Текст книги "История Рима от основания Города"

Не упоминаю о древних примерах: о Порсене, галлах, самнитах. Начну с Пунических войн. Сколько флотов, сколько вождей и армий было потеряно в первую войну! К чему мне упоминать о случившемся в эту войну? При всех наших поражениях я или сам находился, или если где и не был очевидцем, то в одиночестве более всех перечувствовал их тяжесть. Требия, Тразименское озеро, Канны – что иное представляют собою, как не напоминание об избиении армий и римских консулов? Присоединим к этому отпадение Италии, большей части Сицилии, Сардинии! Прибавим сюда доходивший до невероятия страх и ужас, пунийский лагерь, разбитый между Аниеном и стенами Рима, и появление почти в воротах его победителя Ганнибала! При таких ударах судьбы стояла одна нетронутой и непоколебимой доблесть римского народа. Она воздвигла и подняла все лежавшее в прахе. Вы, воины, прежде всех, под личным предводительством и главным начальством моего отца, оказали сопротивление Газдрубалу, когда он после поражения при Каннах шел к Альпам и Италии; если бы он соединился со своим братом, то не оставалось бы уже имени римского народа. И эти удачные действия подкрепили нас в перечисленных неудачах. Теперь же милостью богов все военные действия в Италии и Сицилии ведутся благополучно, счастливо, со дня на день отраднее и лучше. В Сицилии взяты Сиракузы и Агригент; враги изгнаны со всего острова, и возвращенная назад провинция находится во власти римского народа. В Италии мы снова завладели Арпами и взяли Капую. Ганнибал, пройдя весь путь от Рима в паническом бегстве и загнанный в самый дальний угол бруттийских владений, ни о чем уже более не молит богов, кроме того, чтобы ему можно было благополучно отступить и удалиться из вражеской земли. Итак что же, воины, было бы менее приличным, чем теперь, когда там все благополучно и отрадно, падать духом вам, которые, в то время как надвигались одни поражения за другими и сами боги почти стояли на стороне Ганнибала, здесь вместе с моими отцами (да будут они оба ради почета носить одно имя) поддержали падающее счастье римского народа? О, если бы и недавние события также без печали для меня <…>[911]911
  ..<…>. – В тексте пропуск.


[Закрыть].

Теперь же бессмертные боги, хранители Римского государства, внушившие всем центуриям изъявить свою волю на предоставление мне власти, одновременно через птицегадания и знамения, а также через ночные видения предвещают во всем удачу и счастье. И мой дух, наиболее достоверный для меня пророк до сего времени, возбуждает во мне предчувствие, что Испания – наша и что вскоре все, что носит имя пунийцев, будучи изгнано отсюда, огласит моря и земли вестью о своем позорном бегстве. Что мне предрекает сердце, то же самое не ложно внушает и рассудок. Измученные карфагенянами союзники умоляют через послов о нашей помощи. Трое их вождей, находящихся друг с другом в таких распрях, что они почти действуют один против другого, рассеяли армию по отдаленнейшим странам, раздробив ее на три части. Грозит им та же участь, которая недавно обрушилась на нас. Ибо их, с одной стороны, покидают союзники, как раньше кельтиберы покинули нас, с другой – они разъединили войска, а подобное обстоятельство было причиной гибели для моего отца и дяди. Внутренние раздоры не позволят им слиться воедино, а поодиночке они не будут в состоянии оказывать нам сопротивление. Только вы, воины, будьте благосклонны к имени Сципионов, потомку ваших вождей, как бы побегу от срубленных пней. Ну же, ветераны, переправляйте через Ибер новое войско с новым вождем, ведите его в страны, которые часто вы обходили, совершая много доблестных подвигов. Подобно тому как вы теперь замечаете в моем лице и его выражении, а также в сложении тела сходство с отцом и дядей, так в скором времени вы увидите живой образ их характера, верности и доблести, для того чтобы каждый говорил себе, что ожил или снова родился главнокомандующий Сципион».

