Текст книги "История Рима от основания Города"

Относительно переправы слонов, полагаю я, предлагались различные планы; по крайней мере, источники на этот счет не согласны. По иным, они предварительно все были собраны на берегу; затем самый сердитый из них, будучи приведен в ярость своим провожатым, бросился за ним; провожатый бежал в воду, слон последовал за ним туда и своим примером увлек все стадо; если же животные попадали в глубокие места и теряли брод, то само течение реки относило их к другому берегу. По более достоверным известиям, они были перевезены на плотах; действительно, такая мера, если бы пришлось затевать дело теперь, показалась бы более безопасной, а потому она и в данном случае, где идет речь о делах прошлого, внушает больше доверия. Плот длиною в двести футов, а шириною в пятьдесят был прикреплен на берегу так, чтобы он вдавался в реку, а чтобы его не отнесло течением вниз, его привязали крепкими канатами к той части берега, которая была выше. Затем его, наподобие моста, покрыли землею, чтобы животные смело взошли на него, как на твердую почву. К этому плоту привязали другой, одинаковой с первым ширины, а длиною в сто футов, приспособленный к переправе через реку. Тогда слонов погнали по первому плоту, как по дороге, причем самок пустили вперед; когда же они перешли на прикрепленный к нему меньший плот, тотчас же канаты, которыми он был не особенно прочно соединен с первым, были развязаны и несколько легковых судов повлекло его к другому берегу. Высадив первых, вернулись за другими и перевезли и их. Они шли совершенно бодро, пока их вели как бы по сплошному мосту; но когда один плот был отвязан от другого и их вывезли на середину реки, тут они обнаружили первые признаки беспокойства. Они сплотились в одну кучу, так как крайние как можно дальше отходили от воды, и дело не обошлось без некоторого замешательства; но наконец под влиянием самого страха, когда они увидели себя окруженными водой, водворилось спокойствие. Некоторые, правда, взбесились и упали в воду; но и они, вследствие своей тяжести, не теряли равновесия, а только сбросили провожатых, а затем мало-помалу, отыскав брод, вышли на берег.

29. Во время переправы слонов Ганнибал послал 500 нумидийских всадников по направлению к римскому лагерю разведать, где находится враг, много ли у него войска и что он замышляет. С этим отрядом конницы столкнулись те 300 римских всадников, которые, как я сказал выше, были посланы вверх от устья Родана. Схватились они с гораздо бóльшим ожесточением, чем можно было ожидать от таких немногочисленных отрядов; не говоря уже о ранах, даже потеря убитыми была почти одинакова на обеих сторонах, и только испугу и бегству нумидийцев римляне, находившиеся в крайнем изнеможении, были обязаны победой. Победителей пало до 160, и притом не все римляне, а частью галлы; побежденных более 200. Таково было начало войны и вместе с тем знамение ее конечного исхода: оно предвещало, что, хотя вся война и кончится благополучно для римлян, но что победа будет стоить им потоков крови и последует только после долгой нерешительной борьбы.

После такого-то исхода дела каждый отряд вернулся к своему полководцу. Корнелий не знал, на что решиться, и постановил действовать сообразно с решениями и начинаниями врага; но и Ганнибал колебался, продолжать ли ему путь в Италию или сразиться с тем римским войском, которое первое вышло к нему навстречу. Прибытие послов от боев и их царька Магала заставило его отказаться от мысли дать сражение теперь же. Они предложили ему быть его проводниками и товарищами в опасностях, но убеждали его напасть на Италию с неослабленным еще войском, не тратя своих сил в других местах. Войско, напротив, хотя и боялось врага, – память о первой войне не успела еще изгладиться, – но еще более боялось бесконечного похода и главным образом Альп; о последних они знали только по молве, и они казались им, как людям неопытным по этой части, чем-то ужасным.

