Текст книги "Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции"

Хотя авторы декларации выступают непосредственно против какого-либо практического использования генетически модифицированных продуктов питания, они фактически распространяют своё отрицательное отношение на все продукты генной технологии, которые, по их мнению, представляют потенциальную опасность и лучше было бы от них отказаться вообще.

Но поскольку это затронуло бы жизненные интересы миллионов больных людей, нуждающихся в биоинженерном производстве определённых лекарственных препаратов, этот вопрос обходится стороной. Против генетически модифицированных продуктов питания, а вместе с ними и против продуктов генной инженерии вообще, авторы декларации выдвигают следующие аргументы:

– в настоящее время генная инженерия технически несовершенна;

– она не может управлять встраиванием нового гена, предвидеть место встраивания и эффекты добавленного гена;

– искусственное добавление чужеродных генов нарушает точно отрегулированный генетический контроль нормальной клетки;

– в результате могут образовываться опасные вещества, в худшем случае – токсины, аллергены и т. д.;

– не существует совершенно надёжных методов проверки на безвредность;

– существующие требования по проверке на безвредность крайне недостаточны;

– недостаточны и знания о действии на окружающую среду;

– продукты генной инженерии не представляют ценность или она незначительна, они обладают лишь коммерческими преимуществами;

– мнение, что эта технология может дать полезные продукты в будущем, научно не доказано;

– вплоть до введения моратория следует узаконить обязательное маркирование генетически модифицированных продуктов.

Следует признать, что многие из этих аргументов справедливы и основательны. Однако практические рекомендации, связанные с ними, несостоятельны. Дело в том, что авторы декларации обращают внимание только на опасные последствия применения генетически модифицированных продуктов питания и других продуктов генной инженерии. Но они совершенно не принимают во внимание вредных и опасных последствий тотального запрещения этих продуктов. Не задумываются они и о том, что их оценка ситуации также имеет вероятностный, а не доказательный характер, что сгущение красок по поводу возможных, но не доказанных опасностей настраивает общественное мнение против науки и наносит непоправимый вред её прогрессивному развитию. А с другой стороны, озабоченность общественности, врачей и учёных по поводу непредсказуемости поведения генно-инженерных конструкций в живой природе принесла и немалую пользу, привела к созданию системы контроля за безопасностью этих конструкций.

Развитие этой системы имеет свою историю, тесно связанную с историей самой генной инженерии. Уже в 1972 г. сразу же после сенсационного сообщения Х. Бойера и С. Коэна о получении технологии рекомбинантных ДНК, когда весь научный мир был потрясён открывающимися перспективами, их коллега Пол Берг, по праву считающийся одним из отцов-основателей генной инженерии, стал осознавать не только перспективы, но и возможные отрицательные последствия этих достижений.

Осуществив сложнейшие опыты по переносу генов из одного одноклеточного организма в другой, Берг сознательно приостановил последующие весьма обнадёживающие опыты, так как он не был уверен в их безопасности. Дело в том, что успех его опытов был обеспечен пересадкой гена вируса, заражающего обезьян, в геном бактериофага. Берг отказался от дальнейшей пересадки полученной таким образом рекомбинантной ДНК в геном кишечной палочки, поскольку им овладела тревога, что эта безобидная бактерия может обрести свойства нового болезнетворного микроба.

В 1973 г. Берг собрал подписи 77 молекулярных биологов под письмом, направленным затем в американский журнал «Наука», в котором содержался призыв разработать правила безопасности по проведению генно-инженерных экспериментов. В 1974 г. те же учёные опубликовали второе письмо, в котором призывали установить мораторий на такие эксперименты вплоть до принятия на государственном уровне программы контроля за безопасностью создания генно-инженерных конструкций для человека и окружающей среды.

Крупной вехой в процессе создания системы контроля явилась научная конференция, состоявшаяся в феврале 1975 г. в г. Асиломаре, штат Калифорния. Собравшиеся на конференцию 140 микробиологов обсудили создавшееся положение и выработали рекомендации по обеспечению безопасности. Они отказались от идеи моратория и предложили ряд мероприятий для предотвращения утечки генетически изменённых организмов из лабораторий и их распространение в природной среде.

В 1976 г. Национальный институт здоровья США, основываясь на рекомендациях Асиломарской конференции, принял правила безопасности, обязательные к исполнению для всех учёных, получающих государственное финансирование. При этом институте был создан Комитет по надзору за рекомбинантными ДНК. В обязанности Комитета входила организация экспертизы и выдача разрешений на эксперименты в области генной инженерии. Затем подобные организации стали возникать и в других странах.

