Текст книги "Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции"

Другими пионерами в высвобождении передних конечностей для функций, не связанных с хождением по земле, стали птицы. Их передние конечности превратились в крылья, предназначенные для полёта. И тоже потребовались миллионы лет использования передних конечностей в биологической работе по перемахиванию с ветки на ветку, помощи прыжками с земли маховыми движениями, чтобы эти конечности обросли перьями и стали пригодными к полёту. Опять же биологическая работа, а не случайные мутации стали главным фактором трансформации маховых конечностей в крылья. Наследственный аппарат в каких-то формах, которые науке ещё предстоит открыть, только отреагировал на достижения биологической работы и отбора наиболее эффективно работающих организмов.

Обычно считается, что к прямохождению обезьяньих предков человека вынудили изменения окружающей среды, что переход к двуногому хождению произошёл под давлением геологических, климатических и экологических факторов. Главным среди этих факторов считается поредение лесов и образование африканских степей – саванн. Такое объяснение находится в полном соответствии с тезисом Г. Спенсера, о выживании наиболее приспособленных, включённым Ч. Дарвином в его теорию происхождения видов. Оно подтверждается геолого-климатическими и палеонтологическими исследованиями, свидетельствующими о широком распространении степей в результате экспансии однодольных растений и некоторого иссушения климата.

Однако очень многое в истории живой природы (в том числе и само распространение степей) свидетельствует о том, что гораздо чаще источником происхождения новых видов, в том числе и хомо сапиенс, является не пассивное приспособление к резким изменениям окружающей среды, а активное освоение новой среды, требующее повышенной мобилизации усилий и мощной активизации биологической работы в соответствии с условиями этой среды. Резкие изменения среды приводят в большинстве случаев к вымиранию видов, а не к их целесообразному изменению, хотя поток мутаций при этом многократно увеличивается. Классический пример – великое вымирание динозавров и других типов животных суши и моря в результате не столь уж крупных глобальных изменений климата в конце мезозойской эры. В то же время кистепёрые рыбы, будучи исключительно водными животными, в поисках лучшей пищи активно атаковали сушу и стали родоначальниками всех сухопутных животных от земноводных и рептилий до млекопитающих и человека. Киты и дельфины, будучи млекопитающими, вторично переселились в морскую среду и посредством постоянной направленной биологической работы выработали соответствующие полезные приспособления, став, по существу, сугубо водными животными. И таких примеров можно привести великое множество.

Переселенцы, обосновавшиеся на огромных пространствах степной и лесостепной зоны, также получили не меньший импульс для ускоренной эволюции, чем их далёкие предки, переселившиеся на сушу из водной среды и переселенцы с суши в водную среду. «Появление степей, саванн, – пишет российский исследователь Н. Воронцов, – создало новые адаптивные зоны на Земле. Часть лесных млекопитающих осталась в сокративших свою площадь лесах, часть, испытывая более быструю эволюцию, стала осваивать открытые ландшафты» (Воронцов Н.Н. Развитие эволюционных идей в биологии – М.: Издат. отдел УНЦ ДО МГУ, 1999 – 266 с., с. 17).

Предки человека также, скорее всего, не были изгнаны из «рая» древнего обитания на грешную землю, а стали завоевателями и покорителями новой среды обитания, покинув деревья ради обретения новых источников энергии. И пусть этими источниками были не далёкие звёзды, а всего лишь наземные животные, охотясь на которых можно было получить белковую подпитку организма, но кто знает, быть может, этот первый завоевательный поход был не менее трудным, чем покорение ближнего и дальнего Космоса. Как бы то ни было, предки человека осваивали новую для себя космическую среду, ибо земной космос был для этих древесных обитателей не менее чуждым, чем для нас Луна или Марс.

