Текст книги "История Рима от основания Города"

Консул, находясь в земле бруттийцев, назначил диктатором для созыва комиций Квинта Цецилия Метелла; войско его было распущено, начальником конницы назначен Луций Ветурий Филон. Диктатор председательствовал в комициях. Консулами были выбраны Марк Корнелий Цетег, Публий Семпроний Тудитан – последний отсутствовал, так как провинцией его была Греция. Затем в преторы были выбраны Тиберий Клавдий Нерон, Марк Марций Ралла, Луций Скрибоний Либон, Марк Помпоний Матон. Закончив выборы, диктатор сложил должность.

Римские игры были повторены трижды, Плебейские – семь раз. Курульными эдилами были Гней и Луций Корнелии Лентулы. Луций имел провинцией Испанию; отсутствующим он был избран, отсутствующим же исполнял свою должность. Тиберий Клавдий Азелл и Марк Юний Пенн были плебейскими эдилами. В тот год Марк Марцелл освятил у Капенских ворот храм Добродетели на семнадцатый год после того, как отец его дал обет построить его во время битвы при Кластидии, в Галлии. В этом году умер Марк Эмилий Регилл, фламин Марса.

12. В течение последних двух лет дела в Греции были оставлены без внимания. Поэтому Филипп принудил этолийцев, покинутых римлянами, на помощь которых они только и надеялись, просить мира и принять его на угодных ему условиях. Если бы он не принял всевозможных мер, чтобы ускорить заключение его, то был бы уничтожен во время войны с этолийцами проконсулом Публием Семпронием, который был послан заместить Сульпиция с 10 000 пехоты, 1000 всадников и 35 быстроходными кораблями, – силы весьма значительные для помощи союзникам. Едва мир был заключен, как царь получил известие, что римляне прибыли в Диррахий, что среди парфинов и других соседних народов начались волнения в надежде на переворот и что Дималл осажден. Раздраженные тем, что эти народы, вопреки договору, самовольно заключили мир с царем, римляне обратили сюда свои силы, вместо того чтобы помогать этолийцам, к которым они были посланы. Услыхав об этом и желая предупредить какие-нибудь более сильные волнения среди соседних племен и народов, Филипп большими переходами устремился в Аполлонию, куда ушел Семпроний, послав легата Летория с частью войск и 15 кораблями в Этолию ознакомиться с положением дел и, в случае возможности, нарушить мир. Опустошив поля аполлонийцев, Филипп придвинул войска к городу и дал возможность римлянам сразиться; но, увидав, что они остаются спокойными и ограничиваются защитой стен, и недостаточно полагаясь на свои силы, чтобы приступить к штурму города, желая вместе с тем с римлянами так же, как и с этолийцами, заключить мир, если окажется возможным, или хоть перемирие, удалился в свое царство, не разжигая далее озлобления новой битвой.

В то же время, утомленные продолжительной войной эпироты сперва узнали настроение римлян, а затем отправили к Филиппу послов для обсуждения вопроса о заключении общего мира, уверяя, что мир несомненно состоится, если он явится для переговоров с римским вождем Публием Семпронием. Они легко склонили царя прибыть в Эпир, так как и сам он весьма желал этого. В Эпире есть город Фойника. Здесь, переговорив сперва с Аэропом, Дердой и Филиппом, преторами эпирцев, царь затем встретился с Публием Семпронием. При переговорах присутствовал Аминандр, царь афаманов, и другие должностные лица эпирцев и акарнанцев. Сперва речь держал претор Филипп: он просил и царя, и римского полководца покончить войну и тем оказать милость эпирцам. Публий Семпроний предложил условия мира, чтобы парфины и Дималл, Баргулл и Эвгений отошли к римлянам, а Атинтания – к македонянам, если отправленные по этому поводу послы в Рим получат согласие сената. Когда изъявлена была готовность заключить мир на этих условиях, царь приписал к договору Прусию, царя Вифинии, ахейцев, беотийцев, фессалийцев, акарнанцев, эпирцев, римляне же – илионцев, царя Аттала, Плеврата, Набиса, тирана лакедемонян[968]968
  … Набиса, тирана лакедемонян… – Набис – спартанский тиран (207–192 до н. э.), преемник Маханида (и последний спартанский царь из рода Еврипонтидов). Проводил уравнительную политику (см. XXXIV, 3), освобождал многих илотов, преследовал знать, не раз менял союзников за рубежами Спарты. Как заметный деятель своего времени, часто упоминается в последующих книгах.


