Текст книги "История Рима от основания Города"

Книга XXІV

Временное занятие карфагенянами Регия (1). Бруттийцы идут на Кротон; удаление жителей в Локры (2–3). Воцарение в Сиракузах Гиеронима (4–5). Переговоры его с Ганнибалом (6). Гибель Гиеронима (7). Выборы в Риме (7–9). Распределение провинций между должностными лицами 540 года; чудесные знамения и умилостивление богов (10). Набор легионов; снаряжение флота (11). Движение Ганнибала на Путеолы (12). Тарентинцы приглашают Ганнибала; неудачное нападение его на Путеолы и Нолу (13). Победа Тиберия Гракха у Луцерии; добровольцам из рабов дана свобода (14–16). Победа римлян над Ганнибалом под Нолой (17). Заботы цензоров об исправлении нравственности граждан; прочность государственного кредита (18). Взятие римлянами Казилина (19). Успехи римлян в Южной Италии; неудачная попытка Ганнибала завладеть Тарентом (20). Волнение в Сиракузах после убиения Гиеронима (21–25). Истребление царского рода (26). Враждебное настроение в Сиракузах против римлян (27). Партия сторонников Рима берет верх (28). Леонтины начинают войну против римлян и отлагаются от Сиракуз (29). Взятие Леонтин римлянами; восстание сиракузской армии против римлян (30–31). Волнение переходит в Сиракузы (32). Начало войны с сиракузцами (33). Осада Сиракуз (34). Прибытие в Сицилию подкреплений из Карфагена и из Рима; сицилийские города переходят на сторону карфагенян (35–36). Избиение бунтовщиков в Энне привело к отложению всех сицилийских городов от Рима (37–39). Неудачная осада Филиппом Македонским Аполлонии (40). События в Испании (41–42). Выборы в Риме и распределение армии на 541 год (43–44). Занятие римлянами Арп (45–47). Капуя готова вернуться к союзу с римлянами; пожар в Риме (47). Нумидийский царь Сифак вступает в союз с Римом (48). Победа Масиниссы над Сифаком; кельтиберы поступают на римскую службу (49).

1. Возвратившись из Кампании в Бруттийскую область, Ганнон с помощью бруттийцев и по их указанию напал на греческие города, которые тем охотнее оставались в союзе с римлянами, что видели переход на сторону карфагенян бруттийцев, которых они ненавидели и боялись. Прежде всего он напал на Регий и потерял тут несколько дней. Между тем локрийцы быстро свезли в город с полей хлеб, дрова и все предметы первой необходимости, имея в виду и то, чтобы не оставить врагам никакой добычи. С каждым днем из всех ворот выходило большое число жителей; наконец, в городе остались только те, которые должны были поправлять стены и ворота и сносить метательные снаряды в оборонительные укрепления. Против этой толпы, состоявшей из людей разного возраста и сословия и бродившей по полям большею частью без оружия, пуниец Гальмикар выслал всадников; получив приказание никого не обижать, они так выстроились, чтобы рассеявшихся отрезать от города. Сам вождь, заняв возвышенное место, чтобы видеть оттуда поля и город, приказал бруттийской когорте подвинуться к стене города, вызвать локрийских старейшин для переговоров и, обещая им дружбу Ганнибала, склонить их к передаче города. Сначала локрийцы не верили словам бруттийцев, но вскоре, когда на холмах показались пунийцы и немногие возвратившиеся жители города доносили, что вся прочая толпа во власти неприятелей, они, под влиянием страха, ответили, что посоветуются с народом. Тотчас созвано было собрание. Все легкомысленные люди предпочитали перемену и новый союз; те же, родственники которых были отрезаны за городом неприятелем, чувствовали себя связанными, точно дали заложников; и только немногие скорее молча одобряли верность союзу с римлянами, чем открыто ратовали за свои убеждения. Последовала сдача пунийцам, причем казалось, что общее согласие не подлежит сомнению. Препроводив тайно начальника гарнизона Луция Атилия и бывших с ним римских воинов в гавань и посадив их на корабли для переправы в Регий, локрийцы приняли в город Гальмикара и пунийцев под условием, чтобы немедленно был заключен союзный договор на равных правах. Но пунийцы чуть было не нарушили обещания, данного сдавшимся локрийцам, ставя им в вину то обстоятельство, что они коварно дозволили выйти из города римскому отряду, но последние утверждали, что отряд ушел сам. Даже посланы были в погоню всадники, на случай, если течение в проливе задержит корабли или прибьет их к берегу. Преследуемых они не настигли, но видели другие корабли, переправлявшиеся по проливу из Мессаны в Регий. То были римские воины, посланные претором Клавдием для занятия города гарнизоном. Вследствие этого враги тотчас же отступили от Регия. По приказанию Ганнибала с локрийцами заключен был мир: им предоставлено было жить свободно по своим законам, город должен был оставаться открытым для пунийцев, гавань во власти локрийцев; в основании союза должна была лежать взаимная помощь в мирное и военное время.