За десятилетия, прошедшие с тех теперь уже давних 70-х годов, ожидания катастрофических последствий генно-инженерных экспериментов, характерные для участников Асиломарской конференции, не подтвердились. Будем надеяться, что так будет и дальше по мере углубления вмешательства науки в микромир жизни. Катастрофистские настроения во многом базировались на геноцентрических представлениях, широко распространённых среди генетиков. Преувеличение опасностей так же вредно для развития науки, как и их недооценка. К сожалению, той черты, которая отделяла бы преувеличение опасностей от их недооценки, никто не знает.

Ход нашего вмешательства в структуры наследственности таит в себе опасную непредсказуемость вследствие крайней ограниченности наших знаний. В то же время после открытия генетического кода среди генетиков широко распространилась также геноцентрическая по своему характеру недооценка этой ограниченности, преувеличенное представление о возможностях генетических и генно-инженерных методов в управлении жизненными процессами. Геноцентризм и геноцентрический фанатизм, по-видимому, представляют главную опасность в данной сфере деятельности.

Между тем широкая публикация и популяризация как достижений, так и предупреждений об опасностях генной инженерии вызвала в общественной среде наряду с гипертрофированными ожиданиями целый ряд разнообразных фобий, и прежде всего в отношении генетически модифицированных продуктов питания. Сотни фантастических романов, десятки фильмов рисуют ужасы распространения зловредных вирусов, вырвавшихся за пределы генно-инженерных лабораторий и вызывающих неизлечимые заболевания, превращающих людей в отвратительных зомби и т. д. Множество общественных организаций в разных странах требуют запретить исследования и производство генно-инженерных продуктов. Многие социально-психологические явления, связанные с подозрениями по поводу воображаемой вредности продуктов генной инженерии невозможно охарактеризовать иначе, чем формы массового психоза. Постоянно муссируемые страхи по поводу загрязнения биосферы и организма человека чужеродными генами, образования генно-инженерных мутантов и т. д. часто попадают на газетные полосы и вызывают у читателей состояния, близкие к неврозам. Откровенные запугивания нередки и со стороны религиозных кругов.

Реальность далека как от преувеличенных ожиданий, так и от неумеренных опасений. Немногочисленные и не вполне проверенные факты свидетельствуют о том, что распространение генно-инженерных структур в природе действительно происходит, но отнюдь не влечёт за собой тех катастрофических последствий, о которых пророчествуют генофобы.

Учёные в большинстве своём признают, что распространение в биосфере генов, призванных обеспечить устойчивость сельскохозяйственных растений, может вызвать устойчивость сорняков к гербицидам и насекомых-вредителей к инсектицидам. При этом как бы забываются реалии того ужасающего воздействия, которое гербициды и инсектициды оказывают на окружающую среду. Об этих фактах в средствах массовой информации говорилось на протяжении десятилетий, но сейчас эти тревоги стали слишком привычными, и массовое внимание с присущими ему припадками панических настроений переключилось на возможные, но не существующие ужасы применения продуктов генной инженерии. Между тем при всех воображаемых ужасах использования этих продуктов именно они дают нам шанс избавиться от реальных ужасов применения сельскохозяйственной химии. И люди, охотно потребляющие огромное количество продуктов, буквально начиненных химикатами, сейчас в ужасе отшатываются от довольно качественных, дешёвых и лишённых химической начинки генетически модифицированных продуктов.

Не забудем, что именно химикаты наряду с научно обоснованной селекцией и агротехникой лежали в основе так называемой «зелёной революции», которая позволила избавить от голода огромное множество людей на всех континентах этой многоликой планеты. Продукты же генной инженерии являются порождениями ещё более глубокой, а значит, и в какой-то мере ещё более рискованной науки. Поэтому они имеют не только коммерческое значение, как утверждают сторонники их запрета по принципу «как бы чего не вышло», их появление несёт в себе громадный эволюционный смысл. Эти продукты способны поднять наше питание на более высокий уровень и избавить его от химических загрязнений.