[Закрыть], элейцев, мессенцев, афинян. Такой текст был составлен и подписан и заключено на два месяца перемирие, пока отправлены будут в Рим послы, чтобы народ утвердил мир на этих условиях. Все трибы изъявили свое согласие, так как, ввиду перенесения войны в Африку, хотели в настоящее время освободиться от всех других войн. По заключении мира Публий Семпроний удалился в Рим, чтобы вступить в отправление обязанностей консула.

13. В консульство Публия Семпрония и Марка Корнелия [204 г.] (то был пятнадцатый год Пунической войны) провинции были распределены так, что Корнелию досталась Этрурия со старым войском, Семпронию – земля бруттийцев с тем, чтобы он набрал новые легионы; Марку Марцию досталась городская претура, Луцию Скрибонию Либону – суд над иноземцами и Галлия, Марку Помпонию Матону – Сицилия, Тиберию Клавдию Нерону – Сардиния. Публию Сципиону была продлена власть на год с тем войском и с тем флотом, который был в его распоряжении, равным образом Публию Лицинию, чтобы он занимал землю бруттийцев с двумя легионами, пока консул будет считать сообразным с интересами государства пребывание его с властью в провинции; продлена была власть и Марку Ливию и Спурию Лукрецию, каждому с двумя легионами, с которыми они защищали Галлию против Магона; Гнею Октавию повелено было, передав Сардинию и легион Тиберию Клавдию, с 40 военными кораблями защищать приморскую страну в пределах, указанных сенатом. Претору Марку Помпонию в Сицилии назначены были два легиона, войско, сражавшееся при Каннах. Пропреторам повелено было занимать: Титу Квинкцию – Тарент, Гаю Гостилию Тубулу – Капую с прежними отрядами. Относительно командования в Испании сделано было предложение к народу о том, каких двух лиц, в звании проконсулов, угодно будет послать в эту провинцию. Все трибы повелели заведовать этими провинциями тем же лицам, которые заведовали ими в предыдущем году, – Луцию Корнелию Лентулу и Луцию Манлию Ацидину, в звании проконсулов. Консулы решили произвести набор и для того, чтобы образовать новые легионы в земле бруттийцев, и для пополнения остальных армий, согласно данному им повелению сената.

14. Хотя Африка открыто не была еще назначена провинцией, так как отцы скрывали это, вероятно, с тем, чтобы карфагеняне не узнали об этом заранее, однако все государство напряженно ожидало, надеясь, что в этот год борьба будет происходить в Африке и что близок конец Пунической войны. Вследствие этого умы предались суеверию, и обнаружилась склонность рассказывать о чудесных знамениях и верить им; тем больше распространялось таких слухов: видели два солнца, ночью вдруг стало светло, хвост кометы протянулся от востока до запада; в Таррацине молния ударила в ворота, а в Анагнии в ворота и в стену – в нескольких местах; в храме Юноны Спасительницы в Ланувии раздался шум и ужасный треск. Для предотвращения этих чудесных знамений назначено было на один день молебствие, а по случаю каменного дождя – девятидневное жертвоприношение.

Присоединилось сюда обсуждение вопроса о встрече Идейской Матери, о скором прибытии которой в Италии возвестил посланный вперед Марк Валерий, один из послов, а сверх того, было и новое известие, что она уже в Таррацине. Сенат занят был решением весьма важного вопроса, кто лучший муж в государстве; каждый, конечно, пожелал бы себе скорее истинной победы в этом случае, чем какой-нибудь власти или почетной должности, будет ли она вручена ему волей патрициев или плебеев. Лучшим из благонамеренных мужей во всем государстве признан был Публий Сципион, сын Гнея, того, который пал в Испании, юноша, не занимавший еще должности квестора. Хотя я охотно передал бы потомству свидетельство ближайших к тем временам писателей относительно того, какие добродетели вызвали такое суждение, но не стану высказывать здесь своего мнения, выставляя догадки о деле, затемненном древностью.

