Текст книги "История Рима от основания Города"

Племиний и соучастники его по прибытии в Рим немедленно были заключены в тюрьму. И когда трибуны в первый раз вывели их к народу, то ни в ком не возбудилось сострадание, так как, под впечатлением бедствия локрийцев, умы были предубеждены против них. Затем, когда их выводили несколько раз, ненависть начала уже ослабевать, гнев смягчался, а сам безобразный вид Племиния и воспоминание об отсутствующем Сципионе начали вызывать сочувствие в толпе. Однако Племиний умер в оковах, прежде чем свершился суд. Клодий Лицин[976]976
  Клодий Лицин… – Клодий Лицин – младший современник Тита Ливия (дополнительно избранный консул 4 года до н. э.).


[Закрыть] в третьей книге своей «Римской истории» рассказывает, что этот Племиний во время игр, которые, согласно обету, давал в Риме Сципион Африканский во второе свое консульство[977]977
  … Сципион Африканский во второе свое консульство… – В 194 году до н. э. (т. е. через восемь лет после окончания Второй Пунической войны).


[Закрыть], покушался при посредстве некоторых подкупленных лиц поджечь город в нескольких местах, чтобы иметь возможность взломать тюрьму и бежать; но заговор был открыт, и затем, на основании сенатского постановления, Племиний был переведен в Туллиеву тюрьму. О Сципионе речь была только в сенате, где все легаты и трибуны, превознося до небес флот, войско и вождя, вызвали решение сената, что возможно скорее следует переправиться в Африку; вместе с тем Сципиону было предоставлено из находившихся в Сицилии войск самому выбрать, какие переправить с собой в Африку, какие оставить на защиту провинции.

23. Пока эти события происходили в Риме, карфагеняне, устроив на всех мысах сторожевые башни, занимались расспросами, трепетали при каждом известии и вообще тревожно провели зиму; но в то же время и они приобрели тоже немаловажную помощь для защиты Африки в виде союза с царем Сифаком, в надежде на которого, главным образом, думали они, Сципион собирается переправиться в Африку. У Газдрубала, сына Гисгона, существовал с царем не только гостеприимный союз, о котором сказано выше[978]978
  …гостеприимный союз, о котором сказано выше… – См. XXVIII, 17.


[Закрыть], когда случайно в одно и то же время сошлись Сципион и Газдрубал из Испании, но и заходил разговор о том, чтобы породниться, именно – чтобы царь женился на дочери Газдрубала. С целью завершить это дело и назначить время свадьбы, так как девушка была уже совершеннолетняя для выхода замуж, отправился Газдрубал; увидев, что царь пылает страстью (а нумидийцы больше всех варваров склонны увлекаться любовью), он вызвал девушку из Карфагена и ускорил свадьбу. Среди пожеланий счастья по этому случаю – с целью к частному союзу присоединить и общественный, между карфагенским народом и царем заключен был клятвенный договор, причем обе стороны обменялись уверением, что у них будут общие друзья и недруги.

Однако, помня, что царь вступил в союз и со Сципионом, и зная вместе с тем, до какой степени умы варваров ненадежны и изменчивы, и опасаясь, как бы, в случае переправы Сципиона в Африку, брак не оказался слабыми узами, Газдрубал, пользуясь увлечением нумидийца новой любовью, при содействии ласк девицы, добился того, что царь отправил в Сицилию к Сципиону послов убедить его не переправляться в Африку, полагаясь на его прежнее обещание. Сочетавшись браком с карфагенской гражданкой, дочерью Газдрубала, которого он видел у него в гостях, и заключив и общественный союз с народом карфагенским, он прежде всего желает, чтобы римляне воевали с карфагенянами вдали от Африки, как они это делали до сих пор, во избежание необходимости для него участвовать в их борьбе и присоединиться к тому или другому войску, отказываясь от одного из союзов; если же Сципион вступит в Африку и придвинет свои войска к Карфагену, то он, Сифак, должен будет сражаться и за Африку, и за землю, где он родился, и за родину своей жены, за ее отца и пенаты.