42. Возбудив этой речью мужество воинов, Публий Сципион оставил для охраны местности Марка Силана с 3000 пехоты и 300 всадников, а все остальные войска – было же их 25 000 пехоты и 2500 конницы – переправил за Ибер. Ввиду того что пунийские войска разошлись по трем столь противоположным местностям, некоторые советовали ему напасть на ближайший отряд; но он, опасаясь, что это действие заставит все их соединиться вместе и что вследствие этого ему одному не под силу будет бороться со столькими армиями, решил пока осаждать Новый Карфаген, город, который как сам по себе изобиловал богатством, так и был переполнен всякого рода военными запасами, принадлежавшими врагу: ибо там находились оружие, деньги и заложники со всей Испании. Сверх того, этот город, с одной стороны, был расположен очень удобно для переправы из него в Африку, с другой, он находился у гавани, достаточно вместительной для какого угодно флота и чуть ли не единственной на том побережье Испании, которое обращено к Средиземному морю. Никто не знал, куда шли, кроме Гая Лелия. Он, посланный в объезд с флотом, получил приказание так рассчитать время плавания кораблей, чтобы флот входил в гавань в тот самый момент, когда со стороны суши покажется войско Сципиона. Двинувшись от Ибера, на седьмой день подошли к Новому Карфагену, в одно время и с суши, и с моря. Лагерь был разбит с той стороны города, которою он обращен к северу. Позади лагеря был проведен двойной вал, так как передняя его часть была защищена природою местности.

Новый Карфаген расположен следующим образом: морская бухта, находящаяся почти посередине испанского берега, наиболее обращенного в сторону ветра, дующего от Африки, врезывалась внутрь материка приблизительно на две с половиной тысячи шагов, простираясь в ширину немного более чем на тысячу двести шагов. У входа в эту бухту лежит со стороны моря небольшой остров, который защищает порт от всех ветров, кроме юго-западного. С внутренней части залива вдается в море полуостров, тот самый холм, на котором выстроен город, окруженный морем с востока и с юга. С запада он замыкает в себе озеро, простирающееся также немного на север, неопределенной глубины, смотря по тому, бывает ли прилив или отлив на море. С материком соединяется город горной цепью, которая простирается почти на двести пятьдесят шагов в длину. С этой стороны римский полководец не провел вала, хотя укрепление ее стоило так мало труда, с намерением ли горделиво выказать перед врагом свою самоуверенность или с той целью, чтобы при частых приступах к городским стенам ему был открыт путь к отступлению.

43. Построив прочие необходимые для него укрепления, Сципион привел в боевую готовность и корабли в гавани, как бы угрожая также и блокадой с моря. Затем, объехав флот, он напомнил начальникам кораблей о том, чтобы они тщательно выполняли ночные караулы, так как, по его словам, осажденный враг сначала отважится на все, возможное для него. Возвратившись в лагерь, Сципион, чтобы раскрыть воинам побудительные причины своего намерения, так как он начал войну прямо с осады города, и подать им своими увещаниями надежду на взятие его, созвал собрание и сказал следующее: «Кто думает, что я привел вас для осады лишь одного города, тот, воины, подводит итог скорее вашему труду, чем вашей выгоде. Ибо, правда, вы будете осаждать стены только одного города, но вместе с этим одним городом вы завоюете всю Испанию. Здесь находятся заложники от всех значительных царьков и племен ее. Лишь только они будут в вашей власти, то тотчас вам подчинится все, над чем теперь господствуют карфагеняне. Здесь находятся все деньги врагов, без которых, с одной стороны, они не могут вести войну, так как содержат наемные войска, и которые, с другой стороны, будут весьма полезны нам, для того чтобы привлечь к себе расположение варваров. Здесь находятся метательные машины, оружие, всякие военные снаряды, которыми будете снабжены вы, в то время как лишится их враг. Сверх того, мы завладеем городом, и прекраснейшим, и богатейшим, отличный порт которого представляет величайшие удобства для того, чтобы через него подвозить и сушей и морем то, чего требуют военные надобности. Владея этими важными преимуществами, мы лишим врага гораздо большего. Это ведь твердыня, это житница, казнохранилище, арсенал, склад всякого рода вещей. Сюда прямой путь из Африки, это единственная морская станция между Пиренеями и Гадесом. Отсюда Африка угрожает всей Испании[912]912
  …угрожает всей Испании. – Пропуск в конце 43 главы и в начале 44-й по нескольким позднейшим рукописям восполняется следующим ниже текстом.