2. Таким образом пунийцы удалились от пролива к неудовольствию бруттийцев, так как последние должны были оставить нетронутыми города Регий и Локры, которые они решили разграбить. Вследствие этого они набрали самостоятельно 15 000 молодежи, вооружили ее и отправились осаждать Кротон, тоже греческий приморский город, полагая, что если завладеют укрепленным городом с гаванью, то этим значительно увеличат свое могущество. Беспокоило их то, что они не смели не пригласить на помощь пунийцев, чтобы не показалось, что они поступают не по-союзнически, но они опасались также, что в случае, если Пуниец явится опять посредником мира, а не помощником в войне, то они напрасно будут бороться за свободу Кротона, как некогда боролись за свободу Локр. Поэтому они сочли за лучшее отправить к Ганнибалу послов и обеспечить себе то, что Кротон будет принадлежать бруттийцам, если они завладеют им. Ганнибал ответил, что решение этого вопроса принадлежит тем, которые находятся на месте, и отослал их к Ганнону; но от последнего они не получили никакого определенного ответа: он не желал видеть славный и богатый город разрушенным и надеялся, что если бруттийцы начнут штурм города, а пунийцы видимо будут против этого и не помогут им, то город тем скорее перейдет на сторону карфагенян. В Кротоне у жителей не было единодушия ни в плане, ни в настроении; все общины Италии страдали, так сказать, одною болезнью: плебеи не соглашались с оптиматами, сенат стоял за римлян, а плебеи стремились к союзу с пунийцами. Об этом разногласии в городе уведомил бруттийцев один перебежчик. Он сообщил им, что во главе плебеев стоит Аристомах, который советует выдать город, что в обширном опустевшем городе, в котором укрепления лежат на далеком расстоянии одно от другого, только немного сенаторских постов и караулов, а что везде, где на страже стоят плебеи, открыт доступ в город. По совету и указанию перебежчика бруттийцы окружили город, были впущены плебеями и при первом натиске завладели всем городом, кроме крепости. Крепость была в руках оптиматов, которые уже раньше приготовили себе это убежище, на случай подобного несчастия. Туда же убежал Аристомах, словно он советовал передать город пунийцам, а не бруттийцам.

3. До прибытия Пирра в Италию стена Кротона имела в окружности двенадцать тысяч шагов. После опустошения, произведенного во время этой войны, оставалась населенной едва половина города: река, протекавшая прежде в центре города, протекала теперь вне населенной части его; крепость находилась также вдали от населенных мест. На расстоянии шести тысяч шагов от города стоял знаменитый храм – более знаменитый, чем сам город – Юноны Лацинийской, чтимый всеми окрестными народами. Там была густая роща, окруженная высокими елями, посреди ее прекрасные пастбища, где паслись без всякого присмотра различные животные, посвященные богине: каждое стадо отдельно ночью возвращалось в свои загоны, и никогда не обижали их ни дикие звери, ни люди; от продажи скота получалась большая прибыль, и на эти деньги сделана была массивная золотая колонна, посвященная богине: таким образом, храм славился не только святостью, но и богатством. Как обыкновенно таким прославленным местам приписывают некоторые вымышленные чудеса, так и тут существует предание, что при входе в храм есть алтарь, пепел с которого никогда не разносится никаким ветром. Крепость Кротона, одной стороной нависшая над морем, другой – обращенная к материку, некогда была защищена только естественным своим положением; впоследствии она была окружена и стеною в том месте, где сицилийский тиран Дионисий пробрался по скалам[817]817
  …впоследствии она была окружена и стеною в том месте, где сицилийский тиран Дионисий пробрался по скалам… – Разумеется, вероятно, часть со стороны моря, неприступная и, вследствие этого, оставленная без внимания. Дионисий Старший захватил Кротон в 389 году до н. э.


