Текст книги "История Рима от основания Города"

Книга XXIX

Снаряжение и обучение трехсот воинов за счет сицилийцев; распоряжения насчет армии; успокоение Сиракуз и всей Сицилии; испанцы замышляют изгнать римлян (1). Победа римлян над мятежниками (2). Казнь виновников мятежа и успокоение Испании; высадка Лелия в Африке и паника в Карфагене (3). Меры к защите Карфагена; возвращение Лелия в Сицилии к Сципиону (4). Магон вызывает волнения в Северной Италии (5). Возвращение Локр римлянами (6–7). Жестокость Племиния и мятеж воинов против него (8–9). Болезни в лагере консула Лициния; послы отправлены за Матерью богов из Рима в Пессинунт (10–11). Выборы на 550 год от основания Рима [204 г. до н. э.] (11). Столкновение Филиппа с Семпронием и мир между ними (12). Распределение провинций на 550 год от основания Рима (13). Встреча Матери богов в Риме (14). Двенадцать колоний, отказавшихся от службы, выставили требуемое количество войска (15). Возвращение частным лицам занятых у них казною денег; прибытие локрийских послов (16). Жалоба их в сенате (17–18). Совещание и постановление сената по этому поводу (19–20). Распоряжения командированного сенатом претора в Локрах (21). Свидание его со Сципионом в Сиракузах; судьба Племиния (22). Сифак породнился с Газдрубалом и уклоняется от заключения со Сципионом союза (23). Приготовления Сципиона к отплытию в Африку и переправа туда (24–27). Паника в Карфагене (28). Поражение карфагенской конницы; прибытие Масиниссы к Сципиону (29). Судьба Масиниссы (29–33). Сципион у Утики; новое поражение карфагенян у Салеки (34). Приготовления к осаде Утики и отказ от этого предприятия (35). Действия консулов в Италии (36). Распоряжения цензоров в Риме; их соперничество (37). Выборы на 551 год от основания Рима [203 г. до н. э.]; события в Риме (38).

1. Прибыв в Сицилию, Сципион распределил добровольцев по центурям и каждому из них указал место. Из них триста юношей цветущего возраста и замечательной силы он держал около себя безоружными, и они не знали, для какой надобности он оставляет их вне центурий и без оружия. Затем он выбрал для переправы с собой в Африку триста самых знатных и богатых всадников из числа юношей, собранных со всей Сицилии, и назначил им день, в который они должны явиться на конях, вооружившись и снарядившись. Служба эта, вдали от дома, представлялась тяжелой, соединенной со многими трудами на суше и на море и с великими опасностями, и беспокоила не только самих юношей, но и их родителей, и родственников. По наступлении назначенного срока они представили оружие и лошадей. Тогда Сципион объявил, что ему сообщено, будто некоторые сицилийские всадники боятся этой службы как тяжелой и суровой; если кто так настроен, то пусть лучше уже теперь признается ему, чем после станет жаловаться и будет ленивым и бесполезным для государства воином. Пусть выскажут свое мнение: он выслушает их снисходительно.

Когда один из них осмелился заявить, что если он может выбирать, то он решительно не хочет служить, Сципион ответил ему: «Так как ты, юноша, не скрыл своих мыслей, то я дам тебе заместителя, которому ты передашь оружие, лошадь и прочую военную амуницию, возьмешь его теперь же с собой домой и обучишь его управлять лошадью и владеть оружием». После того как тот с радостью изъявил согласие на предлагаемое условие, он передал ему одного из трехсот юношей, которых держал без оружия. Когда прочие увидали, что всадник этим путем освобожден от службы с согласия главнокомандующего, то каждый стал отказываться и готов был принять заместителя. Таким образом триста сицилийцев были заменены римскими всадниками без всяких затрат со стороны государства; заботу к обучению их несли сицилийцы, так как в указе главнокомандующего было сказано, что кто этого не сделает, тот будет сам служить. Говорят, что этот отряд всадников оказался прекрасным и во многих сражениях сослужил государству добрую службу.