30. Ввиду этого настроения войска Ганнибал, решившись поспешно продолжать поход в Италию, созвал воинов на сходку и различными средствами, то пристыжением, то ободрением, старался действовать на их умы. «Какой странный ужас, – сказал он, – объял внезапно ваши неустрашимые доселе сердца? Не вы ли сплошными победами ознаменовали свою долголетнюю службу и не раньше покинули Испанию, чем подчинили власти Карфагена все народы и земли, которые лежат между обоими морями? Не вы ли, негодуя на римлян за их требование, чтобы все те, кто осаждал Сагунт, были им выданы, как преступники, перешли Ибер, чтобы стереть их имя с лица земли и вернуть свободу народам земного круга? И никому из вас не казался тогда слишком долгим задуманный путь от заката солнца до его восхода; теперь же, когда большая часть дороги уже за вами, когда вы перешли лесистые ущелья Пиренеев среди занимающих их диких народов, когда вы переправились через широкий Родан при сопротивлении стольких тысяч галлов и в борьбе с течением самой реки, когда перед вашими глазами возвышаются Альпы, другой склон которых именуется уже Италией, – теперь вы в изнеможении останавливаетесь у самых ворот неприятельской земли? Да что же такое Альпы, по-вашему, как не высокие горы? Допустим, что они выше Пиренейского хребта; но нет, конечно, такой земли, которая бы упиралась в небо и была бы непроходимой для человеческого рода. Альпы же населены людьми, возделываются ими, производят животных и доставляют им корм; вот эти самые послы, которых вы видите, – не на крыльях же они поднялись на воздух, чтобы перелететь через Альпы. Доступны они небольшому числу людей; будут доступны и войскам. Предки этих послов не были исконными жителями Италии, а пришельцами, не раз переходили они эти самые Альпы громадными толпами с женами и детьми, как это делают переселенцы, и не подверглись никакой опасности. Неужели же для воина, у которого ничего с собою нет, кроме оружия, могут быть непроходимые и непреодолимые места? Сколько опасностей, сколько труда перенесли вы в продолжение восьми месяцев, чтобы взять Сагунт! Возможно ли, чтобы теперь, когда цель вашего похода – Рим, столица мира, какая бы то ни было местность казалась вам слишком дикой и слишком крутой и заставила вас остановиться? А некогда ведь галлы завладели тем городом[699]699
  А некогда ведь галлы завладели тем городом… – Речь о взятии Рима галлами в 390 году до н. э. См. V, 41 сл.


[Закрыть], к которому вы, пунийцы, не считаете возможным даже подойти. Выбирайте поэтому одно из двух: или сознайтесь, что вы уступаете отвагой и доблестью тому племени, которое вы столько раз в это последнее время побеждали, или же вдохновитесь решимостью признать поход конченым не раньше, чем когда вы будете стоять на той равнине[700]700
  …на той равнине… – т. е. на Марсовом поле, через которое вела Фламиниева дорога, соединявшая Рим с севером Италии.


[Закрыть], что между Тибром и стенами Рима!»

31. Убедившись, что его воины воодушевлены этим обращением, Ганнибал велит им отдохнуть некоторое время, а затем готовиться в путь.

На следующий день он отправился вверх по берегу Родана по направлению к Центральной Галлии, не потому чтобы это был кратчайший путь к Альпам[701]701
  …это был кратчайший путь к Альпам… – Кратчайший путь к Альпам вел вверх по Друенции, через перевал Мон-Женевр и вниз по Малой Дурии к Турину. Ганнибал же пошел вверх по Роне до устья Изары (Изер), затем вверх по Изару до впадения Драка, затем вверх по Драку и тогда только, перевалив через Коль-Байяр, достиг верхней Друенции.


[Закрыть], но полагая, что чем дальше он отойдет от моря, тем труднее будет римскому полководцу преградить ему путь; дать же ему битву он желал не раньше, как после прибытия в Италию. После четырех дней пути он достиг так называемого Острова; это – имя той местности, где реки Изара и Родан, берущие начало в разных группах Альп, охватывают известную часть равнины и затем сливаются; этим-то средним между обеими реками полям и дано имя Острова. Недалеко отсюда живут аллоброги, уже в те времена один из первых галльских народов, как по могуществу, так и по славе. Тогда у них были междоусобицы: два брата спорили из-за царской власти. Старшего брата, по имени Браней, который уже правил страной до тех пор, пытался свергнуть с престола меньший брат, окружив себя толпою молодежи, которая, хотя и не имела на своей стороне права, но силой превосходила противников. Присутствие Ганнибала пришлось аллоброгам как нельзя более кстати, и они поручили ему решение этого спора. Сделавшись, таким образом, третейским судьею по вопросу о царстве, Ганнибал, убедившись, что этого желают старцы и сановники, вернул власть старшему брату. За эту услугу его снабдили съестными припасами и вообще всем, в чем он нуждался, главным же образом одеждой: известные своими морозами Альпы заставляли заботиться о ней.