По наблюдениям антропологов, современные человекообразные обезьяны не являются чистыми вегетарианцами, они питаются в основном плодами тропических деревьев, но не упускают случая полакомиться каким-нибудь мелким зверьком, которые шныряют поблизости и которых удаётся схватить. Специально обезьяны не охотятся, но они, как и другие животные, постоянно заняты поиском пищи и всячески стараются пополнить свой белковый рацион. Они не брезгуют насекомыми, добывают мёд диких пчёл и именно для этого используют ветки и суки деревьев, приготовляя их для получения подобных продуктов. Именно такие случаи «изготовления» орудий «труда» зафиксированы антропологами, наблюдавшими за стаями диких обезьян. Такая биологическая работа представляет собой высшее достижение животной деятельности, а у обезьяньих предков человека она стала предпосылкой человеческого труда.

Подобно обычным обезьянам, предки человека первоначально пытались лишь разнообразить свой рацион питания, однако в этот период в связи с распространением степей происходит кризис отряда приматов в целом и резко возрастает конкуренция за вегетарианское питание на деревьях. Открытые же пространства степей и лесостепей позволяли при условии изменения способа питания выживать благодаря собирательству и охоте.

Но приспособленность к хищничеству у этих потомков древесных обезьян (дриопитеков) была чрезвычайно низкой. Слишком низкой у этих новоявленных хищников по сравнению с обычными хищниками была скорость четвероногого передвижения. Первоначально они вставали на задние лапы лишь эпизодически, что позволяло высматривать добычу и подкрадываться к ней скрытно, используя густую траву. Хватательные передние конечности освобождались при этом от функции передвижения для функции схватывания добычи. Этими конечностями они схватывали мелких зверьков, разрывали их и пожирали. Голод поощрял их всеядность и заставлял использовать в пищу всё, что можно было обнаружить на поверхности земли: ягоды, грибы, остатки пиршества хищников, некоторых насекомых, моллюсков и т. д. Высвобождение передних конечностей для биологической работы вынудило переход к постоянному передвижению на задних конечностях, а не с помощью передних.

Передвигаться же на задних конечностях в согнутом состоянии длительное время было невозможно: уставали мышцы, возникали боли в мышцах, хрящевых тканях, позвонках. Приходилось теперь уже постоянно подниматься «на дыбы», используя для прямостояния уже не перегружаемые мышечные волокна, а позвонки, опирающиеся на нижележащие позвонки. Мышцы же сейчас использовались лишь для поддержания позвоночника в выпрямленном состоянии. И почувствовали они, что это хорошо. Подобно библейскому Создателю мира, они нашли оптимальный вариант, перепробовав все альтернативные. Ведь согласно уточнению еврейского Талмуда, Господь 65 раз создавал этот мир, но неудачно, и уничтожал созданное, и только на 66-й раз увидел, что это хорошо.

Переход на открытые пространства степей не только у человека, но и у многих видов степных животных вызывает появление конвергентной тенденции к прямостоянию и вертикальному положению тела для улучшения обзора над волнующимся морем буйных степных трав. Конвергенция, т. е. формирование сходных признаков у разных видов в одной и той же среде есть результат одинаковой биологической работы, подкреплённой естественным отбором и происходящей под мобилизующим действием условий среды. Трудно поверить, что способность к прямостоянию далась без всяких усилий, в результате случайных мутаций.

Способность улучшения обзора на открытых степных ландшафтах наряду с человеком приобрели также мелкие зверьки, как сурикаты, сурки, суслики, песчанки и др. При этом сурикаты стояли, опираясь на выпрямленные вертикально задние лапы и упругие хвосты, а все остальные как бы сидели на ягодичных мышцах, поддерживая вертикальные позы хвостами и короткими, вытянутыми горизонтально по земле задними лапками. Сидячую позу при обзоре местности из обезьян принимают павианы, у которых от длительного сидения развилась массивная задница. Человеческие ягодицы также, по-видимому, есть результат длительного сидения на земле прямоходящих предков, но ягодичные мышцы одновременно выполняют роль распрямителя таза, противовеса при хождении и вторичного полового признака.

