Текст книги "История Рима от основания Города"

Над войсками, бывшими в Пизе, до прихода консулов начальствовали Авл Постумий и брат Квинта Фульвия Марк Фульвий Нобилиор. Последний был военным трибуном второго легиона. В течение своего срока командования он распустил легион, взяв с центурионов клятву, что они передадут деньги в казну квесторам. Как только Авлу сообщено было об этом в Плацентию – он отправился туда с легковооруженными всадниками, – он пустился в погоню за отпущенными воинами и тех, которых мог нагнать, подвергнув наказанию, вернул в Пизу, относительно же остальных уведомил консула. По докладу консула состоялось сенатское постановление сослать Марка Фульвия в Испанию за Новый Карфаген, и консул вручил ему письмо для передачи Публию Манлию в Дальнюю Испанию; воинам приказано было вернуться под знамена. В наказание этому легиону было назначено на тот год шестимесячное жалованье, воинов же, не возвратившихся к войску, приказано было консулу продать вместе с их имуществом.

42. В том же году Луций Дуроний, претор предыдущего года, из Иллирии вернулся с десятью кораблями в Брундизию, а отсюда, оставив корабли в гавани, явился в Рим, где, докладывая о своих действиях, прямо обвинял во всех морских грабежах иллирийского царя Гентия; он говорил, что все корабли, опустошавшие берега Верхнего моря, из его владений. Относительно этого он, Дуроний, отправлял к Гентию послов, но они не были допущены к царю. От Гентия тоже прибыли в Рим послы, которые заявляли, что, когда римляне приходили повидаться с царем, он был болен и находился в отдаленных пределах своего царства; что Гентий просит сенат не верить ложным против него обвинениям, выдуманным недругами. При этом Дуроний прибавил, что многие римляне и союзники латинского племени подверглись обидам в его царстве и есть слух, что римские граждане задержаны на острове Коркире. Решено было всех этих людей привести в Рим, поручить претору Гаю Клавдию расследовать дело, а до этого времени царю Гентию и его послам не давать ответа.

В числе многих других, погибших в этом году от моровой язвы, умерло также несколько жрецов. Умер понтифик Луций Валерий Флакк; на его место был избран Квинт Фабий Лабеон. Умер Публий Манлий, триумвир по устройству торжественных пиров, недавно возвратившийся из Дальней Испании; на место его триумвиры избрали Квинта Фульвия, сына Марка, в то время еще юношу. По вопросу о замещении должности царя-жреца на место Гнея Корнелия Долабеллы произошел спор между верховным понтификом Гаем Сервилием и триумвиром для заведывания флотом Луцием Корнелием Долабеллой, которому верховный понтифик для посвящения в жреческий сан приказывал сложить с себя должность. Когда дуумвир стал отказываться исполнить это, то понтифик наложил на него штраф, а когда он апеллировал к народу, то прения по этому делу происходили перед народом. Уже многие трибы, приглашенные к подаче голосов, высказывались за то, чтобы Долабелла подчинился требованию верховного понтифика, и освобождали его от штрафа, если он сложит должность. Но тут произошло на небе явление, которое произвело смятение на комициях, а это внушило понтификам религиозное сомнение относительно посвящения Долабеллы; поэтому посвятили Публия Клелия Сикула, который был вторым кандидатом. В конце года умер верховный понтифик Гай Сервилий Гемин, бывший также децемвиром, заведующим жертвоприношениями. Вместо него в понтифики коллегией был избран Квинт Фульвий Флакк, затем в верховные понтифики был избран Марк Эмилий Лепид, хотя этой должности искали многие знатные лица. Децемвиром на его же место был избран Квинт Марций Филипп; умер авгур Спурий Постумий Альбин, на место его в авгуры выбрали Публия Сципиона, сына Сципиона Африканского.

По просьбе жителей Кум, в этом году им разрешено было в общественных делах говорить по-латински и глашатаям предоставлено право при продаже с аукциона пользоваться латинской речью.