Помирив споривших аллоброгов, Ганнибал направился уже к Альпам; он пошел не по прямой дороге, а повернул к востоку[702]702
  …повернул к востоку… – Собственно «налево». На римских картах и планах север был внизу, а юг вверху, так что понятия «налево» и «к востоку» у них тожественны. Упоминаемые здесь народы жили между Изаром и Друенцией.


[Закрыть] в землю трикастинов; отсюда он вдоль по границе области воконциев двинулся к трикориям, нигде не встречая препятствий до самой Друенции. Она также принадлежит к числу альпийских потоков и из всех галльских рек представляет наиболее затруднений для переправы. Водою она чрезвычайно обильна, а на судах все-таки через нее переправляться нельзя: определенных берегов она не имеет, течет в одно и то же время несколькими руслами, да и их постоянно меняет, порождая все новые броды и новые пучины. По той же причине и пешему опасно идти через нее; к тому же она несет с собою кремнистые гальки, которые не дают твердой ногой и безопасно ступить на ее дно. А тогда она разлилась еще шире вследствие дождей; переход через нее войска поэтому сопровождался крайним замешательством, тем более что к остальным причинам присоединилась еще тревога воинов, пугавших друг друга своими криками, причины и смысла которых никто не знал.

32. Консул Публий Корнелий между тем через три дня приблизительно после того, как Ганнибал оставил берег Родана, с выстроенным в боевой порядок войском прибыл к неприятельскому лагерю, намереваясь немедленно дать сражение. Когда же он увидел, что укрепления покинуты и что ему нелегко будет нагнать неприятеля, так далеко зашедшего вперед, он вернулся к морю и к своим кораблям, думая, что ему будет и легче, и безопаснее, переправив войско в Италию, выйти Ганнибалу навстречу, когда он будет спускаться с Альп. А чтобы Испания, его провинция, не ждала напрасно вспомогательных войск со стороны Рима, он послал туда для войны с Газдрубалом своего брата Гнея Сципиона с большею частью войска, поручив ему не только защищать прежних союзников и привлекать на свою сторону новых, но и изгнать Газдрубала из Испании. Сам он с очень незначительными силами отправился в Геную, чтобы защищать Италию с помощью того войска, которое находилось в равнине Пада[703]703
  …с помощью того войска, которое находилось в равнине Пада. – Т. е. с легионами преторов Манлия и Атидия; см. гл. 25 и 26.


[Закрыть].

Ганнибал же, перейдя Друенцию, отправился вверх по лугам, не встречая никаких препятствий со стороны населявших эту местность галлов, пока не приблизился к Альпам. Здесь, однако, воины – хотя они и были заранее подготовлены молвой, обыкновенно преувеличивающей то, о чем человек не имеет ясного понятия, – все-таки были вторично поражены ужасом, видя вблизи эти громадные горы, эти ледники, сливающиеся почти с небесным сводом, эти безобразные хижины, разбросанные по скалам, эту скотину, которой стужа, казалось, даже расти не давала, этих людей, обросших волосами и одетых в лохмотья. Вся природа, как одушевленная, так и неодушевленная, казалась окоченевшей от мороза, все производило на очевидцев удручающее впечатление, не поддающееся описанию. Вдруг, когда войско поднималось по косогору, показались горцы, занявшие господствующие высоты. Если бы они устроили такую засаду в более скрытой части долины и затем вдруг бросились бы в бой, то они прогнали бы неприятеля со страшным уроном. Ганнибал велел войску остановиться и выслал вперед галлов исследовать местность; узнав от них, что взять проход невозможно, он расположился на самой широкой ровной полосе, какую он только мог найти, имея на всем протяжении лагеря по одну руку – крутизну, по другую – пропасть. Затем он велел тем же галлам, которые ни по языку, ни по нравам особенно не отличались от туземцев, подойти к ним и принять участие в их разговорах. Узнав таким образом, что проход оберегается только днем, ночью же осаждающие удаляются восвояси, он с рассветом опять двинулся под занятые неприятелем высоты, как бы желая открыто и днем пробиться через теснину. Проведя, таким образом, целый день в попытках, ничего общего с его настоящими намерениями не имеющих, он снова укрепился в том же лагере, в котором войско оставалось в предыдущую ночь. А как только он убедился, что горцы покинули высоты, оставив только редкие караулы, он для отвода глаз велел развести гораздо больше костров, чем этого требовало число остающихся в долине, а затем, покинув обоз, конницу и бóльшую часть пехоты и взяв с собою только самых смелых из легковооруженных, быстро прошел через теснину и занял те же высоты, на которых до тех пор сидели враги.