[Закрыть], лежащим на стороне, противоположной той, с которой он нападал, и коварно овладел городом. Эту крепость, по-видимому довольно безопасную, и занимали тогда кротонские оптиматы, осажденные своими плебеями вместе с бруттийцами. Наконец, не будучи в состоянии завладеть крепостью своими собственными силами, бруттийцы по необходимости обратились за помощью к Ганнону. Он попробовал склонить кротонцев к сдаче, под условием, чтобы они приняли к себе колонистов из бруттийцев и чтобы таким образом опустелый и покинутый вследствие войн город снова получил прежнее население, но склонил только одного Аристомаха. Кротоноцы объявили, что предпочтут умереть, чем соединиться с бруттийцами и принять чужие нравы, обычаи, законы, а вскоре и язык. Только один Аристомах бежал к Ганнону, так как своими увещаниями ему не удалось добиться сдачи, а выдать крепость так, как он прежде выдал город, не представлялось случая. Вскоре после этого локрийские послы вошли в крепость с разрешения Ганнона и убедили кротонцев согласиться на переселение в Локры, не доводя дела до крайности. Позволения на это они добились у Ганнибала через послов, отправленных к нему с этой именно целью. Таким образом город Кротон был очищен; жители были отведены к морю и посажены на корабли. Все оптиматы переселились в Локры. В Апулии не прекращалась война между римлянами и Ганнибалом даже зимою. Консул Семпроний зимовал в Луцерии, Ганнибал – недалеко от Арп. Между ними завязывались легкие стычки, если место или время представлялись той и другой стороне удобными, и, благодаря этому, римляне с каждым днем делались способнее к войне, осторожнее и более обеспечивали себя от засад.

4. В Сицилии дела приняли оборот не в пользу римлян со смертью Гиерона и с переходом царской власти к внуку его Гиерониму[818]818
  …со смертью Гиерона и с переходом царской власти к внуку его Гиерониму… – Гиерон сделался тираном сиракузским в 265 году до н. э.; умер в 90 лет; сын его, Гелон, умер 50-летним в 216 году до н. э., и потому на царство вступил Гиероним в 215 году до н. э.


[Закрыть], мальчику, у которого едва ли хватило бы характера умеренно воспользоваться независимостью, не говоря уже о неограниченной власти. Его возрастом и складом ума опекуны и друзья воспользовались, чтобы привить ему всякие пороки. Предвидя это, Гиерон, говорят, хотел, достигнув глубокой старости, даровать сиракузцам свободу, чтобы под властью мальчика шутя не погибло выросшее и окрепшее под мощным правлением царство. Этому намерению всеми силами воспротивились его дочери, полагавшие, что мальчик будет носить только имя царя, а высшее главное правление будет в руках их и их мужей, Адранодора и Зоиппа, бывших в то время самыми знатными сиракузцами. Не легко было человеку уже на девяностом году жизни, день и ночь окруженному женскими ласками, не находиться под чужим влиянием и пожертвовать частными интересами на общую пользу. Поэтому он ограничился тем, что назначил мальчику пятнадцать опекунов, которых, умирая, просил ненарушимо хранить верность римскому народу, которую он соблюдал пятьдесят лет[819]819
  …соблюдал пятьдесят лет… – Цифра округленная (с 263 по 215 год до н. э.).


[Закрыть], и направлять молодого царя так, чтобы он шел по его стопам, согласно тем правилам жизни, в которых он был воспитан. Таково было его последнее желание. После смерти Гиерона опекуны обнародовали завещание и вывели мальчика, которому было тогда около пятнадцати лет, в народное собрание. Только немногие, размещенные в народном собрании для того, чтобы выразить радость, одобряли завещание, прочие боялись всего, оставшись в осиротелом государстве, точно после смерти отца. Похороны царя были замечательны проявлением не столько участия родных, сколько любви и уважения граждан. Вскоре после этого Адранодор удалил прочих опекунов, заявляя, что Гиероним уже юноша и может сам править царством; и, слагая опеку, которую он делил со многими, он сосредоточил всю силу в своих руках.