Затем, производя смотр легионам, Сципион выбрал из них старослужилых воинов, преимущественно из тех, которые состояли под командой Марцелла[965]965
  … из тех, которые состояли под командой Марцелла… – В 213–211 годах до н. э.


[Закрыть], считая их, с одной стороны, хорошо дисциплинированными, с другой – вследствие продолжительной осады Сиракуз наиболее опытными в штурме городов: он ведь замышлял уже не пустяк какой-нибудь, а гибель Карфагена. Затем он распределяет войско по городам; сицилийским общинам велит доставить хлеб, а привезенный из Италии приберегает; приказывает поправлять старые корабли и отсылает с ними Гая Лелия в Африку для грабежа, новые же суда велит вытащить на берег у Панорма, чтобы они перезимовали на суше, так как второпях были сделаны из сырого материала.

Приготовив все к войне, он прибыл в Сиракузы, так как они еще не вполне успокоились от сильных волнений, вызванных войною. Греки требовали от некоторых лиц италийского происхождения возвращения имущества, предоставленного им сенатом; а те так же насильственно удерживали его, как захватили на войне. Считая необходимым обеспечить прежде всего выполнение данного от имени государства обещания, Сципион вернул сиракузцам их имущество частью при помощи эдикта, частью при помощи судебных приговоров, направленных против лиц, упорно отстаивавших неправильно приобретенное. Такой образ действий был приятен не только самим сиракузцам, но и всем народам Сицилии, и тем ревностнее они оказывали ему содействие в войне.

В то же лето возникла огромная война в Испании, поднятая илергетом Индибилисом только потому, что, преклоняясь перед Сципионом, испанцы с пренебрежением относились к другим вождям. Они думали, что это единственный полководец остается у римлян, так как прочие перебиты Ганнибалом; поэтому и в Испании некого было послать после смерти Сципионов, и против Ганнибала вызвали его же, когда Италию стала угнетать тяжелая война. Не говоря о том, что в Испании у римлян остались полководцы только по названию, отсюда выведено и старое войско. Все воины в тревоге и представляют собою нестройную толпу новобранцев. Никогда не будет такого случая освободить Испанию; до настоящего дня испанцы были в рабстве или у карфагенян, или у римлян, и не поочередно у тех или у других, а иногда у обоих вместе; карфагенян прогнали римляне; если состоится соглашение, то испанцы могут прогнать римлян, так что, освободившись навеки от всякого иноземного владычества, Испания вернется к нравам и обычаям отцов. Говоря эту и другие подобные речи, он поднял не только своих земляков, но и соседнее племя авсетанов и другие народы, пограничные с илергетами и авсетанами. Итак, в несколько дней в Седетанскую область, согласно приказу, сошлось 30 000 пехотинцев и около 4000 всадников.

2. И римские вожди, Луций Лентул и Луций Манлий Ацидин, чтобы не дать своей небрежностью с самого начала разрастись войне, тоже соединили свои армии, провели своих воинов по вражеской земле, точно она была дружественной, не разоряя ничего, и, дойдя до места, где собрались неприятели, расположились лагерем на расстоянии трех миль от их лагеря. Сперва к ним отправлено было посольство и сделана попытка заставить их сложить оружие, но она была безуспешна; затем, когда испанские всадники неожиданно напали на римских фуражиров, с римского аванпоста была послана конница и произошло сражение, но без особенного результата для той или другой стороны.