Однако и двуногое передвижение при выпрямленном позвоночнике не решало всех проблем. Длинные передние конечности давили своим весом на позвоночник, вынуждали напрягать мышцы, а главное, снижали скорость перемещения в пространстве. Расширение горизонтов обзора при прямохождении позволяло лучше ориентироваться в пространстве, издалека высматривать добычу, обозревать окрестности, находя средства пропитания, вовремя обнаруживать приближающихся хищников. При таком способе питания и передвижения приходилось постоянно переходить с места на место, преодолевать значительные расстояния, быстро ориентируясь в постоянно возникающих новых ситуациях.

Выпрямленное положение при двуногом передвижении давалось нелегко. Нижние обезьяньи конечности, приспособленные к охвату толстых веток деревьев, представляли собой подобие рук, и ходить на них без помощи передних конечностей, сохраняя равновесие, было нелегко. По существу, ступни ног человека представляют собой кисти задних конечностей обезьяны, продавленные под весом тела в процессе биологической работы по прямохождению и утратившие противопоставление большого пальца вследствие постоянной необходимости создавать дополнительную опору всеми пятью пальцами при хождении. Этим же объясняется укорочение пальцев ног и удлинение обезьяньей ладони, превратившейся в процессе хождения в человеческую ступню. Отягощали прямохождение и всё еще очень длинные передние конечности, которые мешали сохранять равновесие, давили своим весом на позвоночник, вынуждали напрягать мышцы, а главное, снижали скорость перемещения в пространстве.

Главной проблемой в этих условиях становится низкая скорость передвижения. Предшественники двуногих обезьян на стезе прямохождения, хищные динозавры, тоже были неуклюжими созданиями, их шаги были тяжёлыми и медлительными, а равновесие при хождении поддерживалось длинным и тяжёлым хвостом. Но один шаг этих гигантов был равен около семи метров, а шаг новых степных двуногих охотников – около полуметра, причём хвост у них постепенно атрофировался, а для поддержания хрупкого равновесия при ходьбе возникли крупные ягодичные мышцы. Охота на степных животных проходила в условиях, когда горе-охотники во много раз уступали потенциальным жертвам в скорости передвижения. Шансов прокормиться простым преследованием жертвы было очень мало. Нужно было изобретать способы биологической работы, позволяющие существенно увеличить эти шансы и повысить эффективность охотничьего промысла.

Волки способны преследовать добычу, пробегая на четырёх лапах более 40 километров. Гепарды развивают колоссальную скорость на коротких дистанциях. Львы нападают из засады или подкрадываясь на ближнее расстояние, а затем делают короткий рывок. Ни один из этих способов для двуногих выходцев из леса не открывал никаких перспектив. Их походка путём переступания с пятки на носок не могла конкурировать по скорости с четвероногими копытными, легко и грациозно бегающими на окостеневших пальцах. Шаги были довольно тяжёлыми, и чуткие степные звери чувствовали их передвижение при помощи слуха на больших расстояниях. Попытки длительного преследования под жарким солнцем в полной «амуниции», сплошном волосяном покрове, приводили к перегреванию и могли закончиться обмороком. Бег постоянно вызывал сильную одышку, поскольку задние конечности требовали очень много кислорода для компенсации энергозатрат, передние конечности были ещё слишком длинными и мешали ускорению бега.

Диафрагма встречала сопротивление при выпрямленном положении позвоночного столба, испытывающего давление тела, и не могла в полной мере осуществлять свою насосную функцию. Начавшееся в процессе прямохождения опускание гортани и образование узкой голосовой цели снизило пропускную способность органов дыхания и не позволяло снабжать лёгкие при беге достаточным количеством кислорода. Единственным способом, позволявшим повысить эффективность охотничьего промысла до уровня обычных хищников и начать хотя бы сколько-нибудь часто утолять голод, была загонная охота с применением орудий.