Продукты из сои, в том числе и модифицированной, являются превосходными продуктами питания, источниками вегетарианских белков, необходимыми элементами современного здорового образа жизни, опасными конкурентами жирного мяса, которое так притягательно для клиентов медицинских учреждений. Такими же опасными в перспективе конкурентами станут и мясные продукты генетически модифицированных животных, у которых удаётся значительно снизить уровень ожирения. Конечно, было бы лучше снижать жирность мяса заботой о физических нагрузках для этих животных. Но современное животноводство с его погоней за коммерческой эффективностью и конкурентоспособностью пока ещё, к сожалению, не очень к этому склонно.

За многие годы, прошедшие с начала выращивания генетически модифицированных продуктов, особых «ужасов», слава эволюции, не случилось (тогда как ужасы химических загрязнений обнаружились сразу при их применении). В 1999 г. была обнаружена повышенная устойчивость рапса к гербицидам (она возросла приблизительно в 3 раза). Гены, обеспечивающие эту устойчивость, были вполне адресно переданы от генетически модифицированных растений обычным, немодифицированным

Обмен генами произошёл вполне естественным образом, поскольку рапс является перекрёстно-опыляемым растением. От этого обмена рапс только выиграл, но возможность подобного обмена с сорняками повергла специалистов сельского хозяйства в неописуемый ужас. К счастью, ни одного случая межвидовой передачи модифицированных генов пока не обнаружено. Возможно, что такая передача может осуществиться за очень длительный промежуток времени.

Но тогда у учёных достаточно времени, чтобы усовершенствовать методы генетической инженерии, что позволит вообще отказаться от гербицидов и инсектицидов. Кстати, устойчивость сорных растений к гербицидам и насекомых к инсектицидам за длительные промежутки времени возрастает за счёт естественного отбора наиболее устойчивых особей. Так что мораторий на генетическую модификацию может оказаться не просто бесполезным, он воспрепятствует выработке биологического оружия против вредителей урожаев, устойчивых к гербицидам и инсектицидам.

Пик общественного беспокойства по поводу выращивания трансгенных продуктов пришёлся на самый конец XX века, на 1999–2000 годы. Это спровоцировало принятие различного рода запретов правительствами некоторых стран. Больше всего не повезло «царице полей» – генетически модифицированной кукурузе.

В 1999 г. Департамент сельского хозяйства Швейцарии бурно отреагировал на опубликованные в прессе сообщения специалистов о загрязнении чужеродными генами немодифицированной кукурузы. По решению правительства огромные площади посадок кукурузы подверглись сожжению.

В том же году правительство Мексики ввело мораторий на выращивание генетически модифицированной кукурузы. Но поскольку это вызвало обострение продовольственных проблем в стране, пришлось закупать большие количества трансгенной кукурузы в США. В результате мексиканские фермеры стали нелегально закупать такую кукурузу для выращивания и продажи.

В результате запретов производство трансгенной кукурузы приняло в Мексике неконтролируемый характер. В Мексике и ряде других стран уничтожение посевов генетически модифицированных растений может вызвать серьёзные гражданские беспорядки, напоминающие гражданскую войну. Контроль за выращиванием трансгенных растений, предполагающий доказательство наличия модифицированных геномов, слишком дорог, чтобы его можно было осуществлять в массовом порядке. Проще сжечь всю кукурузу, выращиваемую в стране, оставив тем самым животноводческие фермы без кормов, а население без мясных продуктов.

На такие шаги не отважится никакое правительство в мире, а если дерзнёт, то страну ожидает скорая смена власти. Джинн, таким образом, уже выпущен из бутылки, и загнать его туда можно только жестокими мерами и тотальным уничтожением посевов. Но не лучше ли эти меры и эти средства употребить для уничтожения посевов, пригодных для производства наркотиков?

Другой способ удушения производства генно-инженерных продуктов – информационная война. Многие фирмы, являющиеся конкурентами производителей генно-инженерной продукции, в своих рекламных выступлениях в СМИ и на упаковке своих товаров навязчиво информируют об отсутствии в них генно-модифицированных компонентов. Многие фирмы, специализирующиеся на производстве продовольственных товаров тратят немалые деньги на выступления учёных и журналистов, распространяющих мифы о безусловной вредности генетически модифицированной продукции.

Как правило, вспышки общественных фобий распространяются со скоростью эпидемии после очередного сообщения какой-то группы учёных об открытии вредоносных эффектов генно-инженерных продуктов. Сомнительность экспериментов, на основе которых делаются эти открытия, раскрывается далеко не сразу, а дискуссия между учёными по поводу этих экспериментов только подогревает страхи потребителей.