Публию Корнелию приказано было отправиться со всеми матронами в Остию навстречу богине, принять ее с корабля и, снеся на землю, передать матронам. Когда корабль приплыл к устью реки Тибр, Сципион, согласно приказанию, выплыл на судне в открытое море, принял богиню от жрецов и вынес ее на землю. Приняли ее знатнейшие матроны государства, среди которых примечательно имя одной только Клавдии Квинты; говорят, что прежде репутация ее была сомнительна, но после этого священного служения целомудрие ее стало славно среди потомства. Сменяя постепенно одна другую, матроны принесли богиню на руках в храм Победы, находящейся на Палатине; все граждане высыпали навстречу, перед дверями домов, мимо которых несли богиню, поставлены были кадильницы и зажжен фимиам; все молились, чтобы она охотно и милостиво вступила в город Рим. Это было накануне апрельских нон[969]969
  …накануне апрельских нон… – Т. е. 4 апреля. Это общепринятая дата. Но ряд издателей (в том числе Вайсенборн и Мюллер) вносят соответствующую конъектуру в текст Тита Ливия: «накануне апрельских ид» (т. е. 12 апреля).


[Закрыть], и этот день стал праздником. Народ принес богине много даров, были устроены лектистернии и игры, названные Мегалесийскими[970]970
  …игры, названные Мегалесийскими. – Мегалесийские (от греч. прозвания богини Megale – «Великая») игры, по Титу Ливию, впервые справлялись в 194 году до н. э. курульными эдилами (XXXIV, 54, 3). Однако, рассказывая о справленных консулом Сципионом Назикой десятидневных играх, приуроченных к освящению храма Великой Матери, Ливий, ссылаясь на Валерия Антиата, вновь говорит о них как об устроенных впервые (XXXVI, 36). Мегалесийские игры включали в себя сценические представления, цирковые и другие зрелища. В первый день игр процессия проходила по улицам Рима. Праздник Мегалесий продолжался с 4 по 12 апреля.


[Закрыть].

15. Когда шла речь о пополнении легионов, находившихся в провинциях, некоторые сенаторы, между прочим, упомянули о том, что пора, освободившись, наконец, по милости богов от страха, перестать далее выносить то, что поневоле переносили, ввиду сомнительных обстоятельств. При напряженном ожидании отцов, они заявили, что двенадцать латинских колоний, отказавшихся в консульство Квинта Фабия и Квинта Фульвия выставить воинов[971]971
  …отказавшихся в консульство Квинта Фабия и Квинта Фульвия выставить воинов… – В 209 году до н. э. См. XXVII, 9.


[Закрыть], уже почти шестой год свободны от службы, точно ради почета и за услуги, между тем как добрые и послушные союзники, за верность и повиновение римскому народу, истощены беспрерывными наборами в течение всех лет.

При этих словах в отцах в такой же степени возбужден был гнев, как освежилось воспоминание об этом, почти уже забытом, обстоятельстве. Поэтому, не допуская предварительно никакого другого доклада со стороны консулов, сенаторы постановили, чтобы они вытребовали в Рим начальников и по десять знатнейших граждан из Непета, Сутрия, Ардеи, Кал, Альбы, Карсиол, Соры, Свессы, Сетии, Цирцей, Нарнии, Интерамны – это все были провинившиеся колонии; им они должны приказать выставить двойное число пехоты против того, которое, как наибольшее, каждая из этих колоний представила народу римскому со времени нахождения врагов в Италии, и по 120 всадников; если которая не может набрать этого числа всадников, то позволяется вместо одного всадника выставить 8 пехотинцев; в пехоту и конницу должны быть выбраны самые состоятельные люди и посланы во все места вне Италии, где нужны подкрепления. Если кто из них станет отказываться, то решено задержать начальников и послов той колонии и не давать им аудиенции у сената, хотя бы они того требовали, прежде чем они не исполнят приказания. Сверх того, на эти колонии должна быть наложена и ежегодно взыскиваема подать из расчета один асс с каждой тысячи, и ценз в этих колониях должен производиться на основаниях, указанных римскими цензорами; а указания должны быть даны те же, какие существуют для римского народа, и цензоры колонии, до сложения своей должности, обязаны представить списки в Рим, дав клятву, что они составлены правильно.