43. Сенат благодарил жителей Пизы, обещавших дать поле для выведения колонии Лýны. В триумвиры для этого были назначены Квинт Фабий Бутеон, Марк и Публий Попилии Ленаты. Претор Гай Мений, на долю которого выпала провинция Сардиния и которому было сверх того поручено произвести следствие об отравлениях далее десяти миль от города, прислал письмо, что он уже осудил 3000 человек и что следствие, по причине доносов, разрастается; поэтому ему или дóлжно оставить следствие, или отказаться от провинции.

Квинт Фульвий Флакк с великой славой возвратился в Рим; оставаясь для триумфа вне города, он был избран в консулы с Луцием Манлием Ацидином и спустя несколько дней с триумфом вступил в город с бывшими под его командой воинами. Во время триумфального шествия несли 124 золотых короны, кроме того 31 фунт золота и 173 200 монет оскской чеканки. Из добычи он раздал воинам по 50 денариев, центурионам – вдвое и всадникам – втрое больше, постольку же – и союзникам латинского племени, а также всем выдал двойное жалованье.

44. В этом году народным трибуном Луцием Виллием впервые был внесен законопроект о том, сколько лет какую государственную должность можно искать и получить; отсюда члены его семейства получили прозвание Анналиев. Впервые за много лет были избраны четыре претора на основании закона Бебия, повелевавшего избирать через год по четыре претора. Преторами были избраны: Гай Корнелий Сципион, Гай Валерий Левин, Квинт и Публий Муции Сцеволы, сыновья Квинта.

Консулам Квинту Фульвию и Луцию Манлию назначена была та же провинция, что и их предшественникам, с тем же количеством пехотинцев и всадников из граждан и союзников. В обеих Испаниях продлена была власть Тиберию Семпронию и Луцию Постумию с теми же войсками, которые были в их распоряжении; для пополнения же войска консулам было приказано набрать до 3000 пехотинцев и 300 всадников из римлян и 5000 пехотинцев и 400 всадников из союзников латинского племени. Публий Муций Сцевола получил по жребию городскую претуру с тем, чтобы он же производил следствие по делу об отравлениях в самом городе и в окрестностях на десять миль вокруг; Гней Корнелий Сципион получил суд между иноземцами, Квинт Муций Сцевола – Сицилию и Гай Валерий Левин – Сардинию.

Консул Квинт Фульвий, прежде чем взяться за какое-нибудь государственное дело, заявил о своем желании освободить себя и государство от религиозных обязательств, выполнив обеты. Он-де обещал в день последней битвы с кельтиберами устроить игры в честь Юпитера Всеблагого Всемогущего и построить храм Всаднической Фортуны, и для этого испанцы собрали ему деньги. Игры были назначены, и решено было избрать дуумвиров для сдачи подряда на постройку храма. Относительно денег определено было не тратить на устройство игр больше, чем было ассигновано на тот же предмет Фульвию Нобилиору, справлявшему игры после Этолийской войны, и чтобы для устройства этих игр консул не требовал, не вынуждал, не принимал и не делал ничего вопреки разрешению сенатского постановления относительно игр в консульство Луция Эмилия и Гнея Бебия. Такое постановление сената было вызвано большими затратами, произведенными на игры эдилом Тиберием Семпронием, которые были обременительны не только для Италии и союзников латинского племени, но и для чужеземных провинций.

45. Зима в этом году была сурова вследствие снега и всякого рода бурь; она попортила все деревья, подвергшиеся действию холода, и при этом была значительно продолжительнее, чем в прежние годы. Внезапно поднявшаяся страшная и нестерпимая буря расстроила Латинский праздник на Альбанской горе, и по постановлению понтификов он был устроен вновь. Эта же буря повалила несколько статуй на Капитолии, и молния причинила вред во многих местах: в храме Юпитера в Таррацине, в Белом храме и на Римских воротах в Капуе; в нескольких местах были сбиты зубцы на стенах. Вместе с этими знамениями было сообщено из Реаты, что там родился мул о трех ногах. По этому случаю децемвирам было приказано обратиться к Сивиллиным книгам, и они объявили, каким богам и сколько принести жертв, и приказали устроить однодневное молебствие. Затем в продолжение десяти дней с большой пышностью устроены были игры по обету, данному консулом Квинтом Фульвием.