[Закрыть]. [Но так как я вижу, что вы вооружены и находитесь в полном порядке, то бодро, со всеми силами, приступим к осаде Нового Карфагена». И когда все в один голос воскликнули, что должно приступить к таким действиям, Сципион повел их на Карфаген. Затем он приказал осаждать его с суши и с моря.

44. Со своей стороны, Магон, вождь пунийцев], видя, что делаются приготовления к осаде города с суши и с моря, так размещает войска: 2000 горожан с той стороны, где находился римский лагерь; 500 воинов в крепости; 500 человек на городском холме, обращенном к востоку. Остальной массе народонаселения приказывает, внимательно следя за всем происходящим, бежать на помощь туда, куда призовут ее крики или неожиданная случайность. Затем, открыв ворота, он выпускает через них тех, которых построил на дороге, ведущей к лагерю врагов. Римляне по приказанию самого вождя на мгновение подались назад, чтобы находиться поближе к резервам, которые пришлось бы посылать им во время самого боя. И сначала обе боевые линии сражались с одинаковым успехом, но затем посылавшиеся то и дело римлянам из лагеря подкрепления не только обратили врагов в бегство, но даже так горячо преследовали бегущих толпою, что, казалось, готовы были ворваться вместе с беглецами в город, если бы не дан был сигнал к отступлению.

Но по всему городу было не меньше смятения, чем во время сражения. Много сторожевых постов было покинуто врагами при панике во время бегства, и они оставили стены, так как спрыгнули с них, как кому было всего ближе. Как только Сципион, взойдя на так называемый холм Меркурия, заметил, что во многих местах стены лишены защитников, то, двинув всех воинов из лагеря, приказал им идти на штурм города и нести лестницы. Сам же, прикрытый щитами трех сильных юношей – со стен уже летело громадное количество всякого рода метательного оружия, – подступает к городу, ободряет, отдает нужные приказания и, что было весьма важно для того, чтобы воспламенить мужество воинов, является свидетелем и зрителем храбрости и трусости каждого из них. Поэтому они рвутся вперед, под дротики, чтобы получать раны, и ни стены, ни находящиеся на них вооруженные враги не могут помешать им наперегонки взбираться на крепость. В то же время с кораблей начался штурм той части города, которая омывается морем. Впрочем, с этой стороны можно было производить больше сумятицы, чем действовать силой оружия. Ибо пока причаливают корабли и высаживают с них воинов с лестницами, то, в то время как каждый из них спешит выбраться на берег там, где ему всего ближе, они мешают друг другу поспешностью своей и рвением.

45. Между тем пунийский вождь уже снова занял стены вооруженными людьми; с другой стороны, не было недостатка в громадном количестве дротиков, благодаря тому, что был свален сюда большой запас их. Но ни люди, ни дротики, ни что-либо иное не защищало стен с таким же успехом, как они себя сами. Ибо немногие лестницы могли прийтись вровень с высотою стен, и чем длиннее были они, тем менее прочные. Поэтому, в то время как находившиеся на самом верху лестниц не могли вскарабкаться на стены и тем не менее за ними лезли другие, лестницы ломились от самой тяжести людей. Некоторые падали на землю, вследствие того что от высоты у них темнело в глазах, хотя лестницы стояли непоколебимо. И когда повсюду падали люди вместе с лестницами и вследствие самого успеха возрастала смелость и бодрость врагов, был дан сигнал к отступлению. Это обстоятельство не только внушило осажденным надежду на немедленный отдых после такого сражения и усилий, но даже вселило в них и на будущее время уверенность в том, что город нельзя взять с помощью лестниц и штурма со всех сторон, что укрепления его неприступны и будут давать их полководцам время прийти на помощь.

Едва смолк первоначальный шум, как Сципион приказывает отбирать лестницы от утомленных уже и израненных воинов другим, свежим и нетронутым силам и с большим ожесточением вести атаку на город. Сам же, лишь только ему возвестили о наступлении отлива, повел по направлению к озеру 500 вооруженных воинов; через тарраконских рыбаков, изъездивших озеро как на легких челноках, так и избродивших его по отмелям, в местах, где те садились на мель, он знал, что вброд через него легко подойти к городским стенам. Было около полудня, и, кроме того что вода убывала в море сама собою вместе с удаляющимся приливом, появился также резкий северный ветер, который гнал воду из озера в том же направлении, куда и отлив, и произвел такие мели на неглубоких местах, что в одних из них вода доходила до пояса, в других же была едва выше колен. Хотя Сципион узнал об этом благодаря заботливым розысканиям и расчетам, но относя это явление к чудесному делу богов, которые повернули море в другую сторону, чтобы дать возможность перейти по нему римлянам, отклонили русло озерных вод и открыли путь, на который доселе никогда не ступала нога человека, побуждал следовать за Нептуном, как проводником в пути, и прямо через озеро выйти к городским стенам.