На основании этого сенатского постановления в Рим были вызваны начальники и знатнейшие граждане этих колоний, и, когда консулы приказали им выставить воинов и представить жалованье, они один за другим начали всячески отказываться и утверждали, что такого количества воинов выставить невозможно; они едва наберут, если даже потребовано будет нормальное число, согласно условию; они просят и умоляют, нельзя ли им обратиться к сенату и ходатайствовать об облегчении. Они не сделали ничего, чем бы заслужили гибель; но уж если им и должно погибнуть, то ни их грех, ни гнев римского народа не могут сделать того, чтобы они выставили больше воинов, чем у них есть. Консулы настойчиво требуют, чтобы послы остались в Риме, а начальники отправились домой производить набор: если в Рим не будет представлено приказанное количество воинов, то никто не даст им аудиенции у сената. Когда таким образом отнята была надежда обратиться к сенату и просить об облегчении, в двенадцати колониях без труда был произведен набор, так как за время продолжительной свободы от службы число молодежи увеличилось.

16. Другой вопрос, остававшийся вследствие почти столь же продолжительного молчания без внимания, возбужден был Марком Валерием Левином, который заявил, что пора наконец возвратить частным лицам деньги, внесенные в консульство его и Марка Клавдия[972]972
  …в консульство его и Марка Клавдия… – В 210 году до н. э. См. XXVI, 36.


[Закрыть]; и никто не должен удивляться, что он проявляет особенную заботливость, хотя обязательство касается всего государства: ведь это дело имеет некоторое отношение к консулу того года, когда сделан был взнос денег, а сверх того еще именно он предложил эту форму взноса, ввиду истощения казны и невозможности для плебеев уплачивать налог. Напоминание об этом было приятно отцам, и, приказав консулам сделать доклад, они постановили, чтобы эти деньги уплачены были тремя взносами: первый должны произвести консулы настоящего года, два остальных – консулы третьего и пятого годов.

Затем все другие заботы превзошла одна, после того как, с прибытием послов, все были осведомлены об оскорблении локрийцев, бывшем доселе неизвестным. Раздражение в гражданах вызывала не столько преступность Племиния, сколько пристрастие или небрежность Сципиона. Десять послов локрийцев, покрытые грязью и пылью, простирая, по греческому обычаю умоляющих, к сидящим в Комиции консулам повязки и оливковые ветки, пали пред трибуналом на землю со слезными воплями. На вопрос консулов они заявили: от легата Квинта Племиния и римских воинов они претерпели такие истязания, претерпеть которые римский народ не пожелал бы даже карфагенянам; они просят дать им возможность обратиться к сенату и пожаловаться на свои бедствия.

17. Когда им дана была аудиенция у сената, то старейший из них говорил так: «Я знаю, сенаторы, что для оценки вами наших жалоб весьма важно точно осведомить вас и о том, как Локры были переданы Ганнибалу, и о том, как, по изгнании пунийского гарнизона, вернулись они под вашу власть; ведь если отпадение совершилось вовсе не в силу общественного решения, а возвращение под вашу власть произошло, очевидно, не только согласно нашему желанию, но и при содействии нашей доблести, то вы тем более должны негодовать, что ваш легат и воины наносят такие незаслуженные обиды добрым и верным союзникам. Но я полагаю, что дело о том и другом нашем отпадении следует отложить до другого времени по двум соображениям: во-первых, чтобы вопрос этот рассматривался в присутствии Публия Сципиона, который вернул Локры и был свидетелем всех наших правильных и неправильных действий; во-вторых, каковы бы мы ни были, но мы не должны были подвергаться тому, чему мы подверглись.