На следующий день, при восходе солнца, неприятельский строй показался на расстоянии приблизительно тысячи шагов от римского лагеря – все вооруженные и готовые к бою. Центр занимали авсетаны, правый фланг илергеты, а левый – незначительные народы Испании. Между флангами и центром строя они оставили довольно широкие промежутки, чтобы своевременно пустить в них конницу. Построив по своему обычаю войска, римляне поступили так же, как и неприятели только в том, что тоже оставили широкие промежутки между легионами для всадников. Впрочем, полагая, что конница будет полезна той стороне, которая раньше пустит всадников в прерванный промежутками строй неприятелей, Лентул велел военному трибуну Сервию Корнелию приказать всадникам пустить лошадей в проходы, остававшиеся открытыми во вражеском строю; сам же, начав не особенно удачно пешее сражение, ждал только того момента, когда вывел из резервов в первую линию тринадцатый легион для подкрепления отступавшего двенадцатого легиона, стоявшего на левом фланге против илергетов, а когда условия битвы тут сравнялись, направился к Луцию Манлию, ободрявшему тех, которые сражались перед знаменами, и подводившему резервы там, где в них была надобность; он объявляет ему, что левый фланг вне опасности, что он уже послал Корнелия Сервия, который вот сейчас, как буря, обрушится на врага со своими всадниками.

Едва он сказал это, как, ринувшись в средину неприятелей, они привели в смятение пехоту и в то же время отрезали испанским всадникам возможность пустить своих коней. Поэтому испанцы, отказавшись от конного сражения, спешились. Увидев расстройство в неприятельских рядах, нерешительность, смятение и колебание знамен, римские главнокомандующие убеждают и упрашивают своих воинов напасть на смущенных врагов и не дать им восстановить строй. Варвары не выдержали бы такого стремительного натиска, если бы сам царек Индибилис вместе со спешившимися всадниками не встретил их перед знаменами. Здесь довольно долго происходила жестокая битва; наконец, после того как сражавшиеся вокруг полуживого, но все же оказывавшего сопротивление царька, который затем был пригвожден пикою к земле, пали под градом стрел, тогда началось всеобщее бегство. Весьма много было убитых потому, что не было места, чтобы всадники могли сесть на коней, и потому, что римляне энергично наступали на перепуганных врагов; наступление прекратилось только тогда, когда враги потеряли и лагерь. В этот день было убито 13 000 испанцев, взято в плен около 1800; римлян и союзников пало немногим более 200, преимущественно на левом фланге. Выгнанные из лагеря или бежавшие из битвы испанцы сперва рассеялись по полям, а затем вернулись по своим общинам.

3. Вызванные после того Мандонием на совещание, уполномоченные жаловались на свои бедствия и, обвинив во всем сторонников войны, высказались, что следует отправить послов – выдать оружие и изъявить покорность. Когда послы слагали ответственность на виновника войны Индибилиса и прочих предводителей, большинство которых пало в битве, изъявляли готовность передать оружие и покориться, им дан был ответ, что их покорность будет принята только под условием выдачи живыми Мандония и прочих подстрекателей к войне; в противном случае в область илергетов, авсетанов и других народов последовательно будут приведены войска. Такой ответ послы передали собранию. Здесь Мандоний и прочие предводители были схвачены и отданы на казнь; с народами Испании восстановлен мир; им приказано было доставить войску двойное жалованье за тот год, хлеба на шесть месяцев, а равно военные плащи и тоги; заложники были взяты почти от тридцати народов.

Таким образом в короткое время восстание во взбунтовавшейся Испании началось и кончилось без особенных потрясений, и все ужасы войны обратились на Африку. Гай Лелий ночью подступил к Гиппону Регию и на рассвете вывел под знаменами воинов и моряков производить опустошение. Ввиду всеобщей беспечности бедствие было ужасно; перепуганные вестники навели на Карфаген ужасный страх, сообщая, что прибыл римский флот со Сципионом во главе (ранее был слух, что он переправился в Сицилию). Не зная хорошенько, сколько они видели кораблей или сколь большой отряд производит опустошение полей, под влиянием страха они все преувеличивали. Поэтому сперва страх и ужас, а затем печаль овладела сердцами; до такой степени, думали граждане, изменилось счастье: те, которые, будучи победителями, только что держали войско перед стенами Рима и, поразив столько неприятельских армий, силою или добровольно приняли изъявление покорности от народов всей Италии, теперь, с переменой военного счастья, увидят опустошение Африки и осаду Карфагена, далеко не обладая таким же мужеством в перенесении этих бедствий, какое обнаружили римляне. Взамен стольких истребленных армий врагам доставляли подраставшую более сильную и более многочисленную молодежь римские плебеи и Лаций; их же плебеи слабы в городе, слабы в деревнях; вспомогательные войска они нанимают за плату из африканцев, племени неверного и изменчивого при всяком случае – внушающем какую-нибудь выгоду. Сифак обнаруживает отчуждение после переговоров со Сципионом, а Масинисса явно отложился и стал непримиримым врагом. Нигде нет никакой надежды, никакой помощи! Магон не вызывает никакого мятежа, находясь в Галлии, и не соединяется с Ганнибалом; у самого Ганнибала уже меркнет слава и слабеют силы.