46. Для римлян, подступивших к городу с суши, представлялись большие затруднения: им не только мешала высота стен, но они подвергались также с обеих сторон действию дротиков защитников города, так что при наступлении доставалось больше их бокам, чем груди. Между тем, на другой стороне для пяти сотен воинов было легко как переправиться через озеро, так и взлезать затем на стену: ибо, с одной стороны, она не была укреплена осадными сооруженьями, как пункт, в защите которого самим его местоположением и озером достаточно были уверены; с другой стороны, здесь не было поставлено ни одного сторожевого отряда или караула, так как все были заняты оказанием помощи той части города, откуда опасность была очевидной. Лишь только римляне без сражения проникли в город, они затем устремились бегом, как можно быстрее, к тем воротам, вокруг которых был сосредоточен весь бой. На него до такой степени было обращено не только всеобщее внимание, но даже глаза и уши сражавшихся, зрителей и тех, которые поощряли бьющихся, что о взятии города с тыла узнали только тогда, когда стали попадать в них сзади дротиками и с той и с другой стороны их очутились враги. После того как защитники вследствие страха пришли в замешательство, были взяты стены города и одновременно изнутри и снаружи начали разламывать ворота. И вскоре, когда от ударов створки ворот были разломаны и разбросаны, чтобы они не мешали движению вперед, вооруженные сделали приступ. Огромное число воинов перелезало и через стены, но они повсюду рассеялись для избиения горожан; то же настоящее войско, которое вошло в ворота, под предводительством своих начальников, сохраняя полный порядок, проследовало через средину города вплоть до форума. Затем, видя, что враги бегут двумя путями – одни на холм, обращенный к востоку, который был занят гарнизоном из 500 воинов, другие же в крепость, куда бежал и сам Магон почти со всеми вооруженными, прогнанными со стен, Сципион посылает часть войск взять холм, а другую ведет сам к крепости. Холм был взят при первом же приступе, и Магон, попробовав защищать крепость и видя, что все переполнено врагами и на это нет никакой надежды, сдался сам и сдал крепость с его гарнизоном. Пока не сдалась крепость, по всему городу в разных местах происходило избиение горожан, и не щадили никого из взрослых, попадавшихся навстречу. Тогда же, по данному сигналу, убийствам был положен конец; победители обратились к добыче, которая была громадна и разнообразна. 47. Свободных людей мужеского пола было захвачено в плен до 10 000 человек. Затем Сципион отпустил тех, которые были гражданами Нового Карфагена, и возвратил им город со всем имуществом, уцелевшим у них после войны. Среди пленных было до 2000 ремесленников; он объявил, что они будут римскими государственными рабами с надеждой на скорое освобождение, если проявят усердие в выполнении службы во время войны. Прочую же массу жителей, состоявшую из молодых людей и сильных рабов, Сципион отдал во флот для пополнения числа гребцов, а флот увеличил восемью взятыми в плен кораблями. Кроме вышеупомянутых людей, оставались еще испанские заложники, о которых он заботился так же, как если бы они были детьми союзников. Вместе с тем, захвачено было множество военных орудий: 120 катапульт весьма больших размеров, 281 – меньших, 23 баллисты большой величины, 52 – меньшей, огромное множество больших и меньших размеров машин для метания стрел, а также оборонительного и наступательного оружия и 74 воинских знамени. Кроме того, принесено было к главнокомандующему большое количество золота и серебра: было 276 золотых чаш, каждая почти по фунту весом. Серебра в слитках и монете было 18 300 фунтов и большое число серебряных сосудов. Все это перевесили и сдали квестору Гаю Фламинию. Пшеницы захвачено было 400 000 модиев, ячменя – 270 000; 63 транспортных судна были взяты в гавани с бою, причем некоторые с их грузом, состоявшим из хлеба, оружия, сверх того меди, железа, холста, испанского ковыля[913]913
  …испанского ковыля… – Из волокон этого растения готовили снасти для кораблей.