Мы не можем скрыть, сенаторы, что, когда пунийский гарнизон был в нашей крепости, мы терпели много позорных и незаслуженных притеснений со стороны начальника отряда Гамилькара и со стороны нумидийцев и африканцев. Но что все это в сравнении с тем, чему мы подвергаемся теперь? Прошу вас, сенаторы, выслушать снисходительно то, что я скажу против воли: весь род человеческий находится в настоящее время в напряженном ожидании, увидит ли он вас или карфагенян повелителями вселенной. Если о власти римской и пунийской следует судить на основании того, что мы, локрийцы, перенесли от карфагенян или что переносим именно теперь от вашего гарнизона, то всякий предпочтет для себя господство тех, а не ваше. И однако смотрите, каково настроение локрийцев по отношению к вам: претерпевая от карфагенян гораздо меньшие несправедливости, мы прибегли к вашему главнокомандующему; перенося от вашего гарнизона действия более чем враждебные, мы принесли свои жалобы не куда-нибудь в другое место, а к вам. Или вы, сенаторы, обратите внимание на наше угнетенное положение, или нам не помогут мольбы даже к бессмертным богам.

Легат Квинт Племиний послан был с гарнизоном отнять у карфагенян Локры и оставлен там с тем же гарнизоном. В этом вашем легате – крайне бедственное положение дает смелость говорить свободно – нет ничего человеческого, сенаторы, кроме внешнего облика, и ничего, свойственного римскому гражданину, кроме наружности, одежды и латинской речи; это – приносящее гибель неукротимое чудовище, которое некогда, по мифическим рассказам, занимало отделяющий нас от Сицилии пролив и губило моряков[973]973
  …это – приносящее гибель неукротимое чудовище, которое некогда, по мифическим рассказам, занимало отделяющий нас от Сицилии пролив и губило моряков. – Под «чудовищем» понимаются Сцилла и Харибда. – Примеч. ред.


[Закрыть]. И если бы он довольствовался тем, чтобы один только сам проявлял свою преступность, сластолюбие и алчность по отношению к вашим союзникам, то мы все же, при нашем терпении, наполнили бы эту, хотя и глубокую, пучину; а теперь всех центурионов и воинов ваших он обратил в Племиниев – до такой степени ему хотелось сделать общими качествами своеволие и бесчестность: все похищают, грабят, бьют, ранят, убивают, бесчестят матрон, девушек, благородных мальчиков, вырывая их из обятий родителей; ежедневно наш город берут, ежедневно разграбляют; день и ночь все повсюду оглашается плачем похищаемых и уносимых жен и детей. Кто знает, тот подивится, как это или у нас хватает терпения, или совершающие такие великие несправедливости не пресытились еще ими. Я не могу перечислить и вам не стоит выслушивать все отдельные бедствия, которые мы вынесли; я изложу все в общих чертах. Я утверждаю, что в Локрах нет ни одного дома, нет ни одного человека, который бы не подвергся обиде; не остается ни одного рода преступности, сластолюбия, алчности, не примененного к какому-нибудь лицу, которое могло бы подвергнуться ему. Едва ли можно сообразить, какое бедствие государства более ужасно, то ли, когда враги взяли город во время войны, то ли, когда преступный тиран угнетает его силой оружия. Все, чему подвергаются города по взятии их, мы претерпели и именно теперь претерпеваем, сенаторы; все злодеяния, которые совершают самые жестокие и гнусные тираны над угнетенными гражданами, совершил Племиний над нами, над нашими детьми и женами.

18. Но есть одно обстоятельство, относительно которого побуждает нас особенно жаловаться – враждебное религиозное чувство, и вместе с тем мы желали бы, сенаторы, чтобы вы выслушали его и освободили свое государство, если вам это будет угодно, от греха. Мы ведь видели, с какой торжественностью вы не только почитаете своих богов, но и принимаете иноземных. Есть у нас капище Прозерпины, о святости которого, вероятно, дошла до вас какая-нибудь молва во время войны с Пирром; плывя на обратном пути из Сицилии мимо Локр, он среди прочих гнусных злодеяний, совершенных над нашим государством за нашу верность вам, ограбил и сокровищницу Прозерпины, неприкосновенную до того дня; и таким образом, сложив деньги на корабли, сам отправился сухим путем. Что же случилось, сенаторы? Ужаснейшая буря разбила на следующий день флот, и все корабли, на которых находились священные деньги, были выброшены на наши берега. Убежденный наконец этим страшным бедствием, что существуют боги, надменнейший царь приказал собрать все эти деньги и принести их обратно в сокровищницу Прозерпины. Тем не менее после того ничто ему не удавалось, и изгнанный из Италии, он неосторожно вступил ночью в Аргос и погиб бесславной и позорной смертью. Хотя ваш легат и военные трибуны слыхали рассказ об этом случае и тысяче других, которые были передаваемы не с целью увеличить почтение к богине, но потому, что мы и наши предки часто узнавали о них благодаря непосредственной силе богини, – тем не менее они дерзнули простереть свои святотатственные руки к тем неприкосновенным сокровищам и осквернить этой безбожной добычей самих себя, свои жилища и ваших воинов. Поэтому заклинаю вас, сенаторы, вами и вашей добросовестностью, не предпринимайте ничего ни в Италии, ни в Африке, прежде чем искупите их злодеяние, чтобы совершенный ими грех не пришлось смыть не только их кровью, но и бедствием государства.