5. Даже доброму и не злоупотреблявшему властью царю, вступая на престол после столь любимого Гиерона, не легко было бы приобрести расположение; но Гиероним точно желал своими пороками вызвать сожаление о деде и при первом же своем появлении в народе показал, насколько все изменилось. В то время как раньше, в течение стольких лет, не замечали никакой разницы между Гиероном, сыном его Гелоном и прочими гражданами в одежде и каких-либо других знаках отличия, теперь видели пурпур, диадему, вооруженных телохранителей и даже четверку белых коней, на которой Гиероним иногда выезжал из дворца, по примеру тирана Дионисия. Такой блестящей и гордой обстановке соответствовали его презрение ко всем, его гордость во время аудиенций, его оскорбительные речи, редкий прием не только чужих, но и опекунов, невиданные страсти, бесчеловечная жестокость. Поэтому всеми овладел такой ужас, что некоторые из опекунов спасались от угрожавшей казни самоубийством или бегством. Трое из них, – зятья Гиерона, Адранодор и Зоипп, и некто Фразон – одни только встречавшие более дружелюбный прием при дворе, в других вопросах не пользовались особенным вниманием царя; но так как двое из них склонны были к союзу с карфагенянами, а Фразон – с римлянами, то они своими ссорами и домогательствами иногда вызывали в юноше интерес к себе. Вдруг некто Каллон, ровесник Гиеронима, пользовавшийся с самого детства его доверием, открыл ему заговор на его жизнь. Доносчик мог назвать только одного заговорщика, Феодота, который сам говорил ему об этом. Феодот был немедленно схвачен и передан Адранодору для пытки. В своей вине он сознался немедленно, но соучастников не выдавал. Наконец, терзаемый всевозможными нестерпимыми для человека мучениями, он сделал вид, что беда сломила его упорство, и обратил донос с соучастников на невинных, а именно: он солгал, что виновник заговора – Фразон, и что только в надежде на такого влиятельного вождя они дерзнули на столь важное предприятие. Затем он назвал некоторых из окружавших тирана, людей самых презренных, которые пришли ему на ум, когда он среди боли и стонов сочинял свои показания. Тирану донос показался особенно вероятным потому, что в числе заговорщиков был назван Фразон. Поэтому тот немедленно был казнен, и такому же наказанию подверглись прочие, столь же невинные. Хотя Фразона долго пытали, но никто из участников заговора не скрывался и не искал спасения в бегстве; настолько все были уверены в мужестве и верности его, и такой силою воли скрывать тайну обладал он!

6. Когда таким образом был устранен Фразон, единственная опора союза с римлянами, сразу дело стало решительно клониться к отпадению. К Ганнибалу отправлены были послы, а Ганнибал прислал, во главе со знатным юношей Ганнибалом, Гиппократа и Эпикида; родились они в Карфагене, дед их был сиракузский изгнанник, а по матери они оба были пунийцы. При посредстве их был заключен союз между Ганнибалом и сиракузским тираном. Братья Гиппократ и Эпикид остались у тирана к большому удовольствию Ганнибала. Как только узнал об этом претор Аппий Клавдий, управлявший Сицилией, то немедленно отправил послов к Гиерониму. Когда они заявляли, что пришли к нему возобновить союз, существовавший у них с его дедом, Гиероним выслушал их насмешливо и отпустил, спросив шутки ради, чем кончилась для них битва при Каннах, так как-де послы Ганнибала рассказывали ему невероятные вещи, а он желал бы знать истину, чтобы на основании этого решить, чего ему ожидать. Римляне ответили, что снова прибудут к нему, когда он станет слушать послов серьезно, и удалились, причем не столько просили, сколько предостерегали его не нарушать легкомысленно верности союзу; Гиероним же отправил в Карфаген послов, чтобы на основании союза с Ганнибалом заключить договор. Постановлено было, с изгнанием римлян из Сицилии, что должно было осуществиться вскоре, по прибытии карфагенского войска и кораблей, считать реку Гимера, разделявшую остров почти на две равные части, границей Сиракузского царства и пунийских владений. Затем, возгордившись льстивыми речами тех, которые приглашали его помнить не только о Гиероне, но и о царе Нирре, деде его с материнской стороны, он отправил второе посольство в Карфаген, признавая справедливым, чтобы ему была уступлена вся Сицилия, а карфагенский народ пусть-де стремится к владычеству над Италией. Такому непостоянству и гордости безумного юноши карфагеняне не удивлялись и не обличали его, имея в виду только отвлечь его от союза с римлянами.