33. С наступлением дня остальное войско вышло из лагеря и двинулось вперед. Горцы, по условленному знаку, уже покинули свои укрепленные хутора и с разных сторон приближались к своим обычным позициям, как вдруг они заметили, что одна часть врагов заняла их твердыню и находится над их головами, а другая по тропинке переходит через теснину. Оба эти появления, будучи замечены ими одновременно, произвели на них такое впечатление, что они некоторое время неподвижно стояли на месте; но затем, убедившись, что в ущелье царит замешательство, что войско своей же собственной тревогой расстроено и более всего беснуются лошади, они решили, что стоит им хоть на волос увеличить это смятение, и врагу не избежать гибели. И вот они, как люди, одинаково привыкшие лазить как по доступным, так и по недоступным скалам, с двух различных склонов стремительно спускаются на тропинку. Тогда пунийцам пришлось одновременно бороться и с врагами, и с неблагоприятной местностью; а так как каждый старался, как бы ему самому поскорее избавиться от опасности, то они едва ли не более дрались между собою, чем с врагом. Более всего подвергали войско опасности лошади. Уже один резкий крик неприятелей, раздававшийся с особенной силой в лесистой местности и повторяемый эхом гор, пугал и приводил их в замешательство; когда же в них случайно попадал камень или стрела, они приходили в бешенство и сбрасывали в пропасть и людей, и всякого рода поклажу в огромном количестве. В этом ужасном положении много людей было низринуто в бездонную пропасть, так как дорога узкой полосой вела между стеной и обрывом, в том числе и несколько воинов; но особенно страдали вьючные животные: со своим багажом они скатывались вниз наподобие обвала. Ганнибал, хотя и был возмущен этим зрелищем, стоял, однако, неподвижно и сдерживал свой отряд, не желая увеличивать ужас и замешательство войска. Когда же он увидел, что связь между обеими частями колонны прервана и что ему грозит опасность совсем потерять обоз – а в таком случае мало было бы пользы в том, что вооруженные силы прошли бы невредимыми, – он спустился со своих высот и одною силой своего натиска прогнал врага, но и увеличил смятение своих. Это смятение, впрочем, тотчас же улеглось, как только распространилась уверенность, что враг бежал и проход свободен, и они все были переведены без дальнейшей опасности и даже, можно сказать, при полной тишине. Затем Ганнибал взял главное укрепленное селение этой местности[704]704
  …взял главное укрепленное селение этой местности… – По-видимому, Эбуродун (ныне Эмбрюн). Горцы, с которыми он имел дело в теснине, принадлежали к племени катуригов.


[Закрыть] и окрестные хутора и добыл в них столько хлеба и скота, что войску хватило продовольствия на три дня; а так как испуганные горцы в первое время не возобновляли нападения, а местность особенных препятствий не представляла, то он в эти три дня совершил довольно длинный путь.

34. Продолжая свой поход, он прошел в другую область[705]705
  …прошел в другую область… – Именно в область медуллов, занимавших верховья Друенции и Дурии.