[Закрыть] и других материалов для постройки кораблей. По сравнению с таким громадным военным имуществом, захваченным римлянами, сам Новый Карфаген представлял из себя наименьшую ценность.

48. В этот день Сципион, поручив Гаю Лелию вместе с моряками охранять город, сам отвел легионы в лагерь и приказал подкрепиться воинам, утомленным за один только день военными работами всякого рода: ведь они, сверх битвы в строю, приняли на себя столько труда и опасности при взятии города, а взяв его, сражались, вдобавок на неудобном месте, с теми, которые убежали в крепость. На следующий день он, созвав воинов и моряков, прежде всего воздал хвалу и благодарение бессмертным богам за то, что они в один день не только сделали его обладателем самого богатого города в Испании, но и предопределили заранее свезти сюда богатства всей Африки и Испании, чтобы, с одной стороны, у врагов ничего не оставалось, с другой же, у него и его воинов всего было в избытке. Затем Сципион похвалил храбрость воинов, так как ни вылазка врагов, ни высота стен, ни неизведанная глубина отмелей озера, ни расположенное на высоком холме укрепление, ни сильно защищенная крепость не помешали им преодолеть и пробиться через все препятствия. Поэтому, хотя он, Сципион, и обязан во всем каждому воину, но особенная честь получить «стенной» венок принадлежит тому, кто взобрался на стену первым; пусть заявит об этом тот, кто считает себя достойным такого дара. Заявили двое: Квинт Требеллий, центурион четвертого легиона, и Секст Дигитий, моряк. И не так горяч был спор их самих между собою, как велики были страсти, которые возбудил тот и другой в своих сослуживцах. Сторону моряков держал начальник флота Га й Лелий, сторону же легионеров Марк Семпроний Тудитан. Так как этот спор переходил почти в мятеж, то Сципион объявил, что назначит трех судей для того, чтобы они, расследовав дело и выслушав свидетелей, решили, кто первым перебрался в город через стены, и присоединив к ходатаям за ту и другую сторону, Гаю Лелию и Марку Семпронию, стороннее лицо, Публия Корнелия Кавдина, он приказал им заседать в качестве трех судей и расследовать дело. Так как при разбирательстве было тем больше спору, что из среды спорящих были удалены люди, которые с таким достоинством не столько стояли за свою кандидатуру, сколько умеряли ее притязания, то Гай Лелий, покинув совещание, подошел к трибуналу Сципиона и донес ему, что дело разбирают, выходя из границ приличия, и близко уже к тому, чтобы воины вступили врукопашную. Впрочем, хотя бы и не было насилий, тем не менее гнусный пример подается ведением дела, так как здесь слава доблести снискивается путем обмана и клятвопреступления. По одну сторону стоят легионеры, по другую – моряки, готовые всеми богами клясться не столько в том, что знают за достоверное, сколько в том, чего они желают, и они связывают преступной клятвой не только самих себя лично, но и воинские знамена, орлы легионов и святость присяги под знаменем. Об этом он доносит ему, согласно с мнением Публия Корнелия и Марка Семпрония. Похвалив Лелия, Сципион созвал собрание и объявил, что, как достоверно им узнано, Квинт Требеллий и Секст Дигитий одновременно взошли на стену и поэтому он обоим им дарит за храбрость «стенные венки». Затем он одарил прочих, сообразно с заслугами и доблестью каждого, и, отличив перед всеми Гая Лелия, начальника флота, поставил его наравне с самим собою во всякого рода почестях и подарил ему золотой венок и тридцать быков.

49. Затем Сципион приказал позвать заложников от испанских государств. О том, как было велико число их, не хочется писать, так как в одном месте я нахожу, что их было около 300, а в другом – 3724. Точно также авторы не сходятся между собою и в других известиях. Один из них пишет, что пунийский гарнизон состоял из 10 000, другой из 7000, третий же, что не более как из 2000 человек. В одном месте я нахожу, что пленных было взято 10 000 человек, в другом же свыше 25 000. Мне пришлось бы показать, что стрелометных машин большей и меньшей величины было захвачено до 60, если я буду следовать греческому автору Силену[914]914
  …греческому автору Силену… – Силен в годы войны находился при Ганнибале и написал историю его войн. Сочинением Силена широко пользовался Целий Антипатр.