Впрочем, сенаторы, даже теперь гнев богини поражает и вождей, и воинов ваших; уже несколько раз они сражались друг с другом в правильном бою; вождем одной партии был Племиний, другой – два военных трибуна. Борьбу между собой они вели не с меньшим ожесточением, чем с карфагенянами; и своим безумием они дали бы Ганнибалу возможность снова овладеть Локрами, если бы не прибыл призванный нами Сципион. Но, клянусь Геркулесом, мне возразят: исступление преследует оскверненных святотатством воинов, а в наказание самих вождей гнев богини еще не проявился. Напротив, тут-то он и выразился особенно явственно: легат приказал высечь розгами трибунов; затем сам был захвачен при помощи коварства трибунов и был брошен полуживым, после того как, помимо прочих телесных истязаний, у него были отрезаны нос и уши; далее, оправившись от ран, легат приказал заключить военных трибунов в оковы, высечь розгами, подвергнуть всякого рода рабским истязаниям и умертвить, а после убиения запретил их хоронить. Так наказала уже богиня ограбивших ее храм и только тогда перестанет преследовать их всякого рода ужасами, когда священные деньги будут положены назад в сокровищницу. Некогда[974]974
  Некогда… – В VI веке до н. э.


[Закрыть] наши предки во время жестокой борьбы с Кротоном решили перенести эти деньги в город, так как храм находился вне города. Ночью из капища послышался голос, повелевавший не трогать ничего: богиня-де защитит свой храм. Так как религиозный страх не позволял перенести оттуда сокровища, то решили окружить храм стеною; и она была введена уже довольно высоко, как вдруг обрушилась.

Но и теперь, и неоднократно в других случаях богиня или защищала свое местопребывание и свой храм, или подвергала тяжкому наказанию оскорбителей; за наши же обиды не может, и мы не хотим, чтобы мог, отомстить кто-нибудь, кроме вас, сенаторы; к вам и к вашей добросовестности мы прибегаем с мольбою. Для нас совершенно безразлично, оставите ли вы Локры под властью этого легата, под охраной этого гарнизона или предадите на казнь разгневанному Ганнибалу и пунийцам. Мы не требуем, чтобы вы сразу поверили нам, нашим жалобам на отсутствующего, не разобрав дела; пусть он явится, пусть сам лично слышит наши обвинения, пусть опровергает их сам. Если он не совершил над ними какого-нибудь злодеяния, какое может совершить человек над человеком, то мы согласны вторично подвергнуться всем тем же бедствиям, если только мы в состоянии вынести их, и пусть сам он будет свободен от всякой вины перед богами и перед людьми».

19. Высказавшись таким образом, на вопрос Квинта Фабия, изложили ли они эти жалобы Публию Сципиону, послы ответили, что к нему отправлено было посольство, но он был занят приготовлениями к войне: он или уже переправился в Африку, или переправится на днях; и они узнали, каким большим расположением легат пользуется у главнокомандующего, так как, разобрав дело между ним и трибунами, трибунов он приказал заключить в оковы, а легата, виновного в той же мере, или даже в большей, оставил на месте.