[Закрыть], довольно густо населенную, насколько это возможно в горах, земледельческим людом. Здесь он едва не сделался жертвой – не открытой войны, а тех искусств, в которых он сам был мастером, – обмана и хитрости. Почтенные годами представители селений приходят к Ганнибалу в качестве послов и говорят ему, что они, будучи научены спасительным примером чужих несчастий, предпочитают быть друзьями пунийцев и не желают испытать на себе их силу; они обещают ему поэтому повиноваться его приказаниям, а пока предлагают ему съестных припасов, проводников и – в виде поруки за свою верность – заложников. Ганнибал решил не доверять им слепо, но и не отвергать их предложения, чтобы они, будучи оскорблены его отказом, не превратились в открытых врагов; поэтому он дал им ласковый ответ, принял заложников, которых они предлагали, и воспользовался припасами, которые они сами вынесли на дорогу, но последовал за их проводниками далеко не в том порядке, в каком он провел бы свое войско через дружественно расположенную область. Впереди шли слоны и конница, а сам он с самыми сильными отрядами пехоты замыкал шествие, заботливо оглядываясь по сторонам. Едва успели они выйти в тесный проход, ведущий по правую руку мимо высокой горы[706]706
  …мимо высокой горы… – Ныне Ростан, ниже Бриансона.


[Закрыть], как вдруг варвары отовсюду высыпали из своих засад; и с фронта, и с тыла напали они на войско, то стреляя в него издали, то вступая в рукопашный бой, то скатывая на идущих мимо громадные камни. Но главные их силы беспокоили задние ряды войска; пехота обернулась, чтобы отразить их нападение, но убедилась на опыте, что, не будь тыл войска защищен, поражение, которое они претерпели бы в том ущелье, было бы ужасным. Да и так они подверглись крайней опасности и едва не погибли. Пока Ганнибал стоял на своем месте, не решаясь повести в теснину пехоту – ведь никто не оберегал ее тыл подобно тому, как он сам оберегал тыл конницы, – горцы с фланга ударили на идущих, прорвали шествие как раз посередине и заняли дорогу, так что Ганнибалу пришлось провести одну ночь без конницы и без обоза.

35. Но на другой день ряды врагов, занимавших среднюю между обеими частями войска позицию, стали редеть, и связь была восстановлена. Таким образом пунийцам удалось пройти через это ущелье, хотя не без урона, но все же потеряв не столько людей, сколько вьючного скота. Во время дальнейшего шествия горцы уже в менее многочисленных шайках нападали на них, и это были скорее разбойнические набеги, чем битвы; собравшись, они бросались то на передние ряды, то на задние, пользуясь благоприятными условиями местности и неосторожностью пунийцев, то заходивших вперед, то отстававших. Слоны очень замедляли шествие, когда их приходилось вести по узким и крутым дорогам, но зато они доставляли безопасность той части войска, в которой они шли, так как враги, никогда этих животных не видавшие, боялись подходить к ним близко. На девятый день[707]707
  На девятый день… – Хронология шествия вверх по Друенции представляется следующей. Первый день: по лугам Друенции; к вечеру показываются катуриги; второй день: притворная попытка взять проход силой; третий день: стычка с катуригами и взятие Эбуродуна; с четвертого по шестой день: вверх по Друенции; седьмой день: встреча с медуллами; восьмой день: стычка с медуллами; девятый день: соединение войска и достижение перевала.


[Закрыть] достигли они альпийского перевала, часто пролагая себе путь по непроходимым местностям и несколько раз сбиваясь с дороги; то их обманывали проводники, то они сами, не доверяя им, наугад выбирали путь и заходили в глухие долины. В продолжение двух дней они стояли лагерем на перевале; воинам, утомленным работами и битвами, было дано время отдохнуть; а несколько вьючных животных, скатившихся было со скал, ступая по следам войска, пришли в лагерь. Воины все еще были удручены столькими несчастиями, обрушившимися на них, как вдруг, к их ужасу, в ночь заката Плеяд[708]708
  …заката Плеяд… – Закат Плеяд (в созвездии Тельца) приходится по астрономическому календарю на середину ноября.


[Закрыть] выпал снег. На рассвете лагерь был снят и войско лениво двинулось вперед по дороге, на всем протяжении занесенной снегом; у всех на лице лежал отпечаток тоски и отчаяния. Тогда Ганнибал, опередив знамена, велел воинам остановиться на горном выступе, откуда можно было обозревать широкое и далекое пространство, и показал им Италию и расстилающуюся у подножия Альп равнину Пада. «Теперь вы переходите, – сказал он им, – стены не только Италии, но и Рима. Отныне все пойдет, как по ровному, отлогому склону; одна или, много, две битвы отдадут в наши руки, под нашу власть крепость и столицу Италии».