Потом происходили комиции для выбора цензоров; выбраны были Марк Эмилий Лепид, верховный понтифик, и Марк Фульвий Нобилиор, праздновавший триумф над этолийцами. Между этими знатными мужами была вражда, ознаменовавшаяся неоднократно ожесточенными пререканиями в сенате и в народном собрании. По окончании комиций, как издавна водилось, цензоры воссели на курульных креслах на Марсовом поле, около жертвенника Марса; туда вдруг явились представители сената с толпой граждан; и бывший среди них Квинт Цецилий Метелл сказал следующую речь:

46. «Мы помним, цензоры, что весь римский народ только что избрал вас блюстителями нашей нравственности и что вы должны наставлять и руководить нами, а не мы вами. Однако дóлжно вам указать, чего не одобряют в вас все благомыслящие граждане или, по крайней мере, какой они желают в вас перемены. Когда мы смотрим на каждого из вас в отдельности, Марк Эмилий и Марк Фульвий, то нет в данную минуту никого среди граждан, кого бы мы, в случае нового голосования, хотели предпочесть вам. Когда же смотрим на вас обоих вместе, то не можем не опасаться, что вы не товарищи друг другу и что всеобщие наши отменные симпатии к вам не столько принесут пользы для государства, сколько повредит ему ваша антипатия друг к другу. Вы много лет живете в тяжелой для вас самих вражде, которая, можно опасаться, с этого дня будет более тяготить нас и государство, чем вас. Много можно было бы привести оснований, почему мы опасаемся этого, и они были бы приведены, если бы ваше ожесточение и раздражение не были непримиримы. Все мы просим вас прекратить сегодня же и в этом храме вашу вражду, и кого римский народ соединил своим голосованием, тех позвольте нам соединить и путем примирения! Единодушно и сообща выбирайте сенат, производите смотр всадникам, определяйте ценз, приносите очистительную жертву! О чем во всех почти молитвах вы будете просить, произнося слова: “Пусть это дело удастся хорошо и счастливо мне и моему товарищу!” – того желайте искренне и от души и старайтесь, чтобы и мы, смертные, верили в то, о чем вы будете молить богов. Тит Таций и Ромул согласно царствовали в том городе, посреди площади которого они встретились врагами в строю. Есть конец не только враждебным отношениям, но и войнам: жестокие враги весьма часто делаются верными союзниками, а иногда даже и согражданами. Альбанцы, по разрушении Альбы, переведены были в Рим, латины и сабиняне приняты в число граждан. Известное изречение вследствие своей правильности обратилось в пословицу: “Дружба должна быть вечна, а вражда преходяща”». Речь эта была прервана дружными одобрительными криками, и все в один голос просили об одном и том же. Затем Эмилий жаловался между прочим на то, что Марк Фульвий дважды отстранил его от консульства, на которое он вполне рассчитывал. Фульвий же со своей стороны жаловался, что тот постоянно раздражал его и дал поручительство, направленное против него; тем не менее оба заявляли готовность, в случае согласия другого, подчиниться воле такого большого числа главных лиц государства. По настоянию всех присутствующих они подали друг другу правую руку и дали честное слово действительно прекратить вражду. Затем при всеобщем восторге они были отведены на Капитолий. Сенат одобрил и похвалил старание в этом деле главных лиц государства и уступчивость цензоров. Затем, по требованию цензоров ассигновать им сумму на общественные постройки, в их распоряжение были отданы доходы целого года.

