Текст книги "История Рима от основания Города"

Книга XLIV

Прибытие в Грецию должностных лиц в 585 году от основания Рима [169 г. до н. э.] и решение идти в Македонию; меры Персея для защиты страны (1–2). Встреча консульского войска с Персеем (3). Римляне пробились через горы, занятые македонянами (4–5). Напуганный Персей оставил беззащитными все проходы в Македонию (6). Консул взял несколько македонских городов и остановился у Филы (7–8). Взятие римлянами Гераклея (9). Жестокость Персея; движение римлян по македонскому берегу (10). Осада Кассандрии (11–12). Марк Попилий безуспешно осаждал Мелибею; не взята и Деметриада; отъезд Евмена (13). Послы из Галлии и Памфилии в Риме; послы Прусия и родосцев желают помирить римлян и Персея (14–15). Донесение консула Марция о действиях в Македонии; деятельность цензоров (16). Выборы на 586 год от основания Рима [168 г. до н. э.]; распределение провинций (17). Эмилий требует точных сведений о положении в Македонии; чудесные знамения (18). Посольство из Египта (19). Донесение римских послов о положении в Македонии (20). Распоряжение сената о войсках (21). Отъезд Эмилия (22). Союз Персея с Гентием; соединенное посольство от них на Родос (23). Послы Персея у Евмена и Антиоха (24). Настроение Евмена; жадность Персея (25–27). Действия македонского флота (28). Столкновение римских и македонских кораблей; ответ родосцев царским послам (29). Действия Гентия; римляне идут против него (30). Скодра взята, Гентий сдался римлянам и послан в Рим; распоряжения Персея (31–32). Распоряжения консула Эмилия (33–34). Родосское посольство в римском лагере; план Эмилия; битва с македонскими аванпостами (35). Осторожность Эмилия; лунное затмение (36–37). Речь консула перед битвой (38–39). Завязывается битва (40). Победа римлян (41–42). Бегство Персея (43). Удаление фракийцев из Амфиполя (44). Македония покоряется римлянам; Персей бежал и из Амфиполя (45). Римляне у Пеллы (46).

1. В начале весны, последовавшей за зимой, в которую произошли вышеописанные события, консул Квинт Марций Филипп отправился из Рима с 5000 воинов – столько он намерен был взять с собою для пополнения легионов – и прибыл в Брундизий. Бывший консул Марк Попилий и другие юноши, такого же знатного происхождения, последовали за консулом в качестве военных трибунов для македонских легионов. В это же время прибыл в Брундизий и претор Гай Марций Фигул, на долю которого досталось командование флотом; двинувшись вместе из Италии, они на другой день достигли острова Коркиры, а на третий – Актия, гавани Акарнании. Отсюда консул, высадившись у Амбракии, сухим путем направился в Фессалию, а претор, обогнув мыс Левкату, прибыл в Коринфский залив и, оставив корабли в Креусе, также сухим путем через Беотию – что составляет однодневный путь, если идти налегке, – поспешил к флоту в Халкиду.

В то время Авл Гостилий стоял лагерем в Фессалии, около Палефарсала; не совершив ни одного, стоящего упоминания военного подвига, он отучил воинов от разнузданного своеволия, приучил их соблюдать военную дисциплину, во всем добросовестно обращался с союзниками и защищал их от всякого рода несправедливостей. Узнав о прибытии преемника, он произвел тщательный осмотр оружия, воинов и коней и выступил навстречу консулу с войском в полном вооружении. Первая их встреча вполне соответствовала достоинству как лично каждого из них, так и вообще народа римского. В дальнейшем ведении войны проконсул, оставаясь при войске, помогал консулу советом.

Спустя несколько дней консул держал речь перед воинами. Начав с убийства, которое Персей совершил над братом и замышлял против своего отца, консул упомянул об отравлениях и убийствах, совершенных им по достижении царской власти путем преступления, о возмутительном разбойничьем покушении на жизнь Евмена, о несправедливостях по отношению к римскому народу, о разграблении, вопреки договору, союзных с Римом городов. Насколько все эти действия Персея ненавистны даже богам, он поймет по результатам своих предприятий; ведь боги покровительствуют только благочестию и верности, благодаря которым римский народ достиг такого величия. Затем консул сравнил силы римского народа, власть которого уже простирается на всю вселенную, с силами Македонии, а также сопоставил и войска того и другого народа. Насколько более значительные силы Филиппа и Антиоха сокрушены силами римлян, не превышающими настоящие войска их?