24. Послы, отправленные с этим поручением от царя к Сципиону, нашли его в Сиракузах. Хотя он лишился большой поддержки для действий в Африке и потерял большую надежду, однако, отпустив поспешно послов в Африку, прежде чем цель их прихода станет общеизвестной, дает им письмо к царю, в котором усиленно убеждает его не нарушать обязательств заключенного лично с ним гостеприимного союза и союза, заключенного с народом римским, не попирать права, верности, рукопожатия и не оскорблять богов – свидетелей и судей условий соглашения. Впрочем прибытие нумидийцев нельзя было скрыть – они бродили по городу и показывались перед жилищем претора. В случае умолчания о цели их прибытия, возникала опасность, что истина сама собою обнаружится скорее именно потому, что ее скрывают, и на войско нападет страх, как бы не пришлось воевать одновременно с царем и карфагенянами, он отвратил умы от истины, заняв их выдуманным сообщением: созвав воинов на сходку, он объявил им, что далее медлить нельзя; союзные цари настаивают, чтобы он как можно скорее переправился в Африку; раньше сам Масинисса приходил к Лелию, жалуясь, что медлительностью тратят время, а теперь Сифак присылает послов, дивясь тому же самому, что за причина такого продолжительного промедления, и требуя, чтобы он или переправит наконец свои войска в Африку, или, если он переменил свои намерения, уведомит его, чтобы он тоже мог подумать о себе и о своем царстве. Поэтому, так как все снаряжения уже закончены и все готово, и дело уже не терпит дальнейшего промедления, он намерен, переведя флот в Лилибей и стянув туда же все пешие и конные силы, с помощью богов, переправиться в Африку в первый удобный для плавания день.

Марку Помпонию он посылает письмо, чтобы он, если ему угодно, прибыл в Лилибей для совместного обсуждения, какие именно легионы и какое число воинов переправить в Африку. Одновременно он послал приказ по морскому побережью, чтобы все транспортные корабли, которые можно было собрать, были стянуты в Лилибей. Когда все воины и суда, находившиеся в Сицилии, собрались в Лилибей и город не мог вместить массы народа, а гавань – кораблей, все возгорелись таким желанием переправиться в Африку, что казалось, они шли не на войну, а чтобы взять несомненную награду за победу. Особенно воины, оставшиеся в живых из войска, сражавшегося при Каннах, думали, что под предводительством этого, а не другого вождя, они могут окончить свою позорную службу, оказав услуги государству. И Сципион вовсе не относился с презрением к этим воинам, так как знал, что поражение при Каннах понесено не вследствие их трусости и что в римском войске нет таких старых воинов, испытанных не только в разных странах, но и в осаде городов. Легионы, сражавшиеся при Каннах, были пятый и шестой; заявив, что они будут переправлены в Африку, Сципион осмотрел каждого воина в отдельности и, оставив тех, которых считал негодными, заменил их воинами, которых привел с собой из Италии, и укомплектовал легионы так, что в каждом было по 6200 пехотинцев и по 300 всадников. Из войска, сражавшегося при Каннах, он выбрал также пехотинцев и всадников союзников латинского племени.

25. Между писателями существует весьма значительное разногласие относительно числа воинов, переправленных в Африку. У одних я нахожу, что было посажено на корабли 10 000 пехотинцев и 2200 всадников, у других – 16 000 пехотинцев и 1600 всадников, у третьих – 35 000 пехотинцев и всадников, причем число увеличено более чем в полтора раза. Некоторые историки не показали числа, и я желал бы присоединиться к ним, ввиду неточности данных. Целий, не показывая числа, до огромных размеров увеличивает вид войска, говоря, что от шума, поднятого воинами, птицы падали на землю и что на корабли село такое множество народа, что, казалось, ни одного человека не остается ни в Италии, ни в Сицилии.

Сам Сципион принял на себя заботу о том, чтобы воины садились на корабли в порядке и без суматохи; моряков, посаженных раньше, держал на кораблях Гай Лелий, начальник флота; претору Марку Помпонию поручено было озаботиться погрузкой провианта. Нагружено было провизии на сорок пять дней, в том числе на пятнадцать дней вареной.