4. Под влиянием новых известий граждане пали духом и предавались жалобам, но угрожающий ужас заставил заняться обсуждением мер, как предотвратить настоящие опасности. Решено было спешно произвести набор в городе и деревнях, послать нанимать вспомогательные войска из африканцев, укрепить город, свезти хлеб, заготовить оборонительное и наступательное оружие, снарядить корабли и послать их к Гиппону против римского флота. Меры эти приводились уже в исполнение, когда наконец пришла весть, что переправился Лелий, а не Сципион, с войском, достаточным только для набега на поля; что главная тяжесть войны до сих пор сосредоточена в Сицилии. Таким образом, в Карфагене вздохнули свободнее и стали отправлять посольства к Сифаку и другим царькам для закрепления союза; было отправлено посольство и к Филиппу, предложить ему 200 талантов серебра, чтобы он переправился в Сицилию или в Италию, отправлены были послы и к карфагенским полководцам в Италию, чтобы они всевозможными грозными мерами задержали Сципиона; к Магону отправлены были не только послы, но 25 военных кораблей, 6000 пехоты, 800 всадников, 7 слонов, сверх того, большая сумма денег для найма вспомогательных войск с тем, чтобы, располагая этими средствами, он придвинул войско ближе к Риму и соединился с Ганнибалом.

В Карфагене делались такие приготовления и принимались такого рода меры; к Лелию же, свозившему огромную добычу с безоружных и беззащитных полей, прибыл с небольшим числом всадников Масинисса, услыхав о появлении римского флота. Он жаловался, что Сципион действует не энергично, так как не переправился еще в Африку, хотя карфагеняне потрясены, а Сифак занят войнами с соседями; между тем несомненно, что он никоим образом не останется верен римлянам, если успеет уладить свои дела, как ему хочется. Пусть он, Лелий, убедит и побудит Сципиона не медлить; он, Масинисса, хотя и выгнан из своего царства, однако явится на помощь с весьма значительными силами пехоты и конницы; и самому Лелию не следует медлить в Африке: вероятно, отправился из Карфагена флот, вступать в сражение с которым в отсутствие Сципиона не вполне безопасно.

5. Расставшись после этого разговора с Масиниссой, Лелий на следующий день отплыл от Гиппона на кораблях, нагруженных добычей, и, вернувшись в Сицилию, изложил Сципиону то, что ему было поручено.

Почти в то же самое время корабли, посланные из Карфагена к Магону, пристали к берегу между пределами лигурийских альбингавнов и Генуей. Случайно Магон стоял в то время в тех местах с флотом; выслушав речь послов, повелевавших набрать возможно многочисленное войско, он тотчас созвал на собрание галлов и лигурийцев – того и другого племени там было весьма много, – заявил им, что он послан освободить их и что из дому прибыло к нему вспомогательное войско, как они сами видят; но с какими силами, с каким войском он будет вести эту войну, это зависит от них. Римских армий две – одна в Галлии, другая в Этрурии; ему точно известно, что Спурий Лукреций соединится с Марком Ливием; много тысяч надо вооружить, чтобы оказать сопротивление двум вождям, двум римским армиям.