7. Но все влекло Гиеронима к гибели. Он послал вперед Гиппократа и Эпикида с 2000 вооруженных попробовать занять города, где были римские гарнизоны, а сам направился со всем прочим войском, числом около 15 000 пехоты и конницы, в Леонтины. В это время заговорщики – все они состояли на военной службе – заняли пустой дом над узкой улицей, по которой обыкновенно царь проходил на площадь. Тут стояли все заговорщики наготове и с оружием в руках, ожидая, когда пойдет царь. На одного же из них, по имени Диномен, как царского телохранителя, возложена была обязанность: когда царь поравняется с дверями, под каким-либо предлогом задержать в узкой улице все следовавшее позади шествие. Как было условлено, так и случилось. Он поднял ногу, точно желая ослабить затянувшийся узел ремня, и задержал все шествие настолько, что, когда на царя, проходившего без вооруженных людей, сделано было нападение, то он пал от нескольких ударов, прежде чем к нему можно было подоспеть на помощь. Так как поднялся крик и шум, то в Диномена, который теперь явно загораживал дорогу, стали бросать копья, но он, получив две раны, все-таки убежал. Телохранители, увидев, что царь пал, бежали. Убийцы частью поспешили на площадь к народу, обрадовавшемуся освобождению, частью в Сиракузы, чтобы предупредить планы Адранодора и прочих царских единомышленников. Ввиду неопределенности положения Аппий Клавдий, видя, что вблизи завязывается война, уведомил письменно сенат, что Сицилия сближается с карфагенянами и Ганнибалом, сам же направил все свои силы к границе провинции царских владений, чтобы помешать планам сиракузцев.

В конце года Квинт Фабий укрепил по распоряжению сената Путеолы, торговый пункт, оживившийся во время войны, и поместил там гарнизон. Затем, направляясь для созыва комиций в Рим, он назначил их в первый же день, когда это было можно[820]820
  …направляясь для созыва комиций в Рим, он назначил их в первый же день, когда это было можно… – Всего дней в году, в которые можно было назначать комиции, было 184.


[Закрыть], и прямо с дороги, минуя город, явился на Марсово поле. Когда жребий быть прерогативой пал в этот день на центурию младших Аниенской трибы, и она стала выбирать в консулы Тита Отацилия и Марка Эмилия Регилла, то Квинт Фабий, водворив через глашатая молчание, сказал следующую речь:

8. «Если бы у нас в Италии был мир или война с таким неприятелем, который давал бы некоторую возможность быть беспечными, то я считал бы забывающим о вашей свободе всякого, кто стал бы ставить преграды вашим симпатиям, с которыми вы являетесь на Марсово поле, чтобы вручить почетные должности угодным вам кандидатам. Но так как в этой войне, с этим врагом ни один вождь не допустил ошибки, не повергнув нас в большую беду, то при выборе консулов вы должны приступать к голосованию с такой же осторожностью, с какой вы с оружием идете на войну, и всякий должен сказать сам себе: “Я предлагаю консула, равного главнокомандующему Ганнибалу”. В настоящем году под Капуей против храбрейшего кампанского всадника Вибеллия Тавреи, сделавшего вызов, выставлен был храбрейший римский всадник Азелл Клавдий[821]821
  …выставлен был храбрейший римский всадник Азелл Клавдий. – Азелл и Манлий сами вышли на единоборство, но с согласия вождя. См. XXIII, 46.


[Закрыть]. Против галла, сделавшего некогда вызов на Аниенском мосту, предки наши послали Тита Манлия[822]822
  Против галла, сделавшего некогда вызов на Аниенском мосту, предки наши послали Тита Манлия… – См. VII, 10.