2. Воспламенив такою речью мужество воинов, консул начал совещаться об общем плане предстоящих военных действий. Туда же, приняв командование флотом, прибыл из Халкиды и претор Гай Марций. Решено было не терять дальше понапрасну времени, оставаясь в Фессалии, но тотчас же двинуться вперед и направиться в Македонию; а претор должен позаботиться о том, чтобы в то же самое время и флот угрожал неприятельским берегам. Отпустив претора, консул приказал воинам взять с собою продовольствие на один месяц и на десятый день после принятия команды над войском двинулся в поход; совершив однодневный переход, он созвал проводников и приказал им в совете же сообщить, по какому пути каждый из них намерен вести войско; затем, удалив проводников, он сделал доклад в совете и спросил его, какой дороге он отдает предпочтение. Одним желателен был путь через Пифей, другим – через Камбунийские горы, где консул Гостилий в прошлом году провел свое войско, третьим – мимо Аскуридского озера. Оставалась еще значительная часть пути, где шла одна дорога; поэтому обсуждение этого вопроса отложено было до того времени, когда расположатся лагерем у разветвления дорог. Затем консул повел войско в Перребию и между Азором и Долихом имел остановку, чтобы снова посоветоваться, какое избрать направление.

В то же время Персей, заслышав о приближении неприятеля, но не зная, по какому пути он двинется, решил занять все ущелья вооруженными отрядами. На хребет Камбунийских гор, называемых у них Волустанскими, он отправил под начальством Асклепиодота 10 000 легковооруженных юношей; Гиппий с отрядом в 12 000 македонян получил приказание занять ущелье около укрепления над Аскуридским болотом – это место носит название Лапатунт. Сам Персей с остальным войском сначала стоял лагерем около Дия; затем, как бы растерявшись и не зная, на что решиться, он быстро переходил со своей легковооруженной конницей от Дия по морскому берегу то в Гераклей[1231]1231
  …в Гераклей… – Гераклей – город чуть севернее Филы.


[Закрыть], то в Филу и оттуда по той же дороге возвращался в Дий.

3. Между тем консул остановился на мысли вести войско тем ущельем, где, как мы сказали выше, возле Оттолоба находился лагерь царя. Однако он решил послать вперед 4000 воинов занять предварительно наиболее выгодные позиции; начальниками этого отряда назначены были Марк Клавдий и Квинт Марций, сын консула. Немедленно следовало за ними и все войско. Но дорога была до такой степени крута, обрывиста и неровна, что высланный вперед отряд легковооруженных воинов, с трудом пройдя в два дня пятнадцать тысяч шагов, расположился лагерем на отдых; занятое им место называется Диер. Пройдя на следующий день еще семь миль и заняв возвышенность невдалеке от неприятельского лагеря, они отправили к консулу вестника сказать, что достигли неприятеля и расположились в месте, безопасном и удобном во всех отношениях; пусть консул как можно скорее спешит к ним. В то время когда консул был озабочен трудностью пути, по которому шел, и опасался за участь немногих лиц, посланных им вперед между неприятельскими постами, у Аскуридского болота его встретил вестник. Вследствие этого у консула прибавилось уверенности в своих силах, и, соединив войска, он приблизил лагерь к занимаемому отрядом легковооруженных холму, где местоположение представляло наиболее удобств. Глазам римлян представлялся не только неприятельский лагерь, отстоявший несколько более чем на тысячу шагов, но и вся местность, прилегающая к городам Дию и Филе, а также и берег моря, благодаря открывавшемуся на далекое пространство виду в даль с такой высокой горной вершины. Это обстоятельство воодушевило воинов, особенно когда они увидели так близко всю силу, которая должна была решить войну, все войско царя и неприятельскую страну. Поэтому, когда воины, воодушевившись, стали просить консула немедленно вести их к неприятельскому лагерю, он дал им один день на отдых, так как они были утомлены трудностью пути. На третий день консул, оставив часть войска для охраны лагеря, двинулся против неприятеля.