47. В том же году в Испании пропреторы Луций Постумий и Тиберий Семпроний по взаимному соглашению решили так, чтобы Альбин через Лузитанию шел в пределы вакцеев, а оттуда возвратился в Кельтиберию, если там война примет большие размеры; Гракх же должен проникнуть в самые отдаленные пределы Кельтиберии. Последний, напав неожиданно ночью, взял сперва приступом город Мундою; затем, получив заложников и оставив там гарнизон, стал осаждать крепостцы и жечь поля, пока не дошел до другого, весьма сильного города, который кельтиберы называют Кертима. Когда он уже стал придвигать к городу осадные машины, то явились послы, речь которых отличалась старинной простотой: они откровенно заявляли, что будут воевать, если позволят силы; они просили позволения идти за помощью в лагерь кельтиберов; если те откажут им, то они сами, независимо от них, будут решать дело. Получив позволение от Гракха, они ушли и через несколько дней привели с собою десять других послов. Дело было в полдень. Прежде всего они попросили претора приказать дать им пить. Выпив первые кубки, они потребовали еще, возбудив сильный смех в присутствующих такими дикими и лишенными всякого приличия нравами. Затем старейший из них сказал: «Мы посланы от нашего племени узнать, на чтó наконец ты надеешься, затевая войну с нами». На этот вопрос Гракх ответил, что он пришел в надежде на превосходное войско; если они сами хотят видеть его, то он им покажет, чтобы они сообщили своим более достоверные сведения. При этом он велел военным трибунам отдать приказ привестись в порядок всем пешим и конным войскам и произвести маневры в полном вооружении. После этого зрелища послы были отпущены и отсоветовали своим помогать осажденному городу. Жители города напрасно зажигали ночью на башнях огни, как условный сигнал, и, потеряв последнюю надежду на помощь, сдались. С них потребовали 2 400 000 сестерциев и 40 знатнейших всадников, хотя и не в качестве заложников – ведь им приказано было нести военную службу, – но на самом же деле как залог верности.

48. Отсюда Гракх повел войско к городу Алке, где был лагерь кельтиберов, от которых только что приходили послы. Он посылал легковооруженные отряды против неприятельских аванпостов и, в течение нескольких дней раздражая врагов незначительными стычками, со дня на день усиливал нападения, чтобы выманить всех их из укреплений. Как только он заметил, что достиг желаемого результата, он отдал приказ командирам вспомогательных войск вступить в бой и, как бы не выдержав численного превосходства неприятеля, неожиданно обратить тыл и врассыпную бежать к лагерю, сам же выстроил войска внутри окопов перед всеми воротами. Спустя некоторое время он увидел бегущий, согласно уговору, отряд своих и в беспорядке следующих за ними варваров. На этот-то самый случай у него и было построено войско внутри окопов. Итак, помедлив настолько, чтобы дать возможность свободно вбежать своим в лагерь, войска подняли крик и разом бросились из всех ворот. Враги не выдержали неожиданного нападения. Явившись для штурма чужого лагеря, они не могли даже защищать своего, потому что, сразу приведенные в расстройство и обращенные в бегство, они скоро в ужасе были загнаны за вал, а потом потеряли и лагерь. В этот день было убито 9000 неприятелей, взято в плен 320 человек, 112 лошадей и 37 военных знамен. Из римского же войска пало 109 человек.

49. После этого сражения Гракх повел легионы опустошать Кельтиберию. В то время как он уносил и угонял все повсюду и одни племена подчинялись добровольно, другие из страха, он в несколько дней покорил сто три города и получил громадную добычу. Затем он повернул назад к городу Алке, от которого он выступил, и решил взять штурмом этот город. Жители выдержали первый натиск, а затем, когда их стали теснить не только вооруженными нападениями, но и осадными сооружениями, то, не надеясь на городские укрепления, они все удалились в крепость, а потом, выслав и оттуда послов, сдались римлянам со всем своим имуществом. Здесь была взята большая добыча. Много знатных пленников попало в руки римлян, в числе их два сына и дочь Турра. Он был царьком этих племен, самым могущественным из всех испанцев. Услыхав о поражении своих, он отправил к Гракху послов, которые бы испросили гарантии его безопасности, в случае прибытия его в римский лагерь, и явился туда; прежде всего он спросил, оставит ли римский главнокомандующий жизнь ему и его близким. Когда претор ответил, что жизнь им будет сохранена, то он предложил второй вопрос, можно ли будет ему поступить на римскую службу. Когда Гракх и на это согласился, то он сказал: «Я пойду за вами против старых моих союзников, потому что боги хотят, чтобы и они, и я с уважением смотрели на римлян». После этого он присоединился к римлянам и своей храброй и верной службой во многих случаях оказал помощь римскому делу.