Особенно пугают потребителей слухи о возможном наличии в генетически модифицированных продуктах каких-то неведомых отравляющих веществ, аллергенов или даже зловредных генов, которые могут встроиться в геном и изуродовать потомство во многих поколениях.

Но миллионы потребителей генетически-модифицированных продуктов вполне благополучны, у них рождаются нормальные дети, а что касается отравлений и аллергических реакций, то их источниками, как правило, являются «генетически чистые» продукты, выращенные с помощью химических удобрений, гербицидов и инсектицидов.

Вопреки множествам мифов и страшилок, генно-модифицированные продукты питания и многие другие виды продукции, полученные с помощью генной инженерии, обладают рядом существенных преимуществ по сравнению с продукцией, выращенной с помощью сельскохозяйственной химии. Каких-либо научно обоснованных противопоказаний к их употреблению обнаружить не удалось.

Это не означает, конечно, что не нужна разумная осторожность и всесторонняя система контроля при их массовом использовании. Напротив, существующая система контроля недостаточна, необходима система быстрого реагирования на любые сигналы неблагополучия в этой сфере, которая смогла бы вовремя заблокировать распространение недоброкачественных продуктов, а с другой стороны – разоблачить измышления недобросовестных учёных и журналистов, стремящихся приобрести известность и популярность за счёт очередных сенсационных «разоблачений» вредоносного действия продуктов генной инженерии.

Классическим примером такого рода сенсаций стала публикация в 1999 г. сообщения группы британских исследователей о замедлении роста и снижении иммунитета подопытных крыс, питавшихся генетически-модифицированной кукурузой. Попытки повторить результаты этих опытов другими исследователями были безуспешны. Однако эта сенсация вызвала шквал массовых требований по введению запретов на исследования в области генной инженерии.

В сложившихся обстоятельствах, обусловивших своеобразную дискриминацию генно-модифицированных продуктов, весьма сложным оказывается вопрос об их обязательной маркировке. В принципе такая маркировка необходима, поскольку потребителями следует предоставить право выбора между продуктами химии и генетической модификации. Но вследствие сформировавшихся предубеждений обязательная маркировка могла бы губительно подействовать на коммерческую эффективность генно-модифицированной продукции и привести к сворачиванию их производства. Поэтому специалисты должны приложить немало усилий, чтобы развеять предубеждения и показать реальные преимущества генно-инженерных продуктов.

Что касается мораториев и всевозможных запретов на исследования, разработку и производство генетически модифицированной продукции, то они могут оказаться значительно опаснее и для природы, и для общества, чем те предполагаемые последствия, о которых постоянно твердят консервативные круги, создающие всевозможные общественные организации для противодействия распространению генно-инженерных продуктов. Консерваторы вполне правы в том, что использование генетически изменённых организмов содержит в себе долю риска, возможность неких непредсказуемых последствий, о которых мы сейчас не знаем и знать не можем.

Но гораздо опаснее сковать запретами научную мысль и оставить её на том уровне, на котором она находится сейчас. Остановить научную мысль невозможно, и если наложить запрет на проведение экспериментов, результатом станет нелегальная деятельность учёных, происходящая вне всякого контроля. Запреты же на производство приведут к нелегальной деятельности фермеров, которые будут продавать запрещённую продукцию под видом разрешённой.

Но главная опасность заключается даже не в этом. Мы живём на маленькой планетке с постоянно возрастающим населением и ограниченными невозобновляемыми природными ресурсами. Если наука не найдёт способ выращивать разнообразные ресурсы на основе развития биотехнологии, через несколько поколений исчерпание ресурсов поставит человечество перед угрозой экологической и социально-экономической катастрофы.

Рисковать всё равно придётся. По мере расширяющегося использования достижений генной инженерии риск будет волнообразно нарастать, и к этому общественное мнение должно быть подготовлено. И только по мере развития наших знаний о закономерностях генетических предпосылок биологической эволюции риск будет постепенно снижаться и станет возрастать безопасность разнообразного комбинирования генетических структур.

Наши сегодняшние знания об эволюции живых организмов позволяют утверждать, что защита геномов от внедрения чужеродных генов, выработанная в процессе эволюции, является очень мощной и весьма надёжной. Изменения, связанные с горизонтальным обменом генами, представляют собой чрезвычайно длительный процесс и подвергаются естественному отбору, который поддерживает их только в том случае, если они обеспечивают конкурентные преимущества в борьбе за существование и биологической работе для оптимизации жизнедеятельности организмов данного вида.