4. Персей незадолго перед тем послал Гиппия для защиты прохода; последний, заметив на холме римский лагерь, подготовил своих воинов к предстоящей битве и вышел навстречу наступавшему отряду консула. И римляне вышли на битву налегке, и у неприятелей войско состояло из легковооруженных, что было особенно удобно для начала борьбы. Поэтому и римляне, и неприятели немедленно после встречи начали бросать друг в друга стрелы. Вследствие этого беспорядочного нападения та и другая сторона потерпели и нанесли много ран, но убитых было немного. Раздраженные этой стычкой, противники на следующий день выступили в большем количестве и с бóльшим ожесточением, и произошло бы решительное сражение, если бы было достаточно места для того, чтобы развернуть строй, но на вершине горы, клинообразно суживающейся кверху, спереди едва было достаточно места для помещения трех рядов войска. Поэтому не многие принимали участие в сражении, остальная масса воинов, особенно тяжеловооруженные, оставались зрителями битвы. Легковооруженные имели еще возможность забегать вперед по извилинам горного хребта и на флангах, в удобной или неудобной местности, и завязывать битву с легковооруженными неприятелями. В этот день было больше раненых, чем убитых. Ночь прекратила сражение.

На третий день римский главнокомандующий не знал, что делать: нельзя было ни оставаться на бесплодной горной вершине, ни отступить без позора для себя и далее без опасности, в том случае если при его отступлении с возвышенностей станет теснить его неприятель. Ничего другого не оставалось, как только исправить отважную попытку упорной смелостью, которая иногда в результате оказывается благоразумной. По крайней мере, римляне зашли так далеко, что если бы консул имел врага, подобного древним македонским царям, то мог бы понести большое поражение. Но Персей, разъезжая со своими всадниками по морскому берегу около Дия и слыша почти за двенадцать миль крик и шум сражающихся, не увеличивал, однако, своего войска, посылая на место утомленных боем свежих воинов, и сам не принимал участия в битве, что было весьма важно. Между тем римский главнокомандующий, имея более шестидесяти лет от роду и будучи очень тучным, сам усердно исполнял все обязанности военной службы. Доблестно выдержал он до конца свое решительное предприятие: оставив Попилия охранять вершину горы, он, с целью пройти через недоступные местности, послал вперед людей очистить путь, а Атталу и Мисагену с их вспомогательным войском из их соотечественников приказал служить прикрытием для тех, которые открывали путь через горное ущелье; сам же, имея впереди себя конницу и обоз, со своими легионами замыкал шествие.

5. Невероятного труда стоило римлянам спуститься с гор: падал вьючный скот и поклажа. Едва прошли они четыре тысячи шагов, как стали мечтать возвратиться, если бы только это было возможно, той же дорогой, по которой они пришли сюда. Слоны производили почти такое же смятение в отряде, какое бывает при приближении неприятелей: лишь только они достигли непроходимых мест, как, сбросив погонщиков, своим пронзительным криком стали наводить величайший ужас, особенно на лошадей, пока не нашли способа переправить их. Определив уклон крутизны, внизу ее вбивали в землю два толстых бревна на расстоянии одно от другого немного более ширины животного; на эти бревна укладывали поперечные брусья, по тридцать футов длиной, сверху насыпали земли, и таким образом получался мост. Затем внизу на небольшом расстоянии устраивался другой подобный же мост, затем третий и так далее по порядку в тех местах, где были обрывистые скалы. По твердой земле шел слон на мост; прежде чем он доходил до конца моста, столбы подрубались, мост рушился и заставлял слона постепенно скатываться вплоть до того места, где начинался второй мост. Одни слоны спускались стоя, а другие скатывались, присев на задние ноги. Всякий раз, как слоны вступали на поверхность следующего моста, они снова, при помощи такого же разрушения нижней части моста, скатывались вниз, пока не достигали более ровной местности.

В этот день римляне прошли немного более семи миль; наименьшее пространство они прошли на ногах; по большей части они скатывались вниз вместе с оружием и другими тяжестями и только со всевозможными затруднениями двигались вперед, так что даже предводитель и виновник настоящего пути не скрывал, что с небольшим отрядом неприятелю можно было бы истребить все римское войско. Ночью пришли к небольшой равнине; едва добравшись наконец сверх ожидания до места, на котором можно было твердо стоять, они не имели достаточно времени осмотреть, до какой степени эта замкнутая со всех сторон местность была опасна. И на следующий день необходимо было в такой глубокой долине ждать Попилия и оставленное вместе с ним войско; хотя этому отряду ниоткуда не угрожал неприятель, однако неровная местность представляла для него тоже очень большие неудобства. На третий день, соединив войска, двинулись через ущелье, которое туземные жители называют Каллипевк. Затем на четвертый день римляне спустились на равнину через такие же недоступные места, но, благодаря привычке, с большею опытностью и с оживившимися надеждами, так как неприятель нигде не показывался, и они, кроме того, приближались к морю и расположились лагерем между Гераклеем и Либетром. Большая часть пехоты занимала холмы, но захватила и часть равнины, где должны были расположиться всадники.