[Закрыть], уверенного в своем мужестве и силе. Спустя несколько лет, бесспорно по той же причине, оказано было доверие Марку Валерию, когда он вступал в единоборство с галлом, сделавшим подобный же вызов. Мы желаем, чтобы пехота и конница, если не превосходила, то, по крайней мере, не уступала бы врагу, так же точно поищем и главнокомандующего, равного вражескому вождю. Если мы даже выберем самого лучшего вождя в государстве, то все-таки избранный неожиданно, назначенный только на один год, он очутится лицом к лицу с главнокомандующим старым, состоящим бессменно в этой должности, не связанным ни сроком, ни полномочиями, которые могли бы помешать ему действовать и распоряжаться сообразно с обстоятельствами войны; у нас же среди самых приготовлений, когда мы только приступаем к делу, год заканчивается. Так как я достаточно выяснил вам, каких людей следует избрать в консулы, то мне остается сказать вам немного слов о тех, на сторону которых склонились симпатии прерогативы. Марк Эмилий Регилл – фламин Квирина, которого мы не можем уволить от его священных обязанностей[823]823
  …не можем уволить от его священных обязанностей… – Жрецы не имели права оставлять город надолго.


[Закрыть] или оставить здесь, без ущерба или служению богам, или войне. Отацилий женат на дочери моей сестры и имеет от нее детей. Но ваши заслуги передо мной и моими предками таковы, что я не могу ставить родственные отношения выше государственных интересов. Всякий – и моряк, и любой человек – может управлять кораблем, когда море спокойно; но когда поднимается сильная буря и на бушующем море ветер мечет корабль, тогда нужен энергичный муж, опытный кормчий. Мы плывем теперь не по спокойному морю; напротив – мы уже чуть было не погибли во время нескольких бурь. Поэтому вы должны быть в высшей степени осторожны при выборе кормчего. Мы испытали тебя, Тит Отацилий, в менее важном деле, но ты не дал нам никаких оснований доверить тебе более важные дела. Флот, которым ты управлял в этом году, мы снарядили с троякою целью: опустошать берега Африки, охранять берега Италии и, главным образом, не допускать доставки из Карфагена для Ганнибала дополнительных войск с жалованьем и съестными припасами. Выбирайте в консулы Тита Отацилия, если он исполнил, не скажу все, но хоть какое-нибудь из этих поручений. Если же во время твоего начальства над флотом Ганнибал получил из дому все, что даже не было необходимо, безопасно и без потерь для себя, точно по мирному морю, и если в этом году берега Италии находились в большей опасности, чем берега Африки, то что можешь ты привести в основание того, почему бы нам выбрать в вожди против Ганнибала именно тебя. Если бы ты был консулом, то мы, по примеру наших предков, признали бы необходимым избрать диктатора, и ты не мог бы гневаться, что в Римском государстве какого-то гражданина считают лучшим воином, чем ты. Никто более тебя не заинтересован в том, чтобы на твою шею не взвалили такой тяжести, под которой ты можешь пасть. Настойчиво советую вам и сегодня избирать консулов с тем же настроением, с каким вы, стоя в боевом порядке, должны были бы вдруг избрать двух главнокомандующих, чтобы сразиться под их личным предводительством и главным начальством; им дети ваши должны принести присягу, по их приказанию собраться и под их защитой и попечением служить. Доказательством служат Тразименское озеро и Канны, печальной памяти примеры, но полезные для предотвращения подобных поражений. Глашатай, пригласи снова центурию младших Аниенской трибы подавать голоса!»

9. Так как Тит Отацилий яростно кричал, что Фабий желает продлить себе консульство, и производил шум, то консул приказал ликторам схватить Отацилия и напомнил ему, что так как он, Фабий, не входил в город, а прямо с дороги отправился на Марсово поле, то перед ним несут связки с топорами[824]824
  …так как он, Фабий, не входил в город, а прямо с дороги отправился на Марсово поле, то перед ним несут связки с топорами. – Чиновники, отправлявшиеся из города на Марсово поле, не носили в связках топоров; то же касалось и лиц, являвшихся на Марсово поле из других мест, так как власть главнокомандующего (imperium) в городе и на тысячу шагов вокруг него подлежала ограничению. Почему в данном случае Фабий явился, не приказав вынуть топоры из пучков, Левий не объясняет; но очевидно, что он действовал не вопреки законам.