Когда все были уже на судах, Сципион послал кругом лодки, чтобы забрать с кораблей кормчих, командиров судов и по два воина, которые должны были явиться на форум выслушать приказания. По прибытии их, он прежде всего спросил, запасли ли воды для людей и для животных на столько же дней, на сколько запасли хлеба. Получив ответ, что на кораблях есть воды на сорок пять дней, Сципион приказал воинам, чтобы они, оставаясь спокойными, соблюдали тишину и слушались беспрекословно моряков, не затевая с ними споров и давая им возможность исполнять свои обязанности. Транспортные суда будут защищать с правого фланга он сам с Луцием Сципионом, имея 20 быстроходных кораблей, с левого – Гай Лелий, начальник флота, и Марк Катон – он был тогда квестором – с таким же числом быстроходных кораблей. Каждое военное судно должно иметь по одному фонарю, транспортное – по два; отличием корабля командующего в ночное время будут служить три фонаря. Кормчим он приказал держать на Эмпорию. Место это самое плодородное и потому изобилует всем; варвары же не воинственны, как это бывает в большинстве случаев при плодородии почвы, и их можно уничтожить, прежде чем подоспеет помощь из Карфагена. Сделав эти распоряжения, Сципион приказал им вернуться на корабли и на следующий день с помощью богов по данному сигналу сняться с якоря.

26. Много римских флотов отплывало от Сицилии, причем из этой самой гавани; но не только в эту войну – что и не удивительно, так как большинство флотов отправлялось только для грабежа, – но даже в первую ни одно отплытие не представляло такого блистательного зрелища. Между тем, если оценивать флоты по их величине, то прежде[979]979
  …то прежде… – В 256 году до н. э.


[Закрыть] переправлялось по два консула с двумя армиями, и в тех флотах было почти столько же быстроходных кораблей, со сколькими транспортными тогда переправился Сципион. Ибо, кроме 40 военных кораблей, он перевез войско почти на 400 транспортных судах. Но считать вторую войну более жестокой, чем первую, побуждало как то обстоятельство, что борьба шла в Италии, так и особенно страшные поражения стольких армий, соединенные с гибелью вождей. Сверх того, обращал на себя внимание вождь Сципион, прославившийся частью своими храбрыми подвигами, частью совершенно особенным, по размерам ему одному свойственным, счастьем в увеличение своей славы. Вместе с тем самая мысль о переправе не приходила в ту войну ни одному вождю, а он объявил во всеуслышание, что переправляется с целью отвлечь Ганнибала из Италии, перенести войну в Африку и там окончить ее. Посмотреть на это зрелище сбежались в гавань не только жители Лилибея, но и все посольства из Сицилии, прибывшие как из вежливости проводить Сципиона, так и последовавшие за претором провинции Марком Помпонием. Сверх того, оставшиеся в Сицилии легионы высыпали проводить товарищей; и не только смотревшие с суши любовались флотом, но и отплывавшие любовались землей, которая вся кругом была усыпана людьми.

27. Тогда Сципион, водворив через глашатая тишину, сказал: «Боги и богини, населяющие моря и землю, вас я молю и прошу, чтобы все, совершенное, совершаемое и имеющее впоследствии совершиться под моим начальством, обратилось на благо мне, римскому народу и плебеям, союзникам и латинскому племени, которые следуют по стопам народа римского и моим, которые на суше и на море подчиняются нашему предводительству и главному начальствованию, и чтобы всем этим предприятиям вы оказали ваше милостивое содействие и благословили их добрым успехом; чтобы воинов вы вернули вместе со мной домой здравыми и невредимыми, одержавшими над врагами верх, украшенными доспехами, обремененными добычей и празднующими триумф; чтобы вы дали возможность отомстить недругам и врагам; чтобы вы дали возможность римскому народу явить силу на карфагенском народе, который замышляет против нашего государства».