Понимание этого обстоятельства снимает многие опасения, связанные с употреблением продуктов генной инженерии. Геноцентрический характер этих опасений очевиден. Они вытекают из укоренившегося представления о генах как своеобразных демиургах биологического мира, творящих этот мир независимо от жизненных процессов и биологической работы обитателей этого мира.

Геноцентризм как своеобразный мифологизированный образ, даже культ генов как демиургов жизни, главное действующее лицо её эволюции прочно вошёл не только в научное, но и в массовое сознание, транслируясь в него через средства массовой информации и научно-популярную литературу. Неразработанность научно-эволюционного мировоззрения и слабость научной веры приводят к тому, что сами учёные также руководствуются в своих исследованиях не научным, а обыденным мировоззрением, а иногда и религиозной верой. А эта вера внушает им, что они творят зло, посягая на замыслы Творца. Учёные же, которые работают в сфере гуманитарных знаний и пытаются обобщить социальный смысл происходящих перемен, часто оказываются далеки от эволюционной методологии, но очень недалеки от предрассудков массового сознания.

В этом отношении весьма характерна позиция такого безусловно выдающегося философа и политолога, как Фрэнсис Фукуяма. Этот американский учёный японского происхождения получил мировую известность своей концепцией «конца истории», который, по его мнению, должен был воспоследовать после крушения СССР и глобального распространения неолиберальных идей.

В книге, написанной в 2001 г. (переведенной на русский язык только в 2008 г.), Фукуяма отвечает многочисленным критикам этой концепции, признавая, что история, пришедшая в своему концу на основе глобальных политических сдвигов и преодоления глобальных конфликтов между альтернативными социальными системами, может продолжиться на основе научно-технологических сдвигов и конфликтов по поводу биотехнологической революции (Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Последствия биотехнологической революции – М.: Аст, 2008 – 249 с.).

Если человеческая история с точки зрения Фукуямы завершилась с прекращением противостояния двух социальных систем и устранением опасности термоядерной катастрофы, то продолжение истории в ходе биотехнологической революции может обернуться постчеловеческим будущим. Такое будущее может стать настоящим вследствие разрушения человеческой природы, которая, по Фукуяме, является вечной и неизменной и выступает источником прав человека.

Критики концепции «конца истории» упрекали Фукуму в необоснованном оптимизме, заключающемся в представлении о глобальном распространении либеральных ценностей, прав и свобод, основанных на рыночной экономике и демократии. Прогноз Фукуямы не оправдался, и теперь, вследствие продолжения чреватой опасностями истории ему на смену приходит пессимизм.

«Как должны мы, – спрашивает Фукуяма, – реагировать на биотехнологию, которая сочетает обещание колоссальных потенциальных выгод с угрозами, как физическими и явными, так духовными и весьма скрытыми? Ответ очевиден: мы должны использовать силу государства, чтобы эту технологию регламентировать» (Там же, с. 22).

Самую страшную угрозу Фукуяма видит не в появлении сверхнасекомых, новых вирусов и генетически модифицированных продуктов питания, образующих токсические реакции, а в изменении природы человека. В результате либеральный мыслитель, в 90-е годы XX века превозносивший либерализацию и дерегулирование, сейчас ратует за жёсткую регламентацию научной сферы.

При этом Фукуяма прекрасно отдаёт себе отчёт, чем может обернуться вмешательство бюрократии в решение научных проблем. Он возлагает надежду на политический контроль посредством создания демократических институтов, ответственных за безопасность перед электоратом. Это, конечно же, утопия. Сам же Фукуяма немало рассуждает о лоббировании интересов корпораций, описывает, насколько непоследовательными являются шаги правительств по регламентации развития биотехнологий в самых различных странах.

Ни эти правительства, ни сам Фукуяма не знают, откуда может исходить потенциальная угроза. Запрещения сменяются разрешениями и наоборот, и происходит это под давлением различных групп электората. Фукуяма предлагает провести «красную черту» между опасными и безопасными биотехнологиями, но ни сам он, ни кто-либо другой не знает, где может проходить эта черта. В этих условиях система контроля, основанная на жёсткой регламентации может привести только к бюрократическому сдерживанию прогресса науки и существенному отставанию той страны (и той группы стран), которая предпочтёт запреты гибкому контролю и регулированию.