50. Затем открыл ворота римлянам знаменитый и могущественный город Эргавика, напуганный разгромом других окрестных городов. Некоторые писатели рассказывают, что покорность этих городов была притворной: как только Гракх выводил из какой-либо страны свои легионы, там тотчас начиналось восстание, и ему, говорят, пришлось упорно сражаться в правильном бою с кельтиберами близ горы Хавн с рассвета и до шестого часа дня, причем с обеих сторон было много убитых. Римляне ничего другого не совершили, чтобы их можно было считать победителями, кроме того, что на следующий день вызывали на бой врагов, остававшихся за валом; целый день они собирали военные доспехи. На третий день бой возобновился с большею силой, и только тогда кельтиберы несомненно были побеждены, их лагерь взят и разграблен. В тот день было убито 22 000 врагов, в плен взято более 300 человек, почти такое же количество лошадей и 72 военных знамени. После этого война была окончена, и кельтиберы заключили настоящий мир, а не такой вероломный, как прежде. Сообщают, что в то же лето и Луций Постумий в Дальней Испании дважды блистательно сражался с вакцеями, причем истребил до 35 000 врагов и взял их лагерь. Более же правдоподобно то, что он явился в провинцию слишком поздно для того, чтобы в это лето совершить такие дела.

51. Цензоры избрали сенат с истинным единодушием. Первым членом был избран сам цензор Марк Эмилий Лепид, верховный понтифик; трое были исключены из сената; Лепид все же оставил некоторых, обойденных товарищем. Распределив между собою ассигнованную сумму, они произвели следующие сооружения: Лепид устроил дамбу у города Таррацины, труд, не вызвавший благодарности, потому что там было у него имение, и те расходы, которые он должен был произвести как частный человек, он отнес на счет казны. Он сдал подряд на постройку театра и сцены у храма Аполлона и побелку храма Юпитера на Капитолии и окружающих его колонн; от этих колонн он убрал статуи и удалил с них щиты и разного рода военные знамена, прибитые к ним, которые, по его мнению, некстати загораживали их. Марк Фульвий сдал подряд на более обширные и более полезные сооружения: пристань и столбы для моста на Тибре, на которых спустя несколько лет цензоры Публий Сципион Африканский и Луций Муммий стали сооружать арки; базилику позади новых меняльных лавок, рыбный базар с окружающими его лавками, которые отдал на откуп частным лицам, рынок и крытую галерею за воротами Трех Близнецов и другую крытую галерею за корабельной верфью, около храма Геркулеса, и за храмом Надежды у Тибра и у храма Аполлона Целителя. Кроме того, у них были и общие суммы; на них они сообща сдали подряд на устройство водопровода и арок, но этому предприятию помешал Марк Лициний Красс, не позволивший провести его через свое поместье. Они же ввели много таможенных пошлин и налогов; они же озаботились, чтобы очень многие общественные часовни, находившиеся в руках частных лиц, стали общественными святилищами и доступными для народа. Они изменили порядок голосования, распределив трибы по кварталам так, что голоса подавались в них по сословиям, положению и промыслам каждого гражданина.