Отсюда войско пошло дальше в таком бодром настроении, что даже враги не посмели тревожить его и ограничивались маленькими грабительскими вылазками. Надобно, однако, заметить, что спуск был гораздо затруднительнее восхождения, так как альпийские долины почти повсеместно на италийской стороне короче, но и круче. Почти на всем своем протяжении тропинка была крута, узка и скользка, так что воину трудно было не поскользнуться, а раз, хотя и слегка, поскользнувшись – сохранить в падении свое место. Таким образом, одни падали на других, животные на людей.

36. Но вот они дошли до скалы, где тропинка еще более суживалась, а крутизна была такой, что даже воин налегке только после долгих усилий мог бы спуститься, цепляясь руками за кусты и выдающиеся там и сям корни. Скала эта и раньше, по природе своей, была крута; теперь же, вследствие недавнего обвала, она обрывалась отвесной стеной на глубину тысячи приблизительно футов. Придя к этому месту, всадники остановились, не видя далее перед собой тропинки, и когда удивленный Ганнибал спросил, зачем эта остановка, ему сказали, что перед войском – недоступная скала. Тогда он сам отправился осматривать местность и пришел к заключению, что, несмотря на крупную трату времени, следовало повести войско в обход по местности, где не было ни тропинки, ни следа человеческих ног. Но этот путь оказался решительно невозможным. Сначала, пока старый снег был покрыт достаточно толстым слоем нового, ноги идущих легко находили себе опору в нем вследствие его рыхлости и умеренной глубины. Но когда под ногами стольких людей и животных его не стало, им пришлось ступать по гололедице и жидкой гуще полурастаявшего снега. Страшно было смотреть на их усилия: нога даже следа не оставляла на скользком льду и при покатости места совсем не могла держаться на нем, а если кто, упав, старался подняться, опираясь на руку или колено, то и эта опора скользила, и он вторично падал. Не было кругом ни колод, ни корней, о которые они могли бы опереться ногой или рукой; в своей беспомощной борьбе они ничего вокруг себя не видели, кроме голого льда и тающего снега. Животные подчас вбивали свои копыта даже в нижний слой; они тогда падали и, усиленно работая копытами, чтобы подняться, вовсе его пробивали, так что многие из них оставались на месте, завязши в твердом и насквозь обледеневшем снегу, как в капкане.

37. Убедившись наконец, что и животные, и люди только понапрасну истощили свои силы, Ганнибал опять велел разбить лагерь на перевале, с трудом расчистив для этого место: столько снегу пришлось срыть и вынести за окопы. На следующий день он повел воинов пробивать тропинку по скале – единственному месту, где можно было пройти. А так как для этого нужно было ломать камень, то они срубают и обрубают огромные деревья, которые росли недалеко, и строят небывалых размеров костер. Обождав затем появления сильного и благоприятного для разведения огня ветра, они зажигают костер, а затем, когда он выгорел, заливают раскаленный камень уксусом, превращая его этим в рыхлую массу. После этого они, обрабатывая железными орудиями растрескавшуюся от действия огня скалу, делают ее доступной, смягчая серпентинами умеренного наклона чрезмерную ее крутизну, так что могли спуститься не только вьючные животные, но и слоны. Всего у этой скалы было проведено четыре дня, причем животные едва не издохли от голода; действительно, верхние склоны гор почти везде состоят из голых скал, а если и есть какой корм, то его заносит снегом. В низовьях долины, напротив, есть согреваемые солнцем холмы, и ручьи, окаймляющие рощи, и вообще места, заслуживающие быть жилищем человека. Здесь лошадей пустили пастись, а людям, утомленным от сооружения тропинки, был дан отдых. Отсюда они через три дня достигли равнины; чем дальше, тем мягче делались и климат страны, и нравы жителей.