Но загонная охота – не такое простое дело. Она требует организации, согласованности действий, распределения ролей, управления всем процессом, начиная от разделения всех охотников на загоняющих и встречающих, и кончая последующим дележом добычи. Соответственно резко возрастает роль вожаков и выделения рангов в процессе установления отношений доминирования. На новый уровень выходят отношения биологической социальности. Начинают формироваться мобилизационные структуры, которые постепенно выделяют предков человека из животного мира. Именно они становятся решающим фактором антропогенеза и главной движущей силой очеловечения прямоходящих обезьян.

Социальноподобные мобилизационные структуры представляют собой четвёртый тип мобилизационных структур космической эволюции. Первый из этих типов – натурмобилизационные структуры, они организуют движение в косной, неживой природе, на уровне физико-астрономического и химического движения материи. Второй тип – биомобилизационные структуры, сложность связей внутри которых как количественно, так и качественно не уступает сложности связей натурмобилизационных структур и приближается к бесконечности, несмотря на то, что биомобилизационные структуры развиваются на песчинке мироздания, Земле, а натурмобилизационные – и на Земле, и в самих живых существах, и в необъятном Космосе. Третий тип – нейромобилизационные структуры, развивающиеся в мозгу человека и его центральной нервной системе. По количеству и сложности нейронных связей они соперничают со связями предшествующих типов мобилизационных структур. Наконец, социомобилизационные структуры, развивающиеся на базе всех предшествовавших типов структур, особенно нейромобилизационных, объединяют людей в общество и являются наиболее мощным ускорителем прогресса из всех нам известных.

Первоначально формирование социомобилизационных структур проходило на базе перестройки социальноподобных биомобилизационных структур сообщества прямоходящих обезьян. У современных человекообразных обезьян наблюдаются зачатки таких структур в виде определённой и довольно устойчивой иерархии в животных сообществах. Вообще такие сообщества и образующиеся в них социальноподобные структуры у обезьян весьма разнообразны, тогда как у других животных они, как правило, довольно однообразны в каждом виде и строго установлены. Так, гиббоны и гамадрилы живут маленькими семейными группками, под руководством одного вожака, сообщества диких шимпанзе и горилл достигают 70–80 членов и периодически меняются за счёт соседних групп. Для шимпанзе характерен особенно непостоянный характер групповых связей, они собираются на определённой территории, кормятся на ней в течение нескольких часов, дней или недель, затем расстаются, переходят в другие группы. Встречи старых знакомых сопровождаются объятиями и дружескими знаками внимания, как у людей. Но могут жить шимпанзе и обособленными группами.

Замкнутыми группами живут павианы и резусы с большим числом членов. В очень больших сообществах протекает жизнь бабуинов, а в сообществах японских макак царит строжайшая иерархия, напоминающая восточную деспотию. Определённая иерархия может складываться и между отдельными группами. Внутригрупповая иерархия складывается не только между особями, но и между малыми группами обезьян. Российский исследователь Г. Матюшин, обобщая наблюдения иностранных коллег над сообществами горилл, пишет по этому поводу:

«По иерархии после самцов с поседевшими спинами следуют взрослые самцы с чёрными спинами, которые, как и самки, стоят выше молодых животных. Один из убелённых сединой самцов – вожак. Его примеру подражают все. Если он сооружает на кусте или на земле гнездо из веток, другие немедленно принимаются за дело; он отправляется в путь – все следуют за ним» (Матюшин Г.Н. У истоков человечества – М.: Мысль, 1982, с. 56).

Завоевание открытых пространств степей и лесостепей потребовало от предков человека резкого увеличения числа членов сообществ и чрезвычайного усложнения биосоциальных взаимоотношений в этих сообществах. Вряд ли правы те исследователи, которые по аналогии со стаями человекообразных обезьян оценивают численность ранних первобытных сообществ «в несколько десятков, скорее всего 20–30 взрослых членов», как это делают, например, А. Хомутов и С. Кульба (Хомутов А.Е., Кульба С.Н. Антропология – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006 – 384 с., с. 227).