52. Один из цензоров, Марк Эмилий, обратился с просьбой к сенату ассигновать сумму на устройство игр по случаю освящения храмов в честь Царицы Юноны и в честь Дианы, обещанных им назад тому восемь лет во время Лигурийской войны. Сенат ассигновал 20 000 медных ассов. Освятил он оба эти храма в Фламиниевом цирке и после освящения храма Юноны устроил трехдневные сценические представления, а после освящения храма Дианы – двухдневные и по одному дню представления в цирке. Он также освятил на Марсовом поле храм Ларам, покровителям на море[1188]1188
  …храм Ларам, покровителям на море… – Морские Лары – боги, покровительствовавшие мореплавателям.


[Закрыть]; дал обет его построить одиннадцать лет тому назад Луций Эмилий Регилл во время морского сражения с полководцами царя Антиоха[1189]1189
  …во время морского сражения с полководцами царя Антиоха. – См. XXXVII, 29.


[Закрыть]. Над дверями храма была прибита доска со следующей надписью: «В деле окончания великой войны и покорения царей для выступающего на войну Луция Эмилия, сына Марка Эмилия, эта битва имела решающее значение, чтобы заключить мир. Под его главным начальством, под его командой, при его счастье и личном предводительстве между Эфесом, Самосом и Хиосом, на глазах самого Антиоха со всем войском, пехотой и конницей, и со слонами до сих пор непобедимый флот Антиоха был рассеян, разбит и обращен в бегство. В этот день там было взято в плен сорок два военных корабля со всем экипажем. После этой битвы царь Антиох и его царство окончательно были обессилены. За это дело он обещал храм в честь Ларов, покровителей на море». По этому же образцу была прибита доска над дверями храма Юпитера на Капитолии.

53. Через два дня после того, как цензоры выбрали сенат, консул Квинт Фульвий отправился против лигурийцев и, перейдя с войском по непроходимым горам и лесистым долинам, вступил с врагами в открытый бой и не только выиграл сражение, но в тот же день взял и лагерь. Сдались 3200 врагов и вся эта часть Лигурийской области. Консул переселил сдавшихся на равнину, в горах же оставил гарнизон. Скоро из провинции пришло письменное донесение об этом в Рим; по случаю этих военных действий назначено было трехдневное молебствие, во время которого преторы принесли в жертву сорок крупных жертвенных животных. Другой консул, Луций Манлий, не совершил ничего достопамятного в области лигурийцев. Заальпийские галлы в количестве 3000 человек, перейдя в Италию и не предпринимая никаких враждебных действий, просили у консулов и сената земельных участков с тем, чтобы мирно жить под властью римского народа. Сенат приказал им удалиться из Италии, а консулу Квинту Фульвию поручил произвести следствие и наказать предводителей и зачинщиков перехода через Альпы.

54. В том же году умер Филипп, царь македонский, сокрушенный старостью и мучимый скорбью после смерти сына. Он проводил зиму в Деметриаде, тоскуя по сыну и раскаиваясь в своей жестокости. Сердце царя беспокоило и то обстоятельство, что другой сын, по собственному мнению и по мнению окружающих, был несомненным царем, а также и то, что взоры всех обращены были на него; тревожила его и одинокая старость, причем одни ожидали его смерти, другие даже не ожидали ее. Тем более беспокоился Филипп, а вместе с ним и Антигон, сын Эхекрата, носивший имя дяди Антигона, бывшего опекуном Филиппа, человека, обладавшего царским величием, прославившегося еще и знаменитой битвой против Клеомена Лакедемонского. Греки назвали его Опекуном, чтобы этим прозвищем отличить его от других царей. Племянник этого Антигона, тоже Антигон, один из друзей, пользовавшихся уважением Филиппа, остался неподкупным, и эта верность сделала Персея завзятым врагом его, хотя и без того он вовсе не был расположен к нему. Предвидя, какая опасность угрожает ему, если царство перейдет в руки Персея, и заметив, что царь колеблется и иногда вздыхает, горюя о сыне, Антигон то выслушивал, то даже воскрешал в памяти Филиппа безрассудный поступок и часто своими жалобами вторил его жалобам. И так как истина обыкновенно оставляет по себе много следов, то он всеми силами помогал, чтобы как можно скорее все обнаружилось. Подозрение, как на пособников в совершении преступления, более всего падало на Апеллеса и Филокла, которые в качестве послов были в Риме и доставили погубившее Деметрия письмо от имени Фламинина.