[Закрыть]. Между тем прерогатива произвела голосование, и в консулы были выбраны Квинт Фабий Максим (в четвертый раз) и Марк Марцелл (в третий). Тех же консулов выбрали без всякого разногласия и прочие центурии. Один претор, Квинт Фульвий Флакк, был выбран вторично, прочие же были новые: Тит Отацилий Красс (во второй раз), Квинт Фабий, сын консула, бывший тогда курульным эдилом, и Публий Корнелий Лентул. По окончании преторских комиций состоялось сенатское постановление – предоставить Квинту Фульвию вне правил претуру в городе и ему же предпочтительно перед другими, с уходом консулов на войну, поручить управление городом.

В этом году [215 г.] был два раза разлив: Тибр вышел из берегов, затопил поля, разрушил много домов и погубил много людей и скота.

В пятый год Второй Пунической войны [214 г.] вступавшие в должность консулы, Квинт Фабий Максим (в четвертый раз), Марк Клавдий Марцелл (в третий), обратили на себя особенное внимание граждан, так как уже давно не было такой пары консулов. Старики рассказывали, что таким же образом избраны были консулы Максим Рулл с Публием Децием [295 г.] для Галльской войны, впоследствии Папирий и Карвилий [272 г.] против самнитов, бруттийцев, луканцев и тарентинцев. Марцелл избран был в консулы заочно, так как находился при войске; Фабий же был налицо и сам председательствовал в комициях, когда ему продлили консульство. Под влиянием затруднений в войне и общего критического положения государства никто не искал подобного примера в истории и никто не подозревал консула во властолюбии; напротив – его хвалили за великодушие, так как он, зная, что государству необходим хороший главнокомандующий и что сам он бесспорно таковой, поставил пользу государства выше ненависти, которая могла зародиться вследствие выбора его в консулы.

10. В день вступления консулов в должность в сенатском заседании на Капитолии было прежде всего постановлено, чтобы консулы до отправления к войску решили жребием или согласились между собою, кому из них председательствовать в комициях для выбора цензоров. Затем сенат продлил на один год власть всем, бывшим у войск, и приказал им оставаться на местах: Тиберию Гракху в Луцерии с рабами-добровольцами, Гаю Теренцию Варрону в Пиценской области, Марку Помпонию в Галльской. Преторы предыдущего года в качестве пропреторов должны были: Квинт Муций занять Сицилию, Марк Валерий защищать прибрежье у Брундизия и следить за всеми действиями македонского царя Филиппа. Претору Публию Корнелию Лентулу назначена была провинция Сицилия, Титу Отацилию – тот же флот, которым он командовал в прошлом году против карфагенян.

В этом году сообщено было о многих знамениях, и чем более придавали веры им простые и набожные люди, тем больше увеличивалось число слухов. В Ланувии в храме Юноны Спасительницы вороны свили гнездо; в Апулии сгорела зеленая пальма; в Мантуе озеро, образовавшееся вследствие разлива реки Минция, казалось кровавым; в Калах шел меловой дождь, а на Бычьем рынке в Риме – кровавый; в Инстейском квартале появился из-под земли ключ с такой массой воды, что, подобно бурному потоку, вынес и увлек все лежавшие там кадки и бочки; молния ударила в галерею на Капитолии, в храм Вулкана на Марсовом поле, в Сабинской области – в крепость[825]825
  …в Сабинской области – в крепость… – Непонятно, о какой крепости идет речь, естественно было бы ожидать указания на конкретный город, а не на неопределенный «в Сабинской области». Герц предложил другое чтение этого места: «в храм Вакуны» (Вакуна – богиня, почитавшаяся сабинянами).


[Закрыть] и в общественную дорогу, в Габиях – в стену и ворота. Рассказывали еще и о других чудесах: копье Марса в Пренесте двинулось с места само собой; бык в Сицилии заговорил; в стране марруцинов закричал младенец во чреве у матери: «Ио, триумф!»; в Сполето женщина превратилась в мужчину; в Гадрии видели на небе алтарь и возле него фигуры людей в белых одеждах; даже в самом Риме непосредственно после того, как видели на форуме рой пчел, явление по своей редкости замечательное, некоторые утверждали, что они видят вооруженные легионы на Яникуле, стали призывать граждан к оружию, между тем как бывшие в то время на Яникуле говорили, что кроме живших там работников они никого не видели[826]826
  …кроме живших там работников они никого не видели. – На Яникуле жителей не было, но возделывали сады.