«Регулирование, – определяет Фукуяма, – есть по сути акт проведения нескольких красных линий, отделяющих разрешённую деятельность от запрещённой» (Там же, с. 292). Фукуяма предлагает безусловно запретить клонирование с намерением создать ребёнка. Конечно, сегодня попытки клонирования человека беспочвенны, поскольку могут привести только к рождению нежизнеспособных уродов.

Но наряду с этим Фукуяма считает необходимым наложить запрет на целый ряд технологий, связанных с усовершенствованием генетических структур. «Один очевидный способ проведения красной черты, – полагает Фукуяма, – различение между лечением и улучшением… В конце концов, исходная цель медицины – лечить больных, а не превращать здоровых в богов» (Там же, с. 294). Лечить можно, улучшать – нельзя. В этом вопросе Фукуяма незаметно переходит красную черту от либерализма к крайнему консерватизму, исходным мировоззренческим звеном которого выступает положение о неизменности человеческой природы. Попытки улучшения человеческой природы, поэтому, согласно Фукуяме, приведут к расчеловечиванию человека, создадут почву для неразрешимых конфликтов и почву для постчеловеческой истории.

«Что бы ни думали о концепции человеческой природы университетские философы и социологи, – пишет Фукуяма, – факт остаётся фактом: наличие у человека стабильной природы на протяжении всей его истории имело колоссальные политические следствия… Современная биология дала наконец некоторое эмпирическое содержание концепции человеческой природы» (Там же, с. 27).

Стабильность генома, согласно Фукуяме, способствует культурному самоизменению, и если её нарушить, человек перестанет быть культурным животным по своей природе и станет животным, изменяющимся и достигающим своих целей только биологически. Это приведёт к деградации духовных усилий человека.

Фукуяма прав в том отношении, что чисто генетические изменения, обеспесчивающие преимущества для человеческого существования, не пойдут на пользу человеку, превратят его в самодовольного и безвольного потребителя благ, доступных вследствие врождённых, а не приобретенных качеств. К сожалению, Фукуяма весьма невнятно проводит эту важную мыль, составляющую рациональное зерно его книги.

Но человеческая природа (не такая уж неизменная и во многом зависящая от эволюции общества) нуждается в улучшении, и запрещать средства для такого улучшения было бы бесчеловечно. Другое дело, что улучшить саму природу человека без регулярного, тяжёлого труда по личному самоусовершенствованию самого человека, на основе одних лишь генетических манипуляций невозможно.

Достижения биотехнологий могут прийти на помощь при улучшении человеческой природы лишь в качестве вспомогательного средства, используемого человеком в процессе психофизического, морального и духовно-культурного самосовершенствования. Без такого самосовершенствования биотехнологические средства породят лишь самовлюблённое, бескультурное и бездуховное животное. Но без технических средств, создаваемых человеческой цивилизацией, без развития биотехнологий, не ограниченного жёсткой регламентацией, психофизическое самосовершенствование не сможет избавить человеческую природу от генетически предопределённых заболеваний, не сможет продлить человеческую жизнь за её природно-определённые пределы, открыть перед человеком возможности самоизменения, выходящие за пределы его как природного существа.

Права человека действительно вытекают из человеческой природы и соответствуют её естественному воплощению в социальном мире, но животное в природе человека препятствует полноценному осуществлению этих прав. Человеческая природа несовершенна, двойственна, многообразна, и она выступает источником как самих прав, так и их постоянного нарушения. Политико-правовая защита естественных прав человека есть результат не природного, а общественного развития, продукт длительного социального прогресса. Но политическая демократия может создавать лишь социально-правовые предпосылки для защиты прав человека от их нарушения другими людьми. Несовершенство человеческой природы приводит к тому, что человек нередко сам попирает свои права и права других людей. Полноценное использование прав при их последовательном расширении возможно только в процессе усовершенствования человеком собственной природы в сотрудничестве с другими совершенствующимися людьми.

Чтобы эффективно осуществлять свою жизнедеятельность в новом социальном мире, эволюционирующем на базе достижений науки, люди должны запастись научной верой и перестроить свой образ жизни таким образом, чтобы стать субъектами, а не пассивными объектами этой эволюции. Перспективы развития биоинженерной мысли могут открыться и воплотиться в преодолении болезней и поступательном продлении человеческой жизни только перед человеком, не пассивно потребляющим результаты научных исследований, а активно воплощающим их в процессе своего творческого самосозидания.

Стать из объекта эволюции её творящим и созидающим субъектом – таков смысл и назначение жизни человека в этом огромном и многоликом Космосе.