[Закрыть]; если же следовать Валерию Антиату, то стрелометных машин большего размера было 6000, меньшего же 13 000. До такой степени у него нет никакой меры в выдумках. Даже относительно полководцев нет у писателей согласия. Большинство называет начальником римского флота Лелия, некоторые же Марка Юния Силана. Валерий Антиат сообщает, что командовал пунийским гарнизоном и сдался римлянам Арин, другие писатели передают, что Магон. Не согласны между собою писатели относительно числа взятых кораблей, относительно веса золота и серебра и суммы собранных денег. Если необходимо примкнуть к кому-нибудь из них, то всего правдоподобнее средние цифры.

Как бы то ни было, Сципион, призвав к себе заложников, прежде всего ободрил их всех, так как-де они перешли во власть римского народа, который предпочитает привязывать к себе людей не столько страхом, сколько благодеяниями, и вступать с иностранными народами во внушающий им доверие союз, чем предавать их плачевному рабству. Затем, выслушав названия их родных городов, он исчислил, в каком количестве и к какой народности принадлежат пленники, и отправил на их родину послов для того, чтобы каждая община прислала за своими. Если же случайно при этом находились послы каких-либо из этих общин, то Сципион возвращал им лично их соотечественников. Квестору Гаю Фламинию поручил он заботиться о радушном обхождении с остальными. В это время из средины толпы заложников с плачем бросилась к ногам главнокомандующего знатная женщина, супруга Мандония, брата Индибилиса, царька илергетов, и начала умолять его, чтобы он наказал стражам старательнее относиться к заботам и уходу за женщинами. Когда же Сципион заявлял, что, наверное, они ни в чем не будут нуждаться, тогда женщина заговорила снова: «Не высоко это мы ценим, ибо чего не достаточно для нас в таком положении! Но меня беспокоит забота о другом, когда я думаю о возрасте вот этих женщин, так как сама я уже нахожусь вне опасности подвергнуться оскорблению женской чести». Около нее стояли прекрасные дочери Индибилиса в цветущем возрасте и другие девушки одинаковой с ними знатности, которые все почитали ее как мать. Тогда Сципион возразил на это: «Уже ради военной дисциплины народа римского, соблюдаемой мною, не допустил бы я оскорблять у нас ничего, считающегося где-либо священным. Теперь же заставляет меня еще тщательнее заботиться об этом и ваша добродетель и достоинство, так как вы даже среди несчастий не позабыли о своей женской чести». Затем он передал их человеку испытанной нравственности и приказал ему так же оберегать их целомудрие и скромность, как если бы они были женами и матерями гостей.

50. Затем к Сципиону приводят воины пленницу, взрослую девицу, такой выдающейся красоты, что она обращала на себя взоры всех, где бы она ни появлялась. Спросив об ее отечестве и родителях, Сципион узнал между прочим, что она помолвлена с молодым знатным кельтибером; имя этому юноше было Аллуций. Поэтому Сципион немедленно вызвал с родины родителей и жениха ее, и так как между тем он слышал, что тот сгорает любовью к невесте, то обратился к нему с более тщательно обдуманной речью, чем к ее родителям: «Я обращаюсь к тебе, как юноша к юноше, чтобы тем меньше стеснял нас наш разговор. Когда твоя невеста была приведена ко мне, как пленница, нашими воинами и я слышал, что она тебе по сердцу, а красота ее заставляла верить этому, то я сам, если можно было бы мне наслаждаться радостями, свойственными моему возрасту, особенно при чистой и законной любви, и не владело бы всецело моей душой государство, при более страстной любви к твоей невесте, желал бы дать себе поблажку в этом. Теперь же я делаю то, что для меня возможно – покровительствую твоей любви. Твоя невеста хранила у меня свою чистоту так же, как у своих родителей, твоих тестя и тещи. Она сохранена для тебя, чтобы можно было вручить тебе ее, как неприкосновенный и достойный меня и тебя дар. За этот дар я выговариваю себе одну только следующую награду: будь другом римского народа, и если ты считаешь меня честным человеком, какими уже раньше признали эти народы отца моего и дядю, то знай, что в Римском государстве много людей, подобных нам, и что до сего дня нельзя назвать на земле ни одного народа, который бы внушал тебе более сильное желание иметь его другом для себя и твоих близких и более сильное нежелание иметь его врагом».