6. Говорят, что Персею было сообщено о приближении врага как раз в то время, когда он мылся. При этом известии он в ужасе выскочил из ванны и с криком: «Я побежден без боя!» – выбежал вон. Затем тотчас же под влиянием страха он стал принимать различные меры и отдавать нерешительные приказания; двух из своих друзей он послал: одного в Пеллу – бросить в море хранящуюся там государственную казну, а другого в Фессалонику – сжечь флот; Асклепиодота и Гиппия и бывших с ними воинов он отозвал с места их расположения – и открыл таким образом все пути неприятелю.

Сам Персей, поспешно взяв из Дия все позолоченные статуи, чтобы они не сделались добычей неприятеля, всех жителей этого города заставил переселиться в Пидну, и, что могло показаться до той поры безрассудным со стороны консула, так как он зашел со своим войском туда, откуда не мог выйти против воли неприятеля, то благодаря царю опрометчивость обратилось в разумное отважное предприятие. И действительно, римляне могли удалиться оттуда по двум ущельям: одно вело через Темпейскую долину в Фессалию, а другое – в Македонию мимо города Дия; но обе эти местности были заняты гарнизоном царя. Поэтому, если бы предводитель македонян бесстрашно в течение десяти дней выдержал первые приступы приближающейся опасности, то римлянам отрезано было бы отступление через Темпейскую долину в Фессалии, и не было бы возможности подвозить провиант по этому пути. Темпейское ущелье, даже и без помехи со стороны неприятеля во время войны, весьма затруднительно для перехода. Кроме узкого прохода в пять миль длиною, в котором с трудом можно двигаться одному нагруженному поклажей вьючному животному, отвесные скалы с той и другой стороны до того круты, что едва можно смотреть вниз без головокружения и какого-то внутреннего содрогания. Страшны также шум и глубина реки Пеней, протекающей посередине долины. Это-то место, до такой степени опасное по своим природным свойствам, было занято в четырех различных пунктах царскими гарнизонами. Один гарнизон находился при самом входе в долину, у города Гонна, другой – в неприступной крепости Кондиле, третий – около Лапатунта, называемого Хараком, четвертый гарнизон был расположен на самой дороге, посредине долины, там, где она наиболее сужается; этот пункт легко защитить даже десяти вооруженным. В случае если бы был отрезан подвоз провианта через Темпейскую долину, а также если бы самим римлянам был прегражден путь к отступлению, то им пришлось бы возвращаться через те горы, с которых они спустились. Если римлянам удалось пробраться туда путем обмана, то открыто они не могли возвратиться туда, так как вершины гор были задеты неприятелем, а испытав затруднения, они потеряли бы всякую надежду на возвращение. При настоящем столь дерзком предприятии римскому консулу оставалось только одно – прорваться через центр неприятеля в Македонию, по направлению к городу Дию. Но если бы боги не отняли у царя разума, то и эта мера была чрезвычайно трудна. И в самом деле, подошва горы Олимп оставляет свободного пространства до моря немного более тысячи шагов; половину этого пространства занимает широко разлившееся устье реки Бафир, часть равнины занимает храм Юпитера либо город; остальное весьма незначительное пространство можно было запереть небольшим рвом и валом, а камня и лесного материала было под руками столько, что можно было даже выстроить стену и воздвигнуть башни. Не поняв ничего этого вследствие ослепления ума, вызванного неожиданной опасностью, Персей оставил все беззащитным и подверженным ужасам войны, а сам бежал по направлению к Пидне.