38. Таким-то образом Ганнибал совершил путь в Италию, употребив – по мнению некоторых историков – пять месяцев на шествие от Нового Карфагена до подножия Альп и пятнадцать дней на переход через Альпы. Сколько было войска у Ганнибала после его прихода в Италию, – относительно этого пункта источники совершенно не согласны друг с другом: самая высокая цифра – 100 000 пехоты и 20 000 конницы, и самая низкая 20 000 пехоты и 6000 конницы. Более всех поверил бы я Луцию Цинцию Алименту[709]709
  Более всех поверил бы я Луцию Цинцию Алименту… – Он и Квинт Фабий Пиктор с римской, а Силен – с карфагенской стороны были первоисточниками истории Второй Пунической войны, будучи современниками описываемых событий. Двумя поколениями моложе были главные источники Ливия – Полибий и Луций Целий Антипатр, современники Сципиона Младшего. Еще моложе были два других источника, к которым Ливий также изредка прибегает, – Клавдий Квадригарий и Валерий Антиат, современники Суллы.


[Закрыть], который, по его собственному признанию, был взят в плен Ганнибалом; но он не дает определенной цифры численности пунийского войска, а прибавляет к нему галлов и лигурийцев и говорит, что, включая их, Ганнибал привел – я думаю, скорее, что эти силы соединились с Ганнибалом уже в Италии, как то и сообщают некоторые источники, – 80 000 пехоты и 10 000 конницы; сверх того, он прибавляет, что Ганнибал, по его собственным словам, со времени своего перехода через Родан потерял 36 000 человек и несметное число лошадей и других вьючных животных. Первым народом, в пределы которого Ганнибал вступил, спустившись в Италию, было полугалльское племя тавринов. В этом все согласны; тем более я нахожу странным, что относительно дороги, по которой он перешел через Альпы, может существовать разногласие, а между тем наиболее распространено мнение, согласно которому Ганнибал перешел Пенинские Альпы, и отсюда этот хребет получил свое имя[710]710
  …и отсюда этот хребет получил свое имя… – Фантазия Валерия Антиата, подсказанная этимологией Роеninus mоns (Пенинские Альпы, т. е. Большой Сен-Бернар) от Реоnus – «пуниец».


[Закрыть]; Целий же утверждает[711]711
  …Целий же утверждает… – Целий Антипатр за столетие до Ливия написал историю Второй Пунической войны в семи книгах. Тит Ливий, очевидно, считал Целия авторитетным историком.


[Закрыть], что он избрал для перехода Кремонский перевал[712]712
  …Кремонский перевал. – По-видимому, Малый Сен-Бернар. Это мнение находило себе раньше многих приверженцев (между прочих Моммзена); теперь от него отказались.


[Закрыть]. Но и тот и другой путь привел бы его не к тавринам, а к горному племени салассов и отсюда к либуйским галлам; к тому же невероятно, чтобы эти два прохода в Галлию уже тогда были доступны, и во всяком случае долины, ведущие к Пенинской группе, оказались бы занятыми полугерманскими народами. Если же кто полагается на этимологию, то пусть он знает, что ни седунам, ни вераграм, жителям этой области, ничего не известно о том, будто их горы получили свое имя от какого бы то ни было перехода пунийцев; а получили они это имя, по их словам, от бога, которого горцы называют Пенином и почитают в капище, выстроенном на главной вершине.

39. Очень выгодным условием для открытия военных действий со стороны Ганнибала оказалась война между тавринами – первым народом, в область которого он вошел, – и инсубрами. Все же он не мог сразу дать своему войску оружие в руки, чтобы подать помощь этим последним, так как оно именно теперь, во время отдыха, наиболее страдало от последствий испытанных раньше бедствий. Внезапный переход от труда к покою, от недостатка к изобилию, от грязи и вони к опрятности различным образом действовал на этих уже свыкшихся с нечистотой и почти одичалых людей. По этой-то причине консул Публий Корнелий и счел нужным, придя на судах в Пизу[713]713
  …придя на судах в Пизу… – Из Генуи, см. гл. 32. От своего первоначального плана – отправиться из Генуи через Апеннины в Плацентию – он должен был отказаться, узнав, что Плацентия все еще занята бойями, а римские преторы с легионами находятся в Мутине и Таннете (гл. 25).