После этой молитвы, согласно обычаю, он бросил в море сырые внутренности жертвенного животного и дал трубный сигнал к отплытию. Двинувшись при попутном, довольно сильном ветре, они скоро скрылись от взоров находившихся на суше людей; с полудня же наступил такой туман, что суда едва избегали столкновения друг с другом. В открытом море ветер стал тише. В течение следующей ночи продолжалась та же мгла; с восходом солнца она рассеялась, и ветер усилился. Уже видна была земля. Немного спустя кормчий доложил Сципиону, что до Африки не более пяти миль и что он видит мыс Меркурия[980]980
  …мыс Меркурия… – Мыс Меркурия (греч. Гермей) – ныне мыс Рас-Адар (Бон), ближайшая к Сицилии точка североафриканского побережья; от Карфагена – около 70 км.


[Закрыть]; если он велит держать туда, то скоро весь флот будет в гавани. Увидав сушу, Сципион помолился, чтобы вид Африки послужил на благо государству и ему; приказал поднять паруса и пристать южнее. Шли они по тому же ветру; но туман, появившийся приблизительно в то же время, как накануне, скрыл землю от взоров, а с усилением тумана ветер стих. Затем наступила ночь, и все стало ненадежно. Поэтому бросили якори, чтобы корабли не столкнулись друг с другом или не налетели на землю. Когда рассвело, поднялся такой же ветер, туман разорялся и открылись все берега Африки. Спросив, какой мыс ближе всех, и услыхав, что мыс именуется Прекрасным[981]981
  …мыс именуется Прекрасным… – Прекрасный мыс – первоначальная форма названия у Полибия: мыс Прекрасного бога, т. е. Аполлона. В кн. XXX (24) Тит Ливий называет его Аполлоновым мысом. Этот мыс Рас-Сиди-Али-эль-Мекки, ограничивающий тот же залив с запада.


[Закрыть], Сципион сказал: «Мне нравится это предзнаменование; держите сюда корабли». Туда пристал флот, и все войска были высажены на сушу.

Я принял показание весьма многих греческих и римских историков, что плавание было благоприятно и прошло без страха и смятения. У Целия же все иначе: не утверждая только, что корабли потонули в волнах, рассказывает о всех прочих ужасах, посланных небом и морем, о том, что в конце концов флот был отброшен бурей от Африки к острову Эгимуру[982]982
  …к острову Эгимуру… – Остров Эгимур (совр. эль-Джамур, или Зембра) к северо-западу от мыса Меркурия, примерно в 45 км от Карфагена.


[Закрыть] и оттуда с трудом направил свой курс, и так как корабли почти погибли, то воины, без приказания вождя, на лодках, совершенно как потерпевшие крушение, без оружия, в ужасном беспорядке выбрались на сушу.

28. Высадив войска, римляне разбивают на ближайших холмах лагерь. Сперва вид флота, а затем шум выходивших на сушу воинов навел уже страх и ужас не только на приморскую местность, но и на города. Ибо не только толпы народа, вперемежку с кучами женщин и детей, наполнили повсюду все дороги, но даже скот поселяне гнали перед собой, так что можно было сказать, что Африку вдруг покидают. В городах беглецы вызывали даже больший ужас, чем каким были проникнуты сами, но особенно сильно было смятение в Карфагене, точно город уже взят. Дело в том, что после консульства Марка Атилия Регула и Луция Манлия [256 г.], в течение почти пятидесяти лет[983]983
  …в течение почти пятидесяти лет… – Точнее, 52 года (256–204 до н. э.).


[Закрыть], они не видели никакого римского войска, кроме флотов грабителей, которые выходили на поля и, забрав то, что случайно попадалось на пути, всегда скорее убегали назад на корабли, чем шум собирал поселян; тем большее бегство и паника господствовали тогда в городе. И в самом деле, не было в Карфагене ни достаточно сильного войска, ни вождя, которого можно было бы выставить против врага. Газдрубал, сын Гисгона, был самым первым человеком в государстве по происхождению, славе, богатству, а тогда еще и по свойству с царем; но у всех было в памяти, что тот же самый Сципион в нескольких сражениях в Испании обратил его в бегство и прогнал, и карфагенского вождя так же мало может равняться с римским, как его наскоро набранное войско с войском римлян. Поэтому, словно Сципион немедленно нападал на город, раздался призыв к оружию, ворота мигом были заперты, вооруженные люди расставлены на стенах, размещены караулы и аванпосты, и всю следующую ночь не спали. На другой день 500 всадников, посланные к морю на разведку и для того, чтобы привести в замешательство выходивших с кораблей римлян, натолкнулись на римские аванпосты. Сципион, отправив флот в Утику, сам уже несколько продвинулся вперед от моря, занял ближайшие холмы, расставил часть всадников на аванпостах в удобных местах, а другую разослал по полям для грабежа.