7. Усматривая наибольшую помощь для себя и надежду в неразумии и бездеятельности неприятеля, римский консул послал вестника в Ларису к Спурию Лукрецию, чтобы он занял оставленные неприятелем укрепления около Темпейской долины, и отправил вперед Попилия с целью осмотреть проходы около города Дия; заметив, что все кругом свободно от неприятеля, консул в два дневных перехода достиг города Дия и, не желая ничего осквернять в священном месте, приказал разбить лагерь вблизи самого храма. Войдя в город, хотя и небольшой, но украшенный общественными зданиями, множеством статуй и, кроме того, отлично укрепленный, сам консул с трудом мог поверить, что тут нет какого-нибудь коварства со стороны неприятеля, когда без всякой причины оставлены такие ценные вещи. Пробыв здесь один день с целью ознакомиться со всей окружающей местностью, консул отправился дальше; будучи достаточно уверен в том, что в Пиерии найдется в изобилии провиант, он в этот день дошел до реки, называемой Митис. На следующий день, пройдя несколько далее, он овладел городом Агассы, причем жители сдались ему добровольно; чтобы расположить к себе и прочих македонян, консул удовольствовался заложниками, пообещал оставить жителям город без римского гарнизона и гарантировал им свободу от податей и управление по собственным законам. Сделав затем однодневный переход, он расположился лагерем при реке Аскорд; однако замечая все больший недостаток во всем, чем дальше он удаляется от Фессалии, консул отступил назад к городу Дию и тем устранил всякое сомнение относительно того, что пришлось бы вытерпеть в случае, если бы им был отрезан путь в Фессалию, – ведь даже отдаляться от этого места было опасно.

Между тем Персей стянул в один пункт все свои войска и вождей, начал упрекать начальников отдельных гарнизонов, и прежде всех Асклепиодота и Гиппия, говоря, что они передали римлянам ключи Македонии, хотя в этом, по справедливости, никто не был виновен, кроме его самого.

Замеченный в открытом море флот возбудил в консуле надежду, что идут корабли с продовольствием (в это время была страшная дороговизна и почти полный недостаток в съестных припасах), но, когда корабли вошли уже в гавань, он узнал, что транспортные суда остались в Македонии. Консул недоумевал, что ему предпринять, – до такой степени, помимо всякого противодействия со стороны неприятеля, приходилось бороться с трудными обстоятельствами, – но тут весьма кстати пришло известие от Спурия Лукреция: в его руках все укрепления, лежащие выше Темпейской долины и около Филы, и он нашел в них большой запас хлеба и других предметов, необходимых для войска.

8. Сильно обрадовавшись этому, консул повел войско от Дия к Филе отчасти затем, чтобы оказать поддержку гарнизону этого города, а отчасти чтобы воинам разделить провиант, доставка которого была слишком медленна. Это движение консула имело своим последствием отнюдь не благоприятные слухи: одни говорили, что он отступил под влиянием страха перед неприятелем, так как в случае, если бы он остался в Пиерии, ему пришлось бы сразиться с врагом; другие утверждали, что консул, не зная, какие перемены каждый день приносит военное счастье, не воспользовался благоприятно сложившимися обстоятельствами и упустил из рук то, чего нельзя скоро вернуть обратно. Ведь отказавшись от обладания Дием, консул возбудил мужество неприятеля, так что последний тогда только понял, что все потерянное им ранее по своей собственной вине следует снова возвратить. Узнав об удалении консула, Персей вернулся в Дий и восстановил то, что разрушили и опустошили римляне: он исправил сбитые со стен зубцы, укрепил стены со всех сторон; затем в пяти тысячах шагов от города, по сю сторону реки Элпей, на берегу ее расположился лагерем, считая, что для него немаловажной защитой послужит сама река, через которую весьма трудно переправиться. Река Элпей вытекает из горной долины Олимпа; летом это ничтожная речка, но, переполняясь от зимних дождей, она и вверху между скалами образует сильные водовороты, и ниже, унося в море взрытую течением землю, имеет весьма большую глубину, а углубляя средину русла, образует с обеих сторон обрывистые берега. Полагая, что этой рекой прегражден путь неприятелю, царь надеялся протянуть остальную часть лета.

Между тем консул послал из окрестностей Филы Попилия с 2000 воинов в Гераклей, отстоящий около пяти тысяч шагов от Филы и расположенный между Дием и Темпейской долиной, на скале, возвышающейся над рекою.

9. Прежде чем подвести к стенам свой отряд, Попилий послал вестников посоветовать правителям и старейшинам этого города лучше испытать верность и милосердие римлян, чем их силу. Советы эти не произвели никакого действия, так как по направлению к реке Элпей видны были огни из царского лагеря. Тогда и с суши, и с моря (тут же подле берега стоял и флот) началась осада одновременно при помощи вооруженной силы и при помощи осадных сооружений и машин.