В то время как юноша, одновременно под влиянием чувства целомудрия и радости, держа Сципиона за правую руку, призывал всех богов воздать ему за него, так как сам он отнюдь не в состоянии достаточно отблагодарить его сообразно со своими чувствами и с услугой, ему оказанной, приглашены были родители и родственники девицы. Так как им возвращалась даром девица, для выкупа которой они принесли достаточно большое количество золота, то они начали умолять Сципиона, чтобы тот принял его от них себе в подарок, уверяя, что за это они ему будут благодарны не менее, чем за возвращение девицы непорочною. Сципион, пообещав ввиду усиленных просьб взять золото, приказал положить его у ног своих и, призвав к себе Аллуция, сказал: «Сверх приданого, которое предстоит тебе получить от тестя, я добавлю тебе это как свадебный подарок». Вместе с тем он велел ему поднять золото и владеть им на правах собственности. Обрадованный этими подарками и почетом, юноша был отпущен домой и осыпал повсюду среди своих земляков Сципиона заслуженными им похвалами, говоря, что прибыл юноша, совершенно похожий на богов, который побеждает все, как силою оружия, так своей добротой и благодеяниями. Поэтому он, произведя набор между своими приближенными, с тысячей и четырьмя сотнями отборных всадников через несколько дней возвратился к Сципиону.

51. Сципион удерживал при себе Лелия, пока распределял по его совету пленников, заложников и добычу, а после того как все было достаточно устроено, дал ему пентеру из числа взятых у врага и, посадив на нее Магона и до пятнадцати сенаторов, взятых вместе с ним в плен, послал его в Рим вестником победы. Сам же те несколько дней, в течение которых решил оставаться в Карфагене, употребил на маневры морских и сухопутных войск. В первый день легионы в вооружении делали маневры на пространстве четырех римских миль; на второй день они получили приказание приводить в порядок и чистить перед палатками свое оружие; на третий день вступили в состязание друг с другом на рапирах наподобие настоящего сражения и перестреливались дротиками с шариками на концах их; на четвертый день дан был им отдых, на пятый же снова происходили маневры в полном вооружении. Такого порядка держались они в занятиях и отдыхе все время, пока оставались в Карфагене. Гребцы же и моряки в тихую погоду выезжали в открытое море и испытывали ходкость своих кораблей подобиями морского сражения. Эти упражнения, производившиеся вне города, как на суше, так и на море, закаляли для войны одновременно тело и дух воинов. В самом городе раздавался грохот от работ для военных надобностей, так как в городских мастерских были засажены всякого рода мастеровые. Вождь ходил повсюду, наблюдая за всем с одинаковой рачительностью: то он находился у флота и на верфи, то производил маневры с легионами, то отдавал свое время обозрению работ и тех сооружений, которые каждый день с большим рвением строило огромное количество мастеров в мастерских, в арсеналах и на верфях. Положив начало этим приготовлениям, починив стены в тех местах, где они были расшатаны, и разместив караулы для охраны города, Сципион отправился в Тарракон, и тотчас на дороге стали обращаться к нему многие посольства, которые частью он отпустил во время пути, дав им свои указания, частью же – отослал в Тарракон, куда предписал собраться всем новым и старым союзниками. Собрались туда не только почти все народы, живущие по сю сторону Ибера, но и многие из провинции, находившейся по ту сторону его.

Полководцы карфагенян сначала намеренно подавляли слух о взятии Нового Карфагена, но затем, когда факт стал слишком известен, чтобы можно было скрывать его или умалчивать о нем, они старались уменьшить его значение следующими речами: мол, неожиданным приступом и почти обманом в один день был захвачен один только испанский город, и такому ничтожному успеху в этом деле надменный юноша, возгордившись им, в избытке радости придал вид значительной победы. Но если он услышит о приближении трех вождей, трех победителей вражеского войска, то тотчас придет ему на ум воспоминание о бывших в его семье похоронах. Такие речи распускали они в народе, сами прекрасно зная, как много потеряли они с утратой Нового Карфагена.