29. Вступив в бой с карфагенской конницей, они убили немногих в самом сражении, а большинство преследуя во время бегства, в том числе и префекта Ганнона, знатного юношу. Сципион же не только опустошил окрестные поля, но взял и ближайший, довольно большой город африканцев, где, кроме прочей добычи, которая тотчас же была нагружена на транспортные суда и отправлена в Сицилию, захвачено было 8000 человек свободных и рабов. Но наибольшую радость среди всех вызвало прибытие Масиниссы в самом же начале действий в Африке; некоторые писатели говорят, что он прибыл всего с 200 всадников, большинство же утверждает, что у него был отряд конницы в 2000 человек. Впрочем, так как он был величайший из всех современных царей и весьма много содействовал римским интересам, то представляется целесообразным сделать небольшое отступление, чтобы изложить, какие превратности счастья изведал он, теряя и возвращая отцовское царство.

Когда Масинисса сражался на стороне карфагенян в Испании, у него умер отец; имя его было Гала. Царство, согласно обычаю нумидийцев, перешло к брату царя, Эзалку, как старейшему по возрасту. Немного спустя, когда умер и Эзалк, отцовское царство занял старший из двух сыновей его – Капусса, а другой был еще совсем ребенком. Но так как Капусса владел царством не столько благодаря авторитету среди своих соотечественников или силе, сколько по праву, признаваемому этим племенем, то появился некто, по имени Мазетул, не чужой царствующему роду, но из семьи, находившейся всегда во враждебных отношениях и с переменным счастьем боровшейся за власть с теми, которые обладали ей тогда. Взбунтовав тех своих соотечественников, у которых он пользовался большим влиянием в силу их ненависти к царям, он открыто расположился лагерем и вынудил царя выступить на поле битвы и сразиться за престол. В этом сражении Капусса пал вместе со многими знатными лицами; все племя мезулиев перешло в полное подчинение к Мазетулу. Однако он не принял титула царя, а, удовольствовавшись скромным именем опекуна, объявил царем мальчика Лакумаза, который один только оставался из царского рода. В надежде на союз с карфагенянами, он вступил в брак со знатной карфагенской женщиной, племянницей Ганнибала, бывшей в последнее время замужем за царем Эзалком; в то же время, отправив посольство, он возобновляет старинный гостеприимный союз с Сифаком; всеми этими мерами он готовил себе помощь против Масиниссы.

30. Масинисса, услыхав о смерти дяди, а затем об убиении двоюродного брата, переправился из Испании в Мавретанию; царем мавров был в то время Бага. Не будучи в состоянии добиться от него военной помощи, он униженными мольбами, помочь ему хоть в путешествии, выпросил 4000 мавров. Прибыв с ними к границам царства, он встретил около 500 нумидийцев, явившихся к нему вследствие известия, посланного им наперед к своим друзьям и друзьям отца. Отсюда, согласно уговору, он отправил мавров назад к царю; хотя встретивший его отряд был много меньше, чем он надеялся, и во всяком случае не таков, чтобы решиться предпринять с ним такое важное дело. Однако, рассчитывая, что деятельность и предприимчивость соберет к нему и силы для какого-нибудь начинания, он встретил около Тапса молодого царя Лакумаза, шедшего к Сифаку. Лакумаз вместе перепуганным отрядом бежал назад в город, который Масинисса взял при первом натиске; людей из приверженцев царя, перешедших на его сторону, принял, а других, собиравшихся сопротивляться, убил; но самая большая часть с самим отроком во время суматохи ушла к Сифаку, куда первоначально и направлялся их путь. Слух об удачном исходе этого незначительного предприятия в самом начале его деятельности привлек нумидийцев на сторону Масиниссы: отовсюду, с полей и из деревень, стали стекаться старые воины Галы и приглашали юношу отнять отцовское царство. По числу воинов Мазетул значительно превосходил его: ибо у самого его было войско, с которым он победил Капуссу, и несколько воинов, перешедших к нему после убиения царя, а кроме того, отрок Лакумаз привел от Сифака огромные вспомогательные силы. У Мазетула было 15 000 пехоты и 10 000 конницы, располагая которыми он дал битву Масиниссе, далеко не имевшему столько пехотинцев и всадников. Однако победу одержала доблесть старых воинов и благоразумие вождя, приобретшего опытность среди римского и карфагенского войска: молодой царь с опекуном и незначительным отрядом масесулиев бежал в Карфагенскую область.