При этом даже несколько римских юношей, обратив виденные ими в цирке упражнения для целей войны, заняли самую низкую часть стены. Так как в то время не вошла еще в употребление теперешняя роскошь – наполнять цирк зверями, привозимыми из разных стран, то было в обычае изобретать разного рода зрелища; ибо, если выпускали на арену две колесницы, запряженные четырьмя лошадьми, или двух наездников, то оба эти состязания едва занимали час времени. Среди прочих допускали на состязание в цирк приблизительно шестьдесят вооруженных юношей, а иногда, когда игры устраивались с большей пышностью, и более. Выступление их отчасти было похоже на выступление маневрирующего войска, отчасти представляло собою нечто более изящное, чем военное искусство, приближаясь к гладиаторским упражнениям. Исполнив при выступлении различные телодвижения, юноши, выстроившись в каре, плотно смыкали щиты над головами, причем первые стояли, вторые несколько наклонялись, третьи и четвертые нагибались еще более, последние даже становились на колени и так образовывали покатую «черепаху», подобно крыше здания. Затем двое вооруженных юношей, сохраняя один от другого расстояние в пятьдесят футов, выбегали вперед и, угрожая друг другу, по сомкнутым щитам пробегали с нижнего края «черепахи» до верхнего, то как бы сражаясь против врага на концах «черепахи», то сталкиваясь друг с другом посредине ее; таким образом они прыгали по щитам, как по твердой земле.

«Черепаха», подобная описанной, была придвинута к наиболее низкой части стены. Когда вооруженные юноши, стоя на сомкнутых щитах, подошли к стенам, то, находясь на верхнем краю «черепахи», они были на одинаковой высоте с защитниками стены; сбив их с занимаемой ими позиции, два взвода воинов перешли в город. Вся разница заключалась только в том, что крайние воины, стоявшие впереди, а так же находившиеся на флангах не держали щитов над головами, чтобы тела не оставались беззащитными, а перед собою, как в сражении. Таким образом пущенные со стены стрелы не причиняли вреда самим наступавшим юношам, да и те, которые сыпались со стены на «черепаху», не причинив ни малейшего вреда, по гладкой поверхности ее скатывались на землю, как дождь.

Взяв Гераклей, консул перенес туда лагерь, как будто он хотел направиться в Дий, а потом в Пиерию, и вытеснить оттуда Персея. Но, думая уже о зиме, он приказал оградить пути для подвоза продовольствия из Фессалии, выбрать удобные места для житниц и выстроить здания, где могли бы останавливаться везущие провиант.

10. Персей, оправившись наконец от поразившего его ужаса, весьма желал, чтобы приказания его остались неисполненными: под влиянием охватившего его страха он велел в Пелле выбросить в море царскую казну, а в Фессалонике – сжечь корабельную верфь. Отправленный в Фессалонику Андроник тянул время, давая царю возможность раскаяться в своих распоряжениях, что и случилось на самом деле. Никий же оказался слишком неосторожным, бросив в Пелле в море часть денег, хранившихся при Факе; но оказалось, что он допустил поправимую ошибку, так как почти все деньги были извлечены из воды при помощи ныряльщиков. Царем овладел такой стыд за его страх, что он приказал тайно убить ныряльщиков, затем также Андроника и Никия, чтобы не оставалось никого, кто бы знал о столь безумном распоряжении.

Между тем Гай Марций, отправившись с флотом от Гераклея в Фессалонику и высадив на берега воинов во многих местах, опустошил на обширном пространстве поля, а тех, кто выходил из города, после нескольких счастливых сражений в страхе заставил вернуться обратно в город. Он угрожал уже самому городу, когда были расставлены всякого рода метательные орудия, и бросаемые ими камни поражали не только тех, которые бродили вкруг стен и неосторожно приближались к ним, но и тех, которые находились на кораблях. Поэтому римляне, отозвав на корабли воинов и оставив осаду Фессалоники, направились оттуда в Энию. Этот город находится в пятнадцати тысячах шагов от Фессалоники и расположен против Пидны, в плодородной местности. Опустошив окрестности Энии, Гай Марций поплыл, держась берега, и прибыл в Антигонию. Там, высадившись на берег, войско опустошило поля в разных местах и принесло на корабли значительную добычу. Затем, когда римляне рассеялись по полям, македонская конница и пехота вместе, сделав нападение, обратили их в бегство и, преследуя до самого моря беспорядочно отступавших, почти 500 человек убили и не менее того взяли в плен. Так как македоняне мешали римским воинам безопасно вернуться на корабли, то только крайняя необходимость возбудила их мужество: ими овладевало и отчаяние в своем спасении, и негодование против врага. На берегу сражение возобновилось; бывшие на кораблях воины явились на помощь своим товарищам. Тут было убито около 200 македонян и такое же число взято в плен.