Галлы изъявили полную готовность свою на это, но выразили опасение, что если станет известно, что они оказали помощь пунийцам, то тотчас враждебные армии с двух сторон вступят в их пределы, так как один римский лагерь находится почти на глазах у них, в их стране, а другой – в соседней Этрурии; пусть он требует от галлов того, чем они могут помочь ему тайно; для лигурийцев свободно выбрать тот или другой план, так как римский лагерь далеко от их области и городов; им следует вооружить свою молодежь и принять надлежащее участие в войне. Лигурийцы изъявили свое согласие и требовали только двухмесячного срока для того, чтобы произвести набор. Между тем Магон, распустив галлов, стал за плату, без ведома других, набирать в их деревнях воинов; равным образом были доставляемы ему тайно галльскими племенами запасы всякого рода. Марк Ливий перевел из Этрурии в Галлию войско добровольцев и, соединившись с Лукрецием, приготовился выступить навстречу, если Магон двинется из земли лигурийцев ближе к городу; если же Пуниец будет спокойно стоять у подножия Альп, то и он имел в виду стоять на страже Италии в той же стране, около Аримина.

6. По возвращении Гая Лелия из Африки и Сципион был возбужден советами Масиниссы, и воины, видевшие, как выносят со всех кораблей добычу, взятую в неприятельской стране, были воспламенены желанием как можно скорее переправиться в Африку. Но этот серьезный план был задержан заботой о менее важном деле – о возвращении города Локр, который во время отпадения Италии тоже отложился к пунийцам. Надежду же выполнить эту задачу подало самое ничтожное обстоятельство. В стране бруттийцев борьба велась не столько по способу правильной войны, сколько по-разбойничьи. Начало было положено нумидийцами, а бруттийцы присоединились к этому способу скорее по природной склонности, чем в силу союза с пунийцами; и наконец уже и римляне, как бы вследствие какой-то заразы, стали находить удовольствие в грабеже и производили набеги на неприятельские поля, когда вожди позволяли им это. Некоторые жители Локр, вышедшие из города, были окружены этими грабителями и приведены в Регий. В числе этих пленников было несколько ремесленников, которые обыкновенно занимались за плату работой у пунийцев в крепости Локр. Знатные локрийцы, изгнанные враждебной партией, которая передала Локры Ганнибалу, и удалившиеся в Регий, узнали их. Отвечая на вопросы, обычные для тех, которые давно не были на родине, ремесленники рассказали, что делается в городе, и внушили изгнанникам надежду на передачу крепости, если их выкупят и отпустят домой, говоря, что они живут там и что карфагеняне во всем верят им. Итак, тоскуя по родине и старая желанием отомстить противникам, изгнанники немедленно выкупили пленных и отпустили их, условившись относительно порядка выполнения плана и сигналов, за которыми те должны следить, когда они будут поданы издали. Сами же отправились к Сципиону, у которого была часть изгнанников, и, рассказывая там об обещаниях пленных, возбудили в нем надежду на выполнение этого предприятия; поэтому с ними были посланы военные трибуны Марк Сергий и Публий Матиен с приказанием увести из-под Регия в Локры 3000 воинов; а пропретору Квинту Племинию было предписано помочь этому предприятию.

Отправившись от Регия с лестницами, приготовленными сообразно с показаниями относительно высоты крепости, около полуночи с условленного места они подали сигнал изменникам. Приготовившись ко всему и внимательно следя за окружающим, они тоже спустили лестницы, сделанные для этой цели, и приняли воинов, поднимавшихся одновременно во многих местах; прежде чем поднялся шум, сделано было нападение на пунийских караульных, крепко спавших, так как они не боялись никакой подобной опасности. Сперва послышались стоны умирающих, затем внезапно просыпавшиеся обнаружили смятение, и поднялась суматоха, вызываемая неизвестностью причины, а наконец одни начали будить других, и дело выяснилось. И уже каждый призывал к оружию; кричали, что враги в крепости и избивают стражу. Римляне, далеко не равные по числу, погибли бы, если бы стало известно, откуда происходит крик, поднятый находившимися вне крепости, и если бы ночная суматоха не увеличивала всякую кажущуюся опасность. Поэтому перепуганные пунийцы, как будто бы уже везде были неприятели, отказались от битвы в этой крепости и бежали в другую – в Локрах две крепости, находящиеся на небольшом расстоянии друг от друга. Горожане владели городом, который должен был стать наградой победителю; из обоих крепостей ежедневно происходили незначительные стычки. Римским гарнизоном командовал Квинт Племиний, пунийским – Гамилькар; призывая вспомогательные войска из ближних мест, они увеличивали свои силы. Наконец шел сам Ганнибал, и римляне не выдержали бы, если бы локрийцы, ожесточенные гордостью и жадностью пунийцев, не склонились на их сторону.