Вернув таким образом отцовское царство и видя, что ему предстоит гораздо более серьезная борьба с Сифаком, Масинисса отправил послов, которые должны были внушить мальчику надежду, что если он доверится Масиниссе, то будет в таком же почете, в каком некогда был Эзалк у Галы, а Мазетуле пообещал, кроме безнаказанности, добросовестное возвращение всего его имущества. Оба предпочитали скромное положение дома изгнанию, а потому, несмотря на всевозможные меры, предпринятые нарочито карфагенянами, чтобы это не состоялось, примирились с Масиниссой.

31. Во время этих событий Газдрубал случайно был у Сифака. Нумидиец полагал, что его, конечно, мало касается, будет ли царем мезулиев Лакумаз или Масинисса; но Газдрубал объяснил ему, что он сильно ошибается, если думает, что Масинисса будет доволен тем же, чем довольствовались отец его Гала или дядя Эзалк; он обладает гораздо большими силами душевными и умственными, чем когда-нибудь обладал кто-нибудь из этого племени; часто в Испании он являл образцы редкой среди людей доблести – одинаково перед союзниками и врагами. Если Сифак и карфагеняне не затушат этого загорающегося пламени, то скоро пострадают от жестокого пожара, так как ничем уже не возможно будет помочь им; пока силы его слабы и хрупки, так как он заботится о своем царстве, которое едва начинает сплачиваться. Настаивая и подстрекая, он убеждает Сифака придвинуть войско к пределам мезулиев и расположиться лагерем, как на несомненных своих владениях, на том поле, из-за которого они часто не только спорили на словах, но и сражались оружием с Галой; если-де кто станет задерживать, что собственно и нужно, то Сифак вступит в бой; если же, под влиянием страха, станут отступать с этого поля, то следует идти в средину царства: мезулии или без боя подчинятся ему, или окажутся далеко неравными по оружию.

Настроенный этими речами, Сифак пошел войной на Масиниссу. И в первой битве он рассеял и обратил в бегство мезулиев; с немногими всадниками Масинисса бежал из битвы в горы, именуемые туземцами Белл. Несколько семейств со своими шалашами и скотом, составлявшим их имущество, последовали за царем; остальная толпа мезулиев подчинилась Сифаку. Занятые изгнанниками горы изобилуют травой и источниками, и так как они удобны для прокормления скота, то в избытке доставляют пищу и людям, питающимся мясом и молоком. Производя отсюда сперва ночные и тайные набеги, а потом открытый разбой, они навели ужас на все окрестности; особенно жгли поля карфагенян, так как и добычи там было больше, чем у нумидийцев, и разбой не был соединен с такой опасностью. И уже до такой степени нагло издевались они, что, утащив добычу к морю, продавали ее купцам, пристававшим к берегу для этой именно цели, и большее число карфагенян погибло и попало в плен, чем это часто бывает в настоящей войне. Карфагеняне жаловались на это Сифаку и подстрекали его к окончанию войны, хотя он и сам по себе был раздражен. Но ему казалось недостойным царя преследовать рыскающего по горам разбойника.