Двинувшись от Антигонии, римский флот сделал высадку в области города Паллены с целью опустошения. Местность эта, соприкасаясь с областью кассандрийцев, самая плодородная на всем побережье, мимо которого они плыли. Там встретился с ним царь Евмен, отправившийся от Элеи с 20 крытыми кораблями; 5 таких кораблей было прислано царем Прусием.

11. Благодаря этому приращению сил мужество претора возросло до такой степени, что он стал осаждать Кассандрию. Она основана царем Кассандром на самом перешейке, соединяющем полуостров Паллену с остальной Македонией, и ограждена с одной стороны морем Торонским, а с другой – Македонским: в море выдается коса, на которой расположена Кассандрия; эта коса выступает в море так же далеко, как известная своей величиной гора Афон; к Магнесии она обращена двумя неравными по своей величине мысами, из которых больший называется Посидейским, а меньший – Канастрейским.

С двух противоположных сторон римляне стали штурмовать Кассандрию: римский претор у так называемых Клит провел укрепления от Македонского до Торонского моря, поставив при этом суковатые колья с целью преградить путь неприятелю. С другой стороны находится канал; отсюда осаждал город Евмен. Самого большого труда стоило римлянам заполнить ров, который незадолго перед тем провел Персей. Когда претор, не видя нигде куч вырытой земли, спросил, куда убрали землю изо рва, ему указали на своды и при этом прибавили, что эти своды не одинаковой толщины с древней стеной, а выложены только в один кирпич. Поэтому претор принял решение, пробив стену свода, проложить дорогу в город; он полагал, что может обмануть врагов, если, приставив к стенам города лестницы в другом месте, произведет смятение между жителями и отвлечет защитников его к охране угрожаемого места.

В гарнизоне Кассандрии, кроме заслуживающей внимания местной молодежи, было 800 человек из племени агрианов и 2000 иллирийских пенестов, посланных Плевратом, – то и другое племя очень воинственно. В то время как они защищали стены, а римляне с величайшими усилиями старались подступить к ним, в весьма непродолжительное время стены сводов были пробиты и открыли дорогу в город. Если бы при этом были налицо воины, которые могли бы ворваться в город, то он тотчас же был бы взят. Как только воинам стало известно об этом подвиге, они вдруг подняли восторженный крик, желая ворваться в город, – одни в одном, другие в другом месте.

12. Неприятели сначала удивились, что бы значил этот неожиданный крик. После того как начальники гарнизона Пифон и Филипп узнали, что город открыт для нападения неприятеля, они решили, что кто первый сделает вылазку, тот будет в выгоде, и, произведя вылазку с сильным отрядом агриан и иллирийцев, обратили в бегство римлян, которые сбегались с разных мест, слышали призыв произвести атаку города и представляли собою нестройную беспорядочную толпу; преследуемые до самого рва, римляне были загнаны туда и, падая друг на друга, заполнили его. Около 600 человек было тут убито, и почти все, захваченные между стеной и рвом, ранены. Таким образом претор, смятенный своей собственной неудачной попыткой, сделался уже не столь предприимчивым; да и Евмену, который делал нападения то с суши, то с моря, ничего не удавалось. Поэтому тот и другой, усилив караулы с той целью, чтобы не мог проникнуть в город из Македонии ни один вооруженный отряд, – так как открытая сила не имела успеха, решили окружить стены города осадными сооружениями. Когда римляне готовились к осаде города, десять царских легких судов, отправленных от Фессалоники с отборным вспомогательным галльским войском, заметив столице в открытом море неприятельские корабли, в темную ночь один за другим, держась как можно ближе к берегу, подошли к городу. Слух об этом новом подкреплении неприятельских войск заставил как римлян, так и Евмена оставить осаду Кассандрии. Объехав мыс, они пристали к Тороне. Ее они также задумали было взять приступом, но как только заметили, что она защищена сильным отрядом, отказались от задуманного предприятия и направились в Деметриаду. Увидев при приближении к городу, что стены его сплошь заняты вооруженными людьми, они проехали мимо и пристали к городу Иолку; затем, опустошив окрестности его, намерены были также напасть и на Деметриаду.