7. Получив известие, что дело в Локрах находится в критическом положении и что приближается сам Ганнибал, Сципион, не желая подвергать опасности гарнизон, ввиду трудности отступления оттуда, оставил брата своего Луция Сципиона на защиту Мессаны, а сам отплыл по спокойному морю, как только течение повернуло по направлению к Италии. Ганнибал же послал от реки Булот, находящейся недалеко от города Локр, вестника с приказанием, чтобы его воины на рассвете завязали ожесточенный бой с римлянами и локрийцами, с целью дать ему возможность напасть с тыла на город, когда внимание всех будет отвлечено этой суматохой, а потому не будет принято никаких мер предосторожности; застав битву начатой на рассвете, он не захотел запирать себя в крепость, опасаясь массой своего войска стеснить и без того узкое пространство. Да и лестниц, по которым бы можно было забраться на стены, с ним не было. Ранцы были сбросаны в кучу; недалеко от стен, для устрашения неприятелей, показалось карфагенское войско; Ганнибал, в ожидании, пока приготовлялись лестницы и все необходимое для штурма, объезжал с нумидийскими всадниками кругом города, чтобы посмотреть, с какой стороны лучше всего подойти, и приблизился к стене. Когда же один воин, случайно стоявший ближе всех к Ганнибалу, был поражен выстрелом из метательной машины, Ганнибал, напуганный этой опасной случайностью, приказал трубить отступление и укрепил лагерь вне неприятельских выстрелов. Римский флот, отплывший от Мессаны, подошел к Локрам, когда оставалось еще несколько часов дня; все воины были высажены с кораблей и до захода солнца вступили в город. На следующий день пунийцы начали битву с крепости, и Ганнибал, имея наготове лестницы и все необходимое для штурма, уже подступал к стенам, как вдруг, открыв ворота, на него бросились римляне, в то время как он меньше всего ожидал чего-нибудь подобного. До двухсот карфагенских воинов, подвергшихся неожиданному нападению, было убито; остальных Ганнибал увел назад в лагерь, когда узнал о присутствии консула, и послав к тем, которые были в крепости, вестника с приказом, чтобы они сами заботились о себе, ночью снялся с лагеря и ушел. А те, которые были в крепости, подожгли занимаемые ими здания, с целью задержать этой тревогой врагов, двинулись ускоренным маршем, похожим на бегство, и до наступления ночи нагнали свое войско.

8. Увидев, что крепость покинута неприятелями и лагерь пуст, Сципион созвал на сходку локрийцев и жестоко порицал их за измену; зачинщиков он казнил, а имущество их предоставил вождям противной партии за их отменную верность римлянам; что же касается общины локрийской, то он заявил, что ничего не дает ей и ничего не отнимает у нее; пусть отправят послов в Рим; участь их будет такова, какую признает справедливым предоставить им сенат; вполне уверен он в одном: хотя локрийцы и дурно поступили по отношению к римскому народу, но все же под властью разгневанных римлян положение их будет лучше, чем было под властью друзей-карфагенян. Оставив на защиту города легата Племиния и гарнизон, овладевший крепостью, сам Сципион переправился в Мессану с теми войсками, с которыми прибыл к Локрам.

