то у Мионнеса заметили около пятнадцати кораблей. Сначала претор счел их за корабли из царского флота и настойчиво преследовал их, но затем оказалось, что это быстроходные суда и лодки пиратов. Опустошив прибрежье хиосцев, пираты возвращались с добычей всякого рода и, заметив на море флот, бросились бежать. Они и быстротою превосходили корабли римлян, ибо суда их были легче, и устроены именно с этой целью, и к берегу были ближе. Поэтому, прежде чем приблизился к ним флот, они спаслись в Мионнесе. Претор, рассчитывая там в гавани захватить корабли, следовал за ними, не зная местности. Мионнес – это мыс между Теосом и Самосом. Сам холм с довольно широкого основания заканчивается наподобие пирамиды острой вершиной. С суши можно подняться на него по узкой тропинке, а с моря его окружают скалы, настолько подмытые волнами, что в некоторых местах нависшие сверху утесы выдаются в море дальше, чем корабли, стоящие там на рейде. Не решившись приблизиться, чтобы не очутиться под ударами стоявших на скалах пиратов, флот бесполезно провел день около этих утесов. Наконец к ночи римляне отказались от напрасной попытки и на следующий день подошли к Теосу. Претор поставил корабли в гавани, лежащей позади города – эту гавань сами теосцы называют Герестиком, – а воинов послал опустошать поля, окружающие город.

28. Видя опустошение своих полей, жители Теоса послали к римлянину послов с повязками на головах и с лентами на руках. В то время как они старались доказать, что государство их невиновно перед римлянами ни делом, ни словом враждебным, он уличил их и в том, что они оказали помощь неприятельскому флоту всякими съестными припасами, и в том, какое количество вина обещали они Поликсениду. Если-де они дадут то же самое римскому флоту, то он отзовет воинов от грабежа; в противном же случае будет считать их врагами. По возвращении послов с таким суровым ответом должностные лица созывают народ на собрание для совещания о том, как поступить. Случилось так, что в этот день Поликсенид выступил из Колофона с царским флотом и, услыхав, что римляне удалились от Самоса и, прогнав пиратов до Мионнеса, опустошают поля теосцев, а флот их стоит в гавани Герестик, бросил якорь против Мионнеса, в скрытой бухте, на острове, который моряки называют Макрис. Наблюдая с близкого расстояния за действиями неприятеля, он сначала питал большую надежду одолеть и римский флот подобно тому, как он одолел флот родосский, окружив узкий выход в гавань. И действительно, местность представляла большое сходство: мысами, сходящимися друг с другом, гавань запирается так, что одновременно из нее едва могут выйти два корабля. Для этого Поликсенид намеревался ночью занять вход в гавань и одновременно напасть на врага с суши и с моря, поставив у мысов по десять кораблей, которые бы с обеих сторон ударили во фланг флоту, когда он будет выходить из гавани, с остальных судов, как это сделал он у Панорма, высадив воинов на берег. Этот план удался бы ему, если бы римляне, заручившись обещанием теосцев исполнить их требования, не нашли более удобным для приема провианта перевести флот в ту гавань, которая лежит перед городом. Говорят, что и родосец Евдам указал на неудобство первой гавани, когда два корабля, случайно сцепившись веслами в узком месте прохода, поломали их. Между прочим перевести флот побудила претора и опасность, грозившая с суши, так как недалеко отсюда стоял лагерем Антиох.