32. Из царских префектов для этого дела выбран был Букар, муж храбрый и энергичный; ему дано было 4000 пехотинцев и 2000 всадников и обещано много наград, если он принесет голову Масиниссы или, что должно было вызвать невообразимую радость, возьмет его в плен живым. Когда те беспечно бродили врассыпную, он неожиданно напал на них и, отрезав огромное количество скота и людей от охранявших их вооруженных воинов, загнал самого Масиниссу с немногими спутниками на вершину горы. Затем, как будто бы война была уже закончена, он не только послал к царю добычу, состоявшую из скота и пленников, но даже отпустил гораздо бóльшую часть войска, чем то позволяла неоконченная еще война, и, преследуя не более как с 500 пехотинцев и 200 всадников спустившегося с гор Масиниссу, запер его в тесной долине, заняв выходы с обеих сторон; здесь произошло страшное избиение мезулиев. Масинисса не более как с 50 всадниками ускользнул от преследователей по неизвестным им извилистым тропам гор; но Букар не потерял следа и, нагнав его на открытой равнине у города Клупеи, так окружил, что, за исключением четырех, перебил всех до одного всадников. Вместес ними во время суматохи он выпустил почти из рук и самого раненого Масиниссу. Убегавшие были видны; отряд всадников, рассеявшийся по всему полю, преследовал пятерых неприятелей, причем некоторые скакали наперерез, чтобы опередить их. Огромная река приняла бежавших – гонимые страхом перед большей опасностью, они без замедления пустили туда коней, – и захваченные водоворотом, они были унесены вбок. Двое на виду у неприятелей были поглощены страшно быстрым течением, сам же Масинисса, которого враги считали погибшим, и с ним остальные два всадника выплыли среди тростников, росших у противоположного берега. На этом окончилось преследование Букара, так как он не решился броситься в реку и думал, что ему уже некого преследовать. Затем он вернулся к царю с ложным известием о гибели Масиниссы, и отправлены были послы сообщить в Карфаген об этом радостном событии. По всей Африке распространилась молва о смерти Масиниссы и произвела различное впечатление на умы.

Пока Масинисса в скрытой пещере лечил травами свою рану, он несколько дней жил разбоем двух всадников. Но как только рана затянулась, и, казалось, он мог выносить тряску, он со страшной дерзостью устремился, чтобы вернуть свое царство. Когда, собрав на самом пути не боле 40 всадников, он прибыл в землю мезулиев, уже открыто объявляя, кто он, то произвел сильное волнение, как вследствие прежнего расположения к нему, так и вследствие неожиданной радости, потому что видели невредимым того, которого считали погибшим; в течение нескольких дней к нему сошлись 6000 вооруженных пехотинцев и 4000 всадников, и он не только был хозяином в царстве своего отца, но даже опустошал владения союзных карфагенянам народов и пределы масесулиев – то было царство Сифака. Вызвав на войну Сифака, он засел между Циртой и Гиппоном, среди гор, удобных для всяких предприятий.

33. Итак, считая это дело уже слишком значительным, чтобы вести его через префектов, Сифак послал часть войска со своим юным сыном, по имени Вермина, и приказал ему, сделав обходное движение, напасть на врага, когда все его внимание будет устремлено на него, Сифака. Вермина, назначенный для нападения из скрытого места, отправился ночью, а Сифак двинулся днем по открытой дороге, как человек, имеющий в виду встретиться с врагом и дать правильное сражение. Признав, что наступило время, когда посланных в обход можно было считать достигшими назначения, Сифак тоже повел по отлогому холму, ведущему к неприятелю, свое войско, выстроенное вдоль противолежащей горной цепи, надеясь как на свою многочисленность, так особенно на приготовленную с тыла засаду. Масинисса, полагаясь преимущественно на более выгодное местоположение, где ему предстояло сразиться, тоже направил своих воинов на врага. Битва была ожесточенная и долго оставалась нерешительной, так как Масиниссу поддерживала позиция и мужество воинов, а Сифака – весьма значительное численное превосходство. Тот факт, что эта многочисленная толпа была разделена и одна часть теснила врага с фронта, а другая его окружила, дал Сифаку несомненную победу, и даже убежать врагам было невозможно, так как они были заперты с фронта и с тыла. Итак, все пехотинцы и всадники были избиты или взяты в плен; только около 200 всадников Масинисса собрал вокруг себя и, разделив их на три отряда, приказал им прорваться сквозь ряды врагов и назначил место, куда они должны были сойтись после бегства врассыпную. Сам он пробился среди вражеских стрел в том месте, куда устремился; два отряда застряли: один в страхе предался врагу, другой, оказывавший более упорное сопротивление, был засыпан и уничтожен вражескими стрелами. Вермина гнался почти по пятам; но, направляя путь то в ту, то в другую сторону, Масинисса обманывал его и наконец заставил отказаться от преследования, так как оно надоело ему и довело его до отчаяния; сам же с 60 всадниками добрался до Малого Сирта. Здесь, поддерживаемый возвышающим дух сознанием, как часто он пытался вернуть отцовское царство, он провел все время между пунийскими Эмпориями и племенем гарамантов до самого прибытия в Африку Гая Лелия с римским флотом. Эти обстоятельства склоняют меня думать, что и позже Масинисса пришел к Сципиону скорее с незначительным отрядом: указываемое писателями большое число приличествует царю, а это незначительное число соответствует судьбе изгнанника.