55. Во дворце шел общий говор, что письмо фальшивое, что оно подделано писцом и запечатано подложной печатью. Но в то время как это дело было не столько очевидно, сколько подозрительно, Антигон случайно встретил Ксиха, задержал его и привел во дворец. Отдав его под стражу, он явился к Филиппу и сказал: «По многим разговорам я, кажется, убедился, что ты дорого дал бы, если бы мог знать всю правду относительно своих сыновей, кто кого окружал коварством и кознями. Единственный человек, который может распутать этот узел, Ксих, в твоих руках. Прикажи позвать к тебе этого человека, который случайно попался в руки и приведен во дворец». Когда Ксиха привели, он не слишком настойчиво отпирался, так что, очевидно, достаточно было небольшой угрозы, чтобы он сообщил все. Он не выдержал вида палача и плетей и изложил все последовательно относительно преступных действий послов и своего участия в этом деле. Тотчас отправлены были люди схватить послов и арестовали Филокла, который находился в городе. Апеллес же, посланный преследовать какого-то Херея, узнав о доносе Ксиха, удалился в Италию. Относительно Филокла ничего достоверного не известно: одни говорят, что он сначала упорно отказывался и только тогда перестал, когда был приведен на очную ставку Ксих; другие уверяют, что он перенес даже пытки, не признав себя виновным. Горе Филиппа теперь возобновилось и удвоилось, и он считал себя более несчастным в детях не столько потому, что один сын его погиб, сколько потому, что другой оставался в живых.

56. Персей, узнав, что все обнаружилось, считал себя слишком сильным для того, чтобы признать необходимым бежать; он старался только об одном, чтобы быть как можно дальше, пока отец жив, и защищать себя от внезапного взрыва его гнева. Потеряв надежду схватить его и наказать, Филипп старался о том, что только и было возможно, – чтобы, кроме безнаказанности, он не воспользовался еще и плодами своего преступления. Итак, он призвал к себе Антигона, которому он был обязан благодарностью за открытие братоубийства и которого, ввиду недавних славных заслуг его дяди Антигона, считал вполне достойным сделать царем Македонии, и сказал ему: «Антигон, так как я дошел до такого положения, что бездетность, которую другие родители проклинают, для меня должна быть желанной, то я решил передать тебе это царство, перешедшее ко мне от твоего дяди, который не только честно, но и мужественно охранял его, и даже расширил. Тебя одного я считаю достойным царской власти. Если бы у меня не было никого такого, как ты, то я скорее пожелал бы, чтобы оно погибло и уничтожилось, чем послужило наградой Персею за его преступное коварство. Я буду думать, что воскрес и возвратился ко мне Деметрий, если вместо него передам престол тебе, который один оплакивал вместе со мною смерть невинного и мое несчастное заблуждение». После этого разговора он постоянно стал возвышать его, оказывая всевозможные почести. Пока Персей находился во Фракии, Филипп объезжал города Македонии и располагал влиятельных лиц в пользу Антигона; и не было сомнения, что, если бы Филипп прожил дольше, он оставил бы его наследником престола. Отправившись из Деметриады, он большую часть времени оставался в Фессалонике; прибыв оттуда в Амфиполь, он тяжело заболел; однако известно, что он болен был скорее душою, чем телом, и что умер он от беспокойства и бессонницы, страшно проклиная другого сына, так как его неоднократно тревожили призрак и тень невинно погибшего. Антигона все же можно было бы побудить принять надлежащие меры, если бы он был на месте или если бы смерть царя была тотчас же обнародована. Врач Каллиген, лечивший царя, не дождавшись его смерти, при первых признаках безнадежного положения отправил к Персею, согласно уговору, известие через расставленных заранее гонцов и до его прибытия скрыл смерть царя ото всех, кто не был во дворце.