Карфагеняне до такой степени надменно и жестоко обращались с локрийцами после отпадения их от римлян, что небольшие невзгоды они могли выносить не только спокойно, но и охотно; но на самом деле Племиний настолько превзошел начальника гарнизона Гамилькара преступностью и жадностью, а воины римского гарнизона – пунийцев, что состязались, по-видимому, не оружием, а пороками. Вождь и воины применили к горожанам все жестокости, которые заставляют слабого ненавидеть могущество более сильного. Небывалому поруганию подверглись сами локрийцы, их дети и жены, а корыстолюбие не воздержалось даже от ограбления святилищ, и были осквернены не только все прочие храмы, но и сокровищница Прозерпины[966]966
  …сокровищница Прозерпины… – Т. е. Персефоны, наиболее почитаемого божества в Локрах. Ее знаменитый храм с сокровищницей стоял вне городских стен к северо-западу от города.


[Закрыть], остававшаяся неприкосновенной во все времена. Только Пирр, говорят, расхитил ее, но понес тяжкое наказание и вернул свою святотатственную добычу. Итак, подобно тому как раньше царские корабли, разбитые бурей, выгрузили на сушу невредимыми только священные деньги богини, которые они хотели увезти, так и тогда те же самые деньги поразили другого рода бедствием – умоисступлением – всех участников осквернения храма, и как враги яростно обратились друг на друга – вождь на вождя, воин на воина.

9. Главное начальство было в руках Племиния; та часть воинов, которую он привел сам от Регия, была под его командой, другая часть под командой трибунов. Воин Племиния, бежавший после похищения серебряного кубка из дома какого-то гражданина и преследуемый владельцами, случайно попался навстречу военным трибунам Сергию и Матиену. Когда, по приказанию трибунов, у него был отнят кубок, из-за этого возникла перебранка, поднялся крик, наконец началась драка между воинами Племиния и трибунов, по мере того как к каждой партии присоединялись весьма кстати воины, а вместе с тем росла толпа и усиливалась суматоха. Когда побежденные воины Племиния сбежались к нему, показывая кровь и раны, громким криком выражая свое негодование и рассказывая, что во время перебранки было брошено несколько обидных выражений и на его счет, в пылу гнева он выбежал из дома, потребовал к себе трибунов и приказал раздеть их и приготовить розги. Пока тратили время, раздевая их, – они сопротивлялись и умоляли воинов о защите, – вдруг отовсюду сбежались воины, воодушевленные недавней победой, как будто бы раздался призыв к оружию против врага; увидав истерзанные уже розгами тела трибунов, воины предались еще более необузданной ярости и, не обращая внимания не только на величие власти, но и на требования человечности, напали на легата, предварительно избив позорно ликторов; затем, отняв и отрезав его от его воинов, они по-вражески истерзали его и бросили едва живого, оборвав ему нос и уши. Когда весть об этом пришла в Мессану, Сципион через несколько дней прибыл в Локры на шестивесельном судне и, выслушав объяснения по делу Племиния и трибунов, Племиния освободил от ответственности и оставил охранять то же место, трибунов же признал виновными, приказал заключить их в оковы для отправления в Рим к сенату и вернулся в Мессану, а оттуда в Сиракузы. Племиний, не владея собою от гнева и считая, что Сципион небрежно отнесся к причиненной ему обиде и слишком легко посмотрел на нее и что спор этот может решить только тот, кто пострадал от жестокости, приказал притащить к нему трибунов и, подвергнув их всякого рода мучениям, какие только может вынести тело, умертвил их и, не насытившись наказанием живых, бросил их без погребения. Такую же жестокость обнаружил он и по отношению к знатнейшим локрийцам, которые, по слухам, ходили к Сципиону жаловаться на причиненные им обиды; и те позорные действия, которые ранее совершены были им по отношению к союзникам под влиянием увлечения корыстью, теперь, в пылу раздражения, он усугубил, следствием чего было бесславие и ненависть не только против него, но и против главнокомандующего.