[Закрыть]. По случаю всех этих знамений, на основании ответа гаруспиков, принесены были умилостивительные жертвы крупными жертвенными животными и объявлено молебствие всем богам, имевшим в Риме свои ложа.

11. Приняв все меры для умилостивления богов, консулы доложили сенату о состоянии государства, ведении войны, о количестве войск и местонахождении каждого войска. Было решено вести войну восемнадцатью легионами: по два легиона должны были взять консулы; Сицилия, Сардиния и Галлия – каждая должна была быть занята двумя легионами, двумя легионами должен был командовать в Апулии претор Квинт Фабий, двумя легионами добровольцев Тиберий Гракх при Луцерии, по одному решено было оставить проконсулу Гаю Теренцию для защиты Пиценской области и Марку Валерию при флоте, стоявшем у Брундизия; два легиона должны были остаться для защиты города. Для образования такого числа легионов необходимо было набрать шесть новых. Консулам дан был приказ набрать их как можно скорее и снарядить флот так, чтобы вместе с кораблями, стоявшими на рейде для защиты берегов Калабрии, составился в этом году флот в 150 военных кораблей. Когда произведен был набор и спущено сто новых кораблей, Квинт Фабий председательствовал в комициях для выбора цензоров; выбраны были Марк Атилий Регул и Публий Фурий Фил.

Так как слухи о войне в Сицилии все усиливались, то Отацилию приказано было отправиться туда с флотом. Ввиду недостатка моряков, консулы согласно сенатскому постановлению издали эдикт, чтобы всякий гражданин, который сам или отец его владел в цензорство Луция Эмилия и Гая Фламиния имуществом на сумму от 50 до 100 тысяч ассов или у которого после того состояние возросло до такой суммы, выставил одного моряка с жалованьем за полгода; всякий же, имевший свыше 100 000 до 300 000 ассов – трех моряков с годовым жалованьем, имевший свыше 300 000 до 1 000 000-5 моряков, имевший свыше 1 000 000-7; сенаторы должны были выставить по 8 моряков с годовым жалованьем. Выставленные согласно этому эдикту, моряки, вооруженные и снабженные всем необходимым своими господами, сели на корабли с запасом готовой пищи на тридцать дней. Это был первый случай, что римский флот с моряками был снаряжен на частные средства.

12. Такие необыкновенные приготовления особенно напугали кампанцев: они опасались, что римляне начнут в этом году войну с осады Капуи. Поэтому они отправили к Ганнибалу послов с просьбой придвинуть свое войско к Капуе, потому-де что в Риме набирают новые войска для осады ее, и римляне особенно возмущены отпадением этого города. Так как они передавали этот слух так тревожно, то Ганнибал, считая нужным поспешить, чтобы предупредить римлян, отправился из Арп и расположился выше Капуи, у Тифатской горы, на месте прежнего лагеря. Затем, оставив нумидийцев и испанцев для защиты лагеря и Капуи, он двинулся с прочим войском к Авернскому озеру[827]827
  …к Авернскому озеру… – Авернское озеро в Кампании считалось входом в подземный мир. Туда, по преданиям, спускались Одиссей и Эней, там находилась пещера с оракулом.


[Закрыть], под предлогом жертвоприношения, а на самом же деле чтобы попытаться напасть на Путеолы и бывший там гарнизон. Получив известие об отправлении Ганнибала из Арп и отступлении его в Кампанию, Максим шел безостановочно днем и ночью, дошел до войска и приказал Тиберию Гракху придвинуть свои силы от Луцерии в Беневент, а претору Квинту Фабию, сыну консула, занять место Гракха в Луцерии. В Сицилию отправились одновременно два претора – Публий Корнелий к войску, Тит Отацилий – чтобы принять команду над прибрежной страной и флотом. Прочие также отправились в свои провинции; те, кому власть была продлена, занимали прошлогодние места.