[Закрыть] и затем приняв от Манлия и Атилия войско, состоявшее частью из новобранцев, частью же из людей, оробевших после недавних позорных поражений, поспешить к реке Пад, чтобы вступить в бой с неприятелем, не дав ему времени оправиться. Но пока консул дошел до Плацентии, Ганнибал успел уже покинуть лагерь и взять силой один город тавринов, именно их столицу, так как на его предложение добровольно заключить с ним союз жители ответили отказом. И ему удалось бы привлечь на свою сторону живших в равнине Пада галлов, притом не одним только страхом, но и по их доброй воле, если бы внезапное прибытие консула не застигло их еще тогда, когда они выжидали удобного для отпадения времени. Но и Ганнибал двинулся далее из области тавринов, полагая, что те из галлов, которые еще не знали, к которой стороне им присоединиться, последуют за тем, кто лично явится к ним. И вот уже оба войска стояли почти в виду друг друга, и небольшое пространство отделяло обоих предводителей, которые, не зная еще хорошенько один другого, все-таки уже успели проникнуться взаимным уважением. Имя Ганнибала еще до разгрома Сагунта пользовалось громадной известностью у римлян, Сципиона же Ганнибал считал замечательным человеком уже по тому одному, что он был назначен полководцем именно против него. К тому же каждый из них еще увеличил высокое мнение о себе противника: Сципион – тем, что он, будучи оставлен Ганнибалом в Галлии, успел преградить ему путь, когда он перешел в Италию, Ганнибал же – столь смело задуманным и успешно совершенным переходом через Альпы.

Все же Сципион первый переправился через Пад и расположился лагерем на берегу Тицина. Но прежде чем вывести воинов на поле брани, он счел нужным произнести перед ними ободряющее слово. Речь его была такова:

40. «Если бы, воины, вы, которых я теперь вывожу в поле, были тем самым войском, над которым я начальствовал в Галлии, то я счел бы за лишнее обращаться к вам с речью. В самом деле, какой смысл имели бы ободрительные слова, обращенные к тем всадникам, которые одержали блистательную победу над неприятельской конницей на берегу Родана, или к тем легионам, с которыми я преследовал вот этого самого врага, когда он бежал передо мною и именно тем, что отступал и уклонялся от битвы, доставил мне если не победу, то равносильное ей признание его в своей слабости? Но то войско было набрано для провинции Испании; под начальством моего брата Гнея Сципиона и под моими ауспициями[714]714
  …под моими ауспициями… – Ауспиции совершались всегда от имени главнокомандующего – даже в его отсутствие. – Примеч. ред.


[Закрыть] оно воюет там, где ему велел воевать римский сенат и народ; я же, чтобы вы имели консула предводителем против Ганнибала и пунийцев, по собственной воле взял на себя эту часть войны. Новому главнокомандующему поэтому прилично сказать несколько слов своим новым воинам.

Прежде всего вы не должны оставаться в неведении относительно рода предстоящей войны и качеств противника. Ваши враги – те самые, которых вы победили на суше и на море в первую войну, которых вы в продолжение двадцати лет заставляли платить себе дань, у которых вы отняли Сицилию и Сардинию, как награду за успешно оконченную войну. Поэтому и ныне вы будете драться с подобающим победителям воодушевлением, а они – со свойственной побежденным робостью. Да и теперь они решились дать битву не от избытка мужества, а потому, что иначе нельзя; или вы, быть может, думаете, что те самые, которые уклонялись от боя тогда, когда войско было еще невредимо, теперь, после того как две трети их пехоты и конницы погибло при переходе через Альпы, воодушевлены большей надеждой? Но, ответите вы, их, правда, мало, но зато они бодры телом и душой, и нет такой силы, которая могла бы противостоять их мощному напору. Совершенно напротив! Это – призраки, едва сохранившие внешнее подобие людей, изнуренные голодом и холодом, грязью и вонью, изувеченные и обессиленные лазаньем по скалам и утесам, с отмороженными конечностями, онемевшими в снегах мышцами, окоченевшим от стужи телом, притупленным и поломанным оружием, хромыми и еле живыми лошадьми. С такой-то конницей, с такой-то пехотой вам придется иметь дело; это – жалкие остатки врага, а не враг. И более всего меня заботит мысль, что сражаться придется вам, а люди подумают, что Альпы победили Ганнибала. Но, быть может, так и следует; справедливо, чтобы с нарушившими договоры полководцем и народом начали и решили войну сами боги, не прибегая к помощи человека, а мы, будучи оскорблены первыми после богов, только довершили начатую и решенную ими войну.