10. Уже наступало время комиций, как в Рим пришло письмо от консула Публия Лициния, в котором сообщалось, что он и его войско страдают от тяжкой болезни и что невозможно было бы держаться, если бы столь же сильное или даже более тяжкое бедствие не постигло врага; поэтому, ввиду невозможности явиться ему самому для созыва комиций, он, если так угодно отцам, назначит Квинта Цецилия Метелла диктатором для этой цели; войско же Квинта Цецилия в интересах государства следует распустить, так как, ввиду последовавшего уже удаления Ганнибала на зимние квартиры, оно ни на что не нужно и в том лагере свирепствует так страшно болезнь, что никто не останется в живых, если войско не будет своевременно распущено. Отцы предоставили консулу распорядиться этим, как он считает полезным для государства и согласным со своей добросовестностью.

Государство в то время встревожено было новым религиозным сомнением, так как в Сивиллиных книгах, вследствие слишком частых в том году случаев каменного дождя, наведена была справка и найдено следующее пророчество: если в землю италийскую явится с войною иноземный враг, то его можно выгнать из Италии и победить в том случае, если Идейская Матерь[967]967
  … Идейская Матерь… – Идейская Матерь (Великая Идейская мать богов – от названия Иды, горы в Троаде, в северо-восточном углу Анатолийского полуострова) – известна также как Кибела, Диндимена, Великая Фригийская богиня; греки отождествляли ее с Реей, супругой Кроноса, матерью Гестии, Деметры, Геры, Аида и Зевса. Древнейшее анатолийское женское божество. Введение ее культа в Риме было, видимо, связано с ее троянским происхождением, однако оргиастический характер культа Кибелы приходил в противоречие с римскими традиционными добродетелями.


[Закрыть] будет привезена из Пессинунта в Рим. Открытие этого пророчества децемвирами произвело тем большее впечатление на отцов, что и послы, носившие в Дельфы дары, сообщали, что, когда они приносили жертву Аполлону Пифийскому, то все внутренности располагались благоприятным образом, и оракул дал ответ: римскому народу предстоит гораздо бóльшая победа, чем та, с добычи которой они приносят дар. Подтверждение той же надежды видели и в предчувствии Сципиона относительно окончания войны, выразившемся в том, что он требовал себе провинцию Африку. Итак, с целью скорее получить победу, предрекаемую определениями судьбы, предзнаменованиями и оракулами, в Риме обдумывали, каким способом перевезти богиню в Рим.

11. У римского народа не было еще никаких союзных государств в Азии, однако, помня, что и Эскулап некогда призван был для врачевания народа из Греции, хотя она и не была еще соединена никаким договором, и что в то время уже начались дружественные отношения с царем Атталом по поводу общей войны против Филиппа, они полагали, что царь сделает все возможное для римского народа. Поэтому назначено было посольство к нему из следующих лиц: Марка Валерия Левина, бывшего дважды консулом и командовавшего в Греции, Марка Цецилия Метелла, бывшего претором, Сервия Сульпиция Гальбы, бывшего эдилом, двух бывших квесторов – Гнея Тремеллия Флакка и Марка Валерия Фальтона. Им дано было пять пентер, чтобы послы, соответственно с достоинством народа римского, явились в те земли, в которых надо было утвердить мнение о величии римского имени. По пути в Азию послы нигде не останавливались, направились в Дельфы и спросили мнения оракула, какую надежду он предрекает им и римскому народу относительно выполнения того поручения, по которому они выехали из дому. Оракул, говорят, ответил, что они получат желаемое при помощи Аттала; когда же привезут богиню в Рим, то должны позаботиться, чтобы ей оказал гостеприимство лучший муж в Риме. Послы прибыли к царю в Пергам; приняв их ласково, он проводил их в Пессинунт во Фригии, передал им священный камень, именуемый жителями Матерью богов, и приказал везти его в Рим. Вперед был отправлен Луций Валерий Фальтон возвестить, что они везут богиню, что следует отыскать лучшего мужа в государстве, который бы оказал ей гостеприимство с соблюдением всех обрядов.