34. Потеряв отряд всадников с префектом и заготовив другую конницу при помощи нового набора, карфагеняне ставят во главе ее Ганнона, сына Гамилькара. Затем они вызывают Газдрубала и Сифака письмами через вестников и, наконец, через послов. Газдрубалу велят прийти на помощь почти осажденному отечеству; Сифака просят помочь Карфагену и всей Африке.

Сципипон стоял в то время лагерем у Утики, приблизительно на расстоянии тысячи шагов от города, перенеся его с побережья, где в течение нескольких дней его стоянка была соединена со стоянкой флота. Получив конницу, далеко не достаточную не только для нападения на врага, но даже для защиты полей от опустошения, Ганнон прежде всего принял меры к тому, чтобы увеличить число всадников вербовкой. Не гнушаясь и другими племенами, он преимущественно нанимал нумидийцев, лучших всадников в Африке. Уже у него было до 4000 конницы, как он занял город, по имени Салека, на расстоянии приблизительно пятнадцати миль от римского лагеря.

Когда об этом доложено было Сципиону, он сказал: «Всадники проводят летнее время в крытых помещениях! Пусть их будет хоть больше, только бы они были под предводительством такого вождя!» Считая, что ему тем меньше следует медлить, чем более лениво действуют враги, Сципион приказал Масиниссе, посланному вперед с конницей, подъехать к воротам и вызвать врага на бой. Когда все их полчища выступят из города и начнут его теснить в бою сильнее, чем он может без труда выдержать, то пусть он начнет мало-помалу отступать: он, Сципион, вовремя вступит в битву. Подождав столько времени, сколько считал достаточным, чтобы ушедший вперед союзник его мог выманить врага, Сципион последовал с римской конницей и, под прикрытием холмов, весьма удобно расположенных по извилинам пути со всех сторон, незаметно подошел. Согласно уговору, Масинисса, принимая вид то устрашающего, то боящегося, или подъезжал к самым воротам, или отступая и своей притворной робостью придавая врагу смелости, вызывал его на безрассудное преследование. Враги не все еще выступили, и вождь испытывал различные затруднения, заставляя одних с похмелья и со сна браться за орудие и взнуздывать лошадей, мешая другим выбегать из всех ворот врассыпную, нестройной толпой, без порядка, не дождавшись сигнала. Первых, неосторожно нападающих, задерживал Масинисса; затем, когда большее число одновременно сплоченной массой бросилось из ворот, то условия боя сравнялись; наконец, когда уже вся конница приняла участие в битве, Масинисса не мог более выдержать. Однако он не бросился бежать врассыпную, а отражал их нападения, постепенно отступая, пока увлек к холмам, прикрывавшим римскую конницу. Тут выскочили всадники, сами не утомленные и на свежих лошадях, и окружили утомленных битвой и преследованием Ганнона и африканцев; и Масинисса, вдруг повернув коней, возвратился в битву. Около 1000 человек, которые сражались в первом ряду и которым потому трудно было отступить, были отрезаны с самим вождем Ганноном и перебиты; остальных, которые были напуганы главным образом смертью вождя, а потому бежали врассыпную, победители преследовали на пространстве тридцати миль и захватили в плен или убили еще до 2000 всадников. Точно было известно, что в числе их находилось не менее 200 карфагенских всадников, некоторые известные своим богатством и знатностью.