Ближе к истине, как представляется, точка зрения Н. Воронцова, который указывает на закономерность значительного роста численности сообществ диких животных в степях по сравнению с обитателями лесов. «Выход на открытые пространства, завоевание степей, – отмечает он, – привели к резкому увеличению размеров стада, переходу от семейно-группового к стадно-стайному образу жизни» (Воронцов Н.Н. Развитие эволюционных идей в биологии – М.: Издат. отдел УНЦ ДО МГУ, 1999 – 266 с., с. 18). Для сравнения Воронцов приводит небольшие группы горно-лесных антилоп и тысячные стада степных сайгаков, семейные группы по 20–30 лесных оленей и многотысячные стада тундровых оленей и т. д. Необъятная широта степей требует расширения территорий для прокорма и создаёт условия для повышения выживаемости сообществ с большим числом членов.

Рост численности приводит к двояким последствиям: повышается и беспорядок в биосоциальных отношениях, и потребность в установлении разнообразных форм порядка и иерархии. Иерархия становится многоуровневой, пропадает ясность в отношениях доминирования, их приходится выяснять повторно или даже многократно, что порождает многочисленные конфликты и драки, опасность которых возрастает с началом применения оружия. Внутривидовая борьба за существование нередко принимает характер войны всех против всех. Но такие сообщества, в которых анархия, столкновение особей и группировок принимали неконтролируемый характер, как правило, не выживали, устранялись естественным отбором. Выживали и приобретали способность сопротивляться отбору лишь те сообщества, в которых проявлениям агрессии противостояла сила сплочённой группировки, идущей за вожаком. Такая группировка и становилась сердцевиной мобилизационной структуры. Но жизнеспособные сообщества могли эволюционировать по разным вариантам.

Первым из этих вариантов мог быть такой, при котором лидирующая группировка не управляла сообществом в целом, но обладала инициативой в организации походов за добычей, распределяла свободно участвующих в охоте особей по группам. Она обладала мобилизующей, но не управляющей функцией. Мобилизация на деятельность лишь эпизодически перерастала в управляющую деятельность, но за пределами общей деятельности каждый индивид был свободен и мог добывать еду по собственному усмотрению.

Второй вариант мог выражаться в жёстком деспотическом лидерстве наиболее свирепого и агрессивного вожака, опиравшегося на столь же жестокую и агрессивную группировку. Такая социомобилизационная структура имела свои преимущества и была необходима в условиях, при которых растительная пища была скудной, не могла прокормить данное сообщество, а добывать животную пищу приходилось любыми средствами, в том числе и посредством каннибализма, т. е. пожирания себе подобных. Такая структура, державшаяся на абсолютном доминировании вожака, была наиболее прочной, пока он обладал превосходством силы, но когда он почему-то ослабевал или начинал стареть, всё сообщество погружалось в хаос, анархию и столкновения враждующих группировок. Так уже на заре человеческого рода могли формироваться предпосылки деспотического типа мобилизации, при котором члены сообщества силой «сгонялись» на выполнение определённых функций.

Третий вариант мог быть связан с самоорганизацией сообщества, в особенности при переселении на новые места обитания со сложными или необычными условиями существования. В этих условиях от сплочения сообщества зависело само существование каждого члена, и вожаком становился не наиболее сильный и агрессивный, а наиболее опытный и коммуникабельный индивид, способный объединить усилия всех для пользы каждого. При третьем варианте более успешным становилось создание орудий и создание комфортных условий для членов общества.

Все три варианта могли последовательно сменять друг друга в зависимости от изменения условий существования. Соответственно, одним из решающих факторов выживания первобытных сообществ в процессе антропогенеза становились качества лидера. Лидер является связующим звеном всё ещё рыхлых, нестабильных социально-мобилизационных структур, во многом определяющим их состояние и выживание, а значит, шанс на продолжение антропогенеза.