57. Итак, никто ничего не знал о смерти Филиппа; Персей застал всех врасплох и завладел царской властью, добытой преступным образом.

Смерть Филиппа приключилась весьма кстати для того, чтобы отсрочить войну и стянуть военные силы. Через несколько дней племя бастарнов, давно подстрекаемое, покинув свою страну, переправилось через Истр с большим отрядом пехотинцев и всадников. С известием об этом пошли к царю Антигон и Коттон. Коттон был знатный бастарн, а Антигона много раз, в качестве посла, царь отправлял с ним подстрекать бастарнов. Недалеко от Амфиполя их встретила молва, а затем и верные известия о смерти царя. Это обстоятельство изменило весь план действий; а условлено было так, что Филипп доставит бастарнам безопасный проход через Фракию и продовольствие. Для этого он заранее задобрил подарками начальников областей, поручившись, что бастарны пройдут мирно. При этом он предполагал уничтожить племя дарданов и на их земле поселить бастарнов. Это должно было принести двойную выгоду: с одной стороны, будут уничтожены дарданы, всегда весьма враждебно относившиеся к Македонии и угрожавшие царям в опасные минуты; с другой стороны, бастарны, оставив своих жен и детей в Дардании, будут в состоянии отправиться опустошать Италию. Путь к Адриатическому морю и Италии лежит через область скордисков, а другим путем провести войско невозможно; скордиски, будучи родственны по языку и обычаям, беспрепятственно пропустят бастарнов и сами присоединятся к ним, когда увидят, что идут за добычей к весьма богатому народу. Затем, на всякий случай, план был рассчитан так: если римляне перебьют бастарнов, то все же дарданы будут уничтожены, и утешением будет служить то, что останется в добычу имущество бастарнов и полная власть над Дарданией. Если же бастарны поведут дело успешно, то римляне будут отвлечены войною с ними, а Филипп вернет то, что потерял в Греции. Таков был план Филиппа.

58. Бастарны шли мирно; затем по уходе Коттона и Антигона, а спустя некоторое время, при слухах о смерти Филиппа, фракийцы не легко вступали в торговые сношения, а бастарны не могли довольствоваться представлявшимися случаями делать покупки, и их нельзя было удержать в строю, чтобы они не уклонялись с дороги. Отсюда произошли взаимные обиды, которые, со дня на день усиливаясь, довели дело до войны. Наконец фракийцы, не будучи в силах устоять против нападения множества врагов, покинули свои деревни на равнине и удалились на весьма высокую гору Донуку. Когда бастарны хотели подойти к этой горе, то, рассказывают, такая же буря застигла их при тщетной попытке приблизиться к хребту гор, какая помешала галлам разграбить Дельфы. Они не только были залиты проливным дождем и засыпаны сильнейшим градом, что сопровождалось страшным громом и ослепительной молнией, но даже молния повсюду сверкала так, что, казалось, старалась наносить удары людям, и под ее ударами падали не только воины, но и предводители. Итак, когда, стремглав бросившись бежать по высоким скалам, они падали на землю и низвергались, фракийцы преследовали, правда, потерявших присутствие духа врагов, но и они говорили, что сами боги – виновники бегства и что небо обрушилось на них. Когда бастарны, рассеянные бурей, вернулись в лагерь, откуда выступили, по большей части, полувооруженными, как бы после кораблекрушения, они начали совещаться, что им делать. Из этого возникло разногласие, так как одни полагали, что следует вернуться назад, а другие – что следует пробраться в Дарданию. Около 30 000 человек дошли до Дардании, куда отправились под предводительством Клондика, остальные же отправились назад, откуда вышли, в глубь страны. Захватив в свои руки царскую власть, Персей приказал убить Антигона и, чтобы тем временем упрочить свое положение, послал в Рим послов возобновить дружественные отношения, существовавшие при его отце, и просить, чтобы сенат признал его царем. Вот что произошло в этом году в Македонии.