Послам приказано было удалиться из храма, и знатнейшие члены сената стали нападать в своих речах не только на Племиния, но и на Сципиона. Прежде всех Квинт Фабий стал доказывать, что он рожден для уничтожения военной дисциплины; так и в Испании чуть ли не больше потерь произошло вследствие военного бунта, чем вследствие войны; по иноземному и царскому обычаю он то потворствует своеволию воинов, то свирепо расправляется с ними. К своей суровой речи он присоединит столь же суровое мнение: легат Племиний должен быть в оковах доставлен в Рим; оставаясь заключенным, он должен держать ответ, и если жалобы локрийцев справедливы, то его следует казнить в тюрьме, а имущество его обратить в казну; Публия Сципиона следует отозвать, так как он без разрешения сената ушел из провинции, и вступить в переговоры с народными трибунами, чтобы они вошли к народу с предложением о лишении его власти; локрийцам сенат должен ответить, что обиды, на нанесение которых они жалуются, причинены им против желания сената и народа римского; их следует признать благонамеренными мужами, союзниками и друзьями, вернуть им детей, жен и все, что у них отнято; деньги, похищенные из сокровищницы Прозерпины, следует собрать и, вернув в сокровищницу двойную сумму, совершить умилостивительное жертвоприношение с тем, чтобы предварительно сделан был доклад коллегии понтификов, какие очистительные жертвы, каким богам и какими животными должны быть принесены по случаю того, что священное сокровище было сдвинуто с места и осквернено; все воины, бывшие в Локрах, должны быть переведены в Сицилию; на защиту Локр следует привести четыре когорты союзников латинского племени.

Опрос мнений не мог быть закончен в тот день вследствие партийного увлечения, выразившегося в защите и нападках на Сципиона. Кроме преступления Племиния и бедствия локрийцев, говорили и о внешности самого главнокомандующего, не только не римской, но и не военной; в греческом плаще и в сандалиях он гуляет по гимнасию[975]975
  …гуляет по гимнасию… – Гимнасий – помещение с открытым двором для физических упражнений. – Примеч. ред.


[Закрыть], занимается книжками и гимнастическими упражнениями; вся свита наслаждается приятностью жизни в Сиракузах, проводя время среди такой же бездеятельности и изнеженности; о Карфагене и Ганнибале забыли; все войско заражено своеволием, какое было в Испании под Сукроном, какое теперь в Локрах, и вызывает страх не столько у врагов, сколько у союзников.

20. Хотя эти упреки были частью справедливы, частью наполовину справедливы и потому правдоподобны, тем не менее верх одержало мнение Квинта Метелла, который, согласившись во всем с Максимом, иначе думал о деле Сципиона. Разве прилично того человека, которого так недавно, несмотря на его крайнюю молодость, государство избрало вождем для возвращения Испании, а по отнятии Испании у врагов выбрало консулом для окончания Пунической войны, назначая его в надежде, что он покорит Африку, отвлечет Ганнибала из Италии, – вдруг, точно Квинта Племиния, не разобрав дела, почти осужденного отзывать из провинции? Тогда как все те преступные деяния, на которые жалуются локрийцы, совершились, по их словам, даже в отсутствие Сципиона, и его можно упрекать только в терпимости и застенчивости, в силу которых он помиловал легата. Он полагает, что претору Марку Помпонию, которому по жребию досталась Сицилия, следует в течение ближайших трех дней отправиться в свою провинцию; консулы должны выбрать из числа членов сената десять легатов, по собственному желанию, и послать их с претором, а также двух народных трибунов и эдила; с этим советом пусть претор произведет расследование; если то, на что жалуются локрийцы, произошло по приказанию или с согласия Публия Сципиона, то пусть они прикажут ему удалиться из провинции; если Публий Сципион уже переправился в Африку, то пусть народные трибуны и эдил с двумя легатами, которых претор признает наиболее подходящими, отправятся в Африку: трибуны и эдил, чтобы привезти оттуда Сципиона, а легаты, чтобы принять команду над войском до прибытия к нему нового главнокомандующего. Если же Марк Помпоний и десять легатов найдут, что все это произошло без приказания и согласия Публия Сципиона, то пусть Сципион остается при своем войске и ведет войну, как предположил.