Две основных отрасли первобытной «экономики» – охота и собирательство – взаимно дополняли друг друга и как факторы антропогенеза, и как факторы формирования первичных социальноподобных мобилизационных структур. Различие между собирательством и охотой образует демаркационную линию между правотой учёных, называющих сообщество предков человека первобытным стадом или первобытной стаей. Сообщества собирателей было настоящим стадом, бродящим по степи в поисках корма, чтобы утолить голод чем угодно – ягодами, грибами, кореньями, улитками, насекомыми, семенами злаков – и в этом мало отличалось от сообществ травоядных. Когда же наиболее активная часть собирателей отправлялась на охоту, чтобы получить хотя бы малейший шанс на успех, они должны были уже быть определённым образом отмобилизованы, вооружены, организованы и управляемы.

Загонная охота первобытных сообществ в некотором смысле может ассоциироваться со стаей хищников. Но хищники добывают себе пропитание главным образом преследованием жертв. Недаром говорится, что волка кормят ноги. Стая волков при опытном вожаке также способна загонять преследуемую жертву, окружая её в процессе погони. Но совсем другой характер носила загонная охота в сообществе протолюдей.

Будучи неспособны к беговому соревнованию с объектами охоты, сообщества предлюдей были вынуждены распределять роли в процессе охоты, что привело к более или менее постоянному распределению функций между охотниками, разделению биологической работы, ставшему в конечном счёте предпосылкой разделения труда.

Биосоциальные мобилизационные структуры были необходимы предкам человека не только для добычи пищи, но и для расселения и постоянного продвижения в новые места обитания. Сообщества предлюдей, исчерпав запасы пищи в одних местах, продвигались в другие. Происходили изменения и в самих сообществах: из больших сообществ выделялись средние и малые, и наоборот, средние и малые разрастались или соединялись в большие. Переселения приводили к завоеванию новых сред обитания и порождали такой фактор антропогенеза, как универсальное приспособлению к различным условиям существования.

Важную роль в качестве фактора антропогенеза сыграло и использование огня. Оно наряду с изготовлением орудий считалось одним из наиболее надёжных критериев окончательного выделения человека из животного царства. Ни одно животное не способно на пользование огнём, который можно рассматривать как природное по происхождению орудие человека, обеспечивающее получение тепловой энергии. Древесные обломки были первыми энергоносителями, позволявшими формирующемуся человеку осваивать новые среды обитания, выживать в холодных климатических зонах, в холодные времена года и при глобальных похолоданиях, а также размягчать твёрдую пищу приготовлением её на огне, делать её более вкусной и питательной, легче усвояемой, получать из неё больше энергии, несмотря на определённые потери витаминов.

Не умея ещё добывать огонь искусственно, предки человека длительное время поддерживали его, подбрасывая сухой хворост и сучья. Так, в пещере Чжоукоудянь в Китае на стоянке синантропов был обнаружен семиметровый слой золы и пепла, что недвусмысленно свидетельствовало о поддержании огня в течение многих лет. Огонь мог служить и оружием в борьбе против хищников, которые все как один панически боялись огня. Похищение огня у природы стало одной из важных предпосылок формирования протоцивилизации, а на её основе – и цивилизации. Однако археолого-исторические исследования показали, что пользование огнём, как и изготовление орудий труда – это только фактор антропогенеза, а не свидетельство его завершённости, не критерий окончательного перехода той грани, которая отделяет человека от животного царства. Переходные к человеку формы пользовались огнём и изготовляли простейшие орудия, но они были полуживотными, полулюдьми, обезьянолюдьми и по своей морфофизиологической организации, и по состоянию социально-мобилизационных структур, которые лежали в основе их биосоциальных сообществ.

Наконец, определённое место среди факторов антропогенеза принадлежало и особенностям половых отношений, сексуальной мобилизации и полового отбора в предчеловеческих и первобытных человеческих сообществах.