Когда состоялось это сенатское постановление, вошли в переговоры с народными трибунами, чтобы они или путем соглашения, или бросив между собою жребий, выбрали двух^: для поездки с претором и легатами. Коллегии понтификов сделан был доклад, какие умилостивительные жертвы нужны по поводу прикосновения, осквернения и вынесения из храма Прозерпины в Локрах ее сокровищ. С претором и десятью легатами отправились народные трибуны Марк Клавдий Марцелл и Марк Цинций Алимент. Плебейский эдил дан был для того, чтобы трибуны приказали ему схватить Сципиона, в случае если он не послушается претора в Сицилии или если он уже переправился в Африку, и таким образом могли привезти его назад по праву неприкосновенной власти. Намечено было отправиться сперва в Локры, а потом уже в Мессану.

21. Впрочем, касательно Племиния существует двоякое известие: одни говорят, что, услыхав о случившемся в Риме, он направился в изгнание в Неаполь, но наткнулся случайно на одного из легатов Квинта Метелла и насильно был приведен им в Регий; другие говорят, что сам Сципион отправил легата с тридцатью знатнейшими всадниками заключить в оковы Племиния и вместе с ним зачинщиков мятежа. Все они – раньше ли, по приказанию Сципиона, или тогда, по приказанию претора – были отданы под стражу регинцам.

Претор и легаты, отправившись в Локры, прежде всего, согласно данному им поручению, озаботились делом религиозным: все священные деньги, бывшие и у Племиния, и у воинов, они собрали и вместе с теми, которые привезли с собой, вложили в сокровищницу и совершили очистительное жертвоприношение. Затем, пригласив воинов на сходку, претор приказал вынести знамена за город и разбить лагерь на поле, издав строгий эдикт, чтобы ни один воин не оставался в городе и не выносил с собой того, что не принадлежит ему; локрийцам-де он разрешает брать то, что каждый из них признает своим, а чего не найдет, о возвращении того пусть заявит требование; прежде всего свободных людей без замедления повелено возвратить локрийцам; тяжкое наказание постигнет того, кто не возвратит. Затем претор созвал локрийцев на сходку и заявил, что римский народ и сенат возвращает им свободу и их законы; если кто желает обвинять Племиния или кого другого, то пусть идет за ним в Регий; если же они от лица общины хотят принести жалобу на Публия Сципиона, именно – что преступные действия, допущенные в Локрах по отношению к богам и людям, совершены по приказанию и с ведома Публия Сципиона, то пусть отправят послов в Мессану: там он расследует дело вместе со своим советом. Локрийцы благодарили претора и легатов, сенат и римский народ; обвинять Племиния они явятся; что же касается Сципиона, то хотя он и мало обратил внимания на причиненные их общине обиды, однако он такой человек, которого они предпочитают иметь другом, чем недругом; они наверно знают, что столько таких ужасных злодеяний совершено без приказания и без согласия Публия Сципиона; но он или поверил слишком много Племинию, или слишком мало им, или от природы некоторые люди таковы, что скорее не хотят грешить сами, чем имеют достаточно мужества карать за проступки.

Претор и совет были освобождены от тяжкого бремени расследовать дело о Сципионе; Племиния и вместе с ним до тридцати двух человек они осудили и послали в оковах в Рим; сами же отправились к Сципиону, чтобы лично ознакомиться и с тем, что говорили повсюду о внешности и бездеятельности главнокомандующего и о распущенности военной дисциплины, и рассказать о том в Риме.

22. Когда они были на пути в Сиракузы, Сципион приготовил для оправдания себя не слова, а дела. Он приказал собраться туда всему войску и флоту снарядиться, как будто бы в тот день предстояло сразиться с карфагенянами на суше и на море. В день прибытия Сципион предупредительно принял послов, как гостей, а на следующий день показал им учения сухопутного войска, а флот исполнил в гавани подобие морской битвы. Затем претора и легатов повели по арсеналам, амбарам и для осмотра прочих приготовлений к войне; каждая вещь в отдельности и все вместе вызвало великое удивление, и посланные пришли к твердому убеждению: карфагенский народ может победить или этот вождь с этой армией, или никто; и они приказали Сципиону, с помощью богов, переправиться и возможно скорее осуществить для римского народа надежду, возникшую в тот день, когда все центурии провозгласили его первым консулом; и в таком радостном настроении отправились они оттуда в Рим, точно им предстояло возвестить о победе, а не о великолепных